THE GUNS OF NAVARONNE by Alistair Maclean.

CHAPTER 1 Prelude: Sunday 0100--0900 The hurrying figure of the air commodore was already almost lost to sight. Mallory took a deep breath and turned suddenly towards Jensen. "Look, sir, just what _is_ all this? What's all the flap, all the secrecy about? And why am I involved in it? Good lord, sir, it was only yesterday that I was pulled out of Crete, relieved at eight hours' notice. A month's leave, I was told. And what happens?" "Well," Jensen murmured, "what did happen?" "No leave," Mallory said bitterly. "Not even a night's sleep. Just hours and hours in the S.O.E. Headquarters, answering a lot of silly, damnfool questions about climbing in the Southern Alps. Then hauled out of bed at midnight, told I was to meet you, and then driven for hours across the blasted desert by a mad Scotsman who sang drunken songs and asked hundreds of even more silly, damnfool questions!" "One of my more effective disguises, I've always thought," Jensen said smugly. "Personally, I found the journey most entertaining!" "One of your--" Mallory broke off, appalled at the memory of the things he had said to the elderly, bewhiskered Scots captain who had driven the command vehicle. "I--I'm terribly sorry, sir. I never realised--" "Of course you didn't!" Jensen cut in briskly. "You weren't supposed to. Just wanted to find out if you were the man for the job. I'm sure you are--I was pretty sure you were before I pulled you out of Crete. But where you got the idea about leave I don't know. The sanity of the S.O.E. has often been questioned, but even we aren't given to sending a flying-boat for the sole purpose of enabling junior officers to spend a month wasting their substance among the flesh-pots of Cairo," be finished dryly. "I still don't know--" "Patience, laddie, patience--as our worthy commodore has just advocated. Time is endless. To wait, and to keep on waiting--that is to be of the East." "To total four hours' sleep in three days is not," Mallory said feelingly. "And that's all I've had. . . . Here they come!" Both men screwed up their eyes in automatic reflex as the fierce glare of the landing lights struck at them, the flare path arrowing off into the outer darkness. In less than a minute the first bomber was down, heavily, awkwardly, taxi-ing to a standstill just beside them. The grey camouflage paint of the after fuselage and tailplanes was riddled with bullet and cannon shells, an aileron was shredded and the port outer engine out of commission, saturated in oil. The cabin perspex was shattered and starred in a dozen places. For a long time Jensen stared at the holes and scars of the damaged machine, then shook his head Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html and looked away. "Four hours' sleep, Captain Mallory," he said quietly. "Four hours. I'm beginning to think that you can count yourself damn' lucky to have had even that much." The interrogation room, harshly lit by two powerful, unshaded lights, was uncomfortable and airless. The furniture consisted of some battered wall-maps and charts, a score or so of equally scuffed chairs and an unvarnished deal table. The commodore, flanked by Jensen and Mallory, was sitting behind this when the door opened abruptly and the first of the flying crews entered, blinking rapidly in the fierceness of the unaccustomed light They were led by a dark-haired, thick-set pilot, trailing helmet and flying-suit in his left hand. He had an Anzac bush helmet crushed on the back of his head, and the word "Australia" emblazoned in white across each khaki shoulder. Scowling, wordlessly and without permission, he sat down in front of them, produced a pack of cigaottes and rasped a match across the surface of the table. Mallory looked furtively at the commodore. The commodore just looked resigned. He even sounded resigned. "Gentlemen, this is Squadron Leader Torrance. Squadron Leader Torrance," he added unnecessarily, "is an Australian." Mallory had the impression that the commodore rather hoped this would explain some things, Squadron Leader Torrance among them. "He led tonight's attack on Navarone. Bill, these gentlemen here--Captain Jensen of the Royal Navy, Captain Mallory of the Long Range Desert Group--have a very special interest in Navarone. How did things go to-night?" Navarone! So that's why I'm here to-night, Mallory thought. Navarone. He knew it well, rather, knew of it. So did everyone who had served any time at all in the Eastern Mediterranean: a grim, impregnable iron fortress off the coast of Turkey, heavily defended by--it was thought--a mixed garrison of Germans and Italians, one of the few Aegean islands on which the Allies had been unable to establish a mission, far less recapture, at some period of the war. . . . He realised that Torrance was speaking, the slow drawl heavy with controlied anger. "Bloody awful, sir. A fair cow, it was, a real suicide do." He broke off abruptly, stared moodily with compressed lips through his own drifting tobacco smoke. "But we'd like to go back again," he went on. "Me and the boys here. Just once. We were talking about it on the way home." Mallory caught the deep murmur of voices in the background, a growl of agreement. 'We'd like to take with us the joker who thought this one up and shove him out at ten thousand over Navarone, without benefit of parachute." "As bad as that, Bill?" "As bad as that, sir. We hadn't a chance. Straight up, we really hadn't. First off, the weather was against us-- the jokers in the Met. office were about as right as they usually are." "They gave you clear weather?" "Yeah. Clear weather. It was ten-tenths over the target," Torrance said bitterly. "We had to go down to fifteen hundred. Not that it made any difference. We would have to have gone down lower than that anyway--about three thousand feet below sea-level, then fly up the way: that cliff overhang shuts the target clean off. Might as well have dropped a shower of leaflets asking them to spike their own bloody guns. . . . Then they've got every second A.A. gun in the south of Europe concentrated along this narrow Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html 50-degree vector--the only way you can approach the target, or anywhere near the target. Russ and Conroy were belted good and proper on the way in. Didn't even get half-way towards the harbour.... They never had a chance." "I know, I know." The commodore, nodded heavily. 'We heard. W/T reception was good. . . . And McIlveen ditched just north of Alex?" "Yeah. But he'll be all right. The old crate was still awash when we passed over, the big dinghy was out and it was as smooth as a millpond. He'll be all right," Torrance repeated. The commodore nodded again, and Jensen touched his sleeve. "May I have a word with the Squadron Leader?" "Of course, Captain. You don't have to ask." "Thanks." Jensen looked across at the burly Australian and smiled faintly. "Just one little question, Squadron Leader. You don't fancy going back there again?" "Too bloody right, I don't!" Torrance growled. "Because?" "Because I don't believe in suicide. Because I don't believe in sacrificing good blokes for nothing. Because I'm not God and I can't do the impossible." There was a flat finality in Torrance's voice that carried conviction, that brooked no argument. "It is impossible, you say?" Jensen persisted. "This is terribly important." "So's my life. So are the lives of all these jokers." Torrance jerked a big thumb over his shoulder. "It's impossible, sir. At least, it's impossible for us." He drew a weary hand down his face. "Maybe a Dornier flyingboat with one of these new-fangled radio-controlled glider-bombs might do it and get off with it. I don't know. But I do know that nothing we've got has a snowball's chance in hell. Not," he added bitterly, "unless you cram a Mosquito full of T.N.T. and order one of us to crash-dive it at four hundred into the mouth of the gun cave. That way there's always a chance." "Thank you, Squadron Leader--and all of you." Jensen was on his feet. "I know you've done your very best, no one could have done more. And I'm sorry. Commodore?" "Right with you, gentlemen." He nodded to the bespectacled Intelligence officer who had been sitting behind them to take his place, led the way out through a side door and into his own quarters. "Well, that is that, I suppose." He broke the seal of a bottle of Talisker, brought out some glasses. "You'll have to accept it as final, Jensen. Bill Torrance's is the senior, most experienced squadron left in Africa to-day. Used to pound the Ploesti oil wells and think it a helluva skylark. If anyone could have done to-night's job it was Bill Torrance, and if he says it's impossible, believe me, Captain Jensen, it can't be done." "Yes." Jensen looked down sombrely at the golden amber of the glass in his hand. "Yes, I know. I almost knew before, but I couldn't be sure, and I couldn't take the chance of being wrong. . . . A terrible Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html pity that it took the lives of a dozen men to prove me right . . . There's just the one way left, now." "There's just the one," the commodore echoed. He lifted his glass, shook his head. "Here's luck to Kheros!" "Here's luck to Kheros!" Jensen echoed in turn. His face was grim. "Look!" Mallory begged. "I'm completely lost. Would somebody please tell me--" "Kheros," Jensen interrupted. "That was your cue call, young man. All the world's a stage, laddie, etcetera, and this is where you tread the boards in this particular little comedy." Jensen's smile was quite mirthless. "Sorry you've missed the first two acts, but don't lose any sleep over that. This is no bit part: you're going to be the star, whether you like it or not. This is it. Kheros, Act 3, Scene 1. Enter Captain Keith Mallory." Neither of them had spoken in the last ten minutes. Jensen drove the big Humber command car with the same sureness, the same relaxed efficiency that hallmarked everything he did: Mallory still sat hunched over the map on his knees, a large-scale Admiralty chart of the Southern Aegean illuminated by the hooded dashboard light, studying an area of the Sporades and Northern Dodecanese heavily squared off in red pencil. Finally he straightened up and shivered. Even in Egypt these late November nights could be far too cold for comfort. He looked across at Jensen. "I think I've got it now, sir." "Good!" Jensen gazed straight ahead along the winding grey ribbon of dusty road, along the white glare of the headlights that cleaved through the darkness of the desert. The beams lifted and dipped, constantly, hypnotically, to the cushioning of the springs on the rutted road. "Good!" he repeated. "Now, have another look at it and imagine yourself standing in the town of Navarone--that's on the almost circular bay on the north of the island? Tell me, what would you see from there?" Mallory smiled. "I don't have to look again, sir. Four miles or so away to the east I'd see the Turkish coast curving up north and west to a point almost due north of Navarone--a very sharp promontory, that, for the coastline above curves back almost due east. Then, about sixteen miles away, due north beyond this promontory--Cape Demirci, isn't it?--and practically in a line with it I'd see the island of Kheros. Finally, six miles to the west is the island of Maidos, the first of the Lerades group. They stretch away in a north-westerly direction, maybe fifty miles." "Sixty." Jensen nodded. "You have the eye, my boy. You've got the guts and the experience--a man doesn't survive eighteen months in Crete without both. You've got one or two special qualifications I'll mention by and by." He paused for a moment, shook his head slowly. "I only hope you have the luck--all the luck. God alone knows you're going to need it." Mallory waited expectantly, but Jensen had sunk into some private reverie. Three minutes passed, perhaps five, and there was only the swish of the tyres, the subdued hum of the powerful engine. Presently Jensen stirred and spoke again, quietly, still without taking his eyes off the road. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "This is Saturday--rather, it's Sunday morning now. There are one thousand two hundred men on the island of Kheros--one thousand two hundred British soldiers--who will be dead, wounded or prisoner by next Saturday. Mostly, they'll be dead." For the first time he looked at Mallory and smiled, a brief smile, a crooked smile, and then it was gone. "How does it feel to hold a thousand lives in your hands, Captain Mallory?" For long seconds Mallory looked at the impassive face beside him, then looked away again. He stared down at the chart. Twelve hundred men on Kheros, twelve hundred men waiting to die. Kheros and Navarone, Kheros and Navarone. What was that poem again, that little jingle that he'd learnt all these long years ago in that little upland village in the sheeplands outside Queenstown? Chimborazo--that was it. "Chimborazo and Cotopaxi, you have stolen my heart away." Kheros and Navarone--they had the same ring, the same indefinable glamour, the same wonder of romance that took hold of a man and stayed with him. Kheros and--angrily, almost, he shook his head, tried to concentrate. The pieces of the jig-saw were beginning to click into place, but slowly. Jensen broke the silence. "Eighteen months ago, you remember, after the fall of Greece, the Germans had taken over nearly all the islands of the Sporades: the Italians, of course, already held most of the Dodecanese. Then, gradually, we began to establish missions on these islands, usually spear-headed by your people, the Long Range Desert Group or the Special Boat Service. By last September we had retaken nearly all the larger islands except Navarone--it was too damned hard a nut, so we just by-passed it--and brought some of the garrisons up to, and beyond, battalion strength." He grinned at Mallory. "You were lurking in your cave somewhere in the White Mountains at the time, but you'll remember how the Germans reacted?" "Violently?" Jensen nodded. "Exactly. Very violently indeed. The political importance of Turkey in this part of the world is impossible to over-estimate--and she's always been a potential partner for either Axis or Allies. Most of these islands are only a few miles off the Turkish coast. The question of prestige, of restoring confidence in Germany, was urgent." "So?" "So they flung in everything--paratroopers, airborne troops, crack mountain brigades, hordes of Stukas--I'm told they stripped the Italian front of dive-bombers for these operations. Anyway, they flung everything in--the lot. In a few weeks we'd lost over ten thousand troops and every island we'd ever recaptured--except Kheros." "And now it's the turn of Kheros?" "Yes." Jensen shook out a pair of cigarettes, sat silently until Mallory had lit them and sent the match spinning through the window towards the pale gleam of the Mediterranean lying north below the coast road. "Yes, Kheros is for the hammer. Nothing that we can do can save it. The Germans have absolute air superiority in the Aegean. . . ." "But--but how can you be so sure that it's this week?" Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Jensen sighed. "Laddie, Greece is fairly hotching with Allied agents. We have over two hundred in the Athens-Piraeus area alone and--" "Two hundred!" Mallory interrupted incredulously. "Did you say--" "I did." Jensen grinned. "A mere bagatelle, I assure you, compared to the vast hordes of spies that circulate freely among our noble hosts in Cairo and Alexandria." He was suddenly serious again. "Anyway, our information is accurate. An armada of caiques will sail from the Piraeus on Thursday at dawn and island-hop across the Cyclades, holing up in the islands at night." He smiled. "An intriguing situation, don't you think? We daren't move in the Aegean in the daytime or we'd be bombed out of the water. The Germans don't dare move at night. Droves of our destroyers and M.T.B.s and gunboats move into the Aegean at dusk: the destroyers retire to the South before dawn, the small boats usually lie up in isolated islands creeks. But we can't stop them from getting across. They'll be there Saturday or Sunday--and synchronise their landings with the first of the airborne troops: they've scores of Junkers 52s waiting just outside Athens. Kheros won't last a couple of days." No one could have listened to Jensen's carefully casual voice, his abnormal matter-of-factness and not have believed him. Mallory believed him. For almost a minute he stared down at the sheen of the sea, at the faery tracery of the stars shimmering across its darkly placid surface. Suddenly he swung around on Jensen. "But the Navy, sir! Evacuation! Surely the Navy--" "The Navy," Jensen interrupted heavily, "is not keen. The Navy is sick and tired of the Eastern Med. and the Aegean, sick and tired of sticking out its long-suffering neck and having it regularly chopped off--and all for sweet damn all. We've had two battleships wrecked, eight cruisers out of commission--four of them sunk-- and over a dozen destroyers gone. . . . I couldn't even start to count the number of smaller vessels we've lost. And for what? I've told you--for sweet damn all! Just so's our High Command can play round-and-round- the-rugged-rocks and who's the-king-of-the-castle with their opposite numbers in Berlin. Great fun for all concerned--except, of course, for the thousand or so sailors who've been drowned in the course of the game, the ten thousand or so Tommies and Anzacs and Indians who suffered and died on these same islands--and died without knowing why." Jensen's hands were white-knuckled on the wheel, his mouth tight-drawn and bitter. Mallory was surprised, shocked almost, by the vehemence, the depth of feeling; it was so completely out of character. . . . Or perhaps it was in character, perhaps Jensen knew a very great deal indeed about what went on on the inside. "Twelve hundred men, you said, sir?" Mallory asked quietly. "You said there were twelve hundred men on Kheros?" Jensen flickered a glance at him, looked away again. "Yes. Twelve hundred men." Jensen sighed. "You're right, laddie, of course, you're right. I'm just talking off the top of my head. Of course we can't leave them there. The Navy will do its damnedest. What's two or three more destroyers--sorry, boy, sorry, there I go again. . . . Now listen, and listen carefully. "Taking 'em off will have to be a night operation. There isn't a ghost of a chance in the daytime--not Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html with two-three hundred Stukas just begging for a glimpse of a Royal Naval destroyer. It'll have to be destroyers-- transports and tenders are too slow by half. And they can't possibly go northabout the northern tip of the Lerades--they'd never get back to safety before daylight. It's too long a trip by hours." "But the Lerades is a pretty long string of Islands," Mallory ventured. "Couldn't the destroyers go through--" "Between a couple of them? Impossible." Jensen shook his head. "Mined to hell and back again. Every single channel. You couldn't take a dinghy through." "And the Maidos-Navarone channel. Stiff with mines also, I suppose?" "No, that's a clear channel. Deep water--you can't moor mines in deep water." "So that's the route you've got to take, isn't it, sir? I mean, they're Turkish territorial waters on the other side and we--" "We'd go through Turkish territorial waters to-morrow, and in broad daylight, if it would do any good," Jensen said flatly. "The Turks know it and so do the Germans. But all other things being equal, the Western channel is the one we're taking. It's a clearer channel, a shorter route--and it doesn't involve any unnecessary international complications." "All other things being equal?" "The guns of Navarone." Jensen paused for a long time, then repeated the words, slowly, expressionlessly, as one would repeat the name of some feared and ancient enemy. "The guns of Navarone. They make everything equaL They cover the northern entrances to both channels. We could take the twelve hundred men off Kheros to-night----if we could silence the guns of Navarone." Mallory sat silent, said nothing. He's coming to it now, he thought. "These guns are no ordinary guns," Jensen went on quietly. "Our naval experts say they're about nine-inch rifle barrels. I think myself they're more likely a version of the 210 mm. 'crunch' guns that the Germans are using in Italy--our soldiers up there hate and fear those guns more than anything on earth. A dreadful weapon--shell extremely slow in flight and damnably accurate. Anyway," he went on grimly, "whatever they were they were good enough to dispose of the _Sybaris_ in five minutes flat." Mallory nodded slowly. "The _Sybaris?_ I think I heard--" "An eight-inch cruiser we sent up there about four months ago to try conclusions with the Hun. Just a formality, a routine exercise, we thought. The _Sybaris_ was blasted out of the water. There were seventeen survivors." "Good God!" Mallory was shocked. "I didn't know--" "Two months ago we mounted a large-scale amphibious attack on Navarone." Jensen hadn't even heard the interruption. "Commandos, Royal Marine Commandos and Jellicoe's Special Boat Service. Less than an even chance, we knew--Navarone's practically solid cliff all the way round. But then these were very special men, probably the finest assault troops in the world today." Jensen paused for almost a Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html minute, then went on very quietly. "They were cut to ribbons. They were massacred almost to a man. "Finally, twice in the past ten days-we've seen this attack on Kheros coming for a long time now--we sent in parachute saboteurs: Special Boat Service men." He shrugged his shoulders helplessly. "They just vanished." "Just like that?" "Just like that. And then to-night--the last desperate fling of the gambler and what have you." Jensen laughed, briefly and without humour. "That interrogation hut--I kept pretty quiet in there to-night, I tell you. I was the 'joker' that Torrance and his boys wanted to heave out over Navarone. I knew it was hopeless-but it had to be done." The big Humber was beginning to slow down now, running silently between the tumble-down shacks and hovels that line the Western approach to Alexandria. The sky ahead was already beginning to streak in the first tenuous greys of the false dawn. "I don't think I'd be much good with a parachute," Mallory said doubtfully. "In fact, quite frankly, I've never even _seen_ a parachute." "Don't worry," Jensen said briefly. "You won't have to use one. You're going into Navarone the hard way." Mallory waited for more, but Jensen had fallen silent, intent on avoiding the large potholes that were beginning to pock the roadway. After a time Mallory asked: "Why me, Captain Jensen?" Jensen's smile was barely visible in the greying darkness. He swerved violently to avoid a gaping hole and straightened up again. "Scared?" "Certainly I'm scared. No offence intended, sir, but the way you talk you'd scare anyone. . . . But that wasn't what I meant." "I know it wasn't. Just my twisted humour.. . Why you? Special qualifications, laddie, just like I told you. You speak Greek like a Greek. You speak German like a German. Skilled saboteur, first-class organiser and eighteen unscathed months in the White Mountains of Crete-- a convincing demonstration of your ability to survive in enemy-held territory." Jensen chuckled. "You'd be surprised to know just how complete a dossier I have on you!" "No, I wouldn't." Mallory spoke with some feeling. "And," he added, "I know of at least three other officers with the same qualifications." "There are others," Jensen agreed. "But there are no other Keith Mallorys. Keith Mallory," Jensen repeated rhetorically. "Who hadn't heard of Keith Mallory in the palmy, balmy days before the war? The finest mountaineer, the greatest rock climber New Zealand has ever produced--and by that, of course, New Zealanders mean the world. The human fly, the climber of the unclimbable, the scaler of vertical cliffs and impossible precipices. The entire south coast of Navarone," said Jensen cheerfully, "consists of one vast, impossible precipice. Nary a hand or foot-hold in sight." Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "I see," Mallory murmured. "I see indeed. 'Into Navarone the hard way.' That was what you said." "That was," Jensen acknowledged. "You and your gang--just four others. Mallory's Merry Mountaineers. Hand-picked. Every man a specialist. You'll meet them all tomorrow--this afternoon, rather." They travelled in silence for the next ten minutes, turned up right from the dock area, jounced their uncomfortable way over the massive cobbles of the Rue Souers, slewed round into Mohammed All square, passed in front of the Bourse and turned right down the Sherif Pasha. Mallory looked at the man behind the wheel. He could see his face quite clearly now in the gathering light. "Where to, sir?" "To see the only man in the Middle East who can give you any help now. Monsieur Eugene Viachos of Navarone." "You are a brave man, Captain Mallory." Nervously Eugene Viachos twisted the long, pointed ends of his black moustache. "A brave man and a foolish one, I would say--but I suppose we cannot call a man a fool when he only obeys his orders." His eyes left the large drawing lying before him on the table and sought Jensen's impassive face. "Is there no other way, Captain?" he pleaded. Jensen shook his head slowly. "There are. We've tried them all, sir. They all failed. This is the last." "He must go, then?" "There are over a thousand men on Kheros, sir." Vlachos bowed his head in silent acceptance, then smiled faintly at Mallory. "He calls me 'sir.' Me, a poor Greek hotel-keeper and Captain Jensen of the Royal Navy calls me 'sir.' It makes an old man feel good." He stopped, gazed off vacantly into space, the faded eyes and tired, lined face soft with memory. "An old man, Captain Mallory, an old man now, a poor man and a sad one. But I wasn't always, not always. Once I was just middle-aged, and rich and well content. Once I owned a lovely land, a hundred square miles of the most beautiful country God ever sent to delight the eyes of His creatures here below, and how well I loved that land!" He laughed self-consciously and ran a hand through his thick, greying hair. "Ah, well, as you people say, I suppose it's all in the eye of the beholder. 'A lovely land,' I say. 'That blasted rock,' as Captain Jensen has been heard to describe it out of my hearing." He smiled at Jensen's sudden discomfiture. "But we both give it the same name--Navarone." Startled, Mallory looked at Jensen. Jensen nodded. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "The Vlachos family has owned Navarone for generations. We had to remove Monsieur Viachos in a great hurry eighteen months ago. The Germans didn't care overmuch for his kind of collaboration." "It was--how do you say--touch and go," Vlachos nodded. "They had reserved three very special places for my two sons and myself in the dungeons in Navarone. . . . But enough of the Viachos family. I just wanted you to know, young man, that I spent forty years on Navarone and almost four days"--he gestured to the table--"on that map. My information and that map you can trust absolutely. Many things will have changed, of course, but some things never change. The mountains, the bays, the passes, the caves, the roads, the houses and, above all, the fortress itself--these have remained unchanged for centuries, Captain Mallory." "I understand, sir." Mallory folded the map carefully, stowed it away in his tunic. "With this, there's always a chance. Thank you very much." "It is little enough, God knows." Viachos's fingers drummed on the table for a moment, then he looked up at Mallory. "Captain Jensen informs me that most of you speak Greek fluently, that you will be dressed as Greek peasants and will carry forged papers. That is well. You will be--what is the word?--self-contained, will operate on your own." He paused, then went on very earnestly. "Please do not try to enlist the help of the people of Navarone. At all costs you must avoid that. The Germans are ruthless. I know. If a man helps you and is found out, they will destroy not only that man but his entire village--men, women and children. It has happened before. It will happen again." "It happened in Crete," Mallory agreed quietly. "I've seen it for myself." "Exactly." Vlachos nodded. "And the people of Navarone have neither the skifi nor the experience for suecessful guerrilla operations. They have not had the chance--German surveillance has been especially severe in our island." "I promise you, sir--" Mallory began. Vlachos held up his hand. "Just a moment. If your need is desperate, really desperate, there are two men to whom you may turn. Under the first plane tree in the village square of Margaritha--at the mouth of the valley about three miles south of the fortress--you will find a man called Louki. He has been the steward of our family for many years. Louki has been of help to the British before--Captain Jensen will confirm that--and you can trust him with your life. He has a friend, Panayis: he, too, has been useful in the past." "Thank you, sir. I'll remember. Louki and Panayis and Margaritha--the first plane tree in the square." "And you will refuse all other aid, Captain?" Vlachos asked anxiously. "Louki and Panayis--only these two," he pleaded. "You have my word, sir. Besides, the fewer the safer for us as well as your people." Mallory was surprised at the old man's intensity. "I hope so, I hope so." Viachos sighed heavily. Mallory stood up, stretched out his hand to take his leave. "You're worrying about nothing, sir. They'll never see us," he promised confidently. "Nobody will see us--and we'll see nobody. We're after only one thing--the guns." "Ay, the guns--those terrible guns." Vlachos shook his head. "But just suppose--" "Please. It will be all right," Mallory insisted quietly. "We will bring harm to none--and least of all to your islanders." "God go with you to-night," the old man whispered. "God go with you to-night. I only wish that I could go too.

Глава 1 Вступление Воскресенье. 01:00-09:00 Силуэт полковника стал едва различим. Повернувшись к Дженсену, Мэллори со вздохом спросил: — Что это все значит, сэр? Что за спешка, что за таинственность? И при чем тут я? Вчера меня вывезли с Крита, предупредив всего за восемь часов. Обещали месячный отпуск. А на самом деле... — Действительно, что же на самом деле? — буркнул Дженсен. — Черта с два, а не отпуск! — с досадой ответил Мэллори. — Даже выспаться не дали. Продержали несколько часов в штабе, зачем-то расспрашивали о моих восхождениях на вершины Южных Альп. Среди ночи подняли с постели, сказали, будто я должен встретиться с вами. Вместо этого какой-то придурок шотландец долго возил меня по пустыне, орал пьяные песни, засыпая меня идиотскими вопросами. — Я так и думал, что это будет один из самых удачных моих розыгрышей, — самодовольно произнес Дженсен. — Мне лично прогулка очень понравилась. — Один из ваших... — Мэллори умолк, с ужасом вспомнив все, что наговорил пожилому шотландцу, капитану с бакенбардами, сидевшему за рулем. — Страшно виноват, сэр. Никак не думал, что это вы... — Еще бы, — живо отозвался Дженсен. — Так было задумано. Я хотел выяснить, тот ли вы человек, который мне нужен. Теперь я уверен, что тот. А с чего вы решили, что вам дадут отпуск? Часто сомневаются, что в нашей конторе люди в здравом уме, но даже нам не пришло бы в голову отправить гидроплан за младшим офицером затем лишь, чтобы тот смог развлечься в каирских борделях, — сухо закончил каперанг. — И все же не понимаю... — Терпение, приятель, терпение. Что тебе советовал наш почтенный полковник? Время беспредельно. Ждать, и ждать бесконечно, — вот что такое Восток. — Вдобавок, всего четыре часа сна за трое суток, сварливо сказал Мэллори. — Прилетели! Ослепленные светом посадочных фар, пронзивших ночной мрак, оба офицера зажмурились. Меньше чем минуту спустя грузно и неуклюже приземлился первый бомбардировщик. Пробежав по взлетно-посадочной полосе, остановился у группы встречающих. Окрашенные в маскировочные цвета фюзеляж и хвостовое оперение изрешечены авиационными снарядами. Элероны изувечены, левый крайний мотор выведен из строя и залит маслом. Плексиглас фонаря в трещинах и пробоинах. Внимательно осмотрев отверстия и вмятины, Дженсен покачал головой и отвернулся. — Говорите, четыре часа спали, капитан Мэллори? переспросил он спокойно. — Повезло. Хоть столько удалось соснуть. В ярко освещенном двумя лампами помещении командного пункта было душно и неуютно. На стенах истрепанное географические и морские карты, десятка два расшатанных стульев и некрашеный стол. За столом восседал полковник авиации, по бокам его Мэллори и Дженсен. Дверь распахнулась. Жмурясь от непривычно яркого света, вошли члены экипажа машины, приземлившейся первой. Шествие возглавлял черноволосый коренастый пилот. В руке шлем и летный комбинезон. На плечах защитного цвета куртки белыми буквами выведено: «Австралия». Криво усмехнувшись, он молча, не спрашивая разрешения, сел, достал пачку сигарет и чиркнул спичкой о крышку стола. Краешком глаза Мэллори взглянул на полковника. Вид у того был подавленный. Да и говорил он как-то виновато. — Джентльмены, это командир эскадрильи Торранс. Австралиец, — добавил полковник, словно в этом была разгадка какой-то тайны. — Он осуществлял боевой вылет к острову Навароне... Билл, джентльмены, которых ты видишь, это капитан первого ранга военно-морского флота Дженсен и капитан рейнджеров Мэллори. Их очень интересует остров Навароне. Как прошла операция? «Навароне... Вот почему я здесь, — подумал Мэллори. Навароне. Об этом острове знает каждый, кто хоть недолго служил в Восточном Средиземноморье: мрачная, неприступная крепость неподалеку от турецкого побережья. Многочисленный гарнизон из немцев и итальянцев. Один из немногих островов Эгейского моря, который за весь период боевых действий союзникам не удалось ни блокировать, ни тем более захватить». Растягивая слова, Торранс заговорил. Он с трудом сдерживал гнев: — Будто в пекле побывали, сэр. Самоубийство, а не боевой вылет. — Окутанный табачным дымом, он внезапно умолк, задумчиво глядя перед собой. — И все же хотелось бы туда вернуться еще разок. На обратном пути мы толковали об этом с ребятами. Хотелось бы захватить с собой того мудака, который задумал эту операцию, и сбросить его над Навароне без парашюта. — Так плохи наши дела, Билл? — Дела ни к черту, сэр. Не было ни малейшего шанса. Ей-богу, ни малейшего. Во-первых, с погодой не повезло. Синоптики, как обычно, наврали с три бочки арестантов. — А обещали летную погоду? — Вот именно. Над целью сплошная облачность, — с горечью сказал Торранс. — Пришлось снизиться до четырехсот пятидесяти метров... Но даже если бы мы снизились до девятисот метров ниже уровня моря, а потом снова набрали высоту, ничего б не вышло. Карниз целиком закрывает цель. С таким же успехом можно было бы бросать фрицам листовки с просьбой взорвать эти проклятые пушки. На 50-градусном секторе немцы сосредоточили чуть ли не половину всех зениток Южной Европы. Причем именно там, где можно хоть как-то приблизиться к цели. Расса и Конроя сбили сразу. Даже до бухты не долетели. Спастись им не удалось. — Знаю, знаю, — угрюмо кивнул полковник, — мы их слышали. Радиосвязь была хорошей. А Макилвина сбили к северу от Александрии? — Да. Но с ним все в порядке. Его машина была еще на плаву, когда мы пролетали, а сам он сидел в тузике. Море было спокойно, словно пруд. С ним все в порядке, — повторил Торранс. Полковник снова кивнул. Дженсен коснулся его плеча. — Можно потолковать с комэском? — Конечно, каперанг. Могли бы и не спрашивать. — Спасибо. — Взглянув на крепыша-австралийца, Дженсен чуть улыбнулся. — Один вопрос, комэск. Вижу, вам не хочется слетать туда еще разок? — Вы правы, черт возьми! Не хочется, — прорычал Торранс. — И почему? — А потому, — взорвался Торранс. — Я противник самоубийств. И еще потому, что не хочу губить напрасно хороших ребят. Потому, что я не Бог и не способен творить чудеса, решительно заключил пилот. — Так вы утверждаете, что разбомбить их невозможно? — переспросил Дженсен. — Это страшно важно. — А для меня важна собственная шнура. И жизни вот этих парней. — Он ткнул пальцем назад. — Это невозможно. По крайней мере, для нас, сэр, — провел он рукой по лицу. Может быть, такую работу смог бы выполнить гидроплан «дорнье», оснащенный крылатыми бомбами, управляемыми по радио, не знаю. Зато я знаю, что наши бомбы для них что слону дробинка. Разве что нагрузить толом самолет типа «москито» и с высоты сто двадцать метров спикировать, влетев в устье пещеры, где установлены эти пушки. Вот тогда что-то получится. — Спасибо, комэск. И всем вам спасибо. — Дженсен встал. — Уверен, что вы сделали все, что смогли. Жаль, что не получилось... Итак, полковник? — Прошу, джентльмены. — Кивнув очкастому офицеру из разведки, чтобы тот занял его место за столом, полковник, сопровождаемый Мэллори и Дженсеном, прошел в свой кабинет. Вот так-то, джентльмены. — Сломав сургуч на бутылке «талискера», принес стаканы. — Билл Торранс командует лучшей эскадрильей в Африке. Не раз бомбил нефтяные промыслы в Плоешти. Для него это детская забава. Только Билл Торранс мог совершить этот вылет, и если он заявляет, что подавить батарею с воздуха невозможно, то так оно и есть, каперанг. — Теперь и я это вижу, — Дженсен хмуро разглядывал янтарное содержимое стакана. — Раньше я только предполагал... Страшно сожалею, что десятку человек пришлось погибнуть, чтобы развеять наши сомнения... Остается один выход... — Только один, — отозвался полковник и, подняв стакан, произнес: — За удачу тех, кто на Керосе. — За удачу тех, кто на Керосе, — повторил Дженсен. Лицо его оставалось угрюмым. — Послушайте, — взмолился Мэллори, — объясните, что происходит... — Керос, — прервал его Дженсен, — это реплика, предназначенная для тебя. Ведь мир — театр, приятель. Сейчас твой выход на сцену, — невесело усмехнулся каперанг. — Жаль, что ты пропустил два акта этой маленькой комедии, больше спать нельзя. Тебе предстоит сыграть главную роль, хочешь ты этого или нет. Итак, начали. Место действия остров Керос. Действие третье. Явление первое. На сцену выходит капитан Кейт Мэллори. За последние десять минут никто не произнес ни слова. Дженсен вел тяжелый штабной «хамбер» уверенно и непринужденно, как делал все, за что бы ни брался. Мэллори склонился над развернутой на коленях крупномасштабной адмиралтейской картой южного района Эгейского моря, освещенной лампочкой на доске приборов. Он изучал обведенный жирным красным карандашом район Спорадского архипелага и северной части островов Додеканес. Потом выпрямился, передернул плечами, — в конце ноября ночью прохладно даже в Египте, — и взглянул на Дженсена. — По-моему, я все запомнил, сэр. — Вот и хорошо! — Дженсен смотрел вперед на вьющуюся серую ленту дороги, освещенную белыми снопами, разрезавшими мрак пустыни, которые подпрыгивали вместе с машиной на ухабах. — Вот и хорошо, — повторил он. — А теперь взгляни на карту еще раз и представь, что ты в городе Навароне. Он на берегу овальной бухты в северной части острова. Что бы ты увидел оттуда? — Мне незачем смотреть на карту еще раз, — улыбнулся Мэллори. — Милях в четырех к востоку я увидел бы извилистую линию турецкого берега, ориентированную на северо-запад и кончающуюся в точке севернее Навароне. Это мыс. Затем линия берега поворачивает на восток. В шестнадцати милях севернее этого мыса — он называется Демирджи, верно? — и практически в створе с ним я увидел бы остров Керос. Наконец, в шести милях западнее находится остров Майдос, первый из группы островов Лерадского архипелага. Они тянутся в северо-западном направлении миль на пятьдесят. — На шестьдесят, — кивнул Дженсен. — У тебя отличная зрительная память, дружище. Смелости и опыта тебе не занимать, иначе не продержался бы полтора года на Крите. Ты обладаешь одним ценным качеством, о котором я скажу. — Помолчав, он прибавил. — Надеюсь, что тебе повезет. Господи, как необходимо тебе везенье. Мэллори подождал, что еще скажет Дженсен, но тот задумался. Прошло три, пять минут, слышалось лишь шуршанье шин да приглушенный рокот мощного мотора. Наконец, по-прежнему не отрывая глаз от дороги, Дженсен произнес: — Сегодня суббота. Вернее, уже наступило воскресенье. На острове Керос тысяча двести человек. Тысяча двести британских солдат, которых через неделю убьют, ранят или возьмут в плен. Большей частью убьют. — Впервые взглянув на Мэллори, Дженсен усмехнулся. — Каково? В ваших руках жизнь тысячи с лишком человек, капитан Мэллори. Мэллори внимательно посмотрел в бесстрастное лицо Дженсена и отвернулся, уткнувшись в карту. Тысяча двести человек на Керосе. Тысяча двести британцев, ожидающих смерти. Керос и Навароне. Керос и Навароне. Как там говорилось в стихотворении, которое он много лет назад выучил в маленьком горном селении в стороне от Куинстауна? «Чимборазо» — вот как оно называлось. «Чимборазо и Котопакси, вы похитили сердце мое...» Керос и Навароне. В этих названиях звучит тот же призыв, то же очарование. «Керос и... Керос и...» — Он замотал головой, пытаясь сосредоточиться. Все детали мозаики мало-помалу, хотя и медленно, занимали свои места. — Помнишь, полтора года назад, после падения Греции, немцы захватили почти весь Спорадский архипелаг. А в руках итальянцев к тому времени оказалось большинство островов Додеканес. Постепенно мы стали отвоевывать эти острова. Впереди штурмующих шли твои земляки или морские десантники. К сентябрю прошлого года мы отбили почти все крупные острова. Кроме острова Навароне. Слишком твердый орешек. Мы обошли его, высадив на соседних островах гарнизоны до батальона численностью. — Криво усмехнувшись, Дженсен продолжал: — В это время ты прятался где-то в Белых горах в пещере, но, верно, помнишь, как отреагировали немцы? — Решительно? — Вот именно, — кивнул Дженсен. — Весьма решительно. Политическое значение Турции в этом регионе трудно переоценить. Она всегда была потенциальным партнером или государств оси Берлин — Рим — Токио, или союзников. Большинство островов расположено всего в нескольких милях от побережья Турции. Немцам надо было восстановить доверие и рейху. — И поэтому? — Поэтому немцы бросили в бой все, чем располагали, парашютистов, десантников, отборные горнострелковые части, целые полчища «Юнкерсов». Говорят, для этого они сняли с итальянского фронта все пикирующие бомбардировщики. Словом, бросили все силы. За несколько недель мы потеряли больше десяти тысяч солдат и все острова, которые заняли перед этим. Кроме Кероса. — Теперь очередь за ним? — Да. — Щелчком Дженсен извлек две сигареты, подождал, пока Мэллори прикурит и выбросит спичку в окно, сквозь которое севернее шоссе в бледной дымке виднелось Средиземное море. Теперь немцы будут утюжить Керос. Спасти его мы не в состоянии. В районе островов Эгейского моря немцы имеют превосходство в авиации... — Но почему вы так уверены, что это произойдет на этой неделе? — Дружище, в Греции полным-полно агентов союзников, вздохнул Дженсен. — Только в районе Афин и Пирея у нас их больше двухсот. Кроме того... — Двухсот! — недоверчиво воскликнул Мэллори. — Вы сказали... — Да, я так сказал, — улыбнулся Дженсен. — Сущие пустяки по сравнению с полчищами немецких шпионов, которые свободно расхаживают среди гостеприимных жителей Каира и Александрии. — Он снова стал серьезным. — Мы располагаем точной информацией. В четверг на рассвете целая армада каиков выйдет из Пирея, проскочит сквозь Циклады, просочится ночью меж островков... Любопытная ситуация! Не так ли? Днем мы не рискуем сунуться в Эгейское море, иначе нас пустят ко дну, а немцы не смеют носа показать ночью. Едва стемнеет, наши эсминцы, торпедные катера и канонерки выходят в море, но еще до рассвета эсминцы отходят на юг. Малотоннажные же суда пережидают день, прячась в бухтах островков. И все-таки мы не в состоянии помешать фрицам атаковать Керос. Немцы высадят десант в субботу или воскресенье. Нанесут одновременный удар с моря и с воздуха. Десятки «юнкерсов-52» на аэродромах близ Афин ждут сигнала. Гарнизон Кероса не продержится и двух суток, — без тени сомнения заключил Дженсен. И Мэллори поверил ему. С минуту разглядывал он матовый блеск моря, мириады звезд, мерцающих над темной его гладью. Затем резко повернулся к Дженсену: — Но у нас же есть флот, сэр! Почему бы не эвакуировать гарнизон на кораблях? Ведь флот... — Флот! — саркастически перебил его Дженсен. — У флота кишка тонка. Район Эгейского моря сидит у него в печенках. Ему надоело понапрасну высовываться и получать по носу. Немцы успели подбить два линкора, восемь крейсеров, четыре из них потопили. Это не считая дюжины эсминцев... А о мелких судах и говорить нечего. Ради чего? Чтобы наше командование могло играть со своими берлинскими коллегами в кошки-мышки? Игра доставляет огромное удовольствие всем. Всем, кроме тысячи моряков, которых потопили в той игре, кроме десяти тысяч томми, индусов, новозеландцев и австралийцев, которые страдали и умирали на этих островах, так и не поняв, ради чего они гибнут. Пальцы Дженсена, сжимавшие баранку, побелели, лицо прорезали горькие складки. Мэллори был потрясен неожиданной вспышкой ярости, так не вязавшейся с характером Дженсена... А может, именно здесь-то и проявился его характер? Может, Дженсен совсем не таков, каким кажется со стороны? — Вы сказали, на Керосе тысяча двести человек, сэр? спросил Мэллори. — Да. Тысяча двести человек. — Дженсен мельком взглянул на него и отвернулся. — Ты прав, приятель. Конечно, прав. Я совсем потерял голову. Конечно, мы их не бросим. Флот в лепешку разобьется. Подумаешь, еще два-три эсминца накроются. Прости, дружище, я снова за свое. А теперь слушай. Слушай внимательно. Эвакуировать их придется ночью. Днем у нас ни одного шанса: две, а то и три сотни пикировщиков только и ждут появления британского эсминца. Эвакуировать придется именно на них. Транспорты и тендеры в два раза тихоходнее. До северных островов Лерадского архипелага им не добраться: не успеют вернуться к рассвету на базу. Расстояние слишком велико. — Но ведь Лерады растянулись длинной цепочной, возразил Мэллори. — Разве эсминцы прорвутся? — Между островами? Это исключено. — Дженсен покачал головой. — Проливы сплошь заминированы. И на тузике не пройти. — А проход между Майдосом и Навароне? Он тоже заминирован? — Нет. Он чист. Там глубины слишком большие. Якорные мины не поставить. — Тогда здесь и нужно идти, сэр! Ведь с другой стороны турецкие территориальные воды... — Мы бы вошли в турецкие воды хоть завтра, средь бела дня, будь от этого прок, — устало сказал Дженсен. — При прочих равных условиях мы пойдем западным проливом. Он и безопасней, и путь короче, и международных осложнений избежим. — Что значит «при прочих равных условиях»? — Я имею в виду пушки крепости Навароне. — Дженсен долго молчал, потом повторил медленно, бесстрастно, как повторяют имя старинного и грозного врага: — Пушки крепости Навароне. В них вся суть. Они прикрывают с севера входы в оба пролива. Если бы нам удалось подавить эти пушки, то этой же ночью сняли бы с Кероса гарнизон. Мэллори не проронил ни слова, поняв, что услышит главное. — Это не обычные пушки, — неторопливо продолжал Дженсен. — Артиллеристы считают, что калибр их, самое малое, девять дюймов. Думаю, это двухсотдесятимиллиметровые гаубицы. Наши солдаты на итальянском фронте боятся их больше всего на свете. Скорость снарядов невелика, зато ложатся они точно. Как бы то ни было, — добавил он мрачно, — «Сибарис» потопили за каких-то пять минут. — «Сибарис»? Я что-то слышал... — Крейсер с восьмидюймовыми орудиями главного калибра. Мы послали его месяца четыре тому назад подразнить фрицев. Думали, будет что-то вроде увеселительной прогулки. Но немцы отправили корабль на дно. Спаслось всего семнадцать человек. — Господи! — воскликнул потрясенный Мэллори. — Я и не знал. — Два месяца назад мы предприняли широкомасштабную десантную операцию, — продолжал Дженсен, не обратив внимания на слова Мэллори. — Участвовали коммандос, морские десантники, корабли Джеллико. У немцев было небольшое преимущество: Навароне окружен скалами, — но ведь в атаке участвовали отборные войска, возможно, лучшие в мире. — После паузы Дженсен добавил: — Их изрешетили. Почти все были уничтожены. В течение последних десяти дней мы дважды сбрасывали на парашютах подрывников, ребят из спецотрядов. Они попросту исчезли, пожал недоуменно плечами Дженсен. — И неизвестно, что с ними? — Неизвестно. Нынче ночью была предпринята отчаянная попытка отыграться. И чем дело кончилось? На командном пункте я помалкивал. Ведь это меня Торранс и его парни хотели сбросить на Навароне без парашюта. И я их не осуждаю. Но у меня не было иного выхода. Громадный «хамбер» начал сбавлять скорость, бесшумно катя мимо скособоченных лачуг и домишек западного предместья Александрии. Впереди на свинцовом небе появилась светлая полоска. — Вряд ли из меня получится парашютист, — с сомнением сказал Мэллори. — По правде говоря, парашюта я и в глаза не видел. — Не переживай, — заметил Дженсен. — Парашют не понадобится. Способ, каким ты попадешь на Навароне, будет много труднее. — Но почему выбрали именно меня, сэр? — спросил Мэллори. Он ждал, что скажет Дженсен еще, но тот молчал, наблюдая за дорогой, испещренной воронками. — Струсил? — усмехнулся Дженсен и круто повернул руль, чтобы объехать глубокую яму, затем снова выправил машину. — Конечно, струсил. Вы таких страстей наговорили, сэр, что любой струсит. Но я имел в виду другое. — Я так и понял. У меня с чувством юмора плохо. Почему именно ты? Да потому, что у тебя для этого все данные, дружище. Ты первоклассный подрывник, умелый организатор. Проведя полтора года на Крите, ты не получил ни одной царапины. Это убедительное подтверждение, что ты способен выжить на захваченной противником территории. Узнав, каким досье на тебя я располагаю, ты бы очень удивился, — фыркнул Дженсен. — Нет, я бы не удивился, — раздраженно ответил Мэллори, — но я знаю, по крайней мере, трех офицеров, данные которых не хуже моих. — Конечно, есть и другие, — согласился Дженсен. — Но другого Кейта Мэллори не найти. Кейт Мэллори! — с пафосом воскликнул каперанг. — Кто не слыхал о Кейте Мэллори в старые добрые времена! Лучший альпинист, самый знаменитый скалолаз, когда-либо рождавшийся в Новой Зеландии, а значит, и во всем мире. Человек-муха, покоритель неприступных вершин, которому подвластны отвесные утесы и бездонные пропасти. Все южное побережье острова Навароне, — жизнерадостно произнес Дженсен, — представляет собой сплошной утес. Там негде ни зацепиться рукой, ни упереться ногой. — Понятно, — пробормотал Мэллори. — Вот какой способ вы имели в виду. — Совершенно верно, — подтвердил Дженсен, — ты и твоя группа туда отправитесь. Их четверо. Все как на подбор. Веселые скалолазы Кейта Мэллори! Каждый — знаток своего дела. Завтра ты с ними познакомишься. Вернее, сегодня днем. Минут десять ехали молча. От доков повернули направо; проехав, трясясь по булыжной мостовой, Рю-Сер, свернули на площадь Мохаммеда Али. Миновав фондовую биржу, спустились по улице Шериф-паши. Рассвело, и Мэллори отчетливо видел лицо водителя. — Куда это мы, сэр? — Мы должны повидаться с единственным человеком на Среднем Востоке, который может вам чем-нибудь помочь. Это месье Эжен Влакос с острова Навароне. — Вы храбрец, капитан Мэллори, — нервно крутил тонкие концы длинных черных усов Эжен Влакос. — Храбрец и, я бы прибавил, глупец. Но разве можно называть человека глупцом, если он всего лишь выполняет приказ? — Оторвав взор от карты, расстеленной на столе, грек взглянул в бесстрастное лицо Дженсена. — Неужели нет иного выхода, каперанг? — взмолился он. — Мы испробовали другие способы, но у нас ничего не получилось. Остался лишь этот, сэр. — Выходит, теперь его черед? — На острове Керос больше тысячи солдат, сэр. Влакос молча кивнул и улыбнулся Мэллори. — Он называет меня сэром. Меня, бедного грека, владельца гостиницы, каперанг британского королевского флота Дженсен называет сэром. Старику это льстит. — Некоторое время он молчал, уставясь в пространство. Но затем на усталом, морщинистом лице ожили выцветшие глаза. — Да, теперь я старик, капитан Мэллори. Теперь я бедный и грустный старик. Но я не всегда был таким. Когда-то я был помоложе, был богат и счастлив. Некогда я владел землей. У меня был надел в сто квадратных миль в самой прекрасной стране, которую даровал господь Бог людям, чтобы те любовались ею. До чего же я любил эту землю! — Засмеявшись, старик провел рукой по густым, с проседью, волосам. — Конечно, как говорится, своя рубашка ближе к телу. Я свою землю называю прекрасной, а каперанг Дженсен назвал ее «чертовой скалой». — Он улыбнулся, заметив смущение Дженсена. — Но мы оба зовем эту землю остров Навароне. Пораженный Мэллори посмотрел на Дженсена. Тот кивнул. — Семейство Влакосов владело островом в течение многих веков. Восемнадцать месяцев назад нам пришлось спешно вывезти месье Влакоса. Немцам не по душе пришлось его «сотрудничество». — Да, мы были на волоске от гибели, — кивнул Влакос, немцы уже приготовили мне и двум моим сыновьям местечко в каземате. Но довольно о семействе Влакосов. Просто я хочу, чтобы вы знали, молодой человек, что я прожил на Навароне сорок лет и почти четыре дня составлял эту карту, — он указал на стол. — Можете положиться на мою информацию и на сведения, приведенные в карте. Конечно, многое изменилось, но есть такие детали, которые остаются прежними. Горы, заливы, перевалы, пещеры, дороги, дома и, самое главное, сама крепость. Все это осталось таким, каким было несколько веков назад, капитан Мэллори. — Понимаю, сэр, — аккуратно сложив карту, Мэллори засунул ее под китель. — Большое спасибо. — Это все, чем я располагаю. — Влакос побарабанил пальцами по столу и взглянул на новозеландца. — По словам каперанга Дженсена, ваши товарищи свободно говорят по-гречески, вы наденете платье греческих крестьян и получите фальшивые документы. Это хорошо. Словом, будете действовать на свой страх и риск. Помолчав, он озабоченно прибавил: — Очень прошу вас, ни в коем случае не прибегайте к помощи жителей Навароне. Немцы беспощадны. Если они узнают, что кто-то вам помог, то уничтожат не только этого человека, но и всех жителей деревни: мужчин, женщин, детей. Такое уже было. И может произойти снова. — На Крите такое случалось, — согласился капитан. — Сам тому свидетель. — Вот именно, — кивнул Влакос. — А жители острова не имеют опыта партизанской борьбы. Где им было его набраться? У нас на острове немцы следят за каждым шагом его обитателей. — Обещаю, сэр... — начал Мэллори. — Погодите, — поднял руку Влакос. — Если вы окажетесь в безвыходном положении, можете обратиться к двум людям. На деревенской площади Маргариты, что у входа в долину, милях в трех к югу от крепости, под первым платаном вы встретите человека по имени Лука. Лука много лет был моим экономом. Он уже помогал британцам, каперанг это подтвердит. Ему можете доверить даже собственную жизнь. У него есть друг Панаис. Он тоже не раз был полезен. — Благодарю вас, сэр. Я запомню: Лука и Панаис, деревня Маргарита, первый платан на площади. — Больше ни к кому не обращайтесь, капитан. Только к Луке и Панаису, только к ним двоим, — повторил Влакос с мольбой в голосе. — Даю слово, сэр. Чем меньше людей нас увидит, тем лучше и для нас, и для ваших земляков. — Мэллори удивился озабоченности старика. — Надеюсь, — тяжело вздохнул Влакос. Новозеландец поднялся и протянул руку. — Вы зря беспокоитесь, сэр. Никто не увидит нас, и мы никого не увидим, — уверенно заявил Мэллори. — Нас интересует только одно — пушки. — Да, пушки... Эти ужасные пушки. — Влакос покачал головой. — А что, если... — Пожалуйста, не надо... Все будет в порядке, — успокоил старика капитан. — Помоги вам господь! Жаль, что не смогу сопровождать вас.

CHAPTER 10 Tuesday Night 0400--0600 The Germans took them just after four o'clock in the morning, while they were still asleep. Bone-tired and deep-drugged with this sleep as they were, they had no chance, not the slightest hope of offering any resistance. The conception, timing and execution of the coup were immaculate. Surprise was complete. Andrea was the first awake. Some alien whisper of sound had reached deep down to that part of him that never slept, and he twisted round and elbowed himself off the ground with the same noiseless speed as his hand reached out for his ready-cocked and loaded Mauser. But the white beam of the powerful torch lancing through the blackness of the cave bad blinded him, frozen his stretching hand even before the clipped bite of command from the man who held the torch. "Still! All of you!" Faultless English, with barely a trace of accent, and the voice glacial in its menace. "You move, and you die!" Another torch switched on, a third, and the cave was flooded with light. Wide awake, now, and motionless, Mallory squinted painfully into the dazzling beams: in the back-wash of reflected light, he could just discern the vague, formless shapes crouched in the mouth of the cave, bent over the dulled barrels of automatic rifles. "Hands clasped above the heads and backs to the wall!" A certainty, an assured competence in the voice that made for instant obedience. "Take a good look at them, Sergeant." Almost conversational now, the tone, but neither torch nor gun barrel had wavered a fraction. "No shadow of expression in their faces, not even a flicker of the eyes. Dangerous men, Sergeant. The English choose their killers well" Mallory felt the grey bitterness of defeat wash through him in an almost tangible wave, he could taste the sourness of it in the back of his mouth. For a brief, heart-sickening second he allowed himself to think of what must now inevitably happen and as soon as the thought had come he thrust it savagely away. Everything, every action, every thought, every breath must be on the present. Hope was gone, but not irrecoverably gone: not so long as Andrea lived. He wondered if Casey Brown had seen or heard them coming, and what had happened to him: he made to ask, checked himself just in time. Maybe he was still at large. "How did you manage to find us?" Mallory asked quietly. "Only fools burn juniper wood," the officer said contemptuously. "We have been on Kostos all day and most of the night. A dead man could have smelt it." "On Kostos?" Miner shook his head. "How could--?' "Enough!" The officer turned to someone behind him. "Tear down that screen," he ordered in German, "and keep us covered on either side." He looked back into the cave, gestured almost imperceptibly with his torch. "All right, you three. Outside--and you had better be careful. Please believe me that my men are praying for an excuse to shoot you down, you murdering swine!" The venomous hatred in his voice carried utter conviction. Slowly, hands still clasped above their heads, the three men stumbled to their feet. Mallory had taken only one step when the whip-lash of the German's voice brought him up short. "Stop!" He stabbed the beam of his torch down at the unconscious Stevens, gestured abruptly at Andrea. "One side, you! Who is this?" "You need not fear from him," Mallory said quietly. "He is one of us but he is terribly injured. He is dying." "We will see," the officer said tightly. "Move to the back of the cave!" He waited until the three men had stepped over Stevens, changed his automatic rifle for a pistol, dropped to his knees and advanced slowly, torch in one hand, gun in the other, well below the line of fire of the two soldiers who advanced unbidden at his heels. There was an inevitability, a cold professionalism about it all that made Mallory's heart sink. Abruptly the officer reached out his gun-hand, tore the covers off the boy. A shuddering tremor shook the whole body, his head rolied from side to side as he moaned in unconscious agony. The officer bent quickly over him, the hard, clean lines of the face, the fair hair beneath the hood high-lit in the beam of his own torch. A quick look at Stevens's pain-twisted, emaciated features, a glance at the shattered leg, a brief, distasteful wrinkling of the nose as he caught the foul stench of the gangrene, and he had hunched back on his heels, gently replacing the covers over the sick boy. "You speak the truth," he said softly. "We are not barbarians. I have no quarrel with a dying man. Leave him there." He rose to his feet, walked slowly backwards. "The rest of you outside." The snow had stopped altogether, Mallory saw, and stars were beginning to twinkle in the clearing sky. The wind, too, had fallen away and was perceptibly warmer. Most of the snow would be gone by midday, Mallory guessed. Carelessly, incuriously, he looked around him. There was no sign of Casey Brown. Inevitably Mallory's hopes began to rise. Petty Officer Brown's recommendation for this operation had come from the very top. Two rows of ribbons to which he was entitled but never wore bespoke his gallantry, he had a formidable reputation as a guerrilla fighter--and he had had an automatic rifle in his hand. If he were somewhere out there. . . . Almost as 'if he had divined his hopes, the German smashed them at a word. "You wonder where your sentry is, perhaps?" he asked mockingly. "Never fear, Englishman, he is not far from here, asleep at his post. Very sound asleep, I'm afraid." "You've killed him?" Mallory's hands clenched until his palms ached. The other shrugged his shoulder in vast indifference. "I really couldn't say. It was all too easy. One of my men lay in the gully and moaned. A masterly performance--really pitiable--he almost had me convinced. Like a fool your man came to investigate. I had another man waiting above, the barrel of his rifle in his hand. A very effective club, I assure you. . . ." Slowly Mallory unclenched his fists and stared bleakly down the gully. Of course Casey would fall for that, he was bound to after what had happened earlier in the night. He wasn't going to make a fool of himself again, cry "wolf" twice in succession: inevitably, he had gone to check first. Suddenly the thought occurred to Mallory that maybe Casey Brown _had_ heard something earlier on, but the thought Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html vanished as soon as it had come. Panayis did not look like the man to make a mistake: and Andrea never made a mistake; Mallory turned back to the officer again. "Well, where do we go from here?" "Margaritha, and very shortly. But one thing first." The German, his own height to an inch, stood squarely in front of him, levelled revolver at waist height, switched-off torch dangling loosely from his right hand. "Just a little thing, Englishman. Where are the explosives?" He almost spat the words out. "Explosives?" Mallory furrowed his brow in perplexity. "What explosives?" be asked blankly, then staggered and fell to the ground as the heavy torch swept round in a vicious half-circle, caught him flush on the side of the face. Dizzily he shook his head and climbed slowly to his feet again. "The explosives." The torch was balanced in the hand again, the voice silky and gentle. "I asked you where they were." "I don't know what you are talking about." Mallory spat out a broken tooth, wiped some blood off his smashed lips. "Is this the way the Germans treat their prisoners?" he asked contemptuously. "Shut up!" Again the torch lashed out. Mallory was waiting for it, rode the blow as best he could: even so the torch caught him heavily high up on the cheekbone, just below the temple, stunning him with its jarring impact. Seconds passed, then he pushed himself slowly off the snow, the whole side of his face afire with agony, his vision blurred and unfocused. "We fight a clean war!" The officer was breathing heavily, in barely controlled fury. "We fight by the Geneva Conventions. But these are for soldiers, not for murdering spies--" "We are no spies!" Mallory interrupted. He felt as if his head was coming apart. "Then where are your uniforms?" the officer demanded. "Spies, I say--murdering spies who stab in the back and cut men's throats!" The voice was trembling with anger. Mallory was at a loss--nothing spurious about this indignation. "Cut men's throats?" He shook his head in bewilderment. "What the heli are you talking about?" "My own batman. A harmless messenger, a boy only--and he wasn't even armed. We found him only an hour ago. Ach, I waste my time!" He broke off as he turned to watch two men coming up the gully. Mallory stood motionless for a moment, cursing the ifi luck that had led the dead man across the path of Panayis--it could have been no one else--then turned to see what had caught the officer's attention. He focused his aching eyes with difficulty, looked at the bent figure struggling up the slope, urged on by the ungentle prodding of a bayoneted rifle. Mallory let go a long, silent breath of relief. The left side of Brown's face was caked with blood from a gash above the temple, but he was otherwise unharmed. "Right! Sit down in the snow, all of you!" He gestured to several of his men. "Bind their hands!" "You are going to shoot us now, perhaps?" Mallory asked quietly. It was suddenly, desperately urgent that he should know: there was nothing they could do but die, but at least they could die on their feet, fighting; but if they weren't to die just yet, almost any later opportunity for resistance would be less suicidal than this. "Not yet, unfortunately. My section commander in Margaritha, Hauptmann Skoda, wishes to see you first--maybe it would be better for you if I _did_ shoot you now. Then the Herr Kommandant in Navarone--Officer Commanding of the whole island." The German smiled thinly. "But only a postponement, Englishman. You will be kicking your heels, before the sun sets. We have a short way with spies in Navarone." "But, sir! Captain!" Hands raised in appeal, Andrea took a step forward, brought up short as two rifle muzzles ground into his chest. "Not Captain--Lieutenant," the officer corrected him. "Oberleutnant Turzig, at your service. What is it you want, fat one?" he asked contemptuously. "Spies! You said spies! I am no spy!" The words rushed and tumbled over one another, as if he could not get them out fast enough. "Before God, I am no spy! I am not one of them." The eyes were wide and staring, the mouth working soundlessly between the gasped-out sentences. "I am only a Greek, a poor Greek. They forced me to come along as an interpreter. I swear it, Lieutenant Turzig, I swear it!" "You yellow bastard!" Miller ground out viciously, then grunted in agony as a rifie butt drove into the small of his back, just above the kidney. He stumbled, fell forward on his hands and knees, realised even as he fell that Andrea was only playing a part, that Mallory had only to speak half a dozen words in Greek to expose Andrea's lie. Miller twisted on his side in the snow, shook his fist weakly and hoped that the contorted pain on his face might be mistaken for fury. "You two-faced, double-crossing dago! You gawddamned swine, I'll get you . . ." There was a hollow, sickening thud and Miller collapsed in the snow: the heavy ski-boot had caught him just behind the ear. Mallory said nothing. He did not even glance at Miller. Fists balled helplessly at his sides and mouth compressed, he glared steadily at Andrea through narrowed slits of eyes. He knew the lieutenant was watching him, felt he must back Andrea up all the way. What Andrea intended he could not even begin to guess--but he would back him to the end of the world. "So!" Turzig murmured thoughtfully. "Thieves fall out, eh?" Mallory thought he detected the faintest overtones of doubt, of hesitancy, in his voice. But the lieutenant was taking no chances. "No matter, fat one. You have cast your lot with these assassins. What is it the English say? 'You have made your bed, you must lie on it.'" He looked at Andrea's vast bulk dispassionately. "We may need to strengthen a special gallows for you." "No, no, no!" Andrea's voice rose sharply, fearfully, on the last word. "It is true what I tell you! I am not one of them, Lieutenant Turzig, before God I am not one of them!" He swung his hands in distress, his great moon-face contorted in anguish. "Why must I die for no fault of my own? I didn't want to come. I am no fighting man, Lieutenant Turzig!" "I can see that," Turzig said dryly. "A monstrous deal of skin to cover a quivering jelly-bag your size-- and every inch of it precious to you." He looked at Mallory, and at Miller, still lying face down in the snow. "I cannot congratulate your friends on their choice of companion." "I can tell you everything, Lieutenant, I can tell you everything!" Andrea pressed forward excitedly, eager to consolidate his advantage, to reinforce the beginnings of doubt. "I am no friend of the Allies--I will prove it to you--and then perhaps--" "You damned Judas!" Mallory made to fling himself forward, but two burly soldiers caught him and pointed his arms from behind. He struggled briefly, then relaxed, looked balefully at Andrea. "If you dare to open your mouth, I promise you you'll never live to--" "Be quiet!" Turzig's voice was very cold. "I have had enough of recriminations, of cheap melodrama. Another word and you join your friend in the snow there." He looked at him a moment in silence, then swung back to Andrea. "I promise nothing. I will hear what you have to say." He made no attempt to disguise the repugnance in his voice. "You must judge for yourself." A nice mixture of relief, earnestness and the dawn of hope, of returning confidence. Andrea paused a minute and gestured dramatically at Mallory, Miller and Brown. "These are no ordinary soldiers--they are Jellicoe's men, of the Special Boat Service!" "Tell me something I couldn't have guessed myself," Turzig growled. "The English Earl has been a thorn in our flesh these many months past. If that is all you have to tell me, fat one--" "Wait!" Andrea held up his hand. "They are stili no ordinary men but a specially picked force--an assault unit, they call themselves--flown last Sunday night from Alexandria to Casteirosso. They left that same night from Castelrosso in a motor-boat." "A torpedo boat," Turzig nodded. "So much we know already. Go on." "You know already! But how--?" "Never mind how. Hurry up!" "Of course, Lieutenant, of course." Not a twitch in his face betrayed Andrea's relief. This had been the only dangerous point in his story. Nicolai, of course, had warned the Germans, but never thought it worth while mentioning the presence of a giant Greek in the party. No reason, of course, why he should have selected him for special mention--but if he had done so, it would have been the end. "The torpedo boat landed them somewhere in the islands, north of Rhodes. I do not know where. There they stole a caique, sailed it up through Turkish waters, met a big German patrol boat--and sunk it." Andrea paused for effect. "I was less than hail a mile away at the time in my fishing boat." Turzig leaned forward. "How did they manage to sink so big a boat?" Strangely, he didn't doubt that it had been sunk. "They pretended to be harmless fishermen like myself. I had just been stopped, investigated and cleared," Andrea said virtuously. "Anyway, your patrol boat came alongside this old caique. Close alongside. Suddenly there were guns firing on both sides, two boxes went flying through the air--into the engine-room of your boat, I think. Pouf!" Andrea threw up his hands draniatically. "That was the end of that!" "We wondered.. ." Turzig said softly. "Well, go on." "You wondered what, Lieutenant?" Turzig's eyes narrowed and Andrea hurried on. "Their interpreter had been killed in the fight. They tricked me into speaking English--I spent many years in Cyprus--kidnapped me, let my sons sail the boat--" "Why should they want an interpreter?" Turzig demanded suspiciously. "There are many British Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html officers who speak Greek." "I am coming to that," Andrea said impatiently. "How in God's name do you expect me to finish my story if you keep interrupting all the time? Where was I? ah, yes. They forced me to come along, and their engine broke down. I don't know what happened--I was kept below. I think we were in a creek somewhere, repairing the engine, and then there was a wild bout of drinking--you will not believe this, Lieutenant Turzig, that men on so desperate a mission should get drunk-- and then we sailed again." "On the contrary, I do believe you." Turzig was nodding his head slowly, as if in secret understanding. "I believe you indeed." "You do?" Andrea contrived to look disappointed. "Well, we ran into a fearful storm, wrecked the boat on the south cliff of this island and climbed--" "Stop!" Turzig had drawn back sharply, suspicion flaring in his eyes. "Almost I believed you! I believed you because we know more than you think, and so far you have told the truth: But not now. You are clever, fat one, but not so clever as you think. One thing you have forgotten--or maybe you do not know. We are of the _Wurttembergische . Gebirgsbataillon_--we _know_ mountains, my friend, better than any troops in the world. I myself am a Prussian, but I have climbed everything worth climbing in the Alps and Transylvania--and I tell you that the south cliff cannot be climbed. It is impossible!" "Impossible perhaps for you." Andrea shook his head sadly. "These cursed Allies will beat you yet. They are clever, Lieutenant Turzig, damnably clever!" "Explain yourself," Turzig ordered curtly. "Just this. They knew men thought the south cliff could not be climbed. So they determined to climb it. You would never dream that this could be done, that an expedition could land on Navarone that way. But the Allies took a gamble, found a man to lead the expedition. He could not speak Greek, but that did not matter, for what they wanted was a man who could climb--and so they picked the greatest rock-climber in the world to-day." Andrea paused for effect, flung out his arm dramatically. "And this is the man they picked, Lieutenant Turzig! You are a mountaineer yourself and you are bound to know him. His name is Mallory--Keith Mallory of New Zealand!" There was a sharp exclamation, the click of a switch, and Turzig had taken a couple of steps forward, thrust the torch almost into Mallory's eyes. For almost ten seconds he stared into the New Zealander's averted, screwed-up face, then slowly lowered his arm, the harsh spotlight limning a dazzling white circle in the snow at his feet. Once, twice, half a dozen times Turzig nodded his head in slow understanding. "Of course!" he murmured. "Mallory--Keith Mallory! Of course I know him. There's not a man in my _Abteilung_ but has heard of Keith Mallory." He shook his head. "I should have known him, I should have known him at once." He stood for some time with his head bent, aimlessly screwing the toe of his right boot into the soft snow, then looked up abruptly. "Before the war, even during it, I would have been proud to have known you, glad to have met you. But not here, not now. Not any more. I wish to God they had sent someone else." He hesitated, made to carry on, then changed his mind, turned wearily to Andrea. "My apologies, fat one. Indeed you speak the truth. Go on." "Certainly!" Andrea's round moon face was one vast smirk of satisfaction. "We climbed the cliff, as I said-- although the boy in the cave there was badly hurt--and silenced the guard. Mallory killed him," Andrea added unblushingly. "It was fair fight. We spent most of the night crossing the divide and found Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html this cave before dawn. We were almost dead with hunger and cold. We have been here since." "And nothing has happened since?" "On the contrary." Andrea seemed to be enjoying himself hugely, revelling in being the focus of attention. "Two people came up to see us. Who they were I do not know--they kept their faces hidden all the time--nor do I know where they came from." "It is as well that you admitted that," Turzig said grimly. "I knew someone had been here. I recognised the stove--it belongs to Hauptmann Skoda!" "Indeed?" Andrea raised his eyebrows in polite surprise. "I did not know. Well, they talked for some time and--" "Did you manage to overhear anything they were talking about?" Turzig interrupted. The question came so naturally, so spontaneously, that Mallory held his breath. It was beautifully done. Andrea would walk into it--he couldn't help it. But Andrea was a man inspired that night. "Overhear them!" Andrea clamped his lips shut in sorely-tried forbearance, gazed heavenwards in exasperated appeal. "Lieutenant Turzig, how often must I tell you that I am the interpreter? They _could_ only talk through me. Of course I know what they were talking about. They are going to blow up the big guns in the harbour." "I didn't think they had come here for their health!" Turzig said acidly. "Ah, but you don't know that they have the plans of the fortress. You don't know that Kheros is to be invaded on Saturday morning. You don't know that they are in radio contact with Cairo all the time. You don't know that destroyers of the British Navy are coming through the Maidos Straits on Friday night as soon as the big guns have been silenced. You don't know--" "Enough!" Turzig clapped his hands together, his face alight with excitement. "The Royal Navy, eh? Wonderful, wonderful! _That_ is what we want to hear. But enough! Keep it for Hauptmann Skoda and the Commandant in the fortress. We must be off. But first--one more thing. The explosives--where are they?" Andrea's shoulders slumped in dejection. He spread out his arms, palms upward. "Alas, Lieutenant Turzig, I do not know. They took them out and hid them--some talk about the cave being too hot." He waved a hand towards the western col, in the diametrically opposite direction to Leri's hut. "That way, I think. But I cannot be sure, for they would not tell me." He looked bitterly at Mallory. "These Britishens are all the same. They trust nobody." "Heaven only knows that I don't blame them for that!" Turzig said feelingly. He looked at Andrea in disgust. "More than ever I would like to see you dangling from the highest scaffold in Navarone. But Herr Kommandant in the town is a kindly man and rewards informers. You may yet live to betray some more comrades." "Thank you, thank you, thank you! I knew you were fair and just. I promise you, Lieutenant Turzig--" "Shut up!" Turzig said contemptuously. He switched into German. "Sergeant, have these men bound. And don't forget the fat one! Later we can untie him, and he can carry the sick man to the post. Leave a man on guard. The rest of you come with me--we must find those explosives." "Could we not make one of them tell us, sir?" the sergeant ventured. "The only man who would tell us can't. He's already told us all he knows. As for the rest--well, I was mistaken about them, Sergeant." He turned to Mallory, inclined his head briefly, spoke in English. "An error of judgment, Herr Mallory. We are all very tired. I am almost sorry I struck you." He wheeled abruptly, climbed swiftly up the bank. Two minutes later only a solitary soldier was left on guard. For the tenth time Mallory shifted his position uncomfortably, strained at the cord that bound his hands together behind his back, for the tenth time recognised the futility of both these actions. No matter how he twisted and turned, the wet snow soaked icily through his clothes until he was chilled to the bone and shaking continually with the cold; and the man who had tied these knots had known his job all too well. Mallory wondered irritably if Turzig and his men meant to spend all night searching for the explosives: they had been gone for more than half an hour already. He relaxed, lay back on his side in the cushioning snow of the gully bank, and looked thoughtfully at Andrea who was sitting upright just in front of him. He had watched Andrea, with bowed head and hunched and lifting shoulders, making one single, titanic effort to free himself seconds after the guard had gestured to them to sit down, had seen the cords bite and gouge until they had almost disappeared in his flesh, the fractional slump of his shoulders as he gave up. Since then the giant Greek had sat quite still and contented himself with scowling at the sentry in the injured fashion of one who has been grievously wronged. That solitary test of the strength of his bonds had been enough. Oberleutnant Turzig had keen eyes, and swollen, chafed and bleeding wrists would have accorded ill with the character Andrea had created for himself. A masterly creation, Mallory mused, all the more remarkable for its spontaneity, its improvisation. Andrea had told so much of the truth, so much that was verifiable or could be verified, that belief in the rest of his story followed almost automatically. And at the same time he had told Turzig nothing of importance, nothing the Germans could not have found out for themselves--except the proposed evacuation of Kheros by the Navy. Wryly Mallory remembered his dismay, his shocked unbelief when he heard Andrea telling of it-- but Andrea had been far ahead of him. There was a fair chance that the Germans might have guessed anyway-- they would reason, perhaps, that an assault by the British on the guns of Navarone at the same time as the German assault on Kheros would be just that little bit too coincidental: again, escape for them all quite clearly depended upon how thoroughly Andrea managed to convince his captors that he was all he claimed, and the relative freedom of action that he could thereby gain-- and there was no doubt at all that it was the news of the proposed evacuation that had tipped the scales with Turzig: and the fact that Andrea had given Saturday as the invasion date would only carry all the more weight, as that had been Jensen's original date--obviously false information fed to his agents by German counter-Intelligence, who had known it impossible to conceal the invasion preparations themselves; and finally, if Andrea hadn't told Turzig of the destroyers, he might have failed to carry conviction, they might all yet finish on the waiting gallows in the fortress, the guns would remain intact and destroy the naval ships anyway. It was all very complicated, too complicated for the state his head was in. Mallory sighed and looked away from Andrea towards the other two. Brown and a now conscious Miller were both sitting upright, hands bound behind their backs, staring down into the snow, occasionally shaking muzzy heads from side to side. Mallory could appreciate all too easily how they felt--the whole righthand side of his face ached cruelly, continuously. Nothing but aching, broken heads everywhere, Mallory thought bitterly. He wondered how Andy Stevens was feeling, glanced idly past the sentry towards the dark mouth of the cave, stiffened in sudden, almost uncomprehending shock. Slowly, with an infinitely careful carelessness, he let his eyes wander away from the cave, let them light indifferently on the sentry who sat on Brown's transmitter, hunched watchfully over the Schmeisser cradled on his knees, finger crooked on the trigger. Pray God he doesn't turn round, Mallory said to himself over and over again, pray God he doesn't turn round. Let him sit like that just for a little while longer, only a little while longer. . . . In spite of himself, Mallory felt his gaze shifting, being dragged back again towards that cave-mouth. Andy Stevens was coming out of the cave. Even in the dim starlight every movement was terribly piain as he inched forward agonisingly on chest and belly, dragging his shattered leg behind him. He was placing his hands beneath his shoulders, levering himself upward and forward while his head dropped below his shoulders with pain and the exhaustion of the effort, lowering himself slowly on the soft and sodden snow, then repeating the same heart-sapping process over and over again. Exbausted and pain-filled as the boy might be, Mallory thought, his mind was still working: he bad a white sheet over his shoulders and back as camouflage against the snow, and he carried a climbing spike in his right hand. He must have heard at least some of Tuizig's conversation: there were two or three guns in the cave, he could easily have shot the guard without coming out at all--but he must have known that the sound of a shot would have brought the Germans running, bad them back at the cave long before he could have crawled across the gully, far less cut loose any of his Mends. Five yards Stevens had to go, Mallory estimated, five yards at the most. Deep down in the gully where they were, the south wind passed them by, was no more than a muted whisper in the night; that apart, there was no sound at all, nothing but their own breathing, the occasional stirring as someone stretched a cramped or frozen leg. He's bound to hear him if he comes any closer, Mallory thought desperately, even in that soft snow he's bound to hear him. Mallory bent his head, began to cough loudly, almost continuously. The sentry looked at him, in surprise first, then in irritation as the coughing continued. "Be quiet!" the sentry ordered in German. "Stop that coughing at once!" "_Husten? Hüsten?_ Coughing, is it? I can't help it," Mallory protested in English. He coughed again, louder, more persistently than before. "It is your Oberleutnant's fault," he gasped. "He has knocked out some of my teeth." Mallory broke into a fresh paroxysm of coughing, recovered himself with an effort. "Is It my fault that I'm choking on my own blood?" he demanded. Stevens was less than ten feet away now, but his tiny reserves of strength were almost gone. He could no longer raise himself to the full stretch of his arms, was advancing only a few pitiful inches at a time. At length he stopped altogether, lay still for half a minute. Ma!lory thought he had lost consciousness, but by and by ho raised himself up again, to the full stretch this time, had just begun to pivot himself forward when he collapsed, fell heavily in the snow. Mallory began to cough again, but he was too late. The sentry leapt off his box and whirled round all in one movement, the evil mouth of the Schmeisser lined up on the body almost at his feet. Then he relaxed as he realised who it was, lowered the barrel of his gun. "So!" he said softly. "The fledgling has left its nest. Poor little fledgling!" Mallory winced as he saw the back-swing of the gun ready to smash down on Ste.. vens's defenceless head, but the sentry was a kindly enough man, his reaction had been purely automatic. He arrested the swinging butt inches above the tortured face, bent down and almost gently removed the spike from the feebly threatening hand, sent it spinning over the edge of the gully. Then he lifted Stevens carefully by the shoulders, slid in the bunched-up sheet as pillow for the unconscious head against the bitter cold of the snow, shook his head wonderingly, sadly, went back to his seat on the ammunition box. Hauptmann Skoda was a small, thin man in his late thirties, neat, dapper, debonair and wholly evil. There was something innately evil about the long, corded neck that stretched up scrawnily above his padded shoulders, something repellent about the incongruously small bullet head perched above. When the thin, bloodless lips parted in a smile, which was often, they revealed a perfect set Of teeth: far from lighting his face, the smile only emphasised the sallow skin stretched abnormally taut across the sharp nose and high cheekbones, puckered up the sabre scar that bisected the left cheek from eyebrow to chin: and whether he smiled or not, the pupils of the deep-set eyes remained always the same, stifi and black and empty. Even at that early hour--it was not yet six o'clock--he was immaculately dressed, freshly shaven, the wetly-gleaming hair--thin, dark, heavily indented above the temples--brushed straight back across his head. Seated behind a flat-topped table, the sole article of furniture in the bench-lined guardroom, only the upper half of his body was visible: even so, one instinctively knew that the crease of the trousers, the polish of the jackboots, would be beyond reproach. He smiled often, and he was smiling now as Oberleutinant Turzig finished his report. Leaning far back in his chair, elbows on the arm-rests, Skoda steepled his lean fingers under his chin, smiled benignly round the guardroom. The lazy, empty eyes missed nothing--the guard at the door, the two guards behind the bound prisoners, Andrea sitting on the bench where he had just laid Stevens--one lazy sweep of those eyes encompassed them all. "Excellently done, Oberleutnant Turzigl" he purred. "Most efficient, really most efficient!" He looked speculatively at the three men standing before him, at their bruised and blood-caked faces, switched his glance to Stevens, lying barely conscious on the bench, smiled again and permitted himself a fractional lift of his eyebrows. "A little trouble, perhaps, Turzig? The prisoners were not too--ah---co-operative?" "They offered no resistance, sir, no resistance at all," Turzig said stiffly. The tone, the manner, were punctilious, correct, but the distaste, the latent hostility were mirrored in his eyes. "My men were maybe a little onthusiastic. We wanted to make no mistake." "Quite right, Lieutenant, quite right," Skoda murmured approvingly. "These are dangerous men and one cannot take chances with dangerous men." He pushed back his chair, rose easily to his feet, strolled round the table and stopped in front of Andrea. "Except maybe this one, Lieutenant?" "He is dangerous only to his friends," Turzig said shortly. "It is as I told you, sir. He would betray his mother to save his own skin." "And claiming friendship with us, eh?" Skoda asked musingly. "One of our gallant allies, Lieutenant." Skoda reached out a gentle hand, brought it viciously down and across Andrea's cheek, the heavy signet ring on his middle finger tearing skin and flesh. Andrea cried out in pain, clapped one hand to his bleeding face and cowered away, his right arm raised above his head in blind defence. "A notable addition to the armed forces of the Third Reich." Skoda murmured. "You were not mistaken, Lieutenant. A poltroon--the instinctive reaction of a hurt man is an infallible guide. It is curious," he mused, "how often very big men are thus. Part of nature's compensatory process, I suppose. . . . What is your name, my brave friend?" "Papagos," Andrea muttered sullenly. "Peter Papagos." He took his hand away from his cheek, looked at it with eyes slowly widening with horror, began to rub it across his trouser leg with jerky, hurried movements, the repugnance on his face plain for every man to see. Skoda watched him with amusement "You do not like to see blood, Papagos, eh?" he suggested. "Especially your own blood?" A few seconds passed in silence, then Andrea lifted his head suddenly, his fat face screwed up in misery. He looked as if he were going to cry. "I am only a poor fisherman, your Honour!" he burst out. "You laugh at me and say I do not like blood, and it is true. Nor do I like suffering and war. I want no part of any of these things!" His great fists were clenched in futile appeal, his face puckered in woe, his voice risen an octave. It was a masterly exhibition of despair, and even Mallory found himself almost believing in it. "Why wasn't I left alone?" he went on pathetically. "God only knows I am no fighting man--" "A highly inaccurate statement," Skoda interrupted dryly. "That fact must be patently obvious to every person in the room by this time." He tapped his teeth with a jade cigarette-holder, his eyes speculative. "A fisherman you call yourself--" "He's a damned traitor!" Mallory interrupted. The commandant was becoming just that little bit too interested in Andrea. At once Skoda wheeled round, stood in front of Mallory with his hands clasped behind his back, teetering on heels and toes, and looked him up and down in mocking inspection. "So!" he said thoughtfully. "The great Keith Mallory! A rather different proposition from our fat and fearful friend on the bench there, eh, Lieutenant?" He did not wait for an answer. "What rank are you, Mallory?" "Captain," Mallory answered briefly. "Captain Mallory, eh? Captain Keith Mallory, the greatest mountaineer of our time, the idol of pre-war Europe, the conqueror of the world's most impossible climbs." Skoda shook his head sadly. "And to think that it should all end like this. . . .I doubt whether posterity will rank your last climb as among your greatest: there are only ten steps leading to the gallows in the fortress of Navarone." Skoda smiled. "Hardly a cheerful thought, is it, Captain Mallory?" "I wasn't even thinking about it," the New Zealander answered pleasantly. "What worries me is your face." He frowned. "Somewhere or other I'm sure I've seen it or something like it before." His voice trailed off into silence. "Indeed?" Skoda was interested. "In the Bernese Alps, perhaps? Often before the war--" "I have it now!" Mallory's face cleared. He knew the risk he was taking, but anything that concentrated attention on himself to the exclusion of Andrea was justified. He beamed at Skoda. "Three months ago, it was, in the zoo in Cairo. A plains buzzard that had been captured in the Sudan. A rather old and mangy buzzard, I'm afraid," MallQry went on apologetically, "but exactly the same scrawny neck, the same beaky face and bald head--" Mallory broke off abruptly, swayed back out of reach as Skoda, his face livid and gleaming teeth Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html bared in rage, swung at him with his fist. The blow carried with it all Skoda's wiry strength, but anger blurred his timing and the fist swung harmlessly by: he stumbled, recovered, then fell to the floor with a shout of pain as Mallory's heavy boot caught him flush on the thigh, just above the knee. He had barely touched the floor when he was up like a cat, took a pace forward and coliapsed heavily again as his injured leg gave under him. There was a moment's shocked stillness throughout the room, then Skoda rose painfully, supporting himself on the edge of the heavy table. He was breathing quickly, the thin mouth a hard, white line, the great sabre scar flaming redly in the sallow face drained now of all colour. He looked neither at Mallory nor anyone else, but slowly, deliberately, in an almost frightening silence, began to work his way round to the back of the table, the scuffing of his sliding palms on the leather top rasping edgily across over-tautened nerves. Mallory stood quite still, watching him with expressionless face, cursing himself for his folly. He had overplayed his hands There was no doubt in his mind--there could be no doubt in the mind of anyone in that room--that Skoda meant to kill him; and he, Mallory, would not die. Only Skoda and Andrea would die: Skoda from Andrea's throwing knife--Andrea was rubbing blood from his face with the inside of his sleeve, fingertips only inches from the sheath--and Andrea front the guns of the guards, for the knife was all he had. You fool, you fool, you bloody stupid fool, Mallory repeated to himself over and over again. He turned his head slightly and glanced out of the corner of his eye at the sentry nearest him. Nearest him--but still six or seven feet away. The sentry would get him, Mallory knew, the blast of the slugs from that Schmeisser would tear him in half before he could cover the distance. But he would try. He must try. It was the least he owed to Andrea. Skoda reached the back of the table, opened a drawer and lifted out a gun. An automatic, Mallory noted with detachment--a little, blue-metal, snub-nosed toy--but a murderous toy, the kind of gun he would have expected Skoda to have. Unhurriedly Skoda pressed the release button, checked the magazine, snapped it home with the palm of his hand, ificked off the safety catch and looked up at Mallory. The eyes hadn't altered in the slightest--they were cold, dark and empty as ever. Mallory ificked a glance at Andrea and tensed himself for one convulsive fling backwards. Here it comes, he thought savagely, this is how bloody fools like Keith Mallory die--and then all of a sudden, and unknowingly, he relaxed, for his eyes were still on Andrea and he had seen Andrea doing the same, the huge hand slipping down unconcernedly from the neck, empty of any sign of knife. There was a scuffle at the table and Mallory was just in time to see Turzig pin Skoda's gun-hand to the tabletop. "Not that, sir!" Turzig begged. "For God's sake, not that way!" "Take your hands away," Skoda whispered. The staring, empty eyes never left Mallory's face. "Take your hands away, I say--unless you -want to go the same way as Captain Mallory." "You can't kill him, sir!" Turzig persisted doggedly. "You just can't. Herr Kommandant's orders were very clear, Hauptmann Skoda. The leader must be brought to him alive." "He was shot while trying to escape," Skoda said thickly. "It's no good." Turzig shook his head. "We can't kill them all--and the other prisoners would talk." He released his grip on Skoda's hands. "Alive, Herr Kommandant said, but he didn't say how much alive." He lowered his voice confidentially. "Perhaps we may have some difficulty in making Captain Mallory talk," he suggested. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "What? What did you say?" Abruptly the death's head smile flashed once more, and Skoda was completely on balance again. "You are over-zealous, Lieutenant Remind me to speak to you about it some time. You underestimate me: that was exactly what I was trying to do--frighten Mallory into talking. And now you've spoilt it all." The smile was still on his face, the voice light, almost bantering, but Mallory was under no fflusions. He owed his life to the young W.G.B. lieutenant--how easily one could respect, form a friendship with a man like Turzig if it weren't for this damned, crazy war. . . . Skoda was standing in front of him again: he had left his gun on the table. "But enough of this fooling, eh, Captain Mallory?" The German's teeth fairly gleamed in the bright light from the naked lamps overhead. "We haven't all night, have we?" Mallory looked at him, then turned away in silence. It was warm enough, stuffy almost, in that little guardroom, but he was conscious of a sudden, nameless chili; he knew all at once, without knowing why, but with complete certainty, that this little man before him was utterly evil. 'Well, well, well, we are not quite so talkative now, are we, my friend?" He hummed a little to himself, looked up abruptly, the smile broader than ever. "Where are the explosives, Captain Mallory?" "Explosives?" Mallory lifted an interrogatory eyebrow. "I don't know what you are talking about." "You don't remember, eh?" "I don't know what you are talking about." "So." Skoda hummed to himself again and walked over in front of Miller. "And what about you, my Mend?" "Sure I remember," Miller said easily. "The captain's got it all wrong." "A sensible man!" Skoda purred--but Mallory could have sworn to an undertone of disappointment in the voice. "Proceed, my friend." "Captain Mallory has no eye for detail," Miller drawled. "I was with him that day. He is malignin' a noble bird. It was a vulture, not a buzzard." Just for a second Skoda's smile slipped, then it was back again, as rigidly fixed and lifeless as if it had beeii painted on. "Very, very witty men, don't you think, Turzig? What the British would call music-hall comedians. Let them laugh while they may, until the hangman's noose begins to tighten. . . ." He looked at Casey Brown. "Perhaps you--" "Why don't you go and take a running jump to yourself?" Brown growled. "A running jump? The idiom escapes me, but I fear it is hardly complimentary." Skoda selected a cigarette from a thin case, tapped it thoughtfully on a thumb nail. "Hmm. Not just what one might call too co-operative, Lieutenant Turzig." Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "You won't get these men to talk, sir." There was quiet finality in Turzig's voice. "Possibly not, possibly not." Skoda was quite unruffled. "Nevertheless, I shall have the information I want, and within five minutes." He walked unhurriedly across to his desk, pressed a button, screwed his cigarette into its jade holder, and leaned against the table, an arrogance, a careless contempt in every action, even to the leisurely crossing of the gleaming jackboots. Suddenly a side door was flung open and two men stumbled into the room, prodded by a rifle barrel. Mallory caught his breath, felt his nails dig savagely into the palms of his hands. Louki and Panayisi Louki and Panayis, bound and bleeding, Louki from a cut above the eye, Panayis from a scalp wound. So they'd got them too, and in spite of his warnings. Both men were shirtsleeved; Lould, minus his magnificently frogged jacket, scarlet tsanta and the small arsenal of weapons that he carried stuck beneath it, looked strangely pathetic and woe-begone--strangely, for he was red-faced with anger, the moustache bristling more ferociously than ever. Mallory looked at him with eyes empty of all recognition, his face expressionless. "Come now, Captain Mallory," Skoda said reproachfully. "Have you no word of greeting for two old friends? No? Or perhapi you are just overwhelmed?" he suggested smoothly. "You had not expected to see them so soon again, eh, Captain Mallory." "What cheap trick is this?" Mallory asked contemptuously. "I've never seen these men before in my life." His eyes caught those of Panayis, held there involuntarily: the black hate that stared out of those eyes, the feral malevolence--there was something appaffing about it. "Of course not," Skoda sighed wearily. "Oh, of course not. Human memory is so short, is it not, Captain Mallory." The sigh was pure theatre--Skoda was enjoying himself immensely, the cat playing with the mouse. "However, we will try again." He swung round, crossed over to the bench where Stevens lay, pulled off the blanket and, before anyone could guess his intentions, chopped the outside of his right hand against Stevens's smashed leg, just below the knee. . . . Stevens's entire body leapt in a convulsive spasm, but without even the whisper of a moan: he was still fully conscious, smiling at Skoda, blood trickling down his chin from where his teeth had gashed his lower lip. "You shouldn't have done that, Hauptmann Skoda," Mallory said. His voice was barely a whisper, but unnaturally loud in the frozen silence of the room. "You are going to die for that, Hauptmann Skoda." "So? I am going to die, am I?" Again he chopped his hand against the fractured leg, again without reaction. "Then Imay as well die twice over--eh, Captain Mallory? This young man is very, very tough--but the British have soft hearts, have they not, my dear Captain?" Gently his hand slid down Stevens's leg, closed round the stockinged ankle. "You have exactly five seconds to tell me the truth, Captain Mallory, and then I fear I will be compelled to rearrange these splints--_Gott in Himmel!_ What's the matter with that great oaf?" Andrea had taken a couple of steps forward, was standing only a yard away, swaying on his feet. "Outside! Let me outside!" His breath came in short, fast gasps. He bowed his head, one hand to his throat, one over his stomach. "I cannot stand it! Air! Air! I must have air!" "Ah, no, my dear Papagos, you shall remain here and enjoy--Corporal! Quickly!" He had seen Andrea's eyes roll upwards until only the whites showed. "The fool is going to faint! Take him away before he falls on top of us!" Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Mallory had one fleeting glimpse of the two guards hurrying forwards, of the incredulous contempt on Louki's face, then he ificked a glance at Miller and Brown, caught the lazy droop of the American's eyelid in return, the millimetric inclination of Brown's head. Even as the two guards came up behind Andrea and lifted the flaccid arms across their shoulders, Mallory glanced half-left, saw the nearest sentry less than four feet away now, absorbed in the spectacle of the toppling giant. Easy, dead easy--the gun dangling by his side: he could bit him between wind and water before he knew what was happening. . . . Fascinated, Mallory watched Andrea's forearms slipping nervelessly down the shoulders of the supporting guards till his wrists rested loosely beside their necks, palms facing inwards. And then there was the sudden leap of the great shoulder muscles and Mallory had hurled himself convulsively sidewards and back, his shoulder socketing with vicious force into the guard's stomach, inches below the breast-bone: an explosive _ouf!_ of agony, the crash against the wooden walls of the room and Mallory knew the guard would be out of action for some time to come. Even as he dived, Mallory had heard the sickening thud of heads being swept together. Now, as he twisted round on his side, he had a fleeting glimpse of another guard thrashing feebly on the floor under the combined weights of Miller and Brown, and then of Andrea tearing an automatic rifle from the guard who had been standing at his right shoulder: the Schmeisser was cradled in his great hands, lined up on Skoda's chest even before the unconscious man had hit the floor. For one second, maybe two, all movement in the room ceased, every sound sheared off by a knife edge: the silence was abrupt, absolute-and infinitely more clamorous than the clamour that had gone before. No one moved, no one spoke, no one even breathed: the shock, the utter unexpectedness of what had happened held them all in thrall. And then the silence erupted in a staccato crashing of sound, deafening in that confined space. Once, twice, three times, wordlessly, and with great care, Andrea shot Hauptmann Skoda through the heart. The blast of the shells lifted the little man off his feet, smashed him against the wall of the hut, pinned him there for one incredible second, arms outfiung as though nailed against the rough planks in spreadeagle crucifixion; and then he eollapsed, fell limply to the ground, a grotesque and broken doll that struck its heedless head against the edge of the bench before coming to rest on its back on the floor. The eyes were still wide open, as cold, as dark, as empty in death as they had been in life. His Schmeisser waving in a gentle arc that covered Turzig and the sergeant, Andrea picked up Skoda's sheath knife, sliced through the ropes that bound Mallory's wrists. "Can you hold this gun, my Captain?" Mallory flexed his stiffened hands once or twice, nodded, took the gun in silence. In three steps Andrea was behind the blind side of the door leading to the anteroom, pressed to the wall, waiting, gesturing to Mallory to move as far back as possible out of the line of sight. Suddenly the door was flung open. Andrea could just see the tip of the rifle barrel projecting beyond it. "Oberleutnant Turzig! _Was ist los? Wer schoss_ . . ." The voice broke off in a coughing grunt of agony as Andrea smashed the sole of his foot against the door. He was round the outside of the door in a moment, caught the man as he fell, pulled him clear of the doorway and peered into the adjacent hut. A brief inspection, then he closed the door, bolted it from the inside. "Nobody else there, my Captain," Andrea reported. "Just the one gaoler, it seems." Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "Fine! Cut the others loose, will you, Andrea?" He wheeled round towards Louki, smiled at the comical expression on the little man's face, the tentative, spreading, finally ear-to-ear grin that cut through the baffled incredulity. "Where do the men sleep, Louki--the soldiers, I mean?" "In a hut in the middle of the compound, Major. This is the officers' quarters." "Compound? You mean--?" "Barbed wire," Louki said succinctly. "Ten feet high--and all the way round." "Exits?" "One and one only. Two guards." "Good! Andrea--everybody into the side room. No, not you, Lieutenant. You sit down here." He gestured to the chair behind the big desk. "Somebody's bound to come. Tell him you killed one of us--trying to escape. Then send for the guards at the gate." For a moment Turzig didn't answer. He watched unseeingly as Andrea walked past him, dragging two unconscious soldiers by their collars. Then he smiled. It was a wry sort of smile. "I am sorry to disappoint you, Captain Mallory. Too much has been lost already through my blind stupidity. I won't do it." "Andrea!" Mallory called softly. "Yes?" Andrea stood in the anteroom doorway. "I think I hear someone coming. Is there a way out of that side room?" Andrea nodded silently. "Outside! The front door. Take your knife. If the Lieutenant. . ." But he was talking to himself. Andrea was already gone, slipping out through the back door, soundless as a ghost. "You will do exactly as I say," Mallory said softly. He took position himself in the doorway to the side room, where he could see the front entrance between doot and jamb: his automatic rifle was trained on Turzig. "If you don't, Andrea will kill the man at the door. Then we will kill you and the guards inside. Then we will knife the sentries at the gate. Nine dead men--and all for nothing, for we will escape anyway. . . . Here he is now." Mallory's voice was barely a whisper, eyes pitiless in a pitiless face. "Nine dead men, Lieutenant-- and just because your pride is hurt." Deliberately, the last sentence was in German, fluent, colloquial, and Mallory's mouth twisted as he saw the almost imperceptible sag of Turzig's shoulders. He knew he had won, that Turzig had been going to take a last gamble on his ignorance of German, that this last hope was gone. The door burst open and a soldier stood on the threshhold, breathing heavily. He was armed, but Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html clad only in a singlet and trousers, oblivious of the cold. "Lieutenant! Lieutenant!" he spoke in German. "We heard the shots--" "It is nothing, Sergeant." Turzig bent his head over an open drawer, pretended to be searching for something to account for his solitary presence in the room. "One of our prisoners tried to escape. . . . We stopped him." "Perhaps the medical orderly--" "I'm afraId we stopped him rather permanently." Turzig smiled tiredly. "You can organise a burial detail in the morning. Meantime, you might tell the guards at the gate to come here for a minute. Then get to bed yourself--you'll catch your death of cold!" "Shall I detail a relief guard--" "Of course not!" Turzig said impatiently. "It's just for a minute. Besides, the only people to guard against are already in here." His lips tightened for a second as he realised what he had said, the unconscious irony of the words. "Hurry up, man! We haven't got all night!" He waited till the sound of the running footsteps died away, then looked steadily at Mallory. "Satisfied?" "Perfectly. And my very sincere apologies," Mallory said quietly. "I hate to do a thing like this to a man like you." He looked round the door as Andrea came into the room. "Andrea, ask Louki and Panayis if there's a telephone switchboard in this block of huts. Tell them to smash it up and any receivers they can find." He grinned. "Then hurry back for our visitors from the gate. I'd be lost without you on the reception committee." Turzig's gaze followed the broad retreating back. "Captain Skoda was right. I still have much to learn." There was neither bitterness nor rancour in his voice. "He fooled me completely, that big one." "You're not the first," Mallory reassured him. "He's fooled more people than I'll ever know. . . . You're not the first," he repeated. "But I think you must be just about the luckiest." "Because I'm still alive?" "Because. you're still alive," Mallory echoed. Less than ten minutes later the two guards at the gates had joined their comrades in the back room, captured, disarmed, bound and gagged with a speed and noiseless efficiency that excited Turzig's professional admiration, chagrined though he was. Securely tied hand and foot, he lay in a corner of the room, not yet gagged. "I think I understand now why your High Command chose you for this task, Captain Mallory. If anyone could succeed, you would--but you must fail. The impossible must always remain so. Nevertheless, you have a great team." "We get by," Mallory said modestly. He took a last look round the room, then grinned down at Stevens. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "Ready to take off on your travels again, young man, or do you find this becoming rather monotonous?" "Ready when you are, sir." Lying on a stretcher which Louki had miraculously procured, he sighed in bliss. "First-class travel, this time, as befits an officer. Sheer luxury. I don't mind how far we go!" "Speak for yourself," Miller growled morosely. He had been allocated first stint at the front or heavy end of the stretcher. But the quirk of his eyebrows robbed the words of all offence. "Right then, we're off. One last thing. Where is the camp radio, Lieutenant Turzig?" "So you can smash it, I suppose?" "Precisely." "I have no idea." "What if I threaten to blow your head off?" "You won't." Turzig smiled, though the smile was a trifle lopsided. "Given certain circumstances, you would kill me as you would a fly. But you wouldn't kill a man for refusing such information." "You haven't as much to learn as your late and unlamented captain thought," Mallory admitted. "It's not all that important. . . . I regret we have to do all this. I trust we do not meet again--not, at least, until the war is over. Who knows, some day we might even go climbing together." He signed to Louki to fix Turzig's gag and walked quickly out of the room. Two minutes later they had cleared the barracks and were safely lost in the darkness and the olive groves that stretched to the south of Margaritha. When they cleared the groves, a long time later, it was almost dawn. Already the black silhouette of Kostos was softening in the first feathery greyness of the coming day. The wind was from the south, and warm, and the snow was beginning to melt on the hills.

Глава 10 Во вторник ночью. 04:00-06:00 Немцы захватили всех в самом начале пятого. Смертельно устав, не успев очнуться от сна, диверсанты не могли оказать ни малейшего сопротивления. И план, и координация действий, и осуществление операции были безупречны. Обитателей пещеры застали врасплох. Первым проснулся Андреа. Те клетки мозга, которые постоянно бодрствуют, зарегистрировали посторонние звуки; грек мгновенно поднялся на локтях и схватил заряженный автомат, стоявший на боевом взводе. Но белый сноп света, вспоровший темноту, ослепил его, и сжимавшая ложу рука застыла прежде, чем раздалась отрывистая команда. — Всем лежать! — проговорил человек с фонарем на безукоризненном, с почти незаметным акцентом, английском языке. В ледяном голосе прозвучала угроза. — Кто двинется с места, будет убит! Вспыхнул еще один фонарь и еще. В пещере стало светло как днем. Сна у Мэллори ни в одном глазу. Он лежал неподвижно, щурясь от ярких лучей. Бледное их отражение освещало нечеткие силуэты автоматчиков. — Руки за голову, спиной к стене! — властно произнес немец. — Всмотритесь в них хорошенько, унтер-офицер. — Это был уже не приказ, а предложение, но ни луч фонаря, ни ствол автомата не колыхнулись. — Спокойны, как манекены, даже бровью не повели! Опасный народ, унтер-офицер. Англичане умеют готовить головорезов! Почти осязаемое чувство горечи охватило Мэллори. Он ощущал его на вкус. На мгновение потеряв над собой контроль, он представил себе, что вот-вот должно случиться. Но тут же усилием воли отбросил эту мысль. Нужно думать о настоящем! Еще не все потеряно, если с ними Андреа. Любопытно, заметил ли, услышал ли немцев Кейси и что с ним. Капитан хотел было справиться о нем, но в последнюю минуту спохватился: а вдруг тот на свободе. — Как вам удалось нас отыскать? — спокойно спросил он. — Только неумные люди жгут можжевельник, — презрительно ответил офицер. — Мы целый день и почти всю ночь находились на горе Костос. Этот запах почуял бы и мертвец. — На горе Костос? — недоверчиво покачал головой Миллер. — Каким это вас образом... — Хватит разговаривать! — оборвал его офицер и, обернувшись, приказал кому-то по-немецки: — Сорвать брезент! Прикройте нас с обеих сторон. — Снова повернувшись к обитателям пещеры, он почти незаметным движением руки показал в сторону устья: — Вы, трое! Выходить, живо! Да не вздумайте валять дурака. Мои солдаты только и ждут предлога, чтобы пристрелить вас, гнусных убийц! — со злобой и ненавистью в голосе добавил немец. С трудом, по-прежнему держа руки на затылке, все трое поднялись на ноги. Едва Мэллори сделал один шаг, как немец скомандовал: — Стоять! — Ткнув лучом фонаря в лежащего без сознания Стивенса, нетерпеливым тоном приказал греку: — Ну-ка, в сторону! Кто таков? — спросил он затем. — Вам его нечего опасаться, — спокойно произнес Мэллори. — Этот человек из нашей группы, он получил тяжелое увечье. Он при смерти. — Сейчас выясним, — сухо ответил офицер. — Отойти в глубь пещеры! — Подождав, пока все трое, перешагнув через Стивенса, удалятся, немец сменил автомат на пистолет. Опустившись на колени, так, чтобы не мешать, в случае нужды, ведению огня, офицер стал осторожно приближаться к раненому, держа в одной руке фонарь, в другой — пистолет. За ним по пятам двигались два автоматчика. Действия их были столь четки и согласованны, что Мэллори пал духом. Протянув вперед руку с пистолетом, офицер резким движением сорвал с юноши одеяло. Тот дрогнул всем телом, застонав от боли, и замотал головой. Офицер наклонился к раненому. В свете фонаря видны были правильные волевые черты его лица и прядь белокурых волос. Кинув беглый взгляд на похудевшее, искаженное страданием лицо Стивенса, посмотрев на его изувеченную ногу, немец сморщил нос: до него донесся гангренозный запах. Аккуратно закрыв раненого, офицер снова присел на корточки. — Вы не лжете, — произнес он негромко. — Мы не варвары. Мы не сводим счеты с умирающими. Оставьте его здесь. Поднявшись на ноги, немец стал медленно пятиться. — Остальным выйти. Снег перестал, на предрассветном небе замерцали звезды. Ветер ослаб, и температура заметно повысилась. К полудню почти весь снег растает. Мэллори как бы нехотя оглянулся. Кейси Брауна нигде не видно. Добрый признак. Для участия в операции глав-старшину Брауна рекомендовали очень большие чины. Два ряда орденских колодок, заслуженных им по праву, хотя он никогда их не носил, свидетельствовали о его отваге. Он проявил себя как опытный и умелый боец, участвуя в партизанских действиях. В руке у него автомат. Скорее бы Кейси появился... Словно прочитав его мысли, немец насмешливо спросил: — Уж не часового ли ищете? Не бойтесь, англичанин. Он неподалеку, спит на посту. Причем очень крепким сном. — Вы его убили? — до боли сжал кулаки Мэллори. Немецкий офицер безразлично пожал плечами. — Точно не знаю. А получилось все очень просто. Один из моих солдат лежал в лощине и стонал. Даже меня разжалобил. Попавшись на крючок, ваш лопух вздумал выяснять, в чем дело. А чуть повыше притаился еще один мой солдат, держа автомат за ствол. Палица получилась на славу, уверяю... Медленно разжав кулаки, капитан уныло смотрел на убегавшую вниз лощину. Кейси должен был попасться на удочку. Не желая выставлять себя на посмешище снова, он решил посмотреть, что произошло. Но, может, Кейси действительно слышал тогда посторонний звук. Правда, Панаис не похож на человека, который может ошибаться, да и у Андреа никогда не было проколов. Мэллори снова обернулся к офицеру. — А куда вы нас ведете? — В Маргариту. Но сначала нужно решить одну проблему. Немец оказался одного с ним роста. В левой руке пистолет, на правой болтается фонарь. — У меня к вам пустяковый вопрос, англичанин. Где взрывчатка? — последние слова офицер чуть ли не выплюнул. — Взрывчатка? — недоуменно нахмурил брови Мэллори. Какая еще взрывчатка? — с глупым видом спросил он, но в ту же секунду отшатнулся и упал на землю. Описав дугу, тяжелый фонарь с размаху опустился. Удар пришелся по правой скуле. Качая, как пьяный, головой, капитан с трудом встал на ноги. — Взрывчатка, — произнес ласковым голосом немец, поигрывая фонарем. — Я вас спрашиваю, где взрывчатка? — Не понимаю, о чем вы там толкуете, — ответил Мэллори. Выплюнув сломанный зуб, вытер с разбитых губ кровь. — Так-то вы обращаетесь с военнопленными, — презрительно проронил он. — Молчать! И снова удар. На этот раз Мэллори попытался самортизировать его. И все равно фонарь угодил чуть пониже виска, так что в голове загудело. Спустя несколько мгновений капитан с усилием поднялся. Вся правая щека горела словно в огне, все перед глазами поплыло. — Мы ведем честную игру! — тяжело дышал офицер, едва сдерживая ярость. — Женевскую конвенцию соблюдаем. Но конвенция распространяется на солдат, а не на подлых убийц и шпионов... — Мы не шпионы! — оборвал немца Мэллори. Голова у него раскалывалась на части. — Почему ж вы тогда не в форме? — требовательно спросил офицер. — Повторяю, вы шпионы. Мерзкие убийцы, которые наносят удар в спину и режут людям глотки! — голос немца дрожал от гнева. Возмущение его было неподдельным. — Режут глотки? недоумевающе спросил Мэллори. — О чем вы, черт побери? — Моего вестового зарезали. Совсем мальчишку. Он был даже не вооружен. Всего час назад мы нашли его с перерезанным горлом. Да что с вами разговаривать! — Немец умолк, увидев двух человек, поднимающихся по лощине. Постояв мгновение, проклиная судьбу, по милости которой пути несчастного посыльного и Панаиса пересеклись — кроме него сделать это некому, — Мэллори проследил за взглядом офицера. Напрягая зрение, он рассмотрел согнутую фигуру, бесцеремонно подталкиваемую немцем, вооруженным винтовкой с примкнутым штыком. Капитан облегченно вздохнул. Левая щека Брауна покрыта запекшейся кровью, которая сочилась из раны чуть выше виска. Но в остальном он цел и невредим. — Вот и превосходно! Всем сесть на снег! — Кивнув в сторону пленных, офицер приказал солдатам: — Связать им руки! — Уж не расстреливать ли нас собираетесь? — Спокойно спросил Мэллори. Крайне важно знать, какова их судьба. Понятно, что ничего, кроме смерти, их не ждет. Но хотелось бы умереть стоя, с оружием в руках. Сейчас же сопротивление означало бы самоубийство. — К сожалению, не сейчас. Мой начальник, гауптман Шкода, желает сам с вами познакомиться. Думаю, для вас было бы лучше, если в я вас сам расстрелял. Но я еще подчиняюсь и герру коменданту, начальнику гарнизона крепости и острова Навароне. — Немец насмешливо улыбнулся. — Небольшая отсрочка, англичанин. Не успеет солнце зайти, как вы будете болтаться под перекладиной. У нас на острове Навароне расправа с шпионами коротка. — Но послушайте, герр гауптман! — умоляюще вскинул руки Андреа, сделав шаг вперед, но тут же застыл на месте. В грудь ему уперлись дула двух винтовок. — Я не гауптман, а обер-лейтенант, — поправил офицер грека. — Обер-лейтенант Турциг к вашим услугам. Что тебе надо, толстяк? — спросил он пренебрежительно. — Вы говорите: шпионы! А я не шпион! — торопливо, словно боясь, что не успеет выговориться, начал Андреа. — Ей-богу, никакой я не шпион! Я не из ихней компании. — Глаза его были выпучены, губы беззвучно шевелились после каждой с трудом произнесенной фразы. — Я всего лишь грек. Простой бедный грек. Меня силой увели с собой, заставили служить у них переводчиком. Клянусь, господин обер-лейтенант. Чтоб мне провалиться на месте! — Ах ты, желтая образина! — прошипел Миллер, но тотчас застонал от боли; удар приклада пришелся по спине немного выше почек. Споткнувшись, капрал упал на четвереньки. Только сейчас до него дошло, что Андреа ломает комедию. Ведь стоило бы Кейту Мэллори произнести несколько слов по-гречески, как немцу стало бы ясно, что толстяк лжет. Янки погрозил греку кулаком, делая вид, что страшно разгневан. — Ах ты, двуличный продажный туземец! Сволочь поганая, я тебе сейчас... — Тяжелый горный ботинок угодил янки чуть не в самое ухо. Мэллори молчал, даже не посмотрев на капрала. Беспомощно сжав кулаки и стиснув зубы, он прищуренными глазами свирепо смотрел на Андреа. Понимая, что немец наблюдает за ним, новозеландец решил подыгрывать товарищу. Он еще не разгадал игру Андреа, но был полон решимости идти с ним до конца. — Ах вот как! — задумчиво проговорил Турциг. — Шайка на глазах разваливается. — Мэллори почудилась нотка сомнения в голосе Турцига, но тот продолжал: — Ничего не попишешь, толстяк. Ты сам решил свою судьбу, связавшись с этими убийцами. Как говорится, кто с ворами попадется, и для того веревка найдется. — Окинув равнодушным взглядом тучного грека, офицер прибавил: — Но виселицу тебе подберем попрочнее. — Нет, нет, нет! — взвизгнул Андреа. — Вы должны мне верить. Я не из их компании. Господин обер-лейтенант. Богом клянусь, я не из их компании, — твердил Андреа, ломая руки. Лунообразное лицо его страдальчески исказилось: — Почему я должен безвинно умереть? Я не хотел с ними идти. Я ведь не боец, господин обер-лейтенант! — Вижу, — сухо заметил Турциг. — Вижу, что не боец. Гигантская груда дрожащего студня, обтянутая шкурой. И каждый дюйм этой шкуры тебе дороже всего на свете. — Посмотрев на Мэллори и Миллера, все еще лежащего, уткнувшись лицом в снег, офицер проронил: — Ну и помощничка нашли себе твои друзья. — Я вам все расскажу, господин обер-лейтенант! Я вам все расскажу! — настойчиво твердил Андреа, увидев тень сомнения на лице немца. — Я совсем не сторонник союзников... Я вам это докажу... И вы тогда... — Ах ты, иуда проклятый! — попытался броситься на грека Мэллори, но в ту же секунду два коренастых солдата схватили его за руки и вывернули их назад. Он попытался вырваться, но вскоре затих. Недобрым взглядом посмотрев на Андреа, прибавил: — попробуй только вякни. Не доживешь и до... — Молчать! — ледяным тоном скомандовал Турциг. Надоела мне ваша грызня. Еще слово, и окажешься на снегу рядом со своим другом. — Посмотрев молча на Мэллори, немец перевел взгляд на грузного грека. — Я ничего не обещаю. Но выслушаю тебя, — добавил он, не скрывая антипатии. — Вы уж сами решайте, — произнес Андреа с облегчением, к которому примешивались желание угодить, надежда и нотка самоуверенности. Помолчав для вящего эффекта, грек театральным жестом показал на Мэллори, Миллера и Брауна. — Это не простые солдаты. Они из отряда особого назначения, который находится под началом Джеллико! — Расскажи мне что-нибудь поинтереснее. Об этом я и сам догадался, — рыкнул Турциг. — Этот английский аристократ сидит у нас в печенках. Если тебе нечего больше сообщить мне, толстяк... — Погодите! — вскинул руку Андреа. — Это не простые десантники. Это отборные бойцы, диверсионная группа, как они себя называют. В воскресенье ночью их доставили на самолете из Александрии в Кастельроссо. Той же ночью они отплыли из Кастельроссо на моторной лодке. — На торпедном катере, — поправил его Турциг. — Это нам уже известно. Продолжай. — Известно! Но каким образом?.. — Неважно. Выкладывай дальше. — Конечно, конечно, господин обер-лейтенант, — подавив вздох облегчения, произнес Андреа. Пронесло, слава Богу. Николаи, конечно, предупредил немцев, но не счел нужным указать на присутствие в группе рослого грека. Да и то сказать, зачем было лазутчику предупреждать о нем особо? Но если бы он это сделал, то их песенка была бы спета. — Торпедный катер высадил их на каких-то островах севернее Родоса. Где именно, не знаю, они украли каик, прошли на нем вдоль турецкого берега. Там им попался немецкий сторожевой катер. Они его потопили... Андреа помолчал, чтобы произвести впечатление. — Я рыбачил на своей лодке меньше чем в полумиле от них. — Как им удалось потопить такое большое судно? подавшись вперед, спросил немец. Странное дело, Турциг не сомневался, что катер потоплен. — Они притворились безобидными рыбаками. Вроде меня. Перед этим немцы задержали меня, осмотрели лодку и отпустили, — убедительно соврал Андреа. — Ваш сторожевик подошел к их посудине. Совсем близко подошел. Тут с обоих судов затрещали автоматы, в катер полетели две коробки. Наверное, они угодили в машинный отсек. Бах-х! — вскинул вверх руки Андреа. — И готово! — А мы-то думали... — проронил Турциг. — Ладно, продолжай. — Что вы думали, господин обер-лейтенант? — спросил грек. Глаза Турцига сузились, и Андреа поспешно продолжал: Ихнего переводчика убили во время перестрелки. Не заметив ловушки, я заговорил по-английски: я несколько лет жил на Кипре. Силой затащили меня на свой каик, а сыновей отпустили на моей лодке. — А зачем им переводчик? — подозрительно спросил Турциг. — Многие английские офицеры говорят по-гречески. — Я как раз об этом, — нетерпеливо произнес Андреа. Черт возьми, как же я закончу свою историю, если вы то и дело меня перебиваете? На чем я остановился? Ах, да. Они силой затащили меня к себе. Потом у них поломался мотор. Не знаю, что с ним произошло, меня заперли в трюме. Потом, кажется, зашли в какую-то бухту чинить мотор. Там они начали пьянствовать. Вы не поверите, господин обер-лейтенант, предстоит такая опасная операция, а они пьяны в стельку. Потом мы поплыли дальше. — Наоборот, я тебе верю, — медленно кивал Турциг, видно, что-то сопоставляя. — Верю, что ты говоришь сущую правду. — Нет, правда, верите? — Андреа изобразил сомнение. Затем мы попали в страшный шторм. Каик разбило о южный утес острова Навароне. По этому утесу мы и поднялись... — Хватит! — резким движением Турциг отпрянул назад. В глазах его вспыхнул гнев. — Я чуть не поверил тебе. Я верил тебе, потому что нам известно больше, чем ты думаешь. До сих пор ты не лгал. Но сейчас другое дело. Хитер ты, толстяк, но и мы не лыком шиты. Ты упустил из виду одно обстоятельство. Возможно, ты и не знаешь о нем. Дело в том, что мы егеря из Wuertembergische Gebirgsbataillon, то есть из Вюртембергского горно-пехотного батальона. Горы, приятель, для нас дом родной. Сам я пруссак, но я совершал восхождения на все приличные вершины Альп и Трансильвании. И я тебе заявляю, что южный утес покорить невозможно! — Может, для вас и невозможно, — грустно покачал головой Андреа. — Все-таки эти окаянные союзники победят вас. Они такие хитрые, господин обер-лейтенант, такие хитрые! — Объясни, что ты имеешь в виду, — повелительно произнес Турциг. — А вот что. Они знали, что южный утес считается неприступным. Потому-то и решили подниматься именно в этом месте. Вам не пришло бы в голову, что диверсионная группа может попасть на остров таким путем. Поэтому союзники сделали ход конем. Нашли человека, который сумел бы возглавить эту группу. Правда, он по-гречески не говорит, но в нем важно другое. Им нужен был скалолаз. И они нашли такого человека. Известного во всем мире альпиниста, — Андреа сделал паузу, потом картинно вскинул руку, — это тот самый скалолаз, господин обер-лейтенант! Вы сами альпинист, так что должны его знать. Его зовут Мэллори. Кейт Мэллори из Новой Зеландии! Немец удивленно воскликнул. Щелкнув выключателем, шагнул вперед и направил свет фонаря чуть ли не в глаза Мэллори. Секунд десять разглядывал его профиль, прищуренные глаза, затем медленно опустил руку. На снегу у его ног возникло яркое светящееся пятно. Обер-лейтенант закивал головой, что-то припоминая. — Ну, конечно же! — вырвалось у него. — Мэллори... Кейт Мэллори! Разумеется, я его знаю. В моем Abteilung[3] вы не найдете ни одного егеря, который бы не слышал о Кейте Мэллори. — Покачав головой, он добавил: — Я же должен был его узнать. Должен был узнать его тотчас же. — Опустив голову, носком ботинка офицер ковырял в снегу. Потом вскинул глаза. — До войны, даже во время войны я счел бы для себя честью познакомиться с вами. Но не теперь и не здесь. Лучше бы послали сюда кого-нибудь другого, а не вас. Помолчав, офицер хотел что-то добавить, но передумал и повернулся к рослому греку. — Прими мои извинения, толстяк. Ты действительно не врешь. Продолжай. — Ну, конечно! — расплылось в довольной улыбке круглое лицо Андреа. — Как я уже сказал, мы поднялись по утесу. Правда, при этом получил тяжелое увечье парень, который остался в пещере. Убрали часового. Это Мэллори его убил, — без стеснения солгал Андреа. — Но в честном бою. Мы шли почти всю ночь, чтобы преодолеть перевал, и перед рассветом наткнулись на эту пещеру. Мы валились с ног, голодные, холодные. Так в ней и сидели. — И ничего за все это время не произошло? — Ну, как же, — обрадовался Андреа, видя себя в центре всеобщего внимания. — К нам приходили два человека. Кто такие, не знаю. Лица свои они все время прятали. Откуда пришли, тоже не знаю. — Хорошо, что ты это сказал, — мрачно произнес Турциг. — Я понял, что тут побывал кто-то посторонний. Я узнал камелек. Его украли у гауптмана Шкоды. — Неужели? — вежливо удивился Андреа. — А я и не знал. Так вот. Они немного поговорили, а потом... — Тебе не удалось подслушать, о чем они говорят? прервал его обер-лейтенант. Вопрос был задан столь естественным тоном, что Мэллори затаил дыхание. Западня была расставлена мастерски. Андреа непременно попадется в нее. Но грек на наживку не клюнул. — Подслушать? А зачем мне было подслушивать? — обиженно скривил губы грек, воздев очи горе. — Господин обер-лейтенант, сколько раз вам надо повторять, что я у них за переводчика. Без меня они бы и не поняли друг друга. Конечно, я знаю, о чем был разговор. Эти типы собираются взорвать большие пушки, установленные в бухте. — А я-то думал: они на курорт приехали! — с издевкой проговорил Турциг. — Да, но вы не знаете, что у них есть план крепости. Не знаете, что высадка на остров Керос произойдет в воскресенье утром. Не знаете, что они постоянно поддерживают связь с Каиром по радио. Вы не знаете, что британские эсминцы войдут в Майдосский пролив в ночь с пятницы на субботу, как только будут уничтожены орудия. Вы не знаете... — Достаточно! — хлопнул в ладоши обер-лейтенант. Британские эсминцы, да? Превосходно! Превосходно! Вот это-то нам и надо было выяснить. Но достаточно. Остальное расскажешь гауптману Шкоде и коменданту крепости. Надо идти. Только у меня еще один вопрос. Где взрывчатка? Андреа с расстроенным видом развел руками. Плечи его уныло опустились. — Увы, господин обер-лейтенант, этого я не знаю. Они ее вытащили и куда-то унесли. Сказали, что в пещере слишком жарко. — Ткнув пальцем куда-то в западном направлении, противоположном той стороне, где находилась хижина Лери, он произнес: — Кажется, куда-то туда. Но точно сказать не могу. Они мне не сообщили. — Укоризненно посмотрев на Мэллори, грек заметил: — Эти британцы одним миром мазаны. Никому-то они не доверяют. — И я их вполне понимаю! — брезгливо посмотрел на толстого грека обер-лейтенант. — Сейчас мне особенно хочется увидеть тебя под перекладиной на самой высокой виселице в крепости. Но Herr Kommandant человек добрый, доносчиков он жалует. Может даровать тебе жизнь, чтобы ты и впредь предавал своих товарищей — Спасибо, спасибо! Я знал, вы человек справедливый. Обещаю вам, господин обер-лейтенант... — Заткнись! — оборвал его презрительно Турциг. Затем перешел на немецкий. — Фельдфебель, прикажите их связать. Толстяка тоже! Потом его развяжем, пусть несет раненого к нам в штаб. Оставьте караульного. Остальные пойдут со мной, нужно взрывчатку найти. — А может, заставим их язык развязать, господин обер-лейтенант? — посоветовал фельдфебель. — Тот, кто готов сообщить, где взрывчатка, не знает этого. Все, что знает, он уже выложил. Что касается остального, я был не прав в отношении их, фельдфебель. — Повернувшись к Мэллори, офицер слегка поклонился и по-английски произнес: — Я ошибся в отношении вас. Herr Мэллори. Все мы очень устали. Готов извиниться за то, что ударил вас. — Повернувшись на каблуках, офицер стал ловко подниматься по склону. Через две минуты с пленными остался лишь один караульный. В который раз Мэллори поменял позу, пытаясь порвать веревку, связывавшую ему руки, и в который раз убедился в тщетности своих усилий. Как новозеландец ни извивался и ни крутился, он добился лишь одного: вся одежда промокла насквозь, сам он продрог до костей и дрожал от холода. Солдат, вязавший узлы, знал свое дело. С тех пор, как Турциг и его подчиненные отправились на поиски, прошло больше часа. Неужели всю ночь будут болтаться? Перестав дергаться, Мэллори откинулся на снежную перину, покрывавшую склон, и задумчиво посмотрел на сидевшего, понурясь, чуть повыше его, рослого грека. Часовой жестом велел лечь всем на снег. Андреа попытался порвать веревку. Мэллори видел, как ходят ходуном плечи товарища, как врезаются в плоть узлы. Но теперь Андреа сидел спокойно, заискивающе улыбаясь часовому с видом человека, которого незаслуженно обидели. Андреа не стал искушать судьбу. У Турцига глаз наметанный, он сразу заметит распухшие, кровоточащие кисти рук — картина, несовместимая с образом предателя, который пытался внушить офицеру грек. Мастерский спектакль. Тем более что создавался он экспромтом, по наитию, размышлял капитан. Андреа сообщил немцу столько достоверных сведений или таких, которые можно проверить, что невозможно не поверить и всему остальному. Однако Андреа не сказал Турцигу ничего существенного, ничего такого, о чем немцы не могли бы узнать и сами. Не считая, правда, планов эвакуации гарнизона острова Керос на кораблях британского флота. Мысленно усмехнувшись, Мэллори вспомнил, как он расстроился, когда Андреа начал рассказывать немцу о предстоящем походе кораблей. Но Андреа не настолько прост. Ведь немцы и сами могли догадаться о намеченной операции. Нападение диверсионной группы на орудийные установки в тот же день, когда немцы осуществят налет на Керос, не может быть простым совпадением. Ко всему, возможность убежать из плена зависит от того, в какой мере Андреа удастся убедить немцев, что он тот, за кого себя выдает, и от сравнительной свободы, которую при этом получит. Совершенно определенно, именно сообщение о планах эвакуации гарнизона острова Керос перевесило чашу весов в его пользу в глазах Турцига. А то, что операция, по словам Андреа, будет осуществлена в субботу, придаст словам грека особый вес, поскольку именно в этот день, согласно первоначальным сведениям, имевшимся в распоряжении у Дженсена, немцы осуществят налет на остров. Очевидно, агенты Дженсена были дезинформированы германской контрразведкой, которая понимала, что приготовления к операции скрыть невозможно. Наконец, не сообщи Андреа обер-лейтенанту об эсминцах, ему не удалось бы убедить немца, что он действительно немецкий прихвостень. Дело кончилось бы тем, что всех их вздернули бы в крепости Навароне, орудия остались бы целы и невредимы и в конце концов пустили бы британские эсминцы ко дну. Мыслей было столько, что голова раскалывалась. Вздохнув, Мэллори перевел взгляд на остальных двух своих товарищей. Браун и успевший прийти в сознание Миллер сидели выпрямясь, со связанными сзади руками, и порой наматывали головой, словно пьяные. Мэллори понимал их состояние. У него самого нестерпимо болела вся правая сторона лица. Всем досталось, с досадой подумал Мэллори, а толку никакого. Каково в эту минуту Энди Стивенсу? Бросив взгляд в сторону зияющего устья пещеры, Мэллори так и обмер. Медленно, не подавая виду, что потрясен представшим его взору зрелищем, новозеландец отвел взгляд, уставился на часового, который сидел на рации Брауна, положив на колени «шмайсер», палец на спусковом крючке, и наблюдал за пленными. «Господи, только бы он не оглянулся! Господи, только бы он не оглянулся», — мысленно твердил Мэллори. «Пусть он еще посидит, пусть еще посидит...» Но взгляд вновь и вновь невольно устремлялся к пещере. Волоча изувеченную ногу, из укрытия выползал Энди Стивенc. Даже при тусклом свете звезд было видно, сколько страданий доставляет ему каждое движение. Упираясь руками, он приподнимал туловище, затем, опустив голову, переносил тяжесть тела вперед и таким образом передвигался по рыхлому влажному снегу. Силы его таяли на глазах. Хотя юноша ослаб и измучен страданиями, но котелок у него варит: на плечах и спине белая простыня, в правой руке зажат альпинистский крюк. Должно быть, Энди слышал отрывки фраз, сказанных Турцигом. В пещере оставалось два или три автомата. Стивенc без труда снял бы часового и не выходя из пещеры. Но, заслышав выстрел, немцы вернулись бы раньше, чем он сумеет проползти лощину, не то чтобы освободить от пут хотя бы одного из товарищей. Стивенсу осталось проползти самое большее метров пять. По дну лощины прошелестел принесшийся с юга ветер, но, кроме него да дыхания пленников, не слышно ни звука. Иногда кто-то из сидящих ворочался, расправляя отекшую ногу. Хотя снег не скрипит, немец непременно услышит Стивенса. Опустив голову, Мэллори закашлялся. Сначала часовой лишь удивленно поднял глаза, потом, видя, что кашель не прекращается, раздраженно произнес по-немецки: — Прекрати! Сейчас же прекрати кашлять! — Huesten? Huesten? Кашлять, что ли? Как я перестану? возразил по-английски Мэллори и снова закашлялся. На этот раз еще громче. — Все твой Ober-leutenant, — произнес он, ловя ртом воздух. — Половину зубов выбил. — И снова зашелся в приступе кашля. Пересилив себя, с вызовом произнес: — Я же не виноват, что собственной кровью захлебываюсь. Стивенc находился ближе чем в трех метрах от часового, но уже выбился из сил. Не в состоянии до конца выпрямлять руки, он продвигался лишь на какие-то несколько дюймов. А потом и вовсе замер и с полминуты лежал неподвижно. Мэллори решил было, что юноша потерял сознание, но тут Стивенc приподнялся — на этот раз на всю длину рук. Попытавшись оттолкнуться вперед, он не выдержал веса собственного тела и рухнул в снег. Мэллори снова закашлялся, но было поздно. Вмиг вскочив с ящика, немец круто повернулся, уперов дуло «шмайсера» в распростертое почти у самых его ног тело. Убедившись, что это раненый, часовой опустил автомат. — Ах, вот что! — проронил он. — Птенчик вылетел из гнезда. Бедный маленький птенчик! — Мэллори вздрогнул, увидев, как взвился над головой Стивенса приклад. Но часовой оказался человеком не злым: замахнулся он, лишь повинуясь защитной реакции. Не донеся приклад до искаженного страданием лица, он наклонился и, почти бережно вынув из решительно сжатых, но ослабевших пальцев альпинистский крюк, швырнул его в снег. Аккуратно приподняв раненого под мышки, подложил под голову потерявшего сознание Стивенса скомканную простыню, невесело покачал головой и снова уселся на ящик. Гауптман Шкода оказался щуплым человечком лет под сорок. Щеголеватый, форма с иголочки, внешне веселый и злой в душе. Отталкивающее впечатление производила его тощая, длинная шея в поперечных складках, которая торчала из ворота мундира с ватными плечами. Впечатление это усугублялось маленькой, яйцеобразной, точно у черепахи, головкой. Когда тонкие бескровные губы его раздвигались — а улыбался гауптман часто, — обнажались два ряда превосходных зубов. Но ослепительная улыбка не освещала лицо гауптмана, а лишь подчеркивала нездоровую бледность его кожи, обтягивавшей острый нос, широкие скулы и собиравшей в складки шрам от сабельного удара, который рассекал левую щеку от брови до подбородка. Однако, улыбался ли гауптман или был серьезен, зрачки глубоко посаженных его глаз всегда оставались черными и пустыми. Несмотря на ранний час не было и шести, — он был безукоризненно одет, свежевыбрит. Редкие темные волосы с глубокими залысинами напомажены и аккуратно зачесаны назад. Хотя над единственным столом в караульном помещении, вдоль стен которого тянулись скамьи, возвышалась лишь небольшая часть туловища гауптмана, всякий бы догадался, что бриджи его отутюжены, а сапоги начищены до зеркального блеска. Гауптман был улыбчив. После того как обер-лейтенант Турциг закончил доклад. Шкода тоже улыбнулся. Откинувшись назад в кресле, гауптман опустил подбородок на переплетенные пальцы и весело оглядел присутствующих. Ничто не ускользнуло от взгляда этих невыразительных, пустых глаз — ни караульный возле двери, ни двое солдат, стоящих позади связанных узников, ни Андреа, сидящий на скамье, на которую тот положил Энди Стивенса. — Молодцом, обер-лейтенант! — промурлыкал гауптман. Операция проделана блестяще! — Он задумчиво разглядывал трех пленников, стоящих перед ним. Лица в синяках, кровоподтеках. Затем перевел взгляд на раненого юношу, находящегося в полубессознательном состоянии, и снова улыбнулся, соизволив приподнять брови. — Были некоторые сложности, Турциг? Пленные оказались не слишком... э... сговорчивы? — Никак нет, господин гауптман. Пленные не оказали никакого сопротивления, — сухо отрапортовал обер-лейтенант. И тон, и манера обращения к начальнику безукоризненно корректны, но в глазах скрытая враждебность. — Мои солдаты несколько переусердствовали. — Все правильно, обер-лейтенант, все правильно, проворковал одобрительно Шкода. — Это опасные люди, а с опасными людьми иначе нельзя. — Отодвинув кресло, гауптман легко поднялся на ноги, обойдя стол, остановился перед Андреа. — Опасны, кроме этого типа, не так ли, обер-лейтенант? — Он опасен лишь для своих приятелей, — кивнул Турциг. — Я вам о нем уже докладывал, господин гауптман. Он и мать родную продаст, лишь бы шкуру спасти. — И клянется нам в преданности? — задумчиво произнес Шкода. — Вот каков один из наших доблестных союзников, обер-лейтенант. — Вытянув руку, гауптман резко опустил ее. На щеке Андреа остался кровавый след от перстня с печаткой, надетого на средний палец. Вскрикнув от боли, грек схватился одной рукой за лицо, а другой инстинктивно закрыл голову. — Весьма ценное приобретение для вермахта, — вымолвил гауптман. — Вы не ошиблись, обер-лейтенант. — Заячья душа. Реакция на удар — вернейший тому симптом. Любопытно, задумчиво продолжал немец, — как часто крупные люди оказываются малодушными. Очевидно, природа как бы компенсирует приобретение одного качества потерей другого... Как тебя зовут, мой храбрый друг? — Папагос, — угрюмо пробурчал Андреа. — Петрос Папагос. — Отняв от лица руку, он посмотрел на нее расширившимся от ужаса взглядом и принялся суетливо тереть ее о штаны. Шкода с насмешкой наблюдал его испуг. — Не переносишь вида крови, Папагос? — спросил гауптман. — Особенно своей? После краткой паузы Андреа поднял голову. Казалось, он вот-вот заплачет. — Я всего лишь бедный рыбак, ваше благородие! воскликнул грек. — Вы надо мной смеетесь, говорите, что я, мол, не выношу вида крови. Так оно и есть. Страдания и войну я тоже не выношу. Не нужно мне это ничего! — чуть не взвизгнул он, бессильно сжав огромные кулаки. Лицо его болезненно сморщилось. Отчаяние было изображено столь убедительным образом, что Мэллори было решил, что Андреа вовсе и не разыгрывает комедию. — Оставьте меня в покое! — продолжал он жалобным голосом. — Видит Бог, никакой я не военный... — Весьма неточное определение, — сухо произнес гауптман. — Кто ты такой, видно каждому. — С задумчивым видом постукивая по зубам темно-зеленым мундштуком, офицер продолжал: — Так ты рыбак, говоришь?.. — Это предатель, будь он проклят! — вмешался Мэллори: слишком уж заинтересовался немец личностью Андреа. Круто повернувшись, гауптман остановился перед Мэллори и, заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок, насмешливо оглядел новозеландца с ног до головы. — Вот как! — произнес он после некоторого раздумья. Перед нами великий Кейт Мэллори! Совсем не то, что наш упитанный и робкий друг, который сидит там на скамье. Не правда ли, обер-лейтенант!? — И, не дождавшись ответа, спросил: — В каком вы чине, Мэллори? — Капитан, — лаконично ответил новозеландец. — Ах, вот как! Капитан Кейт Мэллори, известнейший в мире альпинист, кумир довоенной Европы, покоритель самых неприступных вершин. — Покачав головой. Шкода прибавил: — И какой бесславный конец... Не уверен, что потомки сочтут ваше последнее восхождение выдающимся спортивным достижением. На виселицу ведут всего десять ступенек. — Шкода усмехнулся. Мысль не из самых веселых, не так ли, капитан Мэллори? — Я об этом и не думал, — любезно ответил новозеландец. — Я вот смотрю на ваше лицо и все пытаюсь вспомнить... Наморщив лоб, он продолжал: — Где-то я видел нечто похожее... — Тут капитан умолк. — Неужели? — оживился Шкода. — Может, в Бернских Альпах? До войны я часто там бывал... — Вспомнил! — Лицо Мэллори просветлело. Он сознавал всю рискованность затеянной им игры, но нужно во что бы то ни стало отвлечь внимание от Андреа, тут оправдан любой шаг. Сияя улыбкой, Кейт смотрел на гауптмана. — Это было месяца три назад, в Каирском зоопарке. Там я увидел степного канюка, привезенного из Судана. Канюк, правда, старый и паршивый, извиняющимся тоном добавил Мэллори. — Но такая же длинная шея, острый клюв, плешивая голова... При виде искаженной злобой, с оскаленными зубами, физиономии гауптмана Мэллори отшатнулся. Не рассчитав в гневе силы удара. Шкода промахнулся и едва не потерял равновесие. Спустя мгновение гауптман взвыл от боли: тяжелый ботинок новозеландца угодил ему чуть выше колена. Не успел немец коснуться пола, как упруго, точно кошка, вскочил, сделал шаг, но ушибленная нога подвернулась, и он рухнул наземь. На мгновение в комнате воцарилась тишина. Все словно окаменели. Опираясь о край громадного стола, Шкода с трудом поднялся. Он часто дышал, белые губы сжаты в прямую линию, на пергаментном лице алеет след от сабельного удара. Не глядя ни на Мэллори, ни на остальных присутствующих, гауптман со зловещей неторопливостью двигался вокруг стола. Скользя по его обитой кожей крышке, ладони издавали неприятный звук, действовавший на нервы, и без того натянутые как струна. Новозеландец с бесстрастным лицом наблюдал за гауптманом, мысленно проклиная себя за то, что переборщил. Он не сомневался, как не сомневался никто из присутствующих в караулке, в том, что Шкода намерен застрелить его. Но Мэллори не умрет. Умрут лишь Шкода и Андреа. Шкода будет пронзен метательным ножом: грек вытирал с лица кровь рукавом, кончики пальцев его всего в нескольких сантиметрах от ножен. Андреа же погибнет от пуль часовых; кроме ножа, иного оружия у него нет. Дурак ты, дурак! — твердил мысленно капитан. — Идиот безмозглый! Чуть повернув голову, краешком глаза он посмотрел на часового, который был ближе всех. Но и до него самое малое метра два. Часовой успеет прошить его насквозь. Но он попробует. Должен попробовать. Андреа он в беде не оставит. Выдвинув ящик стола, гауптман достал пистолет. Автоматический, бесстрастно подумал Мэллори. Вороненый, короткий ствол, похож на игрушку. Но игрушка опасная. Иного оружия у Шкоды не могло и быть. Гауптман не спеша нажал на защелку магазина, проверил патроны, ударом ладони загнал магазин в рукоят

CHAPTER 11 Wednesday 1400--1600 All day long they lay hidden in the carob grove, a thick clump of stunted, gnarled trees that clung grimly to the treacherous, scree-strewn slope abutting what Louki called the "Devil's Playground." A poor shelter and an uncomfortable one, but in every other way all they could wish for: it offered Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html concealment, a first-class defensive position immediately behind, a gentle breeze drawn up from the sea by the sun-baked rocks to the south, shade from the sun that rode from dawn to dusk in a cloudless sky--and an incomparable view of a sundrenched, shimmering Aegean. Away to their left, fading through diminishing shades of blue and indigo and violet into faraway nothingness, stretched the islands of the Lerades, the nearest of them, Maidos, so close that they could see isolated fisher cottages sparkling whitely in the sun: through that narrow, intervening gap of water would pass the ships of the Royal Navy in just over a day's time. To the right, and even farther away, remote, featureless, back-dropped by the towering Anatolian mountains, the coast of Turkey hooked north and west in a great curving scimitar: to the north itself, the thrusting spear of Cape Demirci, rock-rimmed but dimpled with sand coves of white, reached far out into the placid blue of the Aegean: and north again beyond the Cape, haze-blurred in the purple distance, the island of Kheros lay dreaming on the surface of the sea. It was a breath-taking panorama, a heart-catching beauty sweeping majestically through a great semi-circle over the sunlit sea. But Mallory had no eyes for it, had spared it only a passing glance when he had come on guard less than half an hour previously, just after two o'clock. He had dismissed it with one quick glance, settled by the bole of a tree, gazed for endless minutes, gazed until his eyes ached with strain atwhat he had so long waited to see. Had waited to see and come to destroy--the guns of the fortress of Navarone. The town of Navarone--a town of from four to five thousand people, Mallory judged--lay sprawled round the deep, volcanic crescent of the harbour, a crescent so deep, so embracing, that it was almost a complete circle with only a narrow bottleneck of an entrance to the north-west, a gateway dominated by searchlights and mortar and machine-gun batteries on either side. Less than three miles distant to the north-east from the carob grove, every detail, every street, every building, every caique and launch in the harbour were clearly visible to Mallory and ho studied them over and over again until he knew them by heart: the way the land to the west of the harbour sloped up gently to the olive groves, the dusty streets running down to the water's edge: the way the ground rose more sharply to the south, the streets now running parallel to the water down to the old town: the way the cliffs to the east--cliffs pock-marked by the bombs of Torrance's Liberator Squadron-- stretched a hundred and fifty sheer feet above the water, then curved dizzily out over and above the harbour, and the great mound of volcanic rock towering above that again, a mound barricaded off from the town below by the high wall that ended flush with the cliff itself: and, finally, the way the twin rows of A.A. guns, the great radar scanners and the barracks of the fortress, squat, narrow-embrasured, built of big blocks of masonry, dominated everything in sight--including that great, black gash in the rock, below the fantastic overhang of the cliff. Unconsciously, almost, Mallory nodded to himself in slow understanding. This was the fortress that had defied the Allies for eighteen long months, that had dominated the entire naval strategy in the Sporades since the Germans had reached out from the mainland into the isles, that had blocked all naval activity in that 2,000 square mile triangle between the Lerades and the Turkish coast. And now, when he saw it, it all made sense. Impregnable to land attack--the commanding fortress saw to that: impregnable to air attack--Mallory realised just how suicidal it had been to send out Torrance's squadron against the great guns protected by that jutting cliff, against those bristling rows of anti-aircraft guns: and impregnable to sea attack--the waiting squadrons of the Luftwaffe on Samos saw to that. Jensen had been right--only a guerrilla sabotage mission stood any chance at all: a remote chance, an all but suicidal chance, but still a chance, and Mallory knew he couldn't ask for more. Thoughtfully he lowered the binoculars and rubbed the back of his hand across aching eyes. At last he felt he knew exactly what he was up against, was grateful for the knowledge, for the opportunity he'd been given of this long-range reconnaissance, this familiarising of himself with the terrain, the geography of Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html the town. This was probably the one vantage point in the whole island that offered such an opportunity together with concealment and near immunity. No credit to himself, the leader of the mission, he reflected wryly, that they had found such a place: it had been Louki's idea entirely. And he owed a great deal more than that to the sadeyed little Greek. It had been Louki's idea that they first move upvalley from Margaritha, to give Andrea time to recover the explosives from old Leri's hut, and to make certain there was no immediate hue and cry and pursuit--they could have fought a rearguard action up through the olive groves, until they had lost themselves in the foothills of Kostos: it was he who had guided them back past Margaritha when they had doubled on their tracks, had halted them opposite the village while he and Panayis had slipped wraith-like through the lifting twilight, picked up outdoor clothes for themselves, and, on the return journey, slipped into the Abteilung garage, torn away the coil ignitions of the German command car and truck--the only transport in Margaritha--and smashed their distributors for good measure; it was Louki who bad led them by a sunken ditch right up to the roadblock guard post at the mouth of the valley--ft had been almost ludicrously simple to disarm the sentries, only one of whom bad been awake--and, finally, it was Louki who bad insisted that they walk down the muddy centre of the valley track till they came to the metalled road, less than two miles from the town itself. A hundred yards down this they had branched off to the left across a long, sloping field of lava that left no trace behind, arrived in the carob copse just on sunrise. And it had worked. All these carefully engineered pointers, pointers that not even the most sceptical could have ignored and denied, had worked magnificently. Miller and Andrea, who had shared the forenoon watch, had seen the Navarone garrison spending long hours making the most intensive house-to-house search of the town. That should make it doubly, trebly safe for them the following day, Mallory reckoned: it was unlikely that the search would be repeated, still more unlikely that, if it were, it would be carried out with a fraction of the same enthusiasm. Louki had done his work welL Mallory turned his head to look at him. The little man was still asleep--wedged on the slope behind a couple of tree-trunks, he hadn't stirred for five hours. Still dead tired himself, his legs aching and eyes smarting with sleeplessness, Mallory could not find ft in him to grudge Louki a moment of his rest. He'd earned it all--and he'd been awake all through the previous night. So had Panayis, but Panayis was already awakening, Mallory saw, pushing the long, black hair out of his eyes: awake, rather, for his transition from sleep to full awareness was immediate, as fleeting and as complete as a cat's. A dangerous man, Mallory knew, a desperate man, almost, and a bitter enemy, but he knew nothing of Panayis, nothing at all. He doubted if he ever would. Farther up the slope, almost in the centre of the grove, Andrea had built a high platform of broken branches and twigs against a couple of carob poles maybe five feet apart, gradually filling up the space between slope and trees until he had a platform four feet in width, as nearly level as he could make it. Andy Stevens lay on this, still on his stretcher, still conscious. As far as Mallory could tell, Stevens hadn't closed his eyes since they had been marched away by Turzig from their cave in the mountains. He seemed to have passed beyond the need for sleep, or had crushed all desire for it. The stench from the gangrenous leg was nauseating, appalling, poisoned all the air around. Mallory and Miller had had a look at the leg shortly after their arrival in the copse, uncovered it, examined it, smiled at one another, tied it up again and assured Stevens that the wound was closing. Below the knee, the leg bad turned almost completely black. Mallory lifted his binoculars to have another look at the town, but lowered them almost at once as someone came sliding down the slope, touched him on the arm. It was Panayis, upset, anxious, almost angry looking. He gesticulated towards the westering sun. "The time, Captain Mallory?" He spoke in Greek his voice low, sibilant, urgent--an inevitable voice, Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Mallory thought, for the lean, dark mysteriousness of the man. "What is the time?" he repeated. "Half-past two, or thereabouts." Mallory lifted an interrogatory eyebrow. "You are concerned, Panayis. Why?" "You should have wakened me. You should have wakened me hours ago!" He was angry, Mallory decided. "It is my turn to keep watch." "But you had no sleep last night," Mallory pointed out reasonably. "It just didn't seem fair--" "It is my turn to keep watch, I tell you!" Panayis insisted stubbornly. "Very well, then. If you insist." Mallory knew the high fierce pride of the islanders too well to attempt to argue. "Heaven only knows what we would have done without Louki and yourself.. . . I'li stay and keep you company for a while." "Ah, so that is why you let me sleep on!" There was no disguising the hurt in the eyes, the voice. "You do not trust Panayis--" "Oh, for heaven's sake!" Mallory began in exasperation, checked himself and smiled. "Of course we trust you. Maybe I should go and get some more sleep anyway; you are kind to give me the chance. You will shake me in two hour's time?" "Certainly, certainly!" Panayis was almost beaming. "I shall not fail." Mallory scrambled up to the centre of the grove and stretched out lazily along the ledge he had levelled out for himself. For a few idle moments he watched Panayis pacing restlessly to and fro just inside the perimeter of the grove, lost interest when he saw him climbing swiftly up among the branches of a tree, seeking a high lookout vantage point and decided he might as well follow his own advice and get some sleep while he could. "Captain Mallory! Captain Mallory!" An urgent, heavy hand was shaking his shoulder. "Wake up! Wake up!" Mallory stirred, rolled over on his back, sat up quickly, opening his eyes as he did so. Panayis was stooped over him, the dark, saturnine face alive with anxiety. Mallory shook his head to clear away the mists of sleep and was on his feet in one swift, easy movement. "What's the matter; Panayis?" "Planes!" he said quickly. "There is a squadron of planes coming our way!" "Planes? What planes? Whose planes?" "I do not know, Captain. They are yet far away. But--" "What direction?" Mallory snapped. "They come from the north." Together they ran down to the edge of the grove. Panayis gestured to the north, and Mallory caught Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html sight of them at once, the afternoon sun glinting off the sharp dihedral of the wings. Stukas, all right, he thought grimly. Seven--no, eight of them--less than three miles away, flying in two echelons of four, two thousand, certainly not more than twenty-five hundred feet. . . . He became aware that Panayis was tugging urgently at his arm. "Come, Captain Mallory!" he said excitedly. "We have no time to lose!" He pulled Mallory round, pointed with outstretched arm at the gaunt, shattered cliffs that rose steeply behind them, cliffs crazily riven by rockjumbled ravines that wound their aimless way back into the interior--or stopped as abruptly as they had begun. "The Devil's Playground! We must get in there at once! At once, Captain Mallory!" "Why on earth should we?" Mallory looked at him in astonishment. "There's no reason to suppose that they're after us. How can they be? No one knows we're here." "I do not care!" Panayis was stubborn in his conviction. "I know. Do not ask me how I know, for I do not know that myself. Louki will tell you--Panayis knows these things. I know, Captain Mallory, I _know!_" Just for a second Mallory stared at him, uncomprehending. There was no questioning the earnestness, the utter sincerity--but it was the machine-gun staccato of the words that tipped the balance of instinct against reason. Almost without realising it, certainly without realislug why, Mallory found himself running uphill, slipping and stumbling in the scree. He found the others already on their feet, tense, expectant, shrugging on their packs, the guns already in their hands. "Get to the edge of the trees up there!" Mallory shouted. "Quickly! Stay there and stay under cover-we're going to have to break for that gap in the rocks." He gestured through the trees at a jagged fissure in the cliff-side, barely forty yards from where he stood, blessed Louki for his foresight in choosing a hideout with so convenient a bolt-hole. "Wait till I give the word. Andrea!" He turned round, then broke off, the words unneeded. Andrea had already scooped up the dying boy in his arms, just as he lay in stretcher and blankets and was weaving his way uphill in and out among the trees. "What's up, boss?" Miller was by Mallory's side as he plunged up the slope. "I don't see nothin'." "You can hear something if you'd just stop talking for a moment," Mallory said grimly. "Or just take a look up there." Miller, flat on his stomach now and less than a dozen feet from the edge of the grove, twisted round and craned his neck upwards. He picked up the planes immediately.. "Stukas!" he said incredulously. "A squadron of gawddamned Stukas! It can't be, boss!" "It can and it is," Mallory said grimly. "Jensen told me that Jerry has stripped the Italian front of them-- over two hundred pulled out in the last few weeks." Mallory squinted up at the squadron, less than half a mile away now. "And he's brought the whole damn' issue down to the Aegean." "But they're not lookin' for us," Miller protested. "I'm afraid they are," Mallory said grimly. The two bomber echelons had just dove-tailed into line ahead formation. "I'm afraid Panayis was right." "But--but they're passin' us by--" Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "They aren't," Mallory said flatly. "They're here to stay. Just keep your eyes on that leading plane." Even as he spoke, the flight-commander tilted his gull-winged Junkers 87 sharply over to port, halfturned, fell straight out of the sky in a screaming power-dive, plummeting straight for the carob grove. "Leave him alone!" Mallory shouted. "Don't fire!" The Stuka, airbrakes at maximum depression, had steadied on the centre of the grove. Nothing could stop him now--but a chance shot might bring him down directly on top of them: the chances were poor enough as it was. . . . "Keep your hands over your heads--and your heads down!" He ignored his own advice, his gaze following the bomber every foot of the way down. Five hundred, four hundred, three, the rising crescendo of the heavy engine was beginning to hurt his ears, and the Stuka was pulling sharply out of its plunging fall, its bomb gone. Bomb! Mallory sat up sharply, screwing up his eyes against the blue of the sky. Not one bomb but dozens of them, clustered so thickly that they appeared to be jostling each other as they arrowed into the centre of the grove, striking the gnarled and stunted trees, breaking off branches and burying themselves to their fins in the soft and shingled slope. Incendiaries! Mallory had barely time to realise that they had been spared the horror of a 500-kilo H.E. bomb when the incendiaries erupted into hissing, guttering 'life, into an incandescent magnesium whiteness that reached out and completely destroyed the shadowed gloom of the carob grove. Within a matter of seconds the dazzling coruscation had given way to thick, evil-smelling clouds of acrid black smoke, smoke laced with flickering tongues of red, small at first, then licking and twisting resinously upwards until 'entire trees were enveloped in a cocoon of flame. The Stuka was still pulling upwards out of its dive, had not yet levelled off when the heart of the grove, old and dry and tindery, was fiercely ablaze. Miller twisted up and round, nudging Mallory to catch his attention through the cracking roar of the flames. "Incendiaries, boss," he announced. "What did you think they were using?" Mallory asked shortly. "Matches? They're trying to smoke us out, to burn us out, get us in the open. High explosive's not so good among trees. Ninety-nine times out of a hundred this would have worked." He coughed as the acrid smoke bit into his lungs, peered up with watering eyes through the tree-tops. "But not this time, not if we're lucky. Not if they hold off another half-minute or so. Just look at that smoke!" Miller looked. Thick, convoluted, shot through with fiery sparks, the rolling cloud was already a third of the way across the gap between grove and cliff, borne uphill by the wandering catspaws from the sea. It was the complete, the perfect smoke-screen. Miller nodded. "Gonna make a break for it, huh, boss?" "There's no choice--we either go, or we stay and get fried--or blown into very little bits. Probably both." He raised his voice. "Anybody see what's happening up top?" "Queuing up for another go at us, sir." Brown said lugubriously. "The first bloke's still circling around." "Waiting to see how we break cover. They won't wait long. This is where we take off." He peered uphill through the rolling smoke, but it was too thick, laced his watering eyes until everything was blurred through a misted sheen of tears. There was no saying how far uphill the smoke-bank had reached, and Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html they couldn't afford to wait until they were sure. Stuka pilots had never been renowned for their patience. "Right, everybody!" he shouted. "Fifteen yards along the tree-line to that wash, then straight up into the gorge. Don't stop till you're at least a hundred yards inside. Andrea, you lead the way. Off you go!" He peered through the blinding smoke. "Where's Panayis?" There was no reply. "Panayis!" Mallory called. "Panayis!" "Perhaps he went back for somethin'." Miller had stopped half-turned. "Shall I go --" "Get on your way!" Mallory said savagely. "And if anything happens to young Stevens I'll hold you . . ." But Miller, wisely, was already gone, Andrea stumbling and coughing by his side. For a couple of seconds Mallory stood irresolute, then plunged back downhill towards the centre of the grove. Maybe Panayis had gone back for something-- and he couldn't understand English. Mallory had hardly gone five yards when he was forced to halt and fling his arm up before his face: the heat was searing. Panayis couldn't be down there; no one could have been down there, could have lived for seconds in that furnace. Gasping for air, hair singeing and clothes smouldering with fire, Mallory clawed his way back up the slope, colliding with trees, slipping, falling, then stumbling desperately to his feet again. He ran along to the east end of the wood. No one there. Back to the other end again, towards the wash, almost completely blind now, the super-heated air searing viciously through throat and lungs till he was suffocating, till his breath was. coming in great, whooping, agonised breaths. No sense in waiting longer, nothing he could do, nothing anyone could do except save himself. There was a noise in his ears, the roaring of the flames, the roaring of his own blood--and the screaming, heart-stopping roar of a Stuka in a power-dive. Desperately he flung himself forward over the sliding scree, tumbled and pitched headlong down to the floor of the wash. Hurt or not, he did not know and her did not care. Sobbing aloud for breath, he rose to his feet, forced his aching legs to drive him somehow up the bill. The air was full of the thunder of engines, he knew the entire squadron was coming in to the attack, and then he had flung himself uncaringly to the ground as the first of the high explosive bombs erupted in its concussive blast of smoke and flame--erupted not forty yards away, to his left and ahead of him. Ahead of him! Even as he struggled upright again, lurched forward and upward once more, Mallory cursed himself again and again and again. You mad-man, he thought bitterly, confusedly, you damned crazy mad-man. Sending the others out to be killed. He should have thought of it--oh, God, he should have thought of it, a five-year-old could have thought of it. Of course Jerry wasn't going to bomb the grove: they had seen the obvious, the inevitable, as quickly as he had, were dive-bombing the pall of smoke between the grove and the cliff! A five-year-old---the earth exploded beneath his feet, a giant hand plucked him up and smashed him to the ground and the darkness closed over him.

Глава 11 Среда. 14:00-16:00 Весь день группа пряталась в густых зарослях среди приземистых, сучковатых рожковых деревьев, прилепившихся к предательски осыпающемуся под ногами каменистому участку холма, который Лука называл «Чертовым пятачком». Хотя и ненадежное и неудобное, но это все-таки укрытие, где можно спрятаться и с успехом обороняться. С моря тянет легкий бриз, нагреваемый раскаленными скалами южного склона. Деревья защищали людей от лучей солнца, висевшего с утра до вечерних сумерек в безоблачном небе. В довершение всего взорам их предстало незабываемое зрелище сверкающего мириадами солнечных бликов Эгейского моря. Поодаль, слева, сливаясь с блеклой дымкой голубых и сиреневых тонов, к невидимому горизонту уходила цепь островов Лерадского архипелага. Ближе всех — подать рукой — Майдос. На солнце белыми пятнами вспыхивали рыбачьи мазанки. А по этому узкому проливу через сутки с небольшим должны пройти корабли британского флота. Направо, еще дальше нечеткие очертания турецкого побережья, оттененного громадой Анатолийских гор и изогнутого наподобие ятагана в северном и западном направлениях. Прямо на севере, далеко в голубизну Эгейского моря, острием копья выдавался мыс Демирджи. В ожерелье каменной гряды, он был испещрен бухточками, отороченными белыми песчаными пляжами. За ним в пурпурной дали дремал на поверхности моря остров Керос. Дух захватывало при виде этой панорамы, от не поддающейся описанию красоты залитого солнцем моря щемило сердце. Но Мэллори было не до красоты. В начале третьего, меньше чем полчаса назад, заняв свой пост, капитан лишь мельком взглянул на это великолепие. Поудобнее устроившись под стволом дерева, он долго, пока не заболели глаза, смотрел. Смотрел туда, где была цель их экспедиции, разглядывал то, что так долго жаждал увидеть и уничтожить. Пушки крепости Навароне. С населением в четыре-пять тысяч город Навароне раскинулся вдоль берега серповидной вулканического происхождения лагуны с узким, как бутылочное горлышко, выходом в открытое море в северо-западной ее части. По обе стороны выхода из бухты были расположены прожекторные установки, минометные и пулеметные позиции. Со своего наблюдательного пункта Мэллори видел малейшие детали панорамы, каждую улицу, каждое здание, каждый каик и катер. Капитан так долго разглядывал эту картину, что она буквально врезалась ему в память. Он запомнил, как плавно спускается местность к западу от бухты к оливковым рощам, как сбегают к воде пыльные улицы. Заметил, что на юге рельеф местности круче, поэтому улицы идут параллельно берегу бухты. Разглядел и утесы на востоке, испещренные воронками от бомб, сброшенных эскадрильей «либерейторов» под командованием Торранса, скалы, круто взмывающие над водой метров на пятьдесят, повисая над бухтой, и массивную вершину, сложенную вулканическими породами, отделенную от раскинувшегося у ее подножия города стеной, которая упиралась в утес. Не упустил, наконец, из виду ни двойной ряд зениток, ни огромные радарные антенны, ни приземистые, с амбразурами окон, казармы, сложенные из крупных камней, возвышающиеся над местностью, ни зияющее в скале отверстие, над которым навис гигантского размера карниз. Мэллори кивнул головой. Теперь все встало на свои места. Вот она какова, эта крепость, которую целых полтора года не удается взять союзникам, — крепость, которая определяет морскую стратегию в районе Спорад с тех самых пор, как немцы шагнули с материка на острова, и сковывает действия британского флота на участке площадью две тысячи миль между Лерадским архипелагом и побережьем Турции. Увидев крепость, Мэллори понял, в чем причина. С суши крепость не взять: крепость господствует над местностью; невозможно атаковать ее и с воздуха — Мэллори понял, сколь опасной и бесполезной затеей было посылать эскадрилью Торранса на бомбежку огромных орудий, спрятавшихся под гигантским козырьком под защитой ощетинившихся стволами зенитных батарей. Захватить крепость с моря столь же бесполезная затея: недаром на острове Самос ждут своего часа эскадрильи «Люфтваффе». Джексен прав: хоть какой-то шанс на успех есть лишь у диверсионной группы. Шанс ничтожный, граничащий с самоубийством, но все же шанс. От этого никуда не денешься. Задумавшись, Мэллори опустил бинокль, тыльной стороной ладони потер усталые глаза. Наконец-то стало ясно, какую ношу он взвалил на себя. Хорошо, что есть возможность изучить обстановку, местность, географические особенности города. Пожалуй, тут единственное на всем острове удобное для скрытного наблюдения место. Правда, заслуга в том не его, командира группы, а Луки и никого больше. Маленькому греку с невеселыми глазами он обязан многим. Именно Лука посоветовал подниматься вверх по долине, с тем чтобы Андреа успел забрать взрывчатку из хижины старого Лари, а также убедиться, что немцы не успели поднять тревогу и начать погоню. Таким образом, их группа смогла бы с боем отступать, прорываясь через оливковые рощи, чтобы затем укрыться у подножия горы Костос. Именно Лука провел группу еще раз мимо селения, когда диверсанты петляли, заметая следы, и, велев остальным задержаться напротив деревни, вместе с Панаисом точно призрак исчез в предрассветной мгле, чтобы раздобыть себе одежду; а на обратном пути они проникли в немецкий гараж, оборвали провода зажигания на моторах штабной машины и грузовика — единственное, чем располагал гарнизон Маргариты, — на всякий случай разбив вдребезги и трамблеры. Именно Лука канавой привел их к дорожно-контрольному пункту в устье долины. Разоружить наряд — не спал один лишь дежурный — оказалось проще простого. Наконец, не кто иной, как Лука, настоял на том, чтобы двигаться прямо посередине размокшей грунтовой дороги до самой «щебенки», от которой до города было меньше двух миль. Пройдя по ней метров сто, группа свернула влево и начала спускаться по плато из застывшей лавы, чтобы не оставить следов и с восходом солнца добраться до рожковой рощи. Уловка сработала. Их старания пустить преследователей по ложному следу увенчались успехом. Миллер и Андреа, дежурившие поочередно до полудня, наблюдали, как немецкие солдаты из гарнизона крепости несколько часов рыскали по городу, переходя от одного дома к другому. Тем проще будет проникнуть в город на следующий день. Вряд ли немцы повторят облаву, а если и повторят, то уж не будут настолько дотошными. Лука свое дело знает. Мэллори повернул голову, чтоб взглянуть на проводника. Маленький грек спал беспробудным сном вот уже пять часов, пристроившись к стволам двух деревьев. Хотя у капитана у самого болели натруженные ноги, а глаза слипались от усталости, не хотелось нарушать сон проводника. Лука его заслужил, да и накануне ночь не спал. Как и Панаис. Правда, мрачный грек уже проснулся. Откинув со лба прядь длинных крашеных волос, Кейт смотрел, как тот просыпается. В сущности, переход от сна к бодрствованию произошел мгновенно. Опасный, отчаянный, беспощадный к врагам человек. Но Мэллори Панаиса совсем не знал. Да и вряд ли когда-либо узнает, подумал капитан. Чуть повыше, почти в центре рощи, из веток и прутьев, положенных на два дерева, находящихся метрах в полутора друг от друга, Андреа соорудил площадку шириной фута в четыре, заполнив валежником пространство между склоном и помостом, и постарался сделать его поровнее. Не снимая раненого с носилок, он положил на нее Стивенса. Юноша был все еще в сознании. С того самого момента, как отряд Турцига захватил их группу в пещере, Энди не сомкнул глаз. Ему, видно, было не до сна. От раны исходил тошнотворный запах гниющей плоти, от которой было нечем дышать. После того как отряд прибыл в рощу, Мэллори и Дасти сняли с ноги бинты, осмотрели рану и снова наложили повязку, с улыбкой заверив Стивенса, что рана заживает. Почти вся нога ниже колена почернела. Вскинув бинокль, Мэллори хотел было еще раз взглянуть на город, но тут, съехав со склона, кто-то коснулся его рукава. Это был Панаис. Расстроенный, сердитый. Указав на перевалившее через точку зенита солнце, тот произнес по-гречески: — Который час, капитан Мэллори? — Голос был низкий и хриплый, какой и следовало ожидать у поджарого, вечно хмурого островитянина. — Который час? — требовательно повторил тот. — Половина третьего или около того, — удивленно поднял бровь новозеландец. — Вы чем-то встревожены, Пацане? — Почему меня не разбудили? Надо было давно разбудить меня! — рассердился Панаис. — Мой черед дежурить. — Но вы же не спали всю ночь, — рассудительно заметил Мэллори. — Я решил, будет несправедливо... — Говорят вам: мой черед дежурить, — упрямо повторил грек. — Хорошо, раз настаиваете. — Зная, как вспыльчивы и обидчивы островитяне, когда речь идет о чести, капитан спорить не стал. — Не знаю, что бы мы стали делать без Луки и вас... Я посижу тут еще, составлю вам компанию. — Так вот почему вы меня не разбудили! — с обидой в голосе произнес грек. — Не доверяете Панаису... — О Господи!.. — раздраженно воскликнул Мэллори, но потом улыбнулся. — Ну, конечно же, доверяю. Пойду-ка я, пожалуй, вздремну, раз вы так любезны. Часика через два растолкайте меня, хорошо? — Конечно, конечно, — обрадовался Панаис. — Как же иначе? Забравшись в глубь рощи, Мэллори выровнял небольшой участок и лениво растянулся на нем. Понаблюдал, как Панаис нервно ходит взад и вперед вдоль опушки рощи. Заметив, как Панаис взбирается на дерево, чтобы иметь лучший обзор, потерял к нему всякий интерес и решил соснуть, пока есть такая возможность. — Капитан Мэллори! Капитан Мэллори! — звучало настойчиво. Сильная рука трясла его за плечо. — Вставайте! Да вставайте же! Перевернувшись на спину, Мэллори открыл глаза и сел. К нему склонилось угрюмое встревоженное лицо Панаиса. Мэллори встряхнул головой, прогоняя сон, и тотчас вскочил на ноги. — В чем дело, Панаис? — Самолеты! — торопливо проговорил тот. — Сюда летит целая эскадрилья. — Самолеты? Какие еще самолеты? Чьи? — Не знаю, капитан. Они еще далеко. Только... — Откуда летят? — оборвал его Мэллори. — С севера. Оба побежали к опушке. Панаис показал на север, и Мэллори увидел, как полуденное солнце отражается от плоскостей, похожих на крылья чайки. Пикировщики, определил он, помрачнев. Семь, нет, восемь. Не больше трех миль отсюда. Самолеты летели на высоте шестьсот-семьсот метров двумя волнами — по четыре в каждой... Лишь сейчас капитан заметил, что Панаис дергает его за рукав. — Скорей, капитан Мэллори! — взволнованно повторял грек. — Нельзя терять времени. — Повернув новозеландца, он вытянул руку в сторону угрюмых, поднимающихся в небо утесов. Скалы представляли собой нагромождение каменных глыб и были изрезаны лощинами и балками, которые тут и там кончались так же неожиданно, как и начинались. — Чертов пятачок! Нам надо туда! Скорей, капитан Мэллори! — На кой черт? — удивленно посмотрел на него новозеландец. — Нет причин полагать, что они ищут нас. Откуда им знать, что мы здесь? Этого не знает никто. — Что из того? — упрямо стоял на своем Панаис. — Я знаю. Не спрашивайте, откуда я знаю. Я и сам этого не понимаю. Лука подтвердит, что Панаис знает в этом толк! Это правда, капитан Мэллори, правда! Мэллори растерянно посмотрел на грека, пораженный тревогой, звучавшей в его словах. Напор слов перевесил в нем здравый смысл. Не отдавая себе отчета, что он делает, Мэллори уже взбирался по склону, спотыкаясь и. скользя по осыпи. Остальные тоже были на ногах. Схватив автоматы, они в тревожном ожидании торопливо надевали рюкзаки. — Бегите к опушке, вон туда! — крикнул Мэллори. — Живо! Останьтесь там и спрячьтесь. Попробуем пробиться к проходу в камнях. — Он показал рукой на неправильной формы расщелину в скале, в каких-то сорока метрах от места, где он стоял, мысленно благословляя Луку за то, что тот нашел убежище, откуда можно незаметно уйти. — Ждите, пока не позову Андреа!.. Оглянувшись, он не стал продолжать, схватив юношу вместе с носилками и одеялами, тот взбегал по склону, лавируя между деревьями. — Что стряслось, шеф? — спросил Миллер, догнав капитана. — Я ни черта не вижу! — Если заткнешься на минуту, то кое-что услышишь, мрачно ответил Мэллори. — Посмотри вон туда. Упав на живот, американец повернул голову в направлении вытянутой руки Мэллори. И тотчас обнаружил самолеты. — Пикировщики?! — недоверчиво вымолвил он. — Целая эскадрилья, будь они неладны! Не может быть, шеф! — Как видишь, — угрюмо отозвался капитан. — По словам Дженсена, фрицы сняли их с итальянского фронта. За последние недели перегнали больше двухсот машин. — Прищурив глаза, новозеландец взглянул на эскадрилью, которая была уже меньше чем в полумиле. — И направили этих гнусных птеродактилей в район Эгейского моря. — Но не нас же они ищут, — возразил Миллер. — Боюсь, что нас, — невесело ответил капитан. — Оба эшелона бомбардировщиков перестроились в одну линию. Пожалуй, Панаис был прав. — Но... но... Но ведь они летят мимо... — Нет, не мимо, — бесстрастно сказал Мэллори. — И улетят не скоро. Посмотри на головную машину. В этот момент первый в эскадрилье Ю-87 упал на левое крыло и, сделав полуразворот, с воем устремился с небес прямо на рощу. — Не трогать его! — закричал Мэллори. — Не стрелять! Опустив закрылки, «юнкере» нацелился в середину рощи. Никакая сила не может его остановить, а попади в него случайно, рухнет им на голову. И так плохо, и этак нехорошо. — Закройте руками головы, головы к земле! Сам он своему совету не последовал, следя как завороженный за падением бомбардировщика. Пятьсот... Четыреста... Триста футов... Крещендо могучего двигателя больно давило на барабанные перепонки. «Юнкерс» круто взмыл, выходя из пике. Бомбы под фюзеляжем не было. Бомба! Мэллори сел, щурясь на голубизну неба. И не одна, а целая дюжина! Бомбы летели кучно, чуть ли не касаясь друг друга. Вонзились они в самую середину рощи, разнося в щепы узловатые приземистые деревца, ломая ветки и закапываясь по самые стабилизаторы в щебенистую почву... Зажигалки! Мэллори подумал, что немцы пожалели своих врагов, не став швырять полутонные фугаски, но тут ожили, забулькали, зашипели, разбрызгивая вокруг сверкающую массу горящего магния, зажигательные бомбы, осветившие полумрак рощи. Через несколько секунд ослепительное пламя сменилось облаками зловонного черного дыма, сквозь который прорывались дрожащие красные языки пламени. Сначала небольшие, они мигом побежали вверх по смолистым стволам. И вот уже целые деревья охватило огнем. Машина все еще набирала высоту, а вся середина старой и сухой рощи яростно пылала. Миллер толкал капитана локтем, стараясь привлечь к себе внимание. — Зажигалки, шеф! — объявил он сквозь рев и треск. — А ты думал спички? — парировал Мэллори. — Хотят выкурить нас из рощи. Фугаски в лесу не годятся. В девяноста девяти случаях из ста они были бы эффективны. — Закашлявшись, он посмотрел сквозь едкую пелену наверх. — Но не на этот раз. Если нам повезет и фрицы дадут хоть полминуты передышки. Смотри, какой дымище! Миллер поднял глаза. Густые спирали дыма, пронизанные раскаленными искрами, уже покрыли треть расстояния от рощи до скалы, подгоняемые легким бризом, дующим с моря. Настоящая дымовая завеса. Миллер кивнул: — Хочешь прорваться туда, шеф? — У нас нет выбора. Или будем прорываться, или останемся. В последнем случае нас изжарят или разнесут в клочья. А скорее всего и то, и другое. — Повысив голос, он спросил: — Кто видит, что там фрицы поделывают? — Выстраиваются в очередь, чтобы влупить нам еще разок, — мрачно ответил Браун. — Первый придурок все еще кружится. — Ждет, когда мы выбежим из укрытия. Ждать долго они не станут. Тут-то мы и снимемся. — Он посмотрел на верхнюю часть склона, но едкий дым резал глаза. Определить, высоко ли поднялось облако дыма, невозможно, но оставаться дольше нельзя. Пилоты «юнкерсов» никогда не отличались выдержанным характером. — Эй, ребята! — крикнул Мэллори. — Бежим ярдов пятнадцать до той осыпи, потом вверх по ущелью. Пока не углубитесь хотя бы на сотню ярдов, не останавливаться. Ну, тронулись! — Вглядываясь в плотную стену дыма, капитан спросил: — А где Панаис? Ответа не было. — Панаис! — крикнул Мэллори. — Панаис! — Может, он что-то забыл и вернулся? — Миллер остановился и, повернувшись вполоборота, прибавил: — А что, если я... — Живо в путь! — зло сказал Мэллори. — И если что-нибудь случится со Стивенсом, я тебе задам перцу... — Но Миллер уже исчез вместе с Андреа, который спотыкался и кашлял. Мэллори постоял в нерешительности. Затем бросился назад по склону, в самую середину рощи. Может, Панаис за чем-то пошел? А английского он не знает... Едва пройдя ярдов пять, он остановился: пришлось закрыть голову и лицо руками — жар был как в аду. Панаиса там быть не могло, он и несколько секунд там бы не пробыл. Судорожно хватая ртом воздух — волосы трещат, одежда тлеет, — Мэллори с трудом полз по склону, натыкаясь на деревья, скользя, падая, вновь поднимаясь. Мэллори бросился к восточной опушке рощи. Там тоже никого. Кинулся обратно в лощину. Он почти ослеп — раскаленный воздух кипятком обжигал глотку и легкие. Мэллори начал задыхаться. Ничего не поделаешь, продолжать поиски нет смысла. Впору самому спасаться. В ушах шумит от рева пламени. Бьется толчками сердце. Послышался душераздирающий вой «юнкерса», входящего в пике. Новозеландец упал на осыпающийся под ногами гравий, хватая ртом воздух, вскочил и, несмотря на боль в ногах, стал карабкаться вверх. Воздух наполнился грохотом моторов: в атаку ринулась вся эскадрилья. Когда первые фугаски, подняв столб огня и дыма, ударили слева и чуть впереди, меньше чем в сорока метрах от Мэллори, он кинулся навзничь. Бомбы упали впереди! С трудом поднявшись на ноги, капитан вновь устремился вверх, проклиная себя. Дурак безмозглый! Болван! Послал людей на погибель! Котелком надо было варить! Мозгами пораскинуть. Пятилетний ребенок, и тот мог бы сообразить! Фрицы и не собираются бомбить всю рощу. Они давно смекнули, что к чему, и утюжат полосу дыма между рощей и склоном горы. Пятилетний ребенок... В этот миг под ногами у Мэллори разверзлась бездна. Чья-то огромная рука подняла его и швырнула оземь. Наступила темнота...

CHAPTER 12 Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Wednesday 1600--1800 Once, twice, half a dozen times, Mallory struggled up from the depths of a black, trance-like stupor and momentarily touched the surface of consciousness only to slide back into the darkness again. Desperately, each time, he tried to hang on to these fleeting moments of awareness, but his mind was like the void, dark and sinewless, and even as he knew that his mind was slipping backwards again, loosing its grip on reality, the knowledge was gone, and there was only the void once more. Nightmare, he thought vaguely during one of the longer glimmerings of comprehension, I'm having a nightmare, like when you know you are having a nightmare and that if you -could open your eyes it would be gone, but you can't open your eyes. He tried it now, tried to open his eyes, but it was no good, it was still as dark as ever and he was still sunk in this evil dream, for the sun had been shining brightly in the sky. He shook his head in slow despair. "Aha! Observe! Signs of life at last!" There was no mistaking the slow, nasal drawl. "or Medicine Man Miller triumphs again!" There was a moment's silence, a moment in which Mallory was increasingly aware of the diminishing thunder of aero engines, the acrid, resinous smoke that stung his nostrils and eyes, and then an arm had passed under his shoulders and Miller's persuasive voice was in his ear. "Just try a little of this, boss. Ye olde vintage brandy. Nothin' like it anywhere." Mallory felt the cold neck of the bottle, tilted his head back, took a long pull. Almost immediately he had jerked himself upright and forward to a sitting position, gagging, spluttering and fighting for breath as the raw, fiery ouzo bit into the mucous membrane of cheeks and throat. He tried to speak but could do no more than croak, gasp for fresh air and stare indignantly at the shadowy figure that knelt by his side. Miller, for his part, looked at him with unconcealed admiration. "See, boss? Just like I said--nothin' like it." He shook his head admiringly. "Wide awake in an instant, as. the literary boys would say. Never saw a shock and concussion victim recover so fast!" "What the hell are you trying to do?" Mallory demanded. The fire had died down in his throat, and he could breathe again. "Poison me?" Angrily he shook his head, fighting off the pounding ache, the fog that still swirled round the fringes of his mind. "Bloody fine physician you are! Shock, you say, yet the first thing you do is administer a dose o spirits--" "Take your pick," Miller interrupted grimly. "Either that or a damned sight bigger shock in about fifteen minutes or so when brother Jerry gets here." "But they've gone away. I can't hear the Stukas anymore." "This lot's comin' up from the town," Miller said morosely. "Louki's just reported them. Half a dozen armoured cars and a couple of trucks with field guns the length of a telegraph pole." "I see." Mallory twisted round, saw a gleam of light at a bend in the wall. A cave--a tunnel, almost. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Little Cyprus, Louki had said some of the older people had called it--the Devil's Playground was riddled with a honeycomb of caves. He grinned wryly at the memory of his momentary panic when he thought his eyes had gone and turned again to Miller. "Trouble again, Dusty, nothing but trouble. Thanks for bringing me round." "Had to," Miller said briefly. "I guess we couldn't have carried you very far, boss." Mallory nodded. "Not just the flattest of country hereabouts." "There's that, too," Miller agreed. "What I really meant is that there's hardly anyone left to carry you. Casey Brown and Panayis have both been hurt, boss." "What! Both of them?" Mallory screwed his eyes shut, shook his head in slow anger. "My God, Dusty, Fd forgotten all about the bomb--the bombs." He reached out his hand, caught Miller by the arm. "How--how bad are they?" There was so little time left, so much to do. . "How bad?" Miller shook out a pack of cigarettes and offered one to Mallory. "Not bad at all--if we could get them into hospital. But hellish painful and cripplin' if they gotta start hikin' up and down those gawddamned ravines hereabouts. First time Fve seen canyon floors more nearly vertical than the walls themselves." "You still haven't told me--" "Sorry, boss, sorry. Shrapnel wounds, both of them, in exactly the same place--left thigh, just above the knee. No bones gone, no tendons cut. I've just finished tying up Casey's leg--it's a pretty wicked lookin' gash. He's gonna know all about it when he starts walkin'." "And Panayis?" "Fixed his own leg," Miller said briefly. "A queer character. Wouldn't even let me look at it, far less bandage it. I reckon he'd have knifed me if I'd tried." "Better to leave him alone anyway," Mallory advised. "Some of these islanders have strange taboos and superstitions. Just as long as he's alive. Though I still don't see how the hell he managed to get here." "He was the first to leave," Miller explained. "Along with Casey. You must have missed him in the smoke. They were climbin' together when they got hit." "And how did I get here?" "No prizes for the first correct answer." Miller jerked a thumb over his shoulder at the huge form that blocked half the width of the cave. "Junior here did his St. Bernard act once again. I wanted to go with him, but he wasn't keen. Said he reckoned it would be difficult to carry both of us the bilL My feelin's were hurt considerable." Miller sighed. "I guess I just wasn't born to be a hero, that's all." Mallory smiled. "Thanks again, Andrea." "Thanks!" Miller was indignant. "A guy saves your life and all you can say Is 'thanks'!" "After the first dozen times or so you run out of suitable speeches," Mallory said dryly. "How's Stevens?" Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "Breathin'." Mallory nodded forward towards the source of light, wrinkled his nose. "Just round the corner, isn't he?" "Yeah, it's pretty grim," Miller admitted. "The gangrene's spread up beyond the knee." Mallory rose groggily to his feet, picked up his gun. "How is he really, Dusty?" "He's dead, but he just won't die. He'll be gone by sundown. Gawd only knows what's kept him goin' so far." "It may sound presumptuous," Mallory murmured; "but I think I know too." "The first-class medical attention?" Miller said hopefully. "Looks that way, doesn't it?" Mallory smiled down at the still kneeling Miller. "But that wasn't what I meant at all. Come, gentlemen, we have some business to attend to." "Me, all I'm good for is blowin' up bridges and droppin' a handful of sand in engine bearin's," Miller announced. "Strategy and tactics are far beyond my simple mind. But I still think those characters down there are pickin' a very stupid way of comnñttin' suicide. It would be a damned sight easier for all concerned if they just shot themselves." "I'm inclined to agree with you." Mallory settled himself more firmly behind the jumbled rocks in the mouth of the ravine that opened on the charred and smoking remains of the carob grove directly below and took another look at the Alpenkorps troops advancing in extended order up the steep, shelterless slope. "They're no children at this game. I bet they don't like it one little bit, either." "Then why the hell are they doin' it, boss?" "No option, probably. First off, this place can only be attacked frontally." Mallory smiled down at the little Greek lying between himself and Andrea. "Louki here chose the place well. It would require a long detour to attack from the rear--and it would take them a week to advance through that devil's scrap-heap behind us. Secondly, it'll be sunset in a couple of hours, and they know they haven't a hope of getting us after it's dark. And finally--and I think this is more important than the other two reasons put together--it's a hundred to one that the commandant in the town is being pretty severely prodded by his High Command. There's too much at stake, even in the one in a thousand chance of us getting at the guns. They can't afford to have Kheros evacuated under their noses, to lose--" "Why not?" Miller interrupted. He gestured largely with his hands. "Just a lot of useless rocks "They can't afford to lose face with the Turks," Mallory went on patiently. "The strategic importance of these islands in the Sporades is negligible, but their political importance is tremendous. Adolf badly needs another ally in these parts. So be flies in Alpenkorps troops by the thousand and Stukas by the hundred, the best he has--and he needs them desperately on the Italian front. But you've got to convince your potential ally that you're a pretty safe bet before you can persuade him to give up his nice, safe seat on the fence and jump down on your side." "Very interestin'," Miller observed. "So?" Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "So the Germans are going to have no compunction about thirty or forty of their best troops being cut into little pieces. It's no trouble at all when you're sitting behind a desk a thousand miles away. . . . Let 'em come another hundred yards or so closer. Louki and I will start from the middle and work out: you and Andrea start from the outside." "I don't like it, boss," Miller complained. "Don't think that I do either," Mallory said quietly. "Slaughtering men forced to do a suicidal job like this is not my idea of fun--or even of war. But if we don't get them, they get us." He broke off and pointed across the burnished sea to where Kheros lay peacefully on the hazed horizon, striking golden glints off the westering sun. "What do you think they would have us do, Dusty?" "I know, I know, boss." Miller stirred uncomfortably. "Don't rub it in." He pulled his woollen cap low over his forehead and stared bleakly down the slope. "How soon do the mass executions begin?" "Another hundred yards, I said." Mallory looked down the slope again towards the coast road and grinned suddenly, glad to change the topic. "Never saw telegraph poles shrink so suddenly before, Dusty." Miller studied the guns drawn up on the road behind the two trucks and cleared his throat. "I was only sayin' what Louki told me," he said defensively. "What Loiiki told you!" The little Greek was indignant. "Before God, Major, the Americano is full of lies!" "Ah, well, mebbe I was mistaken," Miller said magnanimously. He squinted again at the guns, forehead lined in puzzlement. "That first one's a mortar, I reckon. But what in the universe that other weird looking contraption can be--" "Also a mortar," Mallory explained. "A five-barrelled job, and very nasty. The _Nebelwerfer_ or Moanin' Minnie. Howls like all the lost souls in hell. Guaranteed to turn the knees to jelly, especially after nightfall--but it's stifi the other one you have to watch. A six-inch mortar, almost certainly using fragmentation bombs--you use a brush and shovel for clearing up afterwards." "That's right," Miller gowled. "Cheer us all up." But he was grateful to the New Zealander for trying to take their minds off what they had to do. "Why don't they use them?" "They will," Mallory assured him. "Just as soon as we fire and they find out where we are." "Gawd help us," Miller muttered. "Fragmentation bombs, you said!" He lapsed into gloomy silence. "Any second now," Mallory said softly. "I only hope that our friend Turzig isn't among this lot." He reached out for his field-glasses but stopped in surprise as Andrea leaned across Louki and caught him by the wrist before he could lift the binoculars. "What!s the matter, Andrea?" "I would not be using these, my Captain. They have betrayed us once already. I have been thinking, and it can be nothing else. The sunlight reflecting from the lenses . . ." Mallory stared at him, slowly released his grip on the glasses, nodded several times in succession. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "Of course, of course! I had been wondering. . . Someone has been careless. There was no other way, there _could_ have been no other way. It would only require a single flash to tip them off." He paused, remembering, then grinned wryly. "It could have been myself. All this started just after I had been on watch--and Panayis didn't have the glasses." He shook his head in mortification. "It _must_ have been me, Andrea." "I do not believe it," Andrea said flatly. "You couldn't make a mistake like that, my Captain." "Not only could, but did, I'm afraid. But we'll worry about that afterwards." The middle of the ragged line of advancing soldiers, slipping and stumbling on the treacherous scree, had almost reached the lower limits of the blackened, stunted remains of the copse. "They've come far enough. I'll take the white helmet in the middle, Louki." Even as he spoke he could hear the soft scrape as the three others slid their automatic barrels across and between the protective rocks in front of them, could feel the wave of revulsion that washed through his mind. But his voice was steady enough as he spoke, relaxed and almost casual. "Right. Let them have it now!" His last words were caught up and drowned in the tearing, rapid-fire crash of the automatic carbines. With four machine-guns in their hands--two Brens and two 9 mm. Schmeissers--it was no war, as he had said, but sheer, pitiful massacre, with the defenceless figures on the slope below, figures still stunned and uncomprehending, jerking, spinning round and collapsing like marionettes in the hands of a mad puppeteer, some to lie where they fell, others to roll down the steep slope, legs and arms flailing in the grotesque disjointedness of death. Only a couple stood still where they had been hit, vacant surprise mirrored in their lifeless faces, then slipped down tiredly to the stony ground at their feet. Almost three seconds had passed before the handful of those who still lived--about a quarter of the way in from either end of the line where converging streams of fire had not yet met--realised what was happening and flung themselves desperately to the ground in search of the cover that didn't exist. The frenetic stammering of the machine-guns stopped abruptly and in unison, the sound sheared off as by a guillotine. The sudden silence was curiously oppressive, louder, more obtrusive than the clamour that had gone before. The gravelly earth beneath his elbows grated harshly as Mallory shifted his weight slightly, looked at the two men to his right, Andrea with his impassive face empty of all expression, Louki with the sheen of tears in his eyes. Then he became aware of the low murmuring to his left, shifted round again. Bitter-mouthed, savage, the American was swearing softly and continuously, oblivious to the pain as he pounded his fist time and again into the sharp-edged gravel before him. "Just one more, Gawd." The quiet voice was almost a prayer. "That's all I ask. Just one more." Mallory touched his arm. "What is it, Dusty?" Miller looked round at him, eyes cold and still and empty of all recognition, then he blinked several times and grinned, a cut and bruised hand automatically reaching for his cigarettes. "Jus' daydreamin', boss" he said easily. "Jus' daydreamin'." He shook out his pack of cigarettes. "Have one?" "That inhuman bastard that sent these poor devils up that hill," Mallory said quietly. "Make a wonderful pietare seen over the sights of your rifle, wouldn't he?" Abruptly Miller's smile vanished and he nodded. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "It would be all of that." He risked a quick peep round one of the boulders, eased himself back again. "Eight, mebbe ten of them still down there, boss," he reported. "The poor bastards are like ostriches--trying to take cover behind stones the size of an orange. . . . We leave them be?" "We leave them be!" Mallory echoed emphaticaliy. The thought of any more slaughter made him feel almost physically sick. "They won't try again." He broke off suddenly, flattened himself in reflex instinct as a burst of machine-gun bullets struck the steep-walled rock above their beads and whined up the gorge in vicious ricochet. "Won't try again, huh?" Miller was already sliding his gun around the rock in front of him when Mallory caught his arm and pulled him back. "Not them? Listen!" Another burst of fire, then another, and now they could hear the savage chatter of the machine-gun, a chatter rhythmically interrupted by a weird, half-human sighing as its belt passed through the breech. Mallory could feel the prickling of the hairs on the nape of his neck. "A Spandau. Once you've heard a Spandau you can never forget it. Leave it alone--it's probably fixed on the back of one of the trucks and can't do us any harm. . . . I'm more worried about these damned mortars down there." "I'm not," Miller said promptly. "They're not firing at us." "That's why I'm worried. . . . What do you think, Andrea?" "The same as you, my Captain. They are waiting. This Devil's Playground, as Louki calls it, is a madman's maze, and they can only fire as blind men--" "They won't be waiting much longer," Mallory interrupted grimly. He pointed to the north. "Here come their eyes." At first only specks above the promontory of Cape Demirci, the planes were soon recognisable for what they were, droning in slowly over the Aegean at about fifteen hundred feet. Mallory looked at them in astonishment, then turned to Andrea. "Am I seeing things, Andrea?" He gestured at the first of the two planes, a high-winged little monoplane fighter. "That can't be a PZL?" "It can be and it is," Andrea zuuuunred. "An old Polish plane we had before the war," he explained to Miller. "And the other is an old Belginn plane--Breguets, we called them." Andrea shaded his eyes to look again at the two planes, now almost directly overhead. "I thought they had all been lost during the invasion." "Me too," Mallory said. "Must have patched up some bits and pieces. Ah, they've seen us--beginning to circle. But why on earth they use these obsolete death trap5 "I don't know and I don't care," Miller said rapidly. He had just taken a quick look round the boulder in front of him. "These damned guns down there are just linin' up on us, and muzzle-on they look a considerable sight bigger than telegraph poles. Fragmentation bombs, you said! Come on, boss, let's get the hell outa here!" Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Thus the pattern was set for the remainder of that brief November afternoon, for the grim game of tipand-run, hide-and-seek among the ravines and shattered rocks of the Devil's Playground. The planes held the key to the game, cruised high overhead observing every move of the hunted group below, relaying the information to the guns on the coast road and the company of Alpenkorps that had moved up through the ravine above the carob grove soon after the planes reported that the positions there had been abandoned. The two ancient planes were soon replaced by a couple of modern Henschels--Andrea said that the PZL couldn't remain airborne for more than an hour anyway. Mallory was between the devil and the deep sea. Inaccurate though the mortars were, some of the deadly fragmentation bombs found their way into the deep ravines where they took temporary shelter, the blast of metal lethal In the confined space between the sheering walls. Occasionally they came so close that Mallory was forced to take refuge in some of the deep caves that honeycombed the walls of the canyons. In these they weró safe enough, but the safety was an illusion that could lead only to ultimate defeat and capture; in the lulls, the Alpenkorps, whom they had fought off in a series of brief, skirmishing rearguard actions during the afternoon, could approach closely enough to trap them Inside. Time and time again Mallory and his men were forced to move to widen the gap between themselves and their pursuers, following the indomitable Louki wherever he chose to lead them, and taking their chance, often a very slender and desperate chance, with the mortar bombs. One bomb arced into a ravine that led into the interior, burying itself in the gravelly ground not twenty yards ahead of them, by far the nearest anything had come during the afternoon. By one chance in a thousand, it didn't explode. They gave it as wide a berth as possible, almost holding their breaths until they were safely beyond. About half an hour before sunset they struggled up the last few boulder-strewn yards of a steeply-shelving ravine floor, halted just beyond the shelter of the projecting wall where the ravine dipped again and turned sharply to the right and the north. There had been no more mortar bombs since the one that had failed to explode. The six-inch and the weirdly-howling Nebeiwerfer bad only a limited range, Mallory knew, and though the planes still cruised overhead, they cruised uselessly; the sun was dipping towards the horizon and the floors of the ravines were already deep-sunk in shadowed gloom, invisible from above. But the Alpenkorps, tough, dogged, skilful soldiers, soldiers living only for the revenge of their massacred comrades, were very close behind. And they were highly-trained mountain troops, fresh, resilient, the reservoir of their energies barely tapped: whereas his own tiny band, worn out from continuous days and sleepless nights of labour and action. . . . Mallory sank to the ground near the angled turn of the ravine where he could keep look out, glanced at the others with a deceptive casualness that marked his cheerless assessment of what he saw. As a fighting unit they were in a pretty bad way. Both Panayis and Brown were badly crippled, the latter's face grey with pain. For the first time since leaving Alexandria, Casey Brown was apathetic, listless and quite indifferent to everything: this Mallory took as a very bad sign. Nor was Brown helped by the heavy transmitter still strapped to his back--with point-blank truculence he had ignored Mallory's categorical order to abandon it. Louki was tired, and looked it: his physique, Mallory realised now, was no match for his spirit, for the infectious smile that never left his face, for the panache of that magnificently upswept moustache that contrasted so oddly with the sad, tired eyes above. Miller, like himself, was tired, but, like himself, could keep on being tired for a long time yet. And Stevens was still conscious, but even in the twilit gloom of the canyon floor his face looked curiously transparent, while the nails, lips and eyelids were drained of blood. And Andrea, who had carried him up and down all these killing canyon tracks--where there had been tracks--for almost two interminable hours, looked as he always did: immutable, indestructible. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Mallory shook his head, fished out a cigarette, made to strike a light, remembered the planes still cruising overhead and threw the match away. Idly his gaze travelled north along the canyon and he slowly stiffened, the unlit cigarette crumpling and shredding between his fingers. This ravine bore no resemblance to any of the others through which they had so far passed--it was broader, dead straight, at least' three times as long-- and, as far as he could see in the twilight, the far end was blocked off by an almost vertical wall. "Louki!" Mallory was on his feet now, all weariness forgotten. "Do you know where you are. Do you know this place?" "But certainly, Major!" Louki was hurt. "Have I not told you that Panayis and I, in the days of our youth--" "But this is a cul-de-sac, a dead-end!" Mallory protested. "We're boxed in, man, we're trapped!" "So? The Major does not trust Louki, is that it?" He grinned again, relented, patted the wall by his side. "Panayis and I, we have been working this way all afternoon. Along this wall there are many caves. One of them leads through to another valley that leads down to the coast road." "I see, I see." Relief washing through his mind, Mallory sank down on the ground again. "And where does this other valley come out?" "Just across the strait from Maidos." "How far from the town?" "About five miles, Major, maybe six. Not more." "Fine, fine! And you're sure you can find this cave?" "A hundred years from now and my head in a goatskin bag!" Louki boasted. "Fair enough!" Even as he spoke, Mallory catapulted himself violently to one side, twisted in midair to avoid falling across Stevens and crashed heavily into the wall between Andrea and Miller. In a moment of unthinking carelessness he had exposed himself to view from the ravine they had just combed: the burst of machine-gun fire from its lower end--a hundred and fifty yards away at the most--had almost blown his head off. Even as it was, the left shoulder of his jacket had been torn away, the shell just grazing his shoulder. Miller was already kneeling by his side, fingering the gash, running a gently exploratory band across his back. "Careless, damn careless," Mallory murmured. "But I didn't think they were so close." He didn't feel as calm as he sounded. If the mouth of that Schineisser had been another sixteenth of an inch to the right, he'd have had no head left now. "Are you all right, boss?" Miller was puzzled. "Did they--" "Terrible shots," Mallory assured him cheerfully. "Couldn't hit a barn." He twisted round to look at his shoulder. "I hate to sound heroic, but this really is just a scratch. . . ." He rose easily to his feet, and picked up his gun. "Sorry and all that, gentlemen, but it's time we were on our way again. How far along is this cave, Louki?" Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Louki rubbed his bristly chin, the smile suddenly gone. He looked quickly at Mallory, then away again. "Louki!" "Yes, yes, Major. The cave." Louki rubbed his chin again. "Well, it is a good way along. In fact, it is at the end," he finished uncomfortably. "The _very_ end?" asked Mallory quietly. Louki nodded miserably, stared down at the ground at his feet. Even the ends of his moustache seemed to droop. "That's handy," Mallory said heavily. "Oh, that's very handy!" He sank down to the ground again. "Helps us no end, that does." He bowed his head in thought and didn't even lift it as Andrea poked a Bren round the angle of the rock, and fired a short downhill burst more in token of discouragement than in any hope of hitting anything. Another ten seconds passed, then Louki spoke again, his voice barely audible. "I am very, very sorry. This is a terrible thing. Before God, Major, I would not have done it but that I thought they were still far behind." "It's not your fault, Louki." Mallory was touched by the little man's obvious distress. He touched his ripped shoulder jacket. "I thought the same thing." "Please!" Stevens put his hand on Mallory's arm. "What's wrong? I don't understand." "Everybody else does, I'm afraid, Andy. It's very, very simple. We have half a mile to go along this valley here--and not a shred of cover. The Alpenkorps have less than two hundred yards to come up that ravine we've just left." He paused while Andrea fired another retaliatory short burst, then continued. "They'll do what they're doing now--keep probing to see if we're still here. The minute they judge we're gone, they'll be up here in a flash. They'll nail us before we're halfway, quarter way to the cave--you know we can't travel fast. And they're carrying a couple of Spandaus--they'll cut us to ribbons." "I see," Stevens murmured. "You put it all so nicely, sir." "Sorry, Andy, but that's how it is." "But could you not leave two men as a rearguard, while the rest--" "And what happens to the rearguard?" Mallory interrupted dryly. "I see what you mean," he said in a low voice. "I hadn't thought of that." "No, but the rearguard would. Quite a problem, isn't it?" "There is no problem at all," Louki announced. "The Major is kind, but this is all my fault. I will--" "You'll do damn all of the kind!" Miller said savagely. He tore Louki's Bren from his hand and laid it on the ground. "You heard what the boss said--it wasn't your fault." For a moment Louki stared at him in Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html anger, then turned dejectedly away. He looked as if he were going to cry. Mallory, too, stared at the American, astonished at the sudden vehemence, so completely out of character. Now that he came to think of it, Dusty had been strangely taciturn and thoughtful during the past hour or so--Mallory couldn't recall his saying a word during all that time. But time enough to worry about that later on. . . . Casey Brown eased his injured leg, looking hopefully at Mallory. "Couldn't we stay here till it's dark--real dark--then make our way--" "No good. The moon's almost full to-night--and not a cloud in the sky. They'd get us. Even more important, we have to get into the town between sunset and curfew to-night. Our last chance. Sorry, Casey, but it's no go." Fifteen seconds, half a minute passed, and passed in silence, then they all started abruptly as Andy Stevens spoke. "Louki _was_ right, you know," he said pleasantly. The voice was weak, but filled with a calm certainty that jerked every eye towards him. He was propped up on one elbow, Louki's Bren cradled in his hands. It was a measure of their concentration on the problem on hand that no one had heard or seen him reach out for the machine-gun. "It's all very simple," Stevens went on quietly. "Just let's use our heads, that's all. . . . The gangrene's right up past the knee, isn't it, sir?" Mallory said nothing: he didn't know what to say, the complete unexpectedness had knocked him off balance. He was vaguely aware that Miller was looking at him, his eyes begging him to say "No." "Is it or isn't it?" There was patience, a curious understanding in the voice, and all of a sudden Mallory knew what to say. "Yes," he nodded. "It is." Miller was looking at him in horror. "Thank you, sir." Stevens was smiling in satisfaction. "Thank you very much indeed. There's no need to point out all the advantages of my staying here." There was an assurance in his voice no one had ever heard before. The unthinking authority of a man completely in charge of a situation. 'Tune I did something for my living anyway. No fond farewells, please. Just leave me a couple of boxes of ammo, two or three thirty-six grenades and away you go." "I'll be damned if we will!" Miller was on his feet, making for the boy, then brought up abruptly as the Bren centered on his chest. "One step nearer and I'll shoot you," Stevens said calmly. Miller looked at him in long silence, sank slowly back to the ground. "I would, you know," Stevens assured him. "Well, good-bye, gentlemen. Thank you for all you'vó done for me." Twenty seconds, thirty, a whole minute passed In a queer, trance-like silence, then Miller heaved himself to his feet again, a tall, rangy figure with tattered clothes and a face curiously haggard in the gathering gloom. "So long kid. I guess--waal, mebbe I'm not so smart after all." He took Stevens's hand, looked down at the wasted face for a long moment, made to say something else, then changed his mind. "Be seein' you," he said abruptly, turned and walked off heavily down the valley. One by one the others followed Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html him, wordlessly, except for Andrea who stopped and whispered in the boy's ear, a whisper that brought a smile and a nod of complete understanding, and then there was only Mallory left. Stevens grinned up at him. "Thank you, sir. Thanks for not letting me down. You and Andrea--you understand. You always did understand." "You'll--you'll be all right, Andy?" God, Mallory thought, what a stupid, what an inane thing, to say. "Honest, sir, I'm O.K." Stevens smiled contentedly. "No pain left--I can't feel a thing. It's wonderful!" "Andy, I don't--" "It's time you were gone, sir. The others will be waiting. Now if you'll just light me a gasper and fire a few random shots down that ravine." Within five minutes Mallory had overtaken the othera, and inside fifteen they had all reached the cave that led to the coast. For a moment they stood in the entrance, listening to the intermittent firing from the other end of the valley, then turned wordlessly and plunged into the cave. Back where they had left him, Andy Stevens was lying on his stomach, peering down into the now almost dark ravine. There was no pain left in his body, none at all. He drew deeply on a cupped cigarette, smiled as he pushed another clip home into the magazine of the Bren. For the first time in his life Andy Stevens was happy and content beyond his understanding, a man at last at peace with himself. He was no longer afraid.

Глава 12 Среда. 16:00-18:00 И не раз, и не два, с полдюжины раз пытался выбраться Мэллори из глубин бездонного, точно транс, оцепенения и, едва коснувшись поверхности сознания, снова проваливался в черную пучину. Вновь и вновь пытался он ухватиться за спасительную соломинку, но в голове было пусто и беспросветно. Понимая, что сознание соскальзывает за грань безумия, Мэллори терял связь с действительностью, и тогда снова возвращалась пустота. Кошмары, меня мучат кошмары, думал он в секунды просветления. Так бывает, когда понимаешь, что тебе снится страшный сон, и знаешь: если откроешь глаза, он исчезнет. Но глаз никак не открыть. Мэллори попытался сделать это и сейчас, но ничего не получалось; было все так же темно, его все еще терзал этот кошмар, хотя ярко светило солнце. Отчаявшись, он замотал головой. — То-то же! Наконец-то очухался! — послышался тягучий, несколько гнусавый голос янки. — Старый знахарь Миллер знает свое дело туго! — На мгновение все стихло, Мэллори прислушался к удаляющемуся реву моторов. Едкий смолистый дым стал щипать ему ноздри и глаза. Но янки, приподняв его под мышки, настойчивым голосом проговорил: — Хлебни-ка, шеф. Выдержанное бренди. Лучшее лекарство. Ощутив на губах холодное горлышко бутылки, Мэллори запрокинул голову и сделал глоток. И тотчас сел, давясь, захлебываясь, ловя ртом воздух. Неразбавленное огненное «узо» обожгло небо и глотку. Не в силах вымолвить и слова, капитан только квакал, открывая рот, да возмущенно таращил глаза на Миллера, присевшего рядом на корточки. Янки смотрел на Мэллори с нескрываемым удовольствием. — Что я говорил, шеф? Лучше зелья не бывает! удовлетворенно воскликнул американец. — Тотчас пришел в себя, как пишут в книжках. Первый раз вижу, чтобы контуженный оклемался так быстро. — Ты что это делаешь? — взревел Мэллори. В глотке не так жгло, и можно было вздохнуть. — Отравить меня вздумал? Мэллори сердито затряс головой, пытаясь избавиться от пульсирующей боли, стряхнуть паутину, все еще цеплявшуюся за мозг. — Ни хрена себе лекарь! Говоришь, контуженный, а сам первым делом вливаешь дозу спиртного... — Пей, что дают, — обиделся капрал Миллер, — иначе контузию получишь похлеще. Через четверть часа фрицы заявятся. — Они же улетели. Пикировщиков больше не слышно. — На этот раз немцы не летят, а едут, — с озабоченным видом сказал янки. — Лука только что доложил. Полдюжины бронетранспортеров и два полевых орудия со стволами что твой телеграфный столб. — Понятно, — изогнувшись назад, Мэллори увидел на повороте лощины проблеск света. Пещера смахивает на туннель. По словам Луки, старики называют свой остров «маленьким Кипром». И действительно, Чертов пятачок точно сотами изрыт. С усмешкой он вспомнил, как перепугался, решив, будто ослеп. Новозеландец опять повернулся к Миллеру. — Опять неприятности, Дасти. Кругом одни неприятности. Спасибо, что привел меня в чувство. — Пришлось, — лаконично ответил Миллер. — Нам бы тебя далеко не утащить, шеф. — Да, местность не равнинная, — кивнул Мэллори. — Тоже верно, — согласился Миллер, — но я о другом. Не знаю, кто бы тебя и нес-то. Ранены и Кейси Браун, и Панаис. — Как? Оба? — Зажмурив глаза, Мэллори сердито выругался. — Черт подери, Дасти, я совсем забыл о бомбах. — Он схватил Миллера за руку. — Что за ранения? Времени так мало, а дел так много. — Что за ранения? — Достав сигареты, Миллер протянул их Мэллори. — Ничего страшного, будь рядом госпиталь. Но я им не завидую, если они станут лазать по этим проклятым ложбинам и оврагам вверх и вниз. В первый раз вижу каньоны, которые возле дна более отвесные, чем наверху. — Ты мне еще не ответил... — Виноват, шеф, виноват. У обоих осколочные ранения. Причем почти одинаковые; в левое бедро, чуть выше колена. В одном и том же месте. Кости не повреждены, сухожилия тоже. Я только что перевязал ногу Кейси. Рана рваная. Достанется ему на орехи, когда на своих двоих потопает. — А с Панаисом как дела? — Сам перевязался, — обронил янки. — Странный тип. На рану и взглянуть не дал. Не то что перевязать. Этот и нож в бок пырнет, если сунешься к нему. — Ну так и не лезь, — посоветовал Мэллори. — У этих островитян существуют всякие запреты и суеверия. Хорошо, хоть жив. Но непонятно, как он здесь очутился, черт бы его набрал. — Он побежал первым, — объяснял Миллер. — Вместе с Кейси. Ты его, верно, в дыму проглядел. Когда их ранило, они карабкались по склону. — А как я сюда попал? — За первый правильный ответ приза не положено, — Миллер ткнул пальцем через плечо в сторону огромной фигуры, загородившей половину входа в пещеру. — Опять этот малыш отличился, точно монах на перевале Сен-Бернар. Я хотел было пойти с ним. Но он не очень-то обрадовался. Заявил, что переть на себе в гору сразу двоих ему не хочется. Я оскорблен в своих лучших чувствах, — вздохнул Миллер. — Видать, мне не суждено прославиться героическими подвигами. Вот и все. — Еще раз спасибо Андреа, — улыбнулся Мэллори. — Спасибо! — возмутился Миллер. — Парень спас тебе жизнь, а ты ему «спасибо»! — После первых десяти таких случаев подходящих слов не находишь, — сухо ответил капитан. — Как Стивенс? — Пока дышит. — Небось, безносая стоит за углом? — кивнул Мэллори в сторону пятна света и сморщил нос. — Да, дело худо, — согласился Миллер. — Гангрена выше колена пошла. Пошатываясь, словно с похмелья, капитан встал на ноги и поднял автомат. — Нет, правда, как он там, Дасти? — Он уже мертв, но умирать не хочет. И все же до захода солнца умрет. Одному Богу известно, как он протянул до сих пор. — Это может звучать самоуверенно, но мне тоже известно, — проронил Мэллори. — Благодаря первоклассной медицинской помощи? — с надеждой подсказал Миллер. — А разве не похоже? — усмехнулся капитан, глядя на присевшего на корточки янки. — Но я совсем не об этом. Джентльмены, займемся делом. — Я гожусь только на одно: рвать мосты да подсыпать песок в подшипники, — заявил Миллер. — Стратегия и тактика мне не по зубам. Но, по-моему, типы, которые копошатся там внизу, выбрали довольно нелепый способ самоубийства. — Лучший выход для всех — застрелиться. — Склонен согласиться с тобой, — Мэллори поудобнее устроился за кучей камней в устье лощины, откуда открывался вид на обугленные, дымящиеся останки рощи, и посмотрел вниз на солдат из Альпийского корпуса. Немцы поднимались цепью по крутому, без единого укрытия, склону. — Они не новички в таких делах. Бьюсь об заклад, им и самим затея не по душе. — Тогда какого же черта они идут на верную гибель, шеф? — У них нет другого выбора. Нашу позицию можно взять только в лоб, — Мэллори улыбнулся Луке, лежащему между ним и Андреа. — Лука выбрал отличное местечко. Чтобы зайти с тыла, им пришлось бы сделать большой крюк, а этот чертов каменный лабиринт задержал бы их на целую неделю. Во-вторых, часа через два зайдет солнце. Немцы понимают, схватить нас с наступлением темноты им уже не удастся. И, наконец, есть еще одна причина она важнее двух первых, взятых вместе. Коменданта крепости подгоняет высшее начальство. Оно не может рисковать, слишком много поставлено на карту. Даже если у нас только один шанс из тысячи. Немцы не могут допустить, чтобы гарнизон Кероса эвакуировали у них из-под носа. Не могут потерять его... — А что от него проку? — прервал его Миллер, махнув рукой. — Груда камней, только и всего... — Не хотят ударить в грязь лицом перед турками, терпеливо объяснил Мэллори. — В стратегическом отношении значение этих островов Спорадского архипелага ничтожно. Зато с политической точки зрения значение их огромно. Адольфу позарез нужен еще один союзник в этом регионе. Поэтому он и перебрасывает сюда тысячи егерей и сотни «юнкерсов». Все резервы, которыми он располагает, он бросил сюда, хотя они гораздо нужнее на итальянском фронте. Но сначала нужно убедить своего потенциального союзника, что на тебя можно ставить без опаски. А потом уже взяться за уговоры. Дескать, оставь свое насиженное местечко на заборе и прыгай на мою сторону. — Ах, вот оно что, — заметил Миллер. — И поэтому... — И поэтому фрицы с легкой душой бросят в мясорубку три или четыре десятка отборных бойцов. Принять такое решение ничего не стоит, если находишься за тысячу миль и протираешь себе штаны в штабном кабинете... Пусть подойдут ярдов на сто поближе. Мы с Лукой начнем с центра и пойдем к флангам, а ты с Андреа — бей с флангов к центру. — Не по душе мне такое занятие, шеф, — пожаловался Миллер. — Думаешь, я в восторге? — спокойно ответил новозеландец. — Убивать людей, которых послали на верную гибель, не доставляет мне никакого удовольствия. Даже на войне. Но если не мы их, то они нас. — Мэллори смолк, показав на сверкающее море. В розовой дымке парил остров Керос, освещенный золотыми лучами предзакатного солнца. — По-твоему, они думают иначе, Дасти? — Да знаю я, шеф, — замялся янки. — Не трави душу. Надвинув на брови шерстяную шапку, янки посмотрел вниз. — Так когда начнется массовая казнь? — Еще сто ярдов до них, сказано тебе. — Снова взглянув на идущую вдоль берега дорогу, капитан усмехнулся, радуясь возможности сменить тему разговора. — Никогда прежде не видел, чтобы телеграфные столбы укорачивались на глазах. Посмотрев на орудия, прицепленные к грузовикам, появившимся на дороге, Миллер прокашлялся. — Я ведь только повторил то, что сказал Лука, — смутился Миллер. — Что такого тебе сказал Лука?! — возмутился маленький грек. — Ей-богу, майор. Этот янки врет, как сивый мерин! — Может, и я что-то напутал, — ответил великодушный Миллер. Сморщив лоб, он уставился на пушки. — Первая, похоже, не пушка, а миномет. А вон там что за хреновина? — Тоже миномет, — пояснил Мэллори. — Пятиствольный. Такой наделает делав. Это Nebelwerfer, или «зануда Минни». Воет, как души грешников в аду. Услышишь — душа в пятки уйдет, особенно ночью. Но больше всего надо опасаться вон того... Шестидюймовый миномет. Почти наверняка будет швырять осколочные мины. После его работы в пору шваброй и лопатой убирать. — Молодец, — буркнул Миллер. — Скажи еще что-нибудь веселенькое. Но в душе он был признателен новозеландцу за то, что тот отвлек от терзавших его угрызений совести. — А чего они нас не обстреливают? — Не переживай, — заверил его капитан. — Как только мы откроем огонь и немцы нас засекут, тотчас обстреливать начнут. — Упаси Господи, — пробормотал Миллер. — Так ты сказал, осколочные мины?.. — Янки замолчал. — Сейчас откроем огонь, — тихо сказал Мэллори. — Только бы среди наступающих не было нашего знакомца обер-лейтенанта Турцига. — Потянувшись за биноклем, капитан изумленно поднял глаза. Андреа схватил его за кисть, не дав поднести бинокль к глазам. — В чем дело, Андреа? — Не стоит пользоваться биноклем, капитан. Я долго думал и понял, что именно так мы себя и выдали. Солнечные лучи попали на стекла... Уставясь на друга, Мэллори медленно закивал головой и разжал пальцы. — Ну, конечно! А я-то ломал голову. Кто-то из нас опростоволосился, не иначе. Другого объяснения не нахожу. Достаточно было и одного отблеска. — Капитан смолк и, что-то припоминая, криво усмехнулся. — Возможно, даже я сам и виноват... Ведь все началось после моего дежурства. У Панаиса бинокля нет... — Новозеландец сокрушенно покачал головой. Наверняка это у меня случился прокол. — Не может этого быть, — решительно произнес Андреа. Такой промашки ты не мог допустить, капитан. — Боюсь, не только смог, но и допустил. Потом разберемся. Солдаты, находившиеся в центре неровной цепи, скользя и падая на уходящую из-под ног осыпь, добрались почти до опушки обугленной, изувеченной рощи. Немцы подошли достаточно близко. — Белый шлем в центре беру на себя, Лука. — В этот момент послышался шорох: по камням, среди которых укрылась группа, царапнули стволы автоматов. Мэллори охватило чувство отвращения к самому себе. Но голос его прозвучал уверенно и небрежно-деловито: — Поехали! Дадим им прикурить! Последние слова капитана заглушил торопливый стук четырех автоматов — двух «бренов» и двух «шмайсеров» калибром в девять миллиметров. Это был не бой, а подлое убийство. Опешившие, не успев ничего сообразить, солдаты падали, дергаясь, словно марионетки, управляемые сумасшедшим кукловодом. Одни там и лежали, где настигла их пуля, другие, нелепо размахивая руками и ногами, будто у них нет суставов, скатывались по крутому склону. Лишь двое остались стоять, изрешеченные пулями. На безжизненных лицах застыло изумление. В следующее мгновение, словно нехотя, оба рухнули на каменистую почву. Прошло целых три секунды, прежде чем горстка уцелевших — те, кто оказался недалеко от обоих флангов, где не успели сомкнуться огненные шквалы, — поняла, что происходит, и упала навзничь, ища укрытия и не находя его. Неожиданно, словно отсеченный ножом гильотины, бешеный стук автоматов смолк. Странное дело, но внезапно наступившая тишина угнетала и оглушала пуще недавнего грохота. Мэллори переменил положение, под локтями скрипнул гравий. Посмотрев на двух своих товарищей, лежавших справа от него, капитан увидел бесстрастное лицо Андреа, влажный блеск в глазах Луки. Услышал слева ропот: горько опустив уголки рта, американец, не переставая, бранился. Время от времени он с силой опускал кулак на острые камни, не чувствуя при этом боли. — Еще одного, Господи, — твердил янки словно молитву. Все, что я прошу у тебя. Еще одного... — Что с тобой, Дасти? — потрогал его за рукав Мэллори. Миллер оглянулся, посмотрел отсутствующим взглядом. Моргая глазами, усмехнулся. Израненная рука полезла за сигаретами. — Есть у меня одна мечта, шеф, — с улыбкой отозвался янки. — Заветная мечта. — Щелкнув по пачке, протянул капитану: — Кури. — Встретить подлеца, пославшего на погибель этих бедных ребят? — спокойно произнес Мэллори. — И поймать его на мушку автомата? Миллер кивнул, и с лица его исчезла улыбка. — Только так, — отозвался он и, выглянув. из-за валуна, снова лег. — Там человек восемь или десять, шеф. Чем не страусы, хотят укрыться за камушками размером с апельсин... Может, отпустим их с миром? — Отпустим с миром, — охотно отозвался капитан. Мысль об убийстве беззащитных солдат теперь вызывала у него почти физическое отвращение. — Они больше не сунутся. Новозеландец умолк на полуслове, инстинктивно припав к земле. Над головами по скале хлестнула пулеметная очередь. Отрикошетив, пули с воем улетели вверх по ущелью. — Вот тебе и не сунутся! — произнес янки, высовывая из-за камня автомат, но, схватив американца за руку, Мэллори потянул его назад. — Это не они. Ты послушай! Прозвучала еще одна очередь, потом еще, и вот уже пулемет бил взахлеб. Время от времени треск его прерывали жуткие, точно у раненого, вздохи: эти звуки издавала патронная лента, пропускаемая в приемник. У Мэллори аж волосы на голове зашевелились. — «Шпандау». Тяжелый пулемет. Если хоть раз в жизни услышишь его, то до конца дней не забудешь. Оставь его в покое. Наверняка «шпандау» установлен в кузове грузовика. Он нам не опасен... Гораздо больше меня тревожат вон те минометы, будь они неладны. — А меня нет, — мигом ответил Миллер. — Они же нас не трогают. — Это-то меня и тревожит... А ты что думаешь, Андреа? — То же, что и ты, капитан. Они выжидают. Тут же Чертов пятачок, по словам Луки, лабиринт, который мог придумать лишь сумасшедший архитектор. Зачем немцам расходовать мины вслепую? — Ждать им осталось недолго, — хмуро прервал грека Мэллори, показывая на север. — Вон их глаза. Над мысом Демирджи появились крохотные пятнышки, вскоре превратившиеся в самолеты. Гудя моторами, они летели над Эгейским морем на высоте около пятисот метров. Мэллори смотрел на них с изумлением, затем повернулся к Андреа. — Мерещится мне, что ли, Андреа? — он протянул руку в сторонупервогоиздвух самолетов, маленького моноплана-истребителя с высоко расположенными крыльями. — Не может быть, что это PZL! — Как не может быть, это он и есть, — возразил грек. Старый польский истребитель. Был у нас на вооружении до войны, — пояснил он, обращаясь к Миллеру. — А другой — допотопный бельгийский самолет. Мы их «брегетами» прозвали. — Андреа прикрыл глаза ладонью, как козырьком, чтобы как следует разглядеть самолеты, летевшие почти у них над головой. — А я-то думал, они все уничтожены во время вторжения немецких войск. — И я тоже, — отозвался Мэллори. — Видать, собрали с бору по сосенке... Вот оно что! Засекли нас. Кружить начали. Но на кой бес понадобились немцам эти летающие гробы?! — Не знаю и знать не хочу, — живо отозвался Миллер, успевший выглянуть из-за валуна. — Знаю одно: немцы уже наводят на нас эти чертовы пушки. А когда смотришь прямо им в дуло, они выглядят гораздо внушительнее телеграфных столбов. Так, говоришь, швыряют осколочные мины?.. Тогда надо убираться к чертовой матери, шеф. План действий немцев на остаток этого ноябрьского дня был понятен. Они затеяли игру в казаки-разбойники, в прятки со смертью. Игра будет происходить среди лощин и иссеченных расселинами камней Чертового пятачка. А нити игры в руках пилотов этих машин, которые кружат над головами тех, за кем охотятся немцы, наблюдая за каждым движением группы и сообщая разведданные расчетам минометов, установленных на дороге, идущей вдоль побережья, и роте Альпийского корпуса. Солдаты поднялись вверх по лощине над рожковой рощей, как только летчики доложили, что группа оставила позицию. На смену летающим этажеркам прилетели два современных «хеншеля». Андреа объяснил, что больше часа PZL продержаться в воздухе не может. Мэллори и его товарищи оказались между Сциллой и Харибдой. Хотя огонь минометов и не отличается большой точностью, несколько осколочных мин все-таки залетело в глубокое ущелье, осыпая смертоносным градом осколков тесное пространство, где скрывалась группа. Подчас мины падали так близко, что приходилось прятаться в пещерах, которыми были изрыты склоны ущелья. Там они чувствовали себя в сравнительной безопасности, правда, весьма иллюзорной. Ведь дело могло кончиться разгромом группы и пленом. Егеря, от которых диверсанты отбивались, ведя арьергардные бои весь вечер, воспользовавшись затишьем, могли приблизиться вплотную и поймать их в пещере в ловушку. Снова и снова Мэллори и его люди, видя, что расстояние между ними и их преследователями сокращается, вынуждены были отходить. Они шли за неутомимым Лукой повсюду, куда бы он их ни вел, постоянно рискуя погибнуть от осколков. Одна мина, описав дугу, упала в лощину, уходившую в пещеру, и зарылась в гравий метрах в двадцати впереди них. То было самое близкое попадание. Благодаря случайности — один шанс из тысячи — мина не взорвалась. То был подарок судьбы, но люди прошли, держась как можно дальше от такого подарка, боясь даже дохнуть на него. За полчаса до захода солнца группа преодолела последние метры усеянного валунами дна лощины с отвесными стенами и, выйдя из-под прикрытия скалы, остановилась. Лощина превратилась в сброс, круто поворачивавший направо и к северу. После того как одна мина не взорвалась, минометный обстрел прекратился: у «зануды Минни» дальность стрельбы невелика, и, хотя над головами участников группы все еще кружили самолеты, бояться их было нечего. Солнце склонилось к горизонту — дно оврагов и ложбин потонуло в тени сумерек. Сверху группу теперь было не видно. Но по пятам ее шли егеря — выносливые, упорные, хорошо обученные бойцы, снедаемые одним желанием — отомстить за убитых товарищей. Солдаты были свежие, сильные, с еще не растраченным запасом энергии. А крошечный отряд Мэллори, измотанный долгими днями и бессонными ночами, исполненными тяжкого труда и стычек с противником, выбился из сил... Сразу за поворотом ущелья, откуда можно наблюдать за появлением егерей, Мэллори опустился на почву и с деланной небрежностью оглядел товарищей, стараясь не выдать своего огорчения. Как боевая группа они ни и черту непригодны. Панаис и Браун ранены, посеревшее лицо Брауна искажено страданием. Впервые со времени отбытия группы из Александрии Кейси Браун уныл и равнодушен. Дурной признак. Тяжелая рация за плечами радиста лишь усугубляла его мучения, однако Кейси наотрез отказался выполнить категорический приказ Мэллори бросить приемопередатчик. Лука вконец измотан, по нему видно. Маленький грек больше крепок духом, чем телом: заразительная улыбка, никогда не исчезающая с лица, похожие на плюмаж лихо вздернутые усы — все это никак не вязалось с печальными, усталыми глазами. Миллер, как и сам капитан, тоже падал с ног от изнеможения. Однако, несмотря на усталость, янки, подобно Мэллори, мог продержаться долго. Стивенс был все еще в сознании. В предвечерних сумерках, вползших на дно каньона, лицо юноши казалось странно прозрачным, ногти, губы и веки бескровны. Один лишь Андреа, вот уже два бесконечных часа носивший на себе раненого по опасным горным склонам — там, где были тропы, — выглядел все таким же неутомимым и несгибаемым. Покачав головой, Мэллори достал сигарету, но, вспомнив о самолетах, все еще кружащих у них над головой, скомкал ее. Взгляд капитана скользнул вдоль каньона, уходящего на север. Мэллори замер. Сигарета превратилась в его пальцах в труху. Ущелье было не похоже ни на одно из тех, что они сегодня прошли. Широкое, совершенно прямое, самое малое раза в три длиннее остальных, насколько он мог разглядеть в сумерках, оно упиралось в отвесную скалу. — Лука! — Мэллори вскочил на ноги, забыв об усталости. — Ты знаешь, где находишься? Узнаешь это место? — Как же иначе, майор, — обиделся Лука. — Разве я не говорил вам, что мы с Панаисом в дни нашей молодости... — Но ведь это же тупик! — возмутился Мэллори. — Мы как крысы попали в мышеловку! С озорной улыбкой Лука крутил кончик уса, наслаждаясь растерянностью капитана. — Вот оно что! Выходит, майор не доверяет Луке? — он снова улыбнулся. Потом сжалился и, похлопав по каменной стене ладонью, пояснил: — Мы с Панаисом изучали этот маршрут целый день. В этой скале уйма пещер. Одна из них ведет в другое ущелье, которое упирается в дорогу, идущую вдоль берега. — Понятно, понятно, — облегченно вздохнув, Мэллори снова опустился на землю. — А куда выходит это ущелье? — К проливу. Как раз напротив острова Майдос. — Ущелье далеко от города? — Милях в пяти, майор. Может, в шести, не больше. — Вот и превосходно. А пещеру отыскать сумеешь? — Хоть через сотню лет, с закрытыми глазами, похвалялся Лука. — Как же иначе! — отозвался капитан. С этими словами он вдруг подскочил и, перевернувшись в воздухе, чтобы не упасть на Стивенса, рухнул, очутясь между Андреа и Миллером. Забывшись, Мэллори высунулся, и немцы, находившиеся в устье ущелья, по которому они поднимались, заметили его. С расстояния не больше полутораста метров ударил пулемет, едва не размозжив капитану голову. Пуля разорвала куртку на левом плече, царапнув по коже. Миллер был тут как тут, ощупывая рану, и осторожно коснулся спины новозеландца. — Какая неосмотрительность, черт побери, — произнес Мэллори. — Но я не думал, что они подошли так близко. Капитан не был настолько спокоен, как могло показаться по его голосу. Окажись дуло «шмайсера» на ничтожную долю дюйма правее, новозеландец остался бы без темени. — Все в порядке, шеф? — недоуменно спросил янки. — Не попали? — Стрелки никудышные, — с веселым видом отозвался Мэллори. — Палят в белый свет как в копеечку. — Повернув голову, стал разглядывать плечо. — Не хочу корчить из себя этакого героя, но у меня всего лишь царапина. — Легко вскочив на ноги, он поднял автомат. — Извините, джентльмены, и все такое, но нам пора идти дальше. Далеко до этой пещеры, Лука? Грек потер щетинистый подбородок, улыбка его неожиданно погасла. Посмотрев на Мэллори, он отвел взгляд в сторону. — Лука! — Да, да, майор, пещера... — Лука снова поскреб подбородок. — Да, она довольно далеко. В самом конце каньона, — смутясь, закончил он. — В самом конце?.. — спокойно переспросил капитан. Лука кивнул с подавленным видом и уставился в землю. Даже кончики его усов поникли. — Очень кстати, — угрюмо произнес Мэллори. — Только этого нам недоставало. — Он снова сел на землю. Понурив голову, он даже не взглянул на Андреа, который, просунув между камней автомат дал короткую очередь скорее с досады, чем с целью попасть в противника. Прошло секунд десять. Лука заговорил едва слышным голосом. — Я очень, очень виноват. Как все ужасно вышло. Ей-богу, майор. Я ни за что бы не привел вас сюда. Я же не знал, что немцы подобрались к нам вплотную. — Ты тут ни при чем, Лука, — проговорил Мэллори, видя отчаяние маленького грека. Он потрогал пальцем разодранный рукав. — Я тоже так думал. — Скажите, сэр! — положил руку на плечо капитана Стивенс. — Что случилось? Я не понимаю. — Зато остальные понимают, Энди. Да и понимать тут нечего. Придется с полмили топать, и нигде ни малейшего укрытия. Егерям осталось менее двухсот ярдов подниматься по ущелью, из которого мы ушли. — Подождав, пока Андреа выпустит со злости еще одну короткую очередь, продолжал: — Немцы будут придерживаться прежней своей тактики, стараясь выяснить, здесь ли мы еще. Как только они решат, что мы ушли, то в мгновение ока будут здесь. Не успеем мы покрыть и половину, даже четверть пути до пещеры, как они нас накроют. Ты же знаешь, мы не можем быстро двигаться. А у немцев с собой парочка «шпандау». От нас одни ремешки останутся. — Понимаю, сэр, — промолвил Стивенс. — Очень симпатичную картинку вы нарисовали. — Прости, Энди, но мы вляпались. — Может, оставить двоих в арьергарде, а остальным... — А что будет с арьергардом? — оборвал его Мэллори. — Понял, — негромко смазал Стивенс. — Об этом я не подумал. — Зато арьергард подумал бы. Вот незадача-то, а? — Какая незадача? — произнес Лука. — Майор человек добрый. Но произошло все по моей вине. Вот я и останусь. — Черта с два ты останешься, — сердито проговорил Миллер. Вырвав из рук Луки «брен», он положил автомат на землю. — Слышал, что сказал шеф? Никакой вины за тобой нет. Лука вскинул на янки сердитый взгляд, потом отвел его, готовый вот-вот расплакаться. Изумленный этой вспышкой ярости, так не вяжущейся с характером американца, Мэллори удивленно уставился на него. Капитан вспомнил, что вот уже с час Дасти непонятно молчалив и задумчив и едва ли проронил хоть слово. Но выяснять, в чем дело, сейчас некогда. Распрямив раненую ногу, Кейси с надеждой посмотрел на Мэллори. — А если остаться здесь, пока не стемнеет по-настоящему, а потом идти дальше? — Ничего не выйдет. Нынче полнолуние, небо ясное. Немцы расправятся с нами в два счета. Но, самое главное, нам надо попасть в город до комендантского часа. Это наш последний шанс. Извините, Кейси, но это не вариант. В молчании прошло четверть минуты. Полминуты. Заговорил Энди Стивенс, и все вздрогнули. — Знаете, а Лука был прав, — негромким, но исполненным какой-то убежденности голосом произнес раненый. Энди приподнялся, опершись о локоть. В руках — «брен» Луки. Все так увлеклись решением проблемы, что никто и не заметил, когда тот завладел автоматом. — Никакой проблемы нет, — спокойно продолжал Стивенс. — Раскинем мозгами, вот и все. Гангрена распространилась выше колена, так ведь? Мэллори промолчал, не зная, что ответить. Заданный в лоб вопрос вывел его из равновесия. Он ощущал на себе взгляд Миллера. Тот словно умолял его сказать «нет». — Так или нет? — терпеливо повторил Энди, сознавая, что творится в душе командира, и тут Мэллори понял, что нужно ответить. — Так, — кивнул он. — Так... — Дасти глядел на него с отчаянием. — Благодарю вас, сэр, — удовлетворенно улыбнулся Стивенс. — Премного вам благодарен. Излишне указывать на преимущества, которые вы получите, если здесь останусь я. — В голосе юноши прозвучала властность, которой никто раньше не замечал в нем. Так говорит человек, убежденный в правильности своих решений, хозяин положения. — Пора и мне что-то для вас сделать. Только никаких чувствительных прощании. Оставьте несколько коробок с патронами да две-три гранаты. И сматывайтесь поскорей. — Черта с два ты нас уговоришь. — Миллер направился было к Энди, но застыл на месте, увидев направленный ему в грудь «брен». — Еще шаг, и я выстрелю, — спокойно сказал лейтенант. Миллер молча глядел на него. Наконец снова сел. — Не сомневайся, я слов на ветер не бросаю, — заверил его Стивенс. — Прощайте, джентльмены. Спасибо за все, что вы для меня сделали. В похожем на транс молчании прошло двадцать секунд, тридцать, целая минута. Первым поднялся Миллер. Длинный, худой, обтрепанный. Сумерки сгустились, и лицо его казалось изможденным. — Пока, малыш. Может, я чего не так сделал. — Взяв руку Стивенса в свою, взглянул в ввалившиеся глаза, хотел что-то добавить, но передумал. — Увидимся, — внезапно сказал он и, отвернувшись, тяжелым шагом стал спускаться в ущелье. Ни слова, не говоря, за ним последовали остальные. Все, кроме Андреа. Грек задержался и что-то прошептал юноше на ухо. Тот кивнул в ответ и понимающе улыбнулся. Рядом остался только Мэллори. Стивенс обнажил в улыбке зубы. — Спасибо, сэр, что поддержали меня. Вы с Андреа всегда все понимали. — С тобой все в порядке, Энди? «Господи, — подумал Мэллори, — какую чушь я несу!» — Честное слово, сэр. Все как надо. — Стивенс удовлетворенно улыбнулся. — Боли не чувствую, все прекрасно. — Энди, я не о том... — Вам пора идти, сэр. Вас ждут. А теперь зажгите мне сигарету и дайте очередь в сторону ущелья... Минут через пять Мэллори догнал товарищей. А еще через четверть часа группа добралась до пещеры, ведущей к побережью. Вслушиваясь в беспорядочную стрельбу в дальнем конце ущелья, все на миг остановились возле устья. Молча повернулись и углубились в подземный ход. Энди Стивенс лежал на животе там, где его оставили. Вгляделся в сгустившийся мрак ущелья. Боли в ноге не было. Прикрыв ладонью сигарету, сделал глубокую затяжку. Улыбнулся, загоняя в магазин новую обойму. Охватившее его чувство невозможно было бы описать. Впервые в жизни Энди Стивенс был счастлив и умиротворен. Отныне страх ему был неведом.

CHAPTER 13 Wednesday Evening 1800--1915 Exactly forty minutes later they were safely in the heart of the town of Navarone, within fifty yards of the great gates of the fortress itself. Mallory, gazing out at the gates and the still more massive arch of stone that encased them, shook his head for the tenth time and tried to fight off the feeling of disbelief and wonder that they should have reached their goal at last--or as nearly as made no difference. They had been due a break some time, he thought, the law of averages had been overwhelmingly against the continuation of the evil fortune that had dogged them so incessantly since they had arrived on the island. It was only right, he kept telling himself, it was only just that this should be so: but even so, the transition from that dark valley where they had left Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Andy Stevens to die to this tumble-down old house on the east side of the town square of Navarone had been so quick, so easy, that it still lay beyond immediate understanding or unthinking acceptance. Not that it had been too easy in the first fifteen minutes or so, he remembered. Panayis's wounded leg had given out on him immediately after they had entered the cave, and he had collapsed; he must have been in agony, Mallory had thought, with his torn, roughlybandaged leg, but the faffing light and the dark, bitter, impassive face had masked the pain. He had begged Mallory to be allowed to remain where he was, to hold off the Alpenkorps when they had overcome Stevens and reached the end of the valley, but Mallory had roughly refused him permission. Brutally he had told Panayis that he was far too valuable to be left there-- and that the chances of the Alpenkorps picking that cave out of a score of others were pretty remote. Ma!.. lory had hated having to talk to him like that, but there had been no time for gentle blandishments, and Panayis must have seen his point for he had made neither protest nor stuggie when Miller and Andrea picked him up and helped him to limp through the cave. The limp, Mallory had noticed, had been much less noticeable then, perhaps because of the assistance, perhaps because now that he had been baulked of the chance of killing a few more Germans it had been pointless to exaggerate his hurt. They had barely cleared the mouth of the cave on the other side and were making their way down the treetufted, sloping valley side towards the sea, the dark sheen of the Aegean clearly visible in the gloom, when Louki, hearing something, had gestured them all to silence. Almost immediately Mallory, too, heard it, a soft guttural voice occasionally lost in the crunch of approaching feet on gravel, had seen that they were providentially screened by some stunted trees, given the order to stop and sworn in quick anger as he had heard the soft thud and barely muffled cry behind them. He had gone back to investigate and found Panayis stretched on the ground unconscious. Miller, who had been helping him along, had explained that Mallory had halted them so suddenly that he'd bumped into Panayis, that the Greek's bad leg had given beneath him, throwing him heavily, his head striking a stone as he had fallen. Mallory had stooped down in instantly renewed suspicion--Panayis was a throw-back, a natural-born killer, and he was quite capable of faking an accident if he thought he could turn it to his advantage, line a few more of the enemy up on the sights of his rifle . . . but there had been no fake about that: the bruised and bloodied gash above the temple was all too real. The German patrol, having had no inkling of their presence, moved noisily up the valley till they had finally gone out of earshot. Louki had thought that the commandant in Navarone was becoming desperate, trying to seal off every available exit from the Devil's Playground. Mallory had thought it unlikely, but had not stayed to argue the point. Five minutes later they had cleared the mouth of the valley, and in another five had not only reached the coast road but silenced and bound two sentries--the drivers, probably--who had been guarding a truck and command car parked by the roadside, stripped them of denims and helmets and bundled them out of sight behind some bushes. The trip into Navarone had been ridiculously simple, but the entire lack of opposition was easily understandable, because of the complete unexpectedness of it all. Seated beside Mallory on the front seat, clad, like Mallory in captured clothes, Louki had driven the big car, and driven it magnificently, an accomplishment so unusual to find in a remote Aegean island that Mallory had been completely mystified until Louki had reminded him that he had been Eugene Viachos's Consulate chauffeur for many years. The drive into town had taken less than twelve minutes--not only did the little man handle the car superbly, but he knew the road so well that he got the utmost possible out of the big machine, most of the time without benefit of any lights at all. Not only a simple journey, but quite uneventful. They had passed several parked trucks at intervals along the road, and less than two miles from the town itself had met a group of about twenty soldiers marching in the opposite direction in column of twos. Louki had slowed down--it would have been highly Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html suspicious had he accelerated, endangering the lives of the marching men-- but had switched on the powerful headlights, blinding them, and blown raucously on the horn, while Mallory had leaned out of the right-hand window, sworn at them in perfect German and told them to get out of his damned way. This they had done, while the junior officer in charge had come smartly to attention, throwing up his hand in punctilious salute. Immediately afterwards they had run through an area of high-walled, terraced market gardens, passed between a decaying Byzantine church and a whitewashed orthodox monastery that faced each other incongruously across the same dusty road, then almost at once were running through the lower part of the old town. Mallory had had a vague impression of narrow, winding, dim-lit streets only inches wider than the car itself, hugely cobbled and with almost knee-high pavements, then Louki was making his way up an arched lane, the car climbing steeply all the time. He bad stopped abruptly, and Mallory had followed his quick survey of the darkened lane: completely deserted though over an hour yet to curfew. Beside them had been a flight of white stone steps innocent of any hand-rail, running up parallel to the wall of a house, with a highly ornamented lattice-work grill protecting the outside landing at the top. A still groggy Panayis had led them up these stairs, through a house--he had known exactly where he was--across a shallow roof, down some more steps, through a dark courtyard and into this ancient house where they were now. Louki had driven the car away even before they had reached the top of the stairs; it was only now that Mallory remembered that Louki hadn't thought it worth while to say what he intended to do with the car. Still gazing out the windowless hole in the wall at the fortress gate, Mallory found himself hoping intensely that nothing would happen to the sad-eyed little Greek, and not only because in his infinite resource and local knowledge he had been invaluable to them and was likely to prove so again; all these considerations apart, Mallory had formed the deepest affection for him, for his unvarying cheerfulness, his enthusiasm, his eagerness to help and to please, above all for his complete disregard of self. A thoroughly lovable little man, and Mallory's heart warmed to him. More than he could say for Panayis, he thought sourly, and then immediately regretted the thought: it was no fault of Panayis's that he was what he was, and in his own dark and bitter way he had done as much for them as Louki. But the fact remained that he was sadly lacking in Louki's warm humanity. He lacked also Louki's quick intelligence, the calculated opportunism that amounted almost to genius. It had been a brilliant idea on Louki's part, Mallory mused, that they should take over this abandoned house: not that there had been any difficulty in finding an empty house--since the Germans had taken over the old castle the inhabitants of the town had left in their scores for Margaritha and other outlying villages, none more quickly than those who had lived in the town square itself; the nearness of the fortress gates, the sentries marching to and fro, the never-ceasing reminders that their freedom was a vanished thing. So many had gone that more than half the houses on the west side of the square--those nearest the fortress--were now occupied by German officers. But this same enforced close observation of the fortress's activities had been exactly what Mallory had wanted. When the time came to strike they had only yards to go. And although any competent garrison commander would always be prepared against the unexpected, Mallory considered it unlikely indeed that any reasonable man could conceive of a sabotage group so suicidally minded as to spend an entire day within a literal stone's throw of the fortress wall. Not that the house as such had much to recommend it. As a home, a dwelling place, it was just about as uncomfortable as possible, as dilapidated as it could be without actually falling down. The west side of the square--the side perched precariously on the cliff-top--and the south side were made up of fairly modern buildings of whitewashed stone and Parian granite, huddled together in the invariable fashion of houses in these island towns, fiat-roofed to catch as much as possible of the winter rains. But the east side of the square, where they were, was made up of antiquated timber and turf houses, of the kind much Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html more often found in remote mountain vifiages. The beaten earth floor beneath his feet was hummocky, uneven, and the previous occupants had used one corner of it--obviously--for a variety of purposes, not least as a refuse dump. The ceiling was of roughhewn, blackened beams, more or less covered with planks, these in turn being covered with a thick layer of trodden earth: from previous experience of such houses in the White Mountains, Mallory knew that the roof would leak like a sieve whenever the rain came on. Across one end of the room was a solid ledge some thirty inches high, a ledge that served, after the fashion of similar structures in Eskimo igloos, as bed, table or settee as the occasion demanded. The room was completely bare of furniture. Mallory started as someone touched him on the shoulder and turned round. Miller was behind him, munching away steadily, the remains of a bottle of wine in his hand. "Better get some chow, boss," he advised. "I'll take a gander through this hole from time to time." "Right you are, Dusty. Thanks." Mallory moved gingerly towards the back of the room--it was almost pitch dark inside and they dared not risk a light--and felt his way till he brought up against the ledge. The tireless Andrea had gone through their provisions and prepared a meal of sorts--dried figs, honey, cheese, garlic sausages and pounded roast chestnuts. A horrible mixture, Mallory thought, but the best Andrea could do: besides he was too hungry, ravenously so, to worry about such niceties as the pleasing of his palate. And by the time he had washed it down with some of the local wine that Louki and Panayis bad provided the previous day, the sweetly-resinous rawness of the drink had obliterated every other taste. Carefully, shielding the match with his hand, Mallory lit a cigarette and began to explain for the first time his plan for entering the fortress. He did not have to bother lowering his voice--a couple of looms in the next house, one of the few occupied ones left on that side of the square, clacked incessantly throughout the evening. Mallory had a shrewd suspicion that this was more of Louki's doing, although it was difficult to see how he could have got word through to any of his friends. But Mallory was content to accept the situation as it was, to concentrate on making sure that the others understood his insttuctions. Apparently they did, for there were no questions. For a few minutes the talk became general, the usually taciturn Casey Brown having the most to say, complaining bitterly about the food, the drink, his injured leg and the hardness of the bench where he wouldn't be able to sleep a wink all night long. Mallory grinned to himself but said nothing; Casey Brown was definitely on the mend. "I reckon we've talked enough, gentlemen." Mallory slid off the bench and stretched himself. God, he was tired! "Our first and last chance to get a decent night's sleep. Two hour watches--I'll take the first." "By yourself?" It was Miller caffing softly from the other end of the room. "Don't you think we should share watches, boss? One for the front, one for the back. Besides, you know we're all pretty well done up. One man by himself might fall asleep." He sounded so anxious that Mallory laughed. "Not a chance, Dusty. Each man will keep watch by the window there and if he falls asleep he'll damn' soon wake up when he hits the floor. And it's because we're so darned bushed that we can't afford to have anyone lose sleep unnecessarily. Myself first, then you, then Panayis, then Casey, then Andrea." "Yeah, I suppose that'll be O.K.," Miller conceded grudgingly. He put something hard and cold into his hand. Mallory recognised it at once--it was Miller's most Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html cherished possession, his silenced automatic. "Just so's you can fill any nosy customers full of little holes without wakin' the whole town." He ambled off to the back of the room, lit a cigarette, smoked it quietly for a few moments, then swung his legs up on the bench. Within five minutes everyone except the silently watchful man at the window was sound asleep. Two or three minutes later Mallory jerked to unmoving attention as he heard a stealthy sound outside-from the back of the house, he thought. The clacking of the looms next door had stopped, and the house was very still. Again there came the noise, unmistakable this time, a gentle tapping at the door at the end of the passage that led from the back of the room. "Remain there, my Captain." It was Andrea's soft murmur, and Mallory marveled for the hundredth time at Andrea's ability to rouse himself from the deepest of sleeps' at the slightest alien sound: the violence of a thunderstorm would have left him undisturbed. "I will see to it. It must be Louki." It was Louki. The little man was panting, near exhaustion, but extraordinarily pleased with himself. Gratefully he drank the cup of wine that Andrea poured for him. "Damned glad to see you back again!" Mallory said sincerely. "How did it go? Someone after you?" Mallory could almost see him drawing himself up to his full height in the darkness. "As if any of these clumsy fools could see Louki, even on a moonlit night, far less catch him," he said indignantly. He paused to draw some deep breaths. "No, no, Major, I knew you would be worried about me so I ran back all the way. Well, nearly all the way," he amended. "I am not so young as I was, Major Mallory." "All the way from where?" Mallory asked. He was glad of the darkness that hid his smile. "From Vygos. It is an old castle that the Franks built there many generations ago, about two miles from here along the coast road to the east." He paused to drink another mouthful of wine. "More than two miles, I would say--and I only walked twice, a minute at a time, on the way back." Mallory had the impression that Louki already regretted his momentary weakness in admitting that he was no longer a young man. "And what did you do there?" Mallory asked. "I was thinking, after I left you," Louki answered indirectly. "Me, I am always thinking," he explained. "It is a habit of mine. I was thinking that when the soldiers who are looking for us out in the Devil's Playground find out that the car is gone, they will know that we are no longer in that accursed place." "Yes," Mallory agreed carefully. "Yes, they will know that." "Then they will say to themselves, 'Ha, those _verdammt Englanders_ have little time left. They will know that we will know that they have little hope of catching us in the island--Panayis and I, we know every rock and tree and path and cave. So all they can do is to make sure that we do not get into the town--they will block every road leading in, and to-night is our last chance to get in. You follow me?" he asked anxiously. "I'm trying very hard." Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "But first--" (Louki spread his hands dramatically) "but first they will make sure we are not in the town. They would be fools to block the roads if we were already in the town. They _must_ make sure we are not in the town. And so--the search. The very great search. With--how do you say?--the teeth-comb!" Mallory nodded his head in slow understanding. "I'm afraid he's right, Andrea." "I, too, fear so," Andrea said unhappily. "We should have thought of this. But perhaps we could hide--the roof-tops or--" "With a teeth-comb, I said!" Louki interrupted impatiently. "But all is well. I, Louki have thought it all out. I can smell rain. There will be clouds over the moon before long, and it will be safe to move. . . . You do not want to know what I have donà with the car, Major Mallory?" Louki was enjoying himself immensely. "Forgotten all about it," Mallory confessed. "What _did_ you do with the car?" "I left it in the courtyard of Vygos castle. Then I emptied all the petrol from the tank and poured it over the car. Then I struck a match." "You did _what?_" Mallory was incredulous. "I struck a match. I think I was standing too near the car, for I do not seem to have any eyebrows left." Louki sighed. "A pity--it was such a splendid machine." Then he brightened. "But before God, Major, it burned magnificently." Mallory stared at him. "Why on earth--?" "It is simple," Louki explained patiently. "By this time the men out in the Devil's Playground must know that their car has been stolen. They see the fire. They hurry back to--how do you say?" "Investigate?" "So. Investigate. They wait till the fire dies down. They investigate again. No bodies, no bones in the car, so they search the castle. And what do they find?" There was silence in the room. "Nothing!" Louki said impatiently. "They find nothing. And then they search the countryside for half a mile around. And what do they find? Again nothing. So then they know that they have been fooled, and that we are in the town, and will come to search the town." "With the teeth-comb," Mallory murmured. "With the teeth-comb. And what do they find?" Louki paused, then hurried on before anyone could steal his thunder. "Once again, they will find nothing," he said triumphantly. "And why? For by then the Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html rain will have come, the moon will have vanished, the explosives will be hidden--and we will be gone!" "Gone where?" Mallory felt dazed. "Where but to Vygos castle, Major Mallory. Never while night follows day will they think to look for us there!" Mallory looked at him in silence for long seconds without speaking, then turned to Andrea. "Captain Jensen's only made one mistake so far," he murmured. "He picked the wrong man to lead this expedition. Not that it matters anyway. With Louki here on our side, how can we lose?" Mallory lowered his rucksack gently to the earthen roof, straightened and peered up into the darkness, both hands shielding his eyes from the first drizzle of rain. Even from where they stood--on the crumbling roof of the house nearest the fortress on the east side of the square--the wall stretched fifteen, perhaps twenty feet above their heads; the wickedly out- and down-curving spikes that topped the wall were all but lost in the darkness. "There she is, Dusty," Mallory murmured. "Nothing to it." "Nothin' to it!" Miller was horrified. I've--I've gotta get over _that?_" "You'd have a ruddy hard time going through it," Mallory answered briefly. He grinned, clapped Miller on the back and prodded the rucksack at his feet. "We chuck this rope up, the hook catches, you shin smartly up--" "And bleed to death on those six strands of barbed wire," Miller interrupted. "Lould says they're the biggest barbs he's ever seen." "We'll use the tent for padding," Mallory said soothingly. "I have a very delicate skin, boss," Miller complained. "Nothin' short of a spring mattress--" "Well, you've only an hour to find one," Mallory said indifferently. Louki had estimated that it would be at least an hour before the search party would clear the northern part of the town, give himself and Andrea a chance to begin a diversion. "Come on, let's cache this stuff and get out of here. We'll shove the rucksacks in this corner and cover 'em with earth. Take the rope out first, though; we'll have no time to start undoing packs when we get back here." Miller dropped to his knees, hands fumbling with straps, then exclaimed in sudden annoyance. "This can't be the pack," he muttered in disgust. Abruptly his voice changed. "Here, wait a minute, though." "What's up, Dusty?" Miller didn't answer immediately. For a few seconds his hands explored the contents of the pack, Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html then he straightened. "The slow-burnin' fuse, boss." His voice was blurred with anger, with a vicious anger that astonished Mallory. "It's gone!" "What!" Mallory stooped, began to search through the pack. "It can't be, Dusty, it just _can't!_ Dammit to hell, man, you packed the stuff yourself!" "Sure I did, boss," Miller grated. "And then some crawlin' bastard comes along behind my back and unpacks it again." "Impossible!" Mallory protested. "It's just downright impossible, Dusty. _You_ closed that rucksack--I saw you do it in the grove this morning--and Louki has had it all the time since then. And I'd trust Louki with my life." "So would I, boss." "Maybe we're both wrong," Mallory went on quietly. "Maybe you did miss it out. We're both helluva tired, Dusty." Miller looked at him queerly, said nothing for a moment, then began to swear again. "It's my own fault, boss, my own gawddamned fault." "What do you mean, your own fault? Heavens above man, I was there when . . ." Mallory broke off, rose quickly to his feet and stared through the darkness at the south side of the square. A single shot had rung out there, the whiplash crack of a carbine followed the thin, high whine of a ricochet, and then silence. Mallory stood quite still, hands clenched by his sides. Over ten minutes had passed since he and Miller had left Panayis to guide Andrea and Brown to the Castle Vygos--they should have been well away from the square by this time. And almost certainly Louki wouldn't be down there. Mallory's instructions to him had been explicit--to hide the remainder of the T.N.T. blocks in the roof and then wait there to lead himself and Miller to the keep. But something could have gone wrong, something could always go wrong. Or a trap, maybe, a ruse. But what kind of trap? The sudden, off-beat stammering of a heavy machine-gun stilled his thoughts, and for a moment or two he was all eyes and straining ears. And then another, and lighter machine-gun cut in, just for a few seconds: as abruptly as they had started, both guns died away, together. Mallory waited no longer. "Get the stuff together again," he whispered urgently. "We're taking it with us. Something's gone wrong." Within thirty seconds they had ropes and explosives back in their knapsacks, had strapped them on their backs and were on their way. Bent almost double, careful to make no noise whatsoever, they ran across the roof-tops towards the old house where they had hidden earlier in the evening, where they were now to rendezvous with Louki. Still running, they were only feet away from the house when they saw his shadowy figure rise up, only it wasn't Louki, Mallory realised at once, it was far too tall for Louki, and without breaking step he catapulted the horizontal driving weight of his 180 pounds at the unknown figure in a homicidal tackle, his shoulder catching the man just below the breast-bone, emptying every last particle of air from the man's lungs with an explosive, agonised _whoosh_. A second later both of Miller's sinewy hands were clamped round the man's neck, slowly choking him to death. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html And he would have choked to death, neither of the two men were in any mind for half-measures, had not Mallory, prompted by some fugitive intuition, stooped low over the contorted face, the staring, protruding eyes, choked back a cry of sudden horror. "Dusty!" he whispered hoarsely. "For God's sake, stop! Let him go! It's Panayis!" Miller didn't hear him. In the gloom his face was like stone, his head sunk farther and farther between hunching shoulders as he tightened his grip, strangling the Greek in a weird and savage silence. "It's Panayis, you bloody fool, Panayis!" Mallory's mouth was at the American's ear, his hands clamped round the other's wrists as he tried to drag him off Panayis's throat. He could hear the muffled drumming of Panayis's heels on the turf of the roof, tore at Miller's wrists with all his strength: twice before he had heard that sound as a man had died under Andrea's great hands, and he knew with sudden certainty that Panayis would go the same way, and soon, if he didn't make Miller understand. But all at once Miller understood, relaxed heavily, straightened up, still kneeling, hands hanging limply by his sides. Breathing deeply he stared down in silence at the man at his feet. "What the hell's the matter with you?" Mallory demanded softly. "Deaf or blind or both?" "Just one of these things, I guess." Miller rubbed the back of a hand across his forehead, his face empty of expression. "Sorry, boss, sorry." "Why the hell apologise to me?" Mallory looked away from him, looked down at Panayis: the Greek was sitting up now, hands massaging his bruised throat, sucking in long draughts of air in great, whooping gasps. "But maybe Panayis here might appreciate--" "Apologies can wait," Miller interrupted brusquely. "Ask him what's happened to Louki." Mallory looked at him for a moment, made to reply, changed his mind, translated the question. He listened to Panayis's halting answer--it obviously hurt him even to try to speak--and his mouth tightened in a hard, bitter line. Miller watched the fractional slump of the New Zealander's shoulders, felt he could wait no longer. "Well, what is it, boss? Somethin's happened to Louki, is that it?" "Yes," Mallory said tonelessly. "They'd only got as far as the lane at the back when they found a small German patrol blocking their way. Louki tried to draw them off and the machine-gunner got him through the chest. Andrea got the machine-gunner and took Louki away. Panayis says he'll die for sure."

Глава 13 В среду вечером. 18:00-19:15 Ровно через сорок минут группа оказалась в самом центре города Навароне, в каких-то пятидесяти метрах от главных ворот крепости. Разглядывая внушительные ворота и еще более внушительной толщины каменную арку, в которую они были вмурованы, Мэллори в который раз покачал головой. Он все еще не верил, что группа добралась или — какая разница — почти добралась до заветной цели. Должно же, наконец, повезти. По закону больших чисел полоса неудач, преследующих их группу с момента высадки на остров, должна кончиться. Так и должно быть, это только справедливо, что группа наконец-то здесь. И все-таки, покинув мрачное ущелье, где они оставили Стивенса на погибель, они попали в этот скособоченный домишко, выходящий на восточную сторону городской площади Навароне, так скоро и так просто, что ум отказывался верить, что это действительно произошло. Правда, в первые четверть часа обстоятельства складывались не вполне удачно. Едва группа вошла в пещеру, раненая нога подвела Панаиса. Грек рухнул на землю. Достается бедняге, подумал тогда Мэллори, увидев кое-как забинтованную ногу Панаиса. Но в полутьме невозможно было определить, насколько велики страдания раненого. Панаис умолял капитана разрешить ему остаться. Дескать, он задержит егерей, когда те покончат со Стивенсом и доберутся до конца ущелья. Но Мэллори осадил грека. Он грубо заявил, что Панаис слишком ценен, чтобы бросать его на произвол судьбы. Кроме того, сомнительно, чтобы немцы нашли именно эту пещеру среди десятка других. Мэллори досадовал на себя за столь резкий тон, но времени на увещевания не было. По-видимому, Панаис это понял и не стал возражать, когда Мэллори и Андреа подняли его и, поддерживая с боков, помогли ему преодолеть пещеру. Капитан заметил, что грек почти не хромает. То ли благодаря их помощи, то ли примирившись с тем, что ему не удастся уложить еще нескольких немцев. Панаис понял, что нет никакого резона преувеличивать свои страдания. Едва они вышли из пещеры по другую сторону горы и стали спускаться по заросшему деревьями склону к морю, тускло мерцавшему в темноте, как Лука, услышав какой-то звук, прижал палец к губам. Мэллори тоже услышал негромкую гортанную речь и приближающийся скрип гравия под сапогами. Заросли карликовых деревьев надежно скрывали группу, и Мэллори скомандовал всем остановиться. Капитан едва не выругался вслух, услышав приглушенный стон и падение тела, и вернулся назад, чтобы выяснить, в чем дело. Панаис лежал без сознания на земле. Миллер, шедший рядом с греком, поддерживая его, объяснил капитану, что тот так внезапно велел остановиться, что Панаис, споткнувшись о него, подвернул ногу и ударился головой о камни. Мэллори склонился к греку, подозревая, что тот симулирует: такой дикарь и головорез способен прикинуться раненым, .лишь бы поймать на мушку еще нескольких немцев... Но выяснилось, что грек и не думал симулировать, доказательством тому служили ссадины и кровоточащая рана над виском. Не подозревая о присутствии диверсионной группы, немцы, производя много шума, пошли вверх, и вскоре голоса их стихли. Лука решил, что немецкий комендант принимает все меры к тому, чтобы блокировать возможные выходы из Чертова пятачка. Мэллори не разделял его мнения, но спорить не стал. Через пять минут группа оставила устье долины; а еще через пять диверсанты не только вышли на дорогу, проложенную вдоль берега, но и, встретив двух солдат, охранявших штабную машину и грузовик, связали их, сняли с них форму и шлемы, а их самих отволокли в кусты подальше от дороги. В город Навароне проникли без проблем, группа не встретила никакого сопротивления, поскольку немцы ее там не ждали. Облачившись, как и Мэллори, в немецкую форму. Лука сел рядом с новозеландцем на переднее сиденье и повел автомобиль. Управлял машиной он виртуозно, что было удивительно для обитателя крохотного островка, затерянного в просторах Эгейского моря. Но Лука объяснил, что много лет служил водителем в консульстве у Эжена Влакоса. До города добрались меньше чем за двенадцать минут. Лука не только великолепно управлял автомобилем, но и хорошо знал дорогу, что позволило ему выжать из мощной машины максимальную скорость. Причем двигались почти все время, не включая фар. Добрались без всяких приключений. Проехали мимо нескольких грузовиков, стоявших на обочине, а в двух милях от города напоролись на отряд из двадцати солдат, шагавший навстречу колонной по два. Лука сбавил скорость: мчаться сломя голову было бы чрезвычайно подозрительно — того и гляди собьешь марширующих немцев. Поэтому Лука включил мощные фары, ослепившие солдат, и громко засигналил. А Мэллори, высунувшись из окна кабины, обругал их по-немецки, приказав убираться с дороги к чертям собачьим. Немцы так и сделали, а молоденький офицер, вытянувшись по швам, откозырял. Вслед за тем проехали обнесенные высокими заборами сады, поднимающиеся террасами, миновали полуразвалившуюся византийскую церковь и беленые стены православного монастыря, стоявшего напротив, и промчались по улочкам нижней части старого города. узким, извилистым, плохо освещенным, всего на несколько дюймов шире их машины, мощенным крупными булыжниками, с высокими, до колен, тротуарами. Потом свернули в переулок, начавшийся за аркой. Дорога все время шла в гору. Резко затормозив. Лука осмотрел темный переулок. Несмотря на то, что до комендантского часа оставалось больше шестидесяти минут, на улице не было ни души. Параллельно стене дома поднималась белая каменная лестница без малейшего намека на перила. Лишь верхняя ее площадка была огорожена узорчатой решеткой. Все еще прихрамывая. Панаис провел группу вверх. Потом по плоской крыше они добрались до лестницы, спустились по ней, вышли в неосвещенный двор, через который и проникли в это допотопное здание. Лука уехал, чтобы отогнать автомобиль, прежде чем друзья успели подняться на верхнюю площадку. Вот когда Мэллори сообразил, что маленький грек даже не удосужился сообщить, какую судьбу он уготовил похищенной машине. Разглядывая сквозь нишу, зиявшую вместо окна, крепостные ворота, Мэллори поймал себя на мысли, что он желает Луке удачи. И не только потому, что благодаря своей выносливости и находчивости, превосходному знанию местности он оказал им неоценимую помощь, на которую можно рассчитывать и впредь. Новозеландец привязался к нему всей душой, ценя в усаче неизменную жизнерадостность, энергию, полное отсутствие эгоизма. Поистине, мал золотник, да дорог, подумал Мэллори, теплея сердцем. Не то, что Панаис. Но в следующий момент капитан выругал себя за подобную мысль. Панаис же не виноват в том, что он таков. При всей его скрытной и угрюмой натуре Панаис сделал для них не меньше, чем Лука. Но — никуда не денешься — нет в нем человеческого тепла, свойственного Луке. Не обладал он и присущей Луке сообразительностью и доходившим до гениальности умением извлечь из всего выгоду. Ведь именно Луке пришло в голову занять это заброшенное здание. Найти покинутый жильцами дом было несложно; после того как немцы расположились в старинной крепости, десятки горожан бросили свои жилища и переехали в Маргариту и соседние с ней селения. А уж о тех, чьи дома выходили на площадь, и говорить нечего: ее северная сторона граничила с крепостной стеной, и сам вид немецких солдат, хозяйничающих, как у себя дома, в крепости, постоянно напоминал гордым грекам об утраченной ими свободе. Так что больше половины домов в западной части площади, ближе всего расположенных к крепости, было занято немецкими офицерами. Зато у Мэллори появилась возможность наблюдать за тем, что происходит в крепости. Когда пробьет их час, до пушек будет рукой подать. Хотя любой толковый комендант крепости постоянно готов к любым неожиданностям, ему и в голову не придет, что командир диверсионной группы сунет голову в петлю, расположившись на целый день буквально в двух шагах от крепостной стены. Правда, дом доброго слова не стоит: толкни и развалится. Современной постройки здания вдоль западной и южной стороны площади, забравшиеся, точно куры на насест, на самый верх утеса, были сложены из белого камня и парийского гранита. Они лепились друг к другу, как и заведено в здешних местах. С плоских крыш вода во время зимних дождей уходит не скоро. Зато восточная сторона, где спряталась диверсионная группа, была застроена ветхими деревянными халупами и мазанками, какие обычно встречаешь в заброшенных в горах селениях. Земляной пол неровен, бугрист, в углу куча мусора, оставшаяся после прежних обитателей дома. На потолке грубо обтесанные почерневшие балки, кое-как обшитые тесом, поверх него — утрамбованная земля. По опыту, приобретенному в Белых горах, Мэллори знал, что во время дождя такая крыша потечет как решето. В одном конце комнаты от стены до стены площадка высотой в три четверти метра вроде лежанки в эскимосском иглу, служащая одновременно кроватью, столом и топчаном. Иных предметов обстановки в комнате нет. Вздрогнув, Мэллори обернулся: кто-то тронул его за плечо. Это был янки. Держа в руке бутылку с остатками вина, он что-то жевал. — Подхарчись лучше, шеф, — посоветовал янки. — А я пока покараулю. — Дело говоришь, Дасти. Спасибо. — Стараясь не шуметь, капитан двинулся в глубь комнаты. Хотя в помещении было темно, как под мышкой у князя тьмы, зажечь огонь не решались, так что топчан Мэллори отыскал на ощупь. Неутомимый Андреа приготовил ужин — что Бог послал: инжир, мед, сыр, чесночная колбаса, печеные каштаны. Адская смесь, подумал новозеландец, но привередничать не стал. Он был голоден, как волк, ему было не до деликатесов. К тому же приторная, со смолистым послевкусием сладость вина, которое раздобыли накануне Лука с Панаисом, заглушила всякий другой привкус. Закрыв ладонью спичку, Мэллори закурил сигарету и стал рассказывать, как намерен проникнуть в крепость. Можно было говорить, не понижая голоса, поскольку в соседнем доме, одном из немногих обитаемых на этой стороне строений, весь вечер стучали два ткацких станка. Мэллори сильно подозревал, что и тут не обошлось без Луки, хотя и не мог взять в толк, каким образом усатому греку удалось связаться со своими единомышленниками. Как бы то ни было, капитана это устраивало, главное, чтобы втолковать остальным участникам группы, как им следует действовать. Поскольку вопросов не последовало, все поняли, что к чему. Вскоре в разговор включились все. Больше всех разошелся обычно молчаливый Кейси Браун. Почем зря бранил еду, питье, жаловался на то, что болит нога, до чего тверда лежанка, и, дескать, ему всю ночь теперь не сомкнуть глаз. Мэллори усмехнулся: Кейси пошел на поправку. — Почесали языки, и хватит, джентльмены, — заметил капитан. Соскользнув со скамьи, Мэллори потянулся. До чего же он устал! — Нам предоставляется первая и последняя возможность как следует выспаться. Будем дежурить по два часа. Чур, я первый. — Один собираешься дежурить? — вполголоса спросил Миллер, сидевший в дальнем конце комнаты. — Может, по двое? Один у окна, другой у двери дома? Кроме того, все мы без задних ног. Не дай Бог, уснешь. — В голосе янки было столько тревоги, что Мэллори невольно рассмеялся. — Зачем, Дасти? Пусть дежурный стоит у окна. А задремлет, так проснется, грохнувшись об пол. Все до того измучены, что нельзя лишать людей сна. Сначала дежурю я, потом ты, после тебя Панаис, затем Кейси и, наконец, Андреа. — Ну ладно, — неохотно согласился янки, вложив с этими словами в руку Мэллори какой-то твердый и холодный предмет. Капитан понял, что это пистолет с глушителем — самое дорогое приобретение Миллера. — Изрешетишь любого, кто сунется, и при этом не переполошишь весь город, — проговорил американец и отправился в дальний угол. Закурив сигарету, помолчал, затем положил ноги на лежанку. Через пять минут все, кроме часового, спали крепким сном. Минуты две спустя Мэллори встрепенулся: где-то, похоже, снаружи дома, послышался шорох. Грохот станков в соседнем здании умолк, и в доме воцарилась тишина. Звук повторился: кто-то легонько стучал в дверь в конце коридора. — Оставайся здесь, капитан, — прошептал Андреа, в сотый раз удивив Мэллори своей способностью мгновенно пробуждаться от самого глубокого сна при малейшем шорохе и в то же время спать, как убитый, даже в самую сильную бурю. — Сам выясню, в чем дело. Должно быть, это Лука. Так оно и оказалось. Маленький грек валился с ног от усталости, но был доволен самим собой донельзя. Не успев как следует отдышаться, он с наслаждением выпил кружку вина, протянутую ему Андреа. — Чертовски рады видеть тебя среди нас, — не скрывая удовлетворения, проговорил капитан. — Как дела? За тобой гнались? Мэллори ясно представил себе, как гордо задрались вверх усы маленького грека. — У этих болванов в одном месте не кругло, чтоб Луку заметить, а не то что поймать, — обиделся усач. Переведя дыхание, продолжил: — Я же знал, майор, ты будешь обо мне беспокоиться. Вот я все время и бежал. Вернее, почти все время, — поправился он. — Откуда ты бежал? — поинтересовался Мэллори, подавив улыбку. — От Вигоса. Это старинный замок. Много веков назад его построили франки. Он милях в двух отсюда, если идти на восток по дороге вдоль берега. — Лука помолчал, чтобы сделать еще глоток. — Пожалуй, больше, чем в двух милях. Переходил на шаг лишь дважды на обратном пути, да и то на минуту, не больше. У Мэллори осталось впечатление, будто островитянин сожалеет, что у него вырвалось упоминание о немолодом своем возрасте. — Что ты там забыл? — полюбопытствовал Мэллори. — Когда мы расстались, я все думал... — издалека начал маленький грек. — Я всегда о чем-то думаю, — объяснил он. Такая уж у меня натура. Вот я и подумал: если солдаты, которые ищут нас на Чертовом пятачке, увидят, что автомобиль угнали, они сообразят, что искать нас в этом сволочном лабиринте ни к чему. — Правильно, — неопределенно ответил Мэллори. — Сразу поймут. — И тогда они скажут: «Ага, эти verdammte Englander[6] торопятся». Они знают: у них мало шансов отыскать нас на острове. Ведь нам с Панаисом каждый камень, каждая пещера, каждая тропа, каждое дерево знакомы. Тогда немцам останется одно: разбиться в лепешку, но не пропустить нас в город. И они перекроют все дороги. Сегодня у нас последняя возможность попасть в крепость. Ты меня слушаешь? — с беспокойством спросил маленький грек. — Я — весь внимание. — Но прежде всего, — театральным жестом поднял руки Лука. — Прежде всего немцы захотят убедиться, что мы не успели проникнуть в город. Они были бы последними идиотами, если в вздумали перекрыть дороги после того, как мы уже вошли сюда. Фрицы должны сперва убедиться, что нас тут нет. Поэтому начнут обыск. Повальный обыск. Вернее, как ее... облаву. Поняв ход мыслей грека, Мэллори кивнул головой: — Боюсь, он прав, Андреа. — Я тоже боюсь, — убитым голосом отозвался великан-грек. — Как мы раньше не сообразили. Но, возможно, еще успеем укрыться? На крыше или в другом месте... — Это во время-то облавы? — оборвал его Лука. — Но все будет хорошо. Лука все обмозговал. Носом чую дождь. Скоро луну затянут тучи, и мы сможем беспрепятственно скрыться... Тебе интересно узнать, куда я подевал машину, майор Мэллори? произнес Лука, сгорая от нетерпения показать свою сметку. — Совсем про нее забыл, — признался новозеландец. — Так куда же ты подевал машину? — Отогнал ее во двор замка Вигос, вылил весь бензин из бака, облил машину. Потом поднес спичку. — Что сделал? — недоверчиво спросил Мэллори. — Поднес спичку. Только, похоже, стоял слишком близко и брови себе опалил. — Лука вздохнул. — А жаль. Хорошая была машина. — Лицо его просияло. — Зато как горела! — А на кой черт ты ее сжег? — уставился на него Мэллори. — Все очень просто, — терпеливо пояснил Лука. — Солдаты возле Чертова пятачка теперь уже знают о пропаже машины. Увидят огонь. Скорее туда. Начнут, как это называется... — Расследование? — Ну да, расследование. Подождут, пока затухнет огонь. Потом станут осматривать то, что осталось от машины. Ни обгорелых тел, ни костей в машине не найдут. Примутся обыскивать замок. И что они там найдут? В комнате наступила тишина. — Да ни черта! — нетерпеливо ответил Лука сам себе. Ни черта они там не найдут. И станут прочесывать местность на полмили вокруг. И что же они там найдут? Опять ни черта. Тогда они поймут, что их одурачили, что мы уже в городе. — И тогда они начнут облаву? — произнес Мэллори. — Начнут облаву. И что обнаружат? — Лука сделал паузу, а затем поспешил закончить, пока его не опередил кто-то другой: — Да ни черта! — торжествующе воскликнул Лука. — А почему? Потому, что к тому времени пойдет дождь, луна скроется, и ни взрывчатки, ни нас не будет. — Куда же мы денемся? — растерянно спросил Мэллори. — Куда же, кроме замка Вигос, майор? Немцам и в голову не придет искать нас там, как пить дать. Некоторое время Мэллори молча смотрел на грека, потом повернулся к Андреа. — Каперанг Дженсен совершил одну ошибку. Назначил командиром группы не того, кого следовало бы. Правда, теперь это уже не столь важно. Разве мы можем проиграть, когда с нами Лука! Осторожно опустив рюкзак на земляную крышу, Мэллори выпрямился. Ладонями защищая глаза от первых капель дождя, он поднял голову, вглядываясь в темноту. Даже отсюда, с растрескавшейся крыши дома, расположенного ближе всего к крепости, видно, что крепостная стена возвышается над ними на пять-шесть метров. В верхнюю часть стены вмазаны острые, загнутые, как когти, шипы, едва различимые в темноте. — Вот эта стена, Дасти, — произнес Мэллори. Перебраться через нее сущий пустяк. — Сущий пустяк? — ужаснулся Миллер. — Мне придется лезть через нее? — Придется покряхтеть, пока перебросишь свои старые кости, — ответил капитан и с улыбкой похлопал американца по спине. Ткнув ногой в рюкзак, он продолжал: — Закинем вот эту веревку, зацепим крючком, и ты в два счета залезешь... — Чтобы истечь кровью, застряв на колючей проволоке в шесть рядов? — оборвал новозеландца Миллер. — По словам Луки, он в жизни еще не видывал таких длиннющих шипов. — Кинем на них палатку, — успокоил его Мэллори. — У меня такая нежная кожа, шеф, — жаловался янки, мне бы туда пружинный матрас... — У тебя на его поиски час, — равнодушно ответил Мэллори. — По расчетам Луки, облава достигнет северной части города приблизительно через час, что даст возможность им с Андреа предпринять отвлекающий маневр. Спрячем-ка наше барахло и — вон отсюда! Сложим рюкзаки в угол, завалим землей. Только сначала достань веревку. Когда вернемся, развязывать мешки будет некогда. Миллер опустился на колени и принялся расстегивать ремни на рюкзаке. — Это не тот ранец! — пробормотал он с досадой, но голос его сразу изменился. — Хотя нет, погоди! — Что стряслось, Дасти? Миллер ответил не сразу. Несколько секунд он ощупывал содержимое мешка, затем выпрямился. — Бикфордов шнур, шеф, — произнес янки с такой злостью, что Мэллори опешил. — Бикфордов шнур исчез! — Что ты сказал? — Мэллори наклонился, принялся лихорадочно обшаривать карманы ранца. — Не может этого быть, Дасти! Просто невозможно!.. Черт знает что! Ведь ты сам его укладывал! — Конечно, шеф, так оно и было! — скрипнул зубами Миллер. — А потом какой-то гад ползучий подкрался сзади и стащил шнур. — Да не может быть! — возмутился Мэллори. — Этого просто не может быть, Дасти! Ты же сам застегнул рюкзак. Я видел, как ты застегивал его в роще утром. Нес ранец все время Лука. А Луке я верю, как самому себе. Ему я доверил бы собственную жизнь. — Я тоже, командир. — Наверное, мы оба ошиблись, — продолжал Мэллори спокойным голосом. — Может быть, ты забыл положить шнур на место. Мы ведь тогда все чертовски устали. Миллер как-то странно посмотрел на него, помолчав, снова начал браниться. — Это я виноват, шеф. Я, черт бы меня набрал! — В чем ты еще виноват?.. Ей-богу, старина, я же стоял рядом... — Мэллори умолк. Вскочив на ноги, повернулся в южную сторону площади и впился взглядом в темноту. Хлопнул выстрел. Взвизгнула отскочившая рикошетом пуля, вслед за ней послышался щелчок карабина. Потом стало тихо. Стиснув кулаки, Мэллори застыл на месте. Больше десяти минут назад он отправил Панаиса вместе с Андреа и Брауном в замок Вигос. Все трое должны бы уйти достаточно далеко от площади. Луки с ними быть не должно. Капитан ясно объяснил усачу, что тому следует спрятать остальную часть тола на крыше и, дождавшись их с Миллером, указать тайник. Неужели произошел прокол? От этого никто не застрахован. Может, ловушка или уловка? Но что за ловушка? Прервав его размышления, заговорил станковый пулемет. Мэллори весь превратился в слух и зрение. Несколько секунд спустя застучал второй пулемет — ручной. Оба пулемета умолкли так же внезапно, как начали. Мэллори мешкать не стал. — Собирай причиндалы, — настойчиво прошептал он. Заберем их с собой. Что-то там не так. — В полминуты оба снова уложили веревки и взрывчатку в рюкзаки, забросили за спину и тронулись в путь. Согнувшись почти вдвое, стараясь ступать как можно тише, они побежали по крышам к старому дому, где до этого скрывались. Там должен их встретить Лука. Метрах в двух-трех от дома увидели силуэт, поднявшийся с крыши. Но это был не Лука. Миллер тотчас заметил, что человек этот выше Луки. Он прыгнул на незнакомца и всем весом — а весил он без малого девяносто кило, — нанес удар под ложечку. Да так, что тот едва не задохнулся. В следующее мгновение сильные пальцы Миллера сомкнулись на горле незнакомца и стали его сдавливать. Тот был бы задушен, поскольку пытался сопротивляться американцу, но что-то подсказало Мэллори наклониться и взглянуть в искаженное лицо незнакомца с вылезшими из орбит глазами. Он с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть. — Дасти, — хрипло прошептал он. — Ради Бога, перестань! Отпусти его! Это же Панаис. Миллер не слышал его. Лицо янки словно окаменели, голова глубже уходила в плечи. Пальцы его все сильнее сдавливали горло грека. — Это же Панаис, идиот ты безмозглый! Панаис, — шептал Мэллори в самое ухо американцу и, схватив его запястья, пытался оторвать руки янки от горла Панаиса. Грек начал колотить пятками по земляной крыше, и Мэллори изо всех сил рванул янки за руки: слишком уж знаком был этот звук. Дважды его издавали жертвы Андреа, прежде чем отдать Богу душу. Еще мгновение, и то же самое произойдет с Панаисом. Неожиданно до Миллера дошло, что он ошибся. Он выпрямился и, тяжело дыша, уставился на человека, лежащего у его ног. — Что с тобой, черт бы тебя побрал? — тихо спросил капитан. — Ты что, ослеп или оглох? Или то и другое вместе? — Что-то в этом роде, — равнодушно ответил Миллер, вытирая лоб тыльной стороной ладони. — Извини, шеф, извини. — На кой черт мне твои извинения? — произнес Мэллори, переводя взгляд на Панаиса, который тер покрытое синяками горло и ловил ртом воздух. — Но вот Панаис, возможно, их оценит. — С извинениями подождем, — грубо оборвал его Миллер. Спроси его, что с Лукой. Мэллори взглянул на янки, ничего не ответив, потом передумал и перевел вопрос Панаису. Выслушал сбивчивый ответ грека. Тому, видно, трудно было говорить, губы складывались в горькую прямую линию. Увидев, как поникли плечи новозеландца, Миллер нетерпеливо спросил: — Так в чем дело, шеф? С Лукой что-то произошло? — Да, — обронил Мэллори. — Дойдя до переулка, они наткнулись на немецкий патруль. Лука хотел отвлечь немцев, и пулеметчик попал ему в грудь. Андреа прикончил пулеметчика и унес на себе Луку. Панаис говорит, тот наверняка умрет.

CHAPTER 14 Wednesday Night 1915--2000 The three men cleared the town without any difficulty, striking out directly across country for the Castle Vygos and avoiding the main road. It was beginning to rain now, heavily, persistently and the ground was mired and sodden, the few ploughed fields they crossed almost impassable. They had just struggled their way through one of these and could just see the dim outline of the keep--less than a cross-country mile from the town instead of Louki's exaggerated estimate--when they passed by an abandoned earthen house and Miller spoke for the first time since they had left the town square of Navarone. "I'm bushed, boss." His head was sunk on his chest, and his breathing was laboured. "01' man Miller's on the downward path, I reckon, and the legs are gone. Couldn't we squat inside here for a couple of minutes, boss, and have a smoke?" Mallory looked at him in surprise, thought how desperately weary his own legs felt and nodded in reluctant agreement. Miller wasn't the man to complain unless he was near exhaustion. "Okay, Dusty, I don't suppose a minute or two will harm." He translated quickly into Greek and led the way inside, Miller at his heels complaining at length about his advancing age. Once inside, Mallory felt his way across to the inevitable wooden bunk, sat down gratefully, lit a cigarette, then looked up in puzzlement. Miller was still on his feet, walking slowly round the hut, tapping the walls as he went. "Why don't you sit down?" Mallory asked irritably. "That was why you came in here in the first place, wasn't it?" "No, boss, not really." The drawl was very pronounced. "Just a low-down trick to get us inside. Twothree very special things I want to show you." "Very special. What the devil are you trying to tell me?" "Bear with me, Captain Mallory," Miller requested formally. "Bear with me just a few minutes. I'm not wastin' your time. You have my word, Captain Mallory." "Very well." Mallory was mystified, but his confidence in Miller remained unshaken. "As you wish. Only don't be too long about it." "Thanks, boss." The strain of formality was too much for Miller. "It won't take long. There'll be a lamp or candles in here--you said the islanders never leave an abandoned house without 'em?" "And a very useful superstition it's been to us, too." Mallory reached under the bunk with his torch, straightened his back. "Two or three candles here." "I want a light, boss. No windows--I checked. O.K.?" "Light one and I'll go outside to see if there's anything showing." Mallory was completely in the dark about the American's intentions. He felt Miller didn't want him to say anything, and there was a calm surety about him that precluded questioning. Mallory was back in less than a minute. "Not a chink to be seen from the outside," he reported. "Fair enough. Thanks, boss." Miller lit a second candle, then slipped the rucksack straps from his shoulders, laid the pack on the bunk and stood in silence for a moment. Mallory looked at his watch, looked back at Miller. "You were going to show me something," he prompted. "Yeah, that's right. Three things, I said." He dug into the pack, brought out a little black box hardly bigger than a match-box. "Exhibit A, boss." Mallory looked at it curiously. "What's that?" "Clockwork fuse." Miller began to unscrew the back panel. "Hate the damned things. Always make me feel like one of those bolshevik characters with a dark cloak, a moustache like Louki's and carryin' one of those black cannon-ball things with a sputterin' fuse stickin' outa it. But it works." He had the back off the box now, examining the mechanism in the light of his torch. "But this one doesn't, not any more," he added softly. "Clock's O.K., but the contact arm's been bent right back. This thing could tick till Kingdom Come and it couldn't even set off a firework." "But how on earth--?" "Exhibit B." Miller didn't seem to hear him. He opened the detonator box, gingerly lifted a fuse from its felt and cotton-wool bed and examined it closely under his torch. Then he looked at Mallory again. "Fulminate of mercury, boss. Only seventy-seven grains, but enough to blow your fingers off. Unstable as hell, too--the little tap will set it off." He let it fall to the ground, and Mallory winced and drew back involuntarily as the American smashed a heavy heel down on top of it. But there was no explosion, nothing at all. "Ain't workin' so good either, is it, boss? A hundred to one the rest are all empty, too." He fished out a pack of cigarettes, lit one, and watched the smoke eddy and swirl above the heat of the candles. He slid the cigarettes into his pocket. "There was a third thing you were going to show me," Mallory said quietly. "Yeah, I was goin' to show you somethin' else." The voice was very gentle, and Mallory felt suddenly cold. "I was goin' to show you a spy, a traitor, the most vicious, twistin', murderin', doublecrossin' bastard I've ever known." The American had his hand out of his pocket now, the silenced automatic sitting snugly against his palm, the muzzle trained over Panayis's heart. He went on, more gently than ever. "Judas Iscariot had nothin' on the boy-friend, here, boss. . . . Take your coat off, Panayis." "What the devil are you doing! Are you crazy?" Mallory started forward, half-angry, half-amazed, but brought up sharply against Miller's extended arm, rigid as a bar of iron. "What bloody nonsense is this? He doesn't understand English!" "Don't he, though? Then why was he out of the cave like a flash when Casey reported hearin' sounds outside . . . and why was he the first to leave the carob grove this afternoon if he didn't understand your order? Take your coat off, Judas, or I'll shoot you through the arm. I'll give you two seconds." Mallory made to throw his arms round Miller and bring him to the ground, but halted in mid-step as he caught the look on Panayis's face--teeth bared, murder glaring out from the coal-black eyes. Never Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html before had Mallory seen such malignity in a human face, a malignity that yielded abruptly to shocked pain and disbelief as the .32 bullet smashed into his upper arm, just below the shoulder. "Two seconds and then the other arm," Miller said woodenly. But Panayis was already tearing off his jacket, the dark, bestial eyes never leaving Miller's face. Mallory looked at him, shivered involuntarily, looked at Miller. Indifference, he thought, that was the only word to describe the look on the American's face. Indifference. Unaccountably, Mallory felt colder than ever. "Turn round!" The automatic never wavered. Slowly Panayis turned round. Miller stepped forward, caught the black shirt by the collar, ripped it off his back with one convulsive jerk. "Waal, waal, now, whoever woulda thought it?" Miller drawled. "Surprise, surprise, surprise! Remember, boss, this was the character that was publicly flogged by the Germans in Crete, flogged until the white of his ribs showed through. His back's in a heliuva state, isn't it?" Mallory looked but said nothing. Completely off balance, his mind was in a kaleidoscopic whirl, his thoughts struggling to adjust themselves to a new set of circumstances, a complete reversal of all his previous thinking. Not a scar, not a single blemish, marked the dark smoothness of that skin. "Just a natural quick healer," Miller murmured. "Only a nasty, twisted mind like mine would think that he had been a German agent in Crete, became known to the Allies as a fifth columnist, lost his usefulness to the Germans and was shipped back to Navarone by fast motor-launch under cover of night. Floggin'! Islandhoppin' his. way back here in a rowboat! Just a lot of bloody eyewash!" Miller paused, and his mouth twisted. "I wonder how many pieces of silver he made in Crete before they got wise to him?" "But heavens above, man, you're not going to condemn someone just for shooting a line!" Mallory protested. Strangely, he didn't feel nearly as vehement as he sounded. "How many survivors would there be among the Allies if--" "Not convinced yet, huh?" Miller waved his automatic negligently at Panayis. "Roll up the left trouser leg, Iscariot. Two seconds again." Panayis did as he was told. The black, venomous eyes never looked away from Miller's. He rolled the dark cloth up to the knee. "Farther yet? That's my little boy," Miller, encouraged him. "And now take that bandage off--right off." A few seconds passed, then Miller shook his head sadly. "A ghastly wound, boss, a ghastly wound!" "I'm beginning to see your point," Mallory said thoughtfully. The dark sinewy leg wasn't even scratched. "But why on earth--" "Simple. Four reasons at least. Junior here is a treacherous, slimy bastard--no self -respectin' rattlesnake would come within a mile of him--but he's a clever bastard. He faked his leg so he could stay in the cave in the Devil's Playground when the four of us went back to stop the Alpenkorps from comin' up the slope below the carob grove." "Why? Frightened he'd stop something?" Miller shook his head impatiently. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "Junior here's scared o' nothin'. He stayed behind to write a note. Later on he used his leg to drop behind us some place, and leave the note where it could be seen. Early on, this must have been. Note probably said that we would come out at such and such a place, and would they kindly send a welcomin' committee to meet us there. They sent it, remember: it was their car we swiped to get to town.. . . That was the first time I got real suspicious of the boy-friend: after he'd dropped behind he made up on us again real quick--too damn' quick for a man with a game leg. But it wasn't till I opened the rucksack in the square this evenin' that I really knew." "You only mentioned two reasons," Mallory prompted. "Comin' to the others. Number three--he could fall behind when the welcomin' committee opened up in front--Iscariot here wasn't goin' to get himself knocked off before he collected his salary. And number four--remember that real touchin' scene when he begged you to let him stay at the far end of the cave that led into the valley we came out? Goin' to do his Horatio-on-thebridge act?" "Going to show them the right cave to pick, you mean." "Check. After that he was gettin' pretty desperate. I still wasn't sure, but I was awful suspicious, boss. Didn't know what he might try next. So I clouted him good and hard when that last patrol came up the valley." "I see," Mallory said quietly. "I see indeed." He looked sharply at Miller. "You should have told me. You had no right--" "I was goin' to, boss. But I hadn't a chance--Junior here was around all the time. I was just startin' to tell you half an hour back, when the guns started up." Mallory nodded in understanding. "How did you happen on all this in the first place, Dusty?" "Juniper," Miller said succinctly. "Remember that's how Turzig said he came to find us? He smelt the juniper." "That's right. We were burning juniper." "Sure we were. But he said he smelt it on Kostos-- and the wind was blowin' off Kostos all day long." "My God!" Mallory whispered. "Of course, of course! And I missed it completely." "But Jerry knew we were there. How? Waal, he ain't got second sight no more than I have. So he was tipped off--he was tipped off by the boy-friend here. Remember I said he'd talked to some of his pals in Margaritha when we went down there for the supplies?" Miller spat in disgust. "Fooled me all along the line. Pals? I didn't know how right I was. Sure they were his pals--his German pals! And that food he said he got from the commandant's kitchen--he got it from the kitchen all right. Almost certainly he goes in and asks for it--and old Skoda hands him his own suitcase to stow it in." "But the German he killed on the way back to the village? Surely to God--" "Panayis killed him." There was a tired certainty in Miller's voice. "What's another corpse to Sunshine here. Probably stumbled on the poor bastard in the dark and had to kill him. Local colour. Louki was Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html there, remember, and he couldn't have Louki gettin' suspicious. He would have blamed it on Louki anyway. The guy ain't human. . . . And remember when he was flung into Skoda's room in Margaritha along with Louki, blood pourin' from a wound in his head?" Mallory nodded. "High-grade ketchup. Probably also from the commandant's kitchen," Miller said bitterly. "If Skoda had failed by every other means, there would still have been the boy-friend here as a stool-pigeon. Why he never asked Louki where the explosives were I don't know." "Obviously he didn't know Louki knew." "Mebbe. But one thing the bastard did know--how to use a mirror. Musta heliographed the garrison from the carob grove and given our position. No other way, boss. Then sometime this morning he must have got hold of my rucksack, whipped out all the slow fuse and fixed the clock fuse and detonators. He should have had his hands blown off tamperin' with them fulminates. Lord only knows where he learnt to handle the damn' things." "Crete," Mallory said positively. "The Germans would see to that. A spy who can't also double as a saboteur is no good to them." "And he was very good to them," Miller said softly. "Very, very good. They're gonna miss their little pal. Iscariot here was a very smart baby indeed." "He was. Except to-night. He should have been smart enough to know that at least one of us would be suspicious--" "He probably was," Miller interrupted. "But he was misinformed. I think Louki's unhurt. I think Junior here talked Louki into letting him stay in his place--Louki was always a bit scared of him--then he strolled across to his pals at the gate, told 'em to send a strong-arm squad out to Vygos to pick up the others, asked them to fire a few shots--he was very strong on local colour, was our loyal little pal--then strolls back across the square, hoists himself up on the roof and waits to tip off his pals as soon as we came in the back door. But Louki forgot to tell him just one thing--that we were goin' to rendezvous on the roof of the house, not inside. So the boy-friend here lurks away for all he's worth up top, waiting to signal his Mends. Ten to one that he's got a torch in his pocket." Mallory picked up Panayis's coat and examined it briefly. "He has." "That's it, then." Miller lit another cigarette, watched the match burn down slowly to his fingers, then looked up at Panayis. "How does it feel to know that you're goin' to die, Panayis, to feel like all them poor bastards who've felt just as you're feeling now, just before they died--all the men in Crete, all the guys in the sea-borne and air landings on Navarone who died because they thought you were on their side? How does it feel, Panayis?" Panayis said nothing. His left hand clutching his torn right arm, trying to stem the blood, he stood there motionless, the dark, evil face masked in hate, the lips still drawn back in that less than human snarl. There was no fear in him, none at all, and Mallory tensed himself for the last, despairing attempt for life that Panayis must surely make, and then he had looked at Miller and knew there would be no attempt, because there was a strange sureness and inevitabifity about the American, an utter immobility of hand and eye that somehow precluded even the thought, far less the possibility of escape. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "The prisoner has nothin' to say." Miller sounded very tired. "I suppose I should say somethin'. I suppose I should give out with a long spiel about me bein' the judge, the jury and the executioner, but I don't think I'll bother myself. Dead men make poor witnesses. . . . Mebbe it's not your fault, Panayis, mebbe there's an awful good reason why you came to be what you are. Gawd only knows. I don't, and I don't much care. There are too many dead men. I'm goin' to kill you, Panayis, and I'm goin' to kill you now." Miller dropped his cigarette, ground it into the floor of the hut. "Nothin' at all to say?" And he had nothing at all to say, the hate, the malignity of the black eyes said it all for him and Miller nodded, just once, as if in secret understanding. Carefully, accurately, he shot Panayis through the heart, twice, blew out the candles, turned his back and was half-way towards the door before the man had crashed to the ground. "I am afraid I cannot do it, Andrea." Louki sat back wearily, shook his head in despair. "I am very sorry, Andrea. The knots are too tight." "No matter." Andrea rolled over from his side to a sitting position, tried to ease his tightly-bound legs and wrists. "They are cunning, these Germans, and wet cords can only be cut." Characteristically, he made no mention of the fact that only a couple of minutes previously he had twisted round to reach the cords on Louki's wrist and undone them with half a dozen tugs of his steel-trap fingers. "We will think of something else." He looked away from Louki, glanced across the room in the faint light of the smoking oil-lamp that stood by the grille door, a light so yellow, so dim that Casey Brown, trussed like a barnyard fowl and loosely secured, like himself, by a length of rope to the iron hooks suspended from the roof, was no more than a shapeless blur in the opposite corner of the stone-flagged room. Andrea smiled to himself, without mirth. Taken prisoner again, and for the second time that day--and with the same ease and surprise that gave no chance at all of resistance: Completely unsuspecting, they had been captured in an upper room, seconds after Casey had finished talking to Cairo. The patrol had known exactly where to find them--and with their leader's assurance that it was all over, with his gloating explanation of the part Panayis had played, the unexpectedness, the success of the coup was all too easy to understand. And it was difficult not to believe his assurance that neither Mallory nor Miller had a chance. But the thought of ultimate defeat never occurred to Andrea. His gaze left Casey Brown, wandered round the room, took in what he could see of the stone walls and floor, the hooks, the ventilation ducts, the heavy grille door. A dungeon, a torture dungeon, one would have thought, but Andrea had seen such places before. A castle, they called this place, but it was really only an old keep, no more than a manor house built round the crenelated towers. And the long-dead Franldsh nobles who had built these keeps had lived well. No dungeon this, Andrea knew, but simply the larder where they had hung their meat and game, and done without windows and light for the sake of . . . The light! Andrea twisted round, looked at the smoking oil lamp, his eyes narrowing. "Louki!" he called softly. The little Greek turned round to look at him. "Can you reach the lamp?" "I think so. . . . Yes, I can." "Take the glass off," Andrea whispered. "Use a cloth--it will be hot. Then wrap it in the cloth, hit it on the floor--gently. The glass is thick--you can cut me loose in a minute or two." Louki stared at him for an uncomprehending moment, then nodded in understanding. He shuffled across the floor--his legs were still bound--reached out, then halted his hand abruptly, only inches from the glass. The peremptory, metallic clang had been only feet away, and he raised his head slowly to see what had caused it. He could have stretched out his hand, touched the barrel of the Mauser that protruded threateningly through the bars of the grille door. Again the guard rattled the rifle angrily between the bars, shouted something he didn't understand. "Leave it alone, Louki," Andrea said quietly. His voice was tranquil, unshadowed by disappointment "Come back here. Our Mend outside is not too pleased." Obediently Louki moved back, heard the guttural voice again, rapid and alarmed this time, the rattle as the guard withdrew his rifle quickly from the bars of the door, the urgent pounding of his feet on the flagstones outside as he raced up the passage. "What's the matter with our little friend?" Casey Brown was as lugubrious, as weary as ever. "He seems upset." "He is upset." Andrea smiled. "He's just realised that Louki's hands are untied." "Well, why doesn't he tie them up again?" "Slow in the head he may be, but he is no fool," Andrea explained. "This could be a trap and he's gone for his friends." Almost at once they heard a thud, like the closing of a distant door, the sound of more than one pair of feet running down the passage, the tinny rattling of keys on a ring, the rasp of a key against the lock, a sharp click, the squeal of rusty hinges and then two soldiers were in the room, dark and menacing with their jackboots and ready guns. Two or three seconds elapsed while they looked round them, accustoming their eyes to the gloom, then the man nearest the door spoke. "A terrible thing, boss, nothin' short of deplorable! Leave 'em alone for a couple of minutes and see what happens? The whole damn' bunch tied up like Houdini on an off night!" There was a brief, incredulous silence, then all three were sitting upright, staring at them. Brown recovered first. "High time, too," he complained. "Thought you were never going to get here." "What he means is that he thought we were never going to see you again," Andrea said quietly. "Neither did I. But here you are, safe and sound." "Yes," Mallory nodded. "Thanks to Dusty and his nasty suspicious mind that cottoned on to Panayis while all the rest of us were asleep." "Where is he?" Louki asked. "Panayis?" Miller waved a negligent hand. "We left him behind--he met with a sorta accident." He was across at the other side of the room now, carefully cutting the cords that pinioned Brown's injured leg, whistling tunelessly as he sawed away with his sheath knife. Mallory, too, was busy, slicing through Andrea's bonds, explaining rapidly what had happened, listening to the big Greek's equally concise account of what had befallen the others in the keep. And then Andrea was on his feet, massaging his numbed hands, looking across at Miller. "That whistling, my Captain. It sounds terrible and, what is worse, it is very loud. The guards--" "No worry there," Mallory said grimly. "They never expected to see Dusty and myself again. . . . They kept a poor watch." He turned round to look at Brown, now hobbling across the floor. "How's the leg, Casey?" "Fine, sir." Brown brushed it aside as of no importance. "I got through to Cairo, to-night, sir. The report--" "It'll have to wait, Casey. We must get out as fast as we can. You all right, Louki?" "I am heart-broken, Major Mallory. That a countryman of mine, a trusted friend--" "That, too, will have to wait. Come on!" "You are in a great hurry," Andrea protested mildly. They were already out in the passage, stepping over the cell guard lying in a crumpled heap on the floor. "Surely if they're all like our friend here--" "No danger from, this quarter," Mallory interrupted impatiently. "The soldiers in the town--they're bound to know by now that we've either missed Panayis or disposed of him. In either case they'll know that we're certain to come hot-footing out here. Work it out for yourself. They're probably half-way here already, and if they do come . . ." He broke off, stared at the smashed generator and the ruins of Casey Brown's transmitter set lying in one corner of the entrance hail. "Done a pretty good job on these, haven't they?" he said bitterly. "Thank the Lord," Miller said piously. "All the less to tote around, is what I say. If you could only see the state of my back with that damned generator--" "Sir!" Brown had caught Mallory's arm, an action so foreign to the usually punctilious petty officer that Mallory halted in surprise. "Sir, it's terribly important--the report, I mean. You _must_ listen, sir!" The action, the deadly earnestness, caught and held Mallory's fully attention. He turned to face Brown with a smile. "O.K., Casey, let's have it," he said quietly. Things can't possibly be any worse than they are now." "They can, sir." There was something tired, defeated about Casey Brown, and the great, stone hail seemed strangely chill. "I'm afraid they can, sir. I got through to-night. First-class reception. Captain Jensen himself, and he was hopping mad. Been waiting all day fbr us to come on the air. Asked how things were, and I told him that you were outside the fortress just then, and hoped to be inside the magazine in an hour or so." "Go on." Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "He said that was the best news he'd ever had. He said his information had been wrong, he'd been fooled, that the invasion fleet didn't hold up overnight in the Cyclades, that they had come straight through under the heaviest air and E-boat escort ever seen in the Med., and are due to hit the beaches on Kheros some time before dawn to-morrow. He said our destroyers had been waiting to the south all day, moved up at dusk and were waiting word from him to see whether they would attempt the passage of the Maidos Straits. I told him maybe something could go wrong, but he said not with Captain Mallory and Miller inside and besides he wasn't--he couldn't risk the lives of twelve hundred men on Kheros just on the off chance that he might be wrong." Brown broke off suddenly and looked down miserably at his feet. No one else in the hail moved or made any sound at all. "Go on." Mallory repeated in a whisper. His face was very pale. "That's all, sir. That's all there is.. The destroyers are coming through the Straits at midnight." Brown looked down at his luminous watch. "Midnight. Four hours to go." "Oh, God! Midnight!" Mallory was stricken, his eyes for the moment unseeing, ivory-knuckled hands clenched in futility and despair. "They're coming through at midnight! God help them! God help them all now!"

Глава 14 В среду вечером. 19:15-20:00 Пройдя без приключений через город, все трое направились кратчайшим путем к замку Вигос, стараясь держаться подальше от шоссе. Пошел дождь, превратившийся в ливень. Хлюпала под ногами грязь. Изредка попадались пашни, пройти по ним было невозможно. Лишь с большим трудом перебрались они через одно из таких полей и уже видели смутные очертания цитадели. До нее была всего-то миля, так что Лука поднапутал. Группа проходила мимо какой-то заброшенной халупы, обмазанной глиной. Неожиданно раздался голос Миллера — впервые с тех пор, как трое покинули городскую площадь. — Хана мне, шеф. — Голова Дасти упала на грудь, дышал он с усилием. — Каюк старому Миллеру, ноги совсем не держат. Может, зайдем в эту халупу, передохнем, а, шеф? Мэллори удивленно взглянул на янки. Хотя и у него самого ноги отваливались, кивнул неохотно. Дасти не из тех, кто станет придуриваться. — Хорошо, Дасти. Минута-другая отдыха будет кстати, ответил он. Переведя свои слова Панаису, первым вошел в халупу, за ним с сетованиями тащился янки. Старость, дескать, не радость. На ощупь добравшись до неизменного топчана, новозеландец устало сел и закурил. Миллер зачем-то трогал землебитные стены, ощупывая их ладонями. — А ты чего не садишься? — удивленно спросил Мэллори. Разве мы не за тем зашли сюда, чтоб сделать перекур? — Нет, шеф, не за тем, — растягивая слоги, ответил Дасти. — Дешевый трюк, чтоб заманить вас сюда. Хочу показать несколько вещественных доказательств. — Какие еще к бесу доказательства? Что ты там мелешь? — Попрошу выслушать меня, капитан Мэллори, — сухо произнес янки. — Ваше время я трачу не зря, могу поручиться. — Ну, хорошо, — ответил озадаченно Мэллори, хотя его доверие к янки ничуть не поколебалось. — Делай, как знаешь. Только не тяни резину. — Благодарю вас, командир. — Официальный тон трудно давался Миллеру. — Много времени мне не понадобится. Тут должна быть лампа или свечка. Ты же сам говорил, островитяне всегда оставляют огонь, даже если не живут в доме. — Этот обычай уже сослужил нам службу. — Заглянув под топчан, Мэллори включил фонарь и выпрямился: там лежали две или три свечи. — Нужен свет, шеф. Окон здесь нет. Я проверил. — Зажги пока одну свечу, а я выйду и погляжу, не просвечивает ли в щели, — ответил капитан, недоумевая, зачем все это Миллеру надо. Он догадывался: янки не хочет, чтобы он задавал лишние вопросы. Правда, спокойная уверенность Дасти делала излишним неуместное любопытство. Меньше чем через минуту Мэллори вернулся. — Снаружи не видно ничего, — сообщил он. — Вот и лады. Спасибо, шеф. — Миллер зажег вторую свечу. Сбросив с плеч рюкзак, положил его на топчан. Постоял рядом. Взглянув на часы, потом на Миллера, Мэллори напомнил: — Ты хотел показать какие-то там вещественные доказательства. — Было дело. Я толковал насчет трех вещественных доказательств. — Порывшись в рюкзаке, янки вынул черную коробочку чуть поменьше спичечной. — Вещдок номер один. — Что это? — Мэллори удивленно поглядел на нее. — Взрыватель с часовым механизмом, — Миллер стал отвинчивать заднюю крышку. — Не люблю работать с этими хреновинами. Чувствуешь себя этаким революционером, закутанным в плащ, с усищами, как у Луки, в руках бомба с дымящимся фитилем. Но фитиль — штука надежная. — Сняв крышку, Дасти посветил фонарем. — А вот этот взрыватель ни к черту не годится. Выведен из строя, — добавил он негромко. Часовой механизм исправен, а контактный рычаг отогнут назад. Механизм будет тикать хоть до второго пришествия, но от него даже шутиха не загорится. — Какого черта... — Вещдок номер два, — продолжал Миллер, словно не слыша капитана. Открыв коробку с детонаторами, бережно извлек капсюль из фетрового гнезда, выложенного ватой, и поднес его к самым глазам. Потом поглядел на Мэллори. — Гремучая ртуть, шеф. Всего семьдесят семь гранов, но пальцы оторвет напрочь. И притом страшно чувствительное устройство. Легкий щелчок, и взорвется. — Янки разжал пальцы, и капсюль упал на пол. Инстинктивно зажмурясь, Мэллори отпрянул, когда американец изо всей силы топнул по капсюлю тяжелым каблуком. Однако взрыва не последовало. — Тоже ни к черту не годится, верно, шеф? Ставлю сто против одного, что и остальные не лучше. — Он извлек из кармана пачку сигарет, закурил, посмотрел, как вьется дымок у пламени свечи, и затем убрал в карман пачку. — Ты хотел еще что-то показать мне, — негромко заметил Мэллори. — Да, я хотел показать тебе и еще кое-что, — голос Дасти прозвучал ласково, но по спине у Мэллори пробежал холодок. — Я хотел тебе показать шпиона, предателя, самого злобного, хитрозадого и двуличного убийцу и мерзавца, какого только видел свет. — Достав из кармана пистолет с глушителем, янки крепко сжимал его в руке, целясь Панаису прямо в сердце. Дасти продолжал еще спокойнее, чем до этого: — Иуда Искариот в подметки не годится нашему приятелю. Снимай куртку, Панаис. — Какого черта? Спятил ты, что ли? — В голосе капитана прозвучали раздражение и растерянность. Новозеландец шагнул было к нему, но наткнулся на крепкую, точно из железа, руку Миллера. — Что за чушь ты несешь, черт тебя побери? Он и английского-то не знает! — А может, все-таки знает? Почему ж он пулей выскочил из пещеры, когда Кейси сказал, что ему послышались какие-то звуки?.. Почему он первый драпанул из рощи? Ты же отдавал распоряжения по-английски! Сними-ка куртку, Иуда, а то руку прострелю! Даю две секунды. Мэллори хотел было, схватив янки за плечи, повалить его наземь, но тут увидел лицо Панаиса: зубы оскалены, в угольных глазах смертельная ненависть — того и гляди убьет. Столько злобы на лице человека Мэллори не видел еще ни у кого. В следующее мгновение ненависть сменилась выражением боли и изумления, когда пуля тридцать второго калибра впилась чуть пониже плеча предателя. — Через две секунды вторую руку прострелю, — деревянным голосом сказал Миллер. Но Пацане уже срывал с себя куртку, не спуская с Миллера глаз, враз потемневших от звериной ненависти. Увидев этот взгляд, Мэллори поежился и посмотрел на Миллера. Бесстрастность — вот что было написано на лице американца. Бесстрастность. Мэллори снова почувствовал озноб, сам не зная, почему. — Отвернись, — пистолет не дрогнул в руках янки. Панаис медленно отвернулся. Миллер шагнул вперед, ухватился за воротник его черной рубахи и рывком сорвал ее. — Кто бы мог подумать? — протянул Миллер. — Вот чудеса! Помнишь, шеф, Лука нам рассказывал, будто этого типа публично пороли немцы на Крите? Пороли до тех пор, пока не обнажились ребра. И спина, дескать, превратилась в сплошную рану. Взглянув на спину грека, капитан промолчал. Он был в растерянности. Все прежние его представления о Панаисе рассыпались словно карточный домик. На смуглой гладкой коже грека он не увидел ни царапины, ни даже пятнышка. — Заживает, как на собаке! — съязвил Миллер. — Только такой олух, как я, у которого мозги набекрень, мог додуматься, что этот достойный патриот был немецким агентом на Крите, членом «пятой колонны». Когда он стал немцам не нужен, его доставили ночью на катере на остров Навароне. Как же, пороли его! На тузике добрался до острова, как бы не так! Врет он, как сивая кобыла. — Презрительно скривив рот, Миллер спросил: Хотел бы я знать, сколько сребреников он получил на Крите, пока его не раскусили? — Черт побери, старик! Нельзя же убивать человека только потому, что он где-то поднаврал! — возразил капитан. Странное дело, он не испытывал той убежденности, которая слышалась в его голосе. — Сколько бы у нас осталось союзников, если б... — Так тебе мало доказательств? — Миллер взмахнул пистолетом. — Заверни-ка левую штанину, Искариот. Даю еще две секунды. Панаис тотчас повиновался. Черные, полные ненависти глаза не отрывались от Миллера. Грек засучил штанину до колена. — Повыше!.. Вот так, мой дружочек, — подбодрил его Миллер. — А теперь сними повязку. — Помолчав, Миллер сокрушенно покачал головой. — Какая страшная рана, шеф! Просто ужас! — Кажется, теперь я понимаю, что к чему, — задумчиво произнес Мэллори, не увидев на смуглой мускулистой ноге ни царапины. — Но почему ты считаешь его предателем? — Да потому! Есть, по крайней мере, четыре причины подозревать его. Молодчик этот — гад ползучий. Ни одна порядочная змея не подползла бы к нему и на милю. Хитрый, мерзавец! Прикинулся раненым, чтоб спрятаться в пещере у Чертова пятачка, когда мы вчетвером отбивались возле рощи от егерей. — Почему? Боялся, что его ранят? — Черта с два. Этот гад ничего не боится. Спрятался, чтобы оставить записку. Да и потом, притворясь, будто бинтует ногу, оставил записку где-нибудь на видном месте. В ней, наверно, сообщил, что мы выйдем из пещеры в таком-то и таком-то месте. Вдобавок он попросил фрицев выслать нам навстречу соответствующую делегацию. Вот они ее и выслали. Помнишь? Это их машину мы угнали, чтоб добраться до города... Вот когда я впервые стал приглядываться к нашему приятелю: после того, как он отстал от нас, но вскоре догнал. Слишком уж быстро для человека с раненой ногой. Но окончательно я убедился, кто он таков, только сегодня вечером, когда открыл ранец... — Ты назвал только две причины, — напомнил Мэллори. — Дойдем и до остальных. Вот третья. Он мог отстать, как только покажется впереди встречающая нас «делегация». Этот Искариот не собирался отбросить копыта прежде, чем получит свои сребреники. И — четвертая причина: помнишь душещипательную сцену, когда он умолял оставить его в пещере, по которой мы выходили? Думаешь, он собирался пожертвовать своей шкурой ради нас? — Хочешь сказать, он собирался показать немцам дорогу? — Ну да, нас заложить. Но не вышло, вот он и расстроился. Я еще не совсем был уверен, что он шкура, хотя и сильно подозревал. Не знал, что он еще выкинет, потому и врезал ему как следует, когда мы чуть не напоролись на дозор, который поднимался по склону. — Ясно, — проронил Мэллори. — Вот теперь ясно. — Он в упор взглянул на капрала. — Надо было предупредить меня. Чего же ты... — Я хотел, но не было возможности, шеф. Этот малый все время крутился рядом. С полчаса назад, когда началась стрельба, я совсем было собрался сообщить что и как... Мэллори понимающе кивнул. — Но как ты его раскусил, Дасти? — Дело в можжевельнике, — объяснил Миллер. — Помнишь, Турциг сказал, что нас выдал запах можжевельника? — Но ведь так оно и было. Мы жгли можжевельник. — Верно. Но обер-лейтенант сказал, что учуял запах, находясь на горе Костос. А весь день напролет ветер дул со стороны Костоса. — Господи, — прошептал Мэллори. — Ну, конечно! И как я запамятовал? — Но фриц точно знал, где мы находимся. С чего бы это? Что он, ясновидящий? Черта с два. Ему настучал этот наш приятель. Помнишь, я сказал, что он разговаривал со своими корешами в Маргарите, когда мы отправились туда за провизией? — Миллер с отвращением сплюнул. — Этот гад меня за нос водил. Кореша! Они и в самом деле были его приятели, только немецкие! И харч, который он будто бы спер с кухни коменданта, в самом деле был оттуда. Пришел, наверно, прямо на кухню и попросил жратвы. А старый Шкода дал ему еще и собственный чемодан, чтобы ее туда запихать! — Но немец, которого он прикончил, возвращаясь в деревню? Уверен, это он его и зарезал. — Панаис его действительно пришил! — в голосе Миллера прозвучала усталая уверенность. — Что значит лишний труп для нашего приятеля?! Небось, наткнулся на этого беднягу в темноте, вот и пришлось его замочить. Надо было держать фасон. Ведь рядом был Лука. Нельзя же, чтобы Лука его заподозрил. В случае чего он мог свалить все на Луку. Ведь в нем нет ничего человеческого... Помнишь, как его впихнули в комнату Шкоды вместе с Лукой? Как у него кровища текла из раны в голове? Мэллори кивнул. — Так то был кетчуп. Видно, тоже из кухни коменданта, в сердцах сказал Миллер. — Если бы Шкоде не удалось ничего добиться другими способами, у него все равно оставался шанс. Вот этот самый предатель. Не понимаю, почему он не спросил у Луки, где взрывчатка. — Видно, не знал, что Луке об этом известно. — Может, так оно и есть. Зато он знал, как пользоваться зеркалом. Должно быть, с помощью азбуки Морзе связался с гарнизоном и сообщил наше местонахождение. Не иначе, шеф! А нынче утром залез ко мне в рюкзак, выбросил бикфордов шнур, испортил часовой механизм и детонаторы. Как ему руки не оторвало, когда он возился с этими игрушками, и где он научился своему ремеслу? — На Крите, — убежденно сказал Мэллори. — Немцы обучили. В их глазах шпион, которого нельзя использовать и как диверсанта, и гроша ломаного не стоит. — А они его ценили, — тихо сказал Миллер. — Еще как! Фрицам будет недоставать своего милого дружка. Этот Искариот был хитер. — Да, был. Но сегодня вечером вышла осечка. Не сообразил, что кто-то из нас его обязательно заподозрит... — Возможно, он и сообразил, — прервал капитана Миллер. — Но он просчитался. Думаю, Лука не ранен. И еще я думаю, что этот молодчик уговорил Луку и остался вместо него. Ведь Лука его всегда побаивался. Потом он сходил к своим приятелям, которые дежурят у ворот крепости, и велел им направить многочисленный отряд в замок Вигос. Но сперва пострелять для отвода глаз. Он умеет пустить пыль в глаза, наш преданный друг. Потом он пересек площадь, забрался на крышу и стал ждать удобного момента, чтобы подать сигнал своим приятелям: как только мы войдем в дом через черный ход. Но Лука забыл предупредить его, что мы должны встретиться на крыше, а не внутри дома. Этот приятель сидит на крыше и смотрит во все глаза, поджидая нас. Ставлю десять против одного, что у него в кармане фонарь. Взяв куртку Панаиса, капитан поспешно обыскал карманы. — Так оно и есть. — Ну вот, видишь. — Миллер зажег сигарету, наблюдая, как горит спичка, едва не обжигая ему пальцы, потом уставился на Панаиса. — Ну и что ты ощущаешь, Панаис, зная, что умрешь? Теперь ты представляешь, каково было всем тем беднягам, которых ты погубил. И парням на Крите, и воздушным и морским десантникам, которые погибли только потому, что считали тебя за своего. Как ты себя чувствуешь, Панаис? Панаис ничего не ответил. Зажимая левой рукой рану, он безуспешно пытался остановить кровь. Он неотрывно смотрел на янки мрачным взглядом, по-волчьи скаля зубы, с ожесточенным лицом. Страха в нем не было и следа. Мэллори напрягся, готовый дать отпор предателю, если тот предпримет последнюю отчаянную попытку постоять за себя. Ведь Панаис обязательно предпримет такую попытку. Но когда капитан взглянул на Миллера, то понял, что ничего такого не произойдет. В облике американца было что-то неизбежное и неумолимое: каменная неподвижность руки с пистолетом и взгляда исключала даже мысль, а не то что возможность такой попытки. — Подсудимому нечего сказать в свою защиту, — прозвучал усталый голос Миллера. — Наверно, сказать кое-что должен я сам. Мне надо бы толкнуть речугу и втолковать всем, что сейчас я и судья, и суд присяжных, и палач... Только мы это опустим. Что толку разговаривать с покойником... Может, в том, что произошло, и нет твоей вины, Панаис. Может, и была на то причина. Один Бог знает. А я не знаю и знать не хочу! Слишком много людей погибло из-за тебя. Я убью тебя, Панаис. Убью сию же минуту. — Бросив окурок на пол, янки прижал его ботинком. — Так ты ничего не хочешь сказать?.. Предателю незачем было говорить. Злоба и ненависть в черных глазах сказали все. Миллер кивнул, поняв его состояние. Точно нацелясь, дважды выстрелил в сердце Панаису. Задув свечи, он повернулся спиной и был уже на полпути к двери, когда труп предателя глухо ударился об пол. — Пожалуй, у меня ничего не выйдет, Андреа! — в отчаянии произнес Лука, устало откинувшись к стене. — Ты уж прости. Узлы слишком туго затянуты. — Да ладно, — Андреа перевернулся и сел, силясь ослабить путы на ногах и запястьях. — Хитрые эти немцы. Мокрые веревки не развяжешь, разве только разрежешь. А между тем минуты две назад он сумел добраться до веревок на запястьях Луки и развязал их, дернув несколько раз за них, своими стальными пальцами. — Придумаем что-нибудь другое. Андреа поглядел в противоположный конец комнаты, освещенной керосиновой лампой, которая стояла возле забранной решеткой двери. В тусклом ее свете можно было разглядеть Кейси Брауна. Точно каплун, он был опутан веревкой, пропущенной через крюк в потолке. Андреа невесело улыбнулся. Снова в плену. И снова их схватили так же просто и неожиданно, не дав возможности сопротивляться. Ни один из троих не подозревал о засаде. Их схватили в верхней комнате замка через какие-то несколько секунд после окончания сеанса связи с Каиром. Патруль точно знал, где их искать. Офицер злорадно сообщил им, что песенка их спета, поведал и о том, какую роль сыграл Панаис. Теперь стало понятно, почему их застали врасплох. Начальник патруля дал понять, что и Миллеру с капитаном не избежать ловушки. Но Андреа и мысли не допускал, что положение их безнадежно... Взгляд его шарил по комнате. Ни одна деталь не ускользнула от его внимания на каменных стенах и полу: ни крючья, ни вентиляционные колодцы, ни тяжелая зарешеченная дверь. Всякий, попав в это помещение, решил бы, что это темница, камера для пыток. Но Андреа доводилось бывать в подобных сооружениях. Дом называли замком, но на самом деле это башня, окруженная комнатами помещичьего дома. Давно отправившиеся к праотцам знатные франки, построившие дом, жили в достатке. Никакая это не камера, а просто кладовка, где с крюков свешивались мясо и дичь. Оттого-то они отлично обходились без окон и естественного освещения... Освещение! Андреа уставился на чадящую масляную лампу сузившимися глазами. — Лука, — тихо произнес он. Маленький грек обернулся. Сможешь дотянуться до лампы? — Наверное, смогу. — Сними стекло, — прошептал Андреа, — оберни тряпкой: оно горячее. Осторожно раздави об пол. Стекло толстое. Осколками разрежешь мои веревки за минуту-две. Целый миг Лука глядел на него растерянно, затем кивнул. На связанных ногах зашаркал к лампе, протянул было руку к стеклу, но тотчас отдернул ее: всего в нескольких футах от него раздался резкий лязг металла. Лука вскинул голову. Протяни Луна руку — он дотронулся бы до ствола винтовки системы «маузер», который угрожающе торчал между прутьями дверной решетки. Часовой опять застучал стволом о прутья и что-то крикнул. — Не надо, Лука, — тихо сказал Андреа спокойным, без тени разочарования голосом. — Ступай обратно. Наш друг не очень-то тобой доволен. Лука послушно вернулся на прежнее место и снова услышал гортанный голос, на этот раз чем-то встревоженный. Лязгнуло железо — часовой вытащил винтовку из дверной решетки, и сапоги его торопливо зацокали по каменным плитам коридора. — Что это стряслось с малышом? — прозвучал, как обычно, невеселый и усталый голос Кейси Брауна. — Он вроде чем-то расстроен? — Еще бы ему не расстраиваться! — улыбнулся Андреа. Увидел, что руки у Луки не связаны. — Так почему же он снова его не связал? — Может, он и туго соображает, но совсем не такой лопух, — пояснил Андреа. — Побоялся попасть в ловушку и поэтому побежал за подмогой. Почти тотчас же они услышали глухой стук, словно где-то хлопнули дверью, затем грохот сапог. Наконец зазвенели связкой ключей, заскрежетал дверной замок, щелкнул, завизжали ржавые петли, и в помещение, стуча сапогами, вошли два солдата. Видны были их винтовки, взятые наизготовку. Некоторое время они не двигались, привыкая к полумраку камеры. Тот, что стоял ближе к двери, проговорил: — Куда это годится, шеф! Стоило их оставить на минуту без присмотра, как они тут же и вляпались! Вся шайка-лейка связана, словно Гарри Гудини[7] перед очередным представлением. Трое узников, ошеломленно уставившись на солдат, приподнялись. Первым пришел в себя Браун. — Давно бы так, — произнес он. — Мы уж думали, что вы так к нам и не заглянете. — Он хочет сказать, что мы уже не надеялись больше с вами увидеться, — спокойно пояснил Андреа. — Я тоже. А вы тут как тут, целые и невредимые. — Да, — кивнул Мэллори. — А все благодаря Дасти и его подозрительности. Мы уши развесили, а вот он приглядывался к Панаису. — А где он? — поинтересовался Лука. — Панаис-то? — Янки неопределенно махнул рукой. — Мы его оставили. Беда, можно сказать, с ним приключилась. — Стоя возле Брауна, янки старательно пилил веревки, стянувшие раненую ногу радиста, и при этом насвистывал. Капитан тоже был при деле: освобождал от пут Андреа, сообщив ему в нескольких словах о том, что с ними произошло, а взамен услышал столь же сжатый рассказ о событиях в крепостной башне. Поднявшись на ноги, Андреа принялся растирать занемевшие руки. Взглянув на Мэллори, грек произнес; — Надоел мне этот свистун, капитан. Свистит фальшиво и, главное, слишком громко. Часовые услышат... — Не переживай за них, — сурово сказал Мэллори. — Они никак не ожидали снова встретиться с нами. Бдительность утратили. — Взглянув на Брауна, ковылявшего по комнате, спросил: — Как нога, Кейси? — В порядке, сэр, — обронил Браун небрежно. — Я выходил на связь с Каиром. Докладываю... — С докладом придется повременить, Кейси. Нужно живо сматываться отсюда. Ты здоров, Лука? — Я убит горем, майор Мэллори. Ведь он мой соотечественник, друг, которому я доверял... — С этим тоже придется повременить. Двинулись. — Слишком уж ты спешишь, — возразил Андреа. Группа вышла в коридор, перешагнув через часового, бесформенной грудой валявшегося на каменных плитах. — Конечно, если все они в таком же состоянии, как и этот друг... — На этот счет можешь не беспокоиться, — оборвал его Мэллори. — Другое дело — солдаты в городе. Они, должно быть, знают, что Панаис или удрал, или мы его прикончили. В любом случае они наверняка сообразят, что мы непременно бросимся сюда. Они, верно, уже на полпути к замку, а уж если придут... — Он умолк, заметив вдребезги разбитую взрывную машинку и рацию, валявшиеся в углу. — Постарались, ничего не скажешь! расстроился капитан. — Ну и слава Богу, — возразил Миллер. — Тащить меньше. Посмотрел бы, во что превратилась моя спина от этой чертовой машинки! — Сэр! — схватил капитана за руку Браун, обычно такой сдержанный. Мэллори умолк и изумленно взглянул на радиста. Сэр, это очень важно. Вы должны выслушать рапорт. Его жест и чрезвычайно серьезный тон подействовали на Мэллори. Он с улыбкой повернулся к Брауну. — Хорошо, Кейси, докладывайте, — проронил он. — Хуже того, что с нами произошло, ничего уже не может быть. — Может, сэр. — В голосе Кейси прозвучали усталость и такая тоска, что каменный этот склеп показался Мэллори еще холоднее. — Очень опасаюсь, что так. Сегодня вечером я связался с Каиром. Слышимость была отличная. Сам Дженсен был у передатчика. Он прямо-таки рвал и метал. Целые сутки ждал, когда мы выйдем на связь. Спросил, как у нас дела. Я сообщил, что в крепость вы еще не проникли, но рассчитываете попасть в артиллерийский погреб примерно через час-другой. — Продолжайте. — Дженсен ответил, что это самое лучшее известие, которое он когда-либо слышал. И добавил, что его дезинформировали, что ударная флотилия немецкого десанта не стала двигаться через Циклады и направилась на исходные позиции прямиком под прикрытием такого количества торпедных катеров и авиации, каких в Средиземном не видывали. Удар по Керосу планируется нанести перед самым рассветом завтрашнего дня. Каперанг добавил, что наши эсминцы весь день были наготове, в сумерках переместились севернее, рассчитывая получить от него соответствующую информацию. Тогда командиры кораблей решат, смогут ли пройти Майдосским проливом. Я сказал, что дело может сорваться. Дженсен возразил, что такого быть не должно, если Мэллори и Миллер в крепости. Кроме того, он добавил, что не вправе рисковать жизнью тысячи двухсот человек, находящихся на Керосе, что срыва эвакуации допустить нельзя. — Браун угрюмо потупился. Никто не произнес ни слова. — Дальше, — едва слышно произнес бледный Мэллори. — Это все, что он сказал, сэр. Эсминцы войдут в Майдосский пролив в полночь. — Взглянув на светящиеся часы, Кейси проговорил: — Осталось четыре часа. — О господи! В полночь! — Потрясенный известием, Мэллори уставился в одну точку. Руки сжались в кулаки, суставы пальцев побелели. — Сегодня в полночь. Господи, помоги им! Помоги им всем, Господи!

CHAPTER 15 Wednesday Night 2000-2115 Eight-thirty, his watch said. Eight-thirty. Exactly half an hour to curfew. Mallory flattened himself on the roof, pressed himself as closely as possible against the low retaining wall that almost touched the great, sheering sides of the fortress, swore softly to himself. It only required one man with a torch in his hand to look over the top of the fortress wall--a catwalk ran the whole length of the inside of the wall, four feet from the top--and it would be the end of them alL The wandering beam of a torch and they were bound to be seen, it was impossible not to be seen: he and Dusty Miller--the American was stretched out behind him and clutching the big truck battery in his arms--were wide open to the view of anyone who happened to glance down that way. Perhaps they should have stayed with the others a couple of roofs away, with Casey and Louki, the one busy tying spaced knots in a rope, the other busy splicing a bent wire hook on to a long bamboo they had torn from a bamboo hedge just outside the town, where they had hurriedly taken shelter as a convoy of three trucks had roared past them heading for the castle Vygos. Eight thirty-two. What the devil was Andrea doing down there, Mallory wondered irritably and at once regretted his irritation. Andrea wouldn't waste an unnecessary second. Speed was vital, haste fatal. It seemed unlikely that there would be any officers inside--from what they had seen, practically half the garrison were combing either the town or the countryside out in the direction of Vygos--but if there were and even one gave a cry it would be the end. Mallory stared down at the burn on the back of his hand, thought of the truck they had set on fire and grinned wryly to himself. Setting the truck on fire had been his only contribution to the night's performance so far. All the other credit went to either Andrea or Miller. It was Andrea who had seen in this house on the west side of the square--one of several adjoining houses used as officers' billets--the only possible answer to their problem. It was Miller, now lacking all time-fuses, clockwork, generator and every other source of electric power who had suddenly stated that he must have a battery, and again it was Andrea, hearing the distant approach of a truck, who had blocked the entrance to the long driveway to the keep with heavy stones from the flanking pillars, forcing the soldiers to abandon their truck at the gates and run up the drive towards their house. To overcome the driver and his mate and bundle them senseless into a ditch had taken seconds only, scarcely more time than it had taken Miller to unscrew the terminals of the heavy battery, find the inevitable jerrican below the tailboard and pour the contents over engine, cab and body. The truck had gone up in a roar and _whoosh_ of flames: as Louki had said earlier in the night, setting petrol-soaked vehicles on fire was not without its dangers--the charred patch on his hand stung painfully--but, again as Louki had said, it had burned magnificently. A pity, in a way--it had attracted attention to their escape sooner than was necessary-- but it had been vital to destroy the evidence, the fact that a battery was missing. Mallory had too much experience of and respect for the Germans ever to underrate them: they could put two and two together better than most. He felt Miller tug at his ankle, started, twisted round quickly. The American was pointing beyond him, and he turned again and saw Andrea signalling to him from the raised trap in the far corner: he had been so engrossed in his thinking, the giant Greek so catlike in his silence, that he had completely failed to notice his arrival. Mallory shook his head, momentarily angered at his own abstraction, took the battery from Miller, whispered to him to. get the others, then edged slowly across the roof, as noiselessly as possible. The sheer deadweight of the battery was astonishing, it felt as if it weighed a ton, but Andrea plucked it from his hands, lifted it over the trap coaming, tucked it under one arm and nimbly descended the stairs to the tiny hail-way as if it weighed nothing at all... Andrea moved out through the open doorway to the covered balcony that ovetlooked the darkened harbour, almost a hundred vertical feet beneath. Mallory, following close behind, touched him on the shoulder as he lowered the battery gently to the ground. "Any trouble?" he asked softly. "None at all, my Keith." Andrea straightened. "The house is empty. I was so surprised that I went over it all, twice, Just to make sure." "Fine! Wonderful! I suppose the whole bunch of them are out scouring the country for us--interesting to know what they would say if they were told we were sitting in their front parlour?" "They would never believe it," Andrea said without hesitation. "This is the last place they would ever think to look for us." "I've never hoped so much that you're right!" Mallory murmured fervently. He moved across to the latticed railing that enclosed the balcony, gazed down into the blackness beneath his feet and shivered. A long long drop and it was very cold; that sluicing, vertical rain chilled one to the bone. . . . He stepped Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html back, shook the railing. "This thing strong enough, do you think?" he whispered. "I don't know, my Keith, I don't know at all." Andrea shrugged. "I hope so." "I hope so," Mallory echoed. "It doesn't really matter. This is how it has to be." Again he leaned far out over the railing, twisted his head to the right and upwards. In the rain-filled gloom of the night he could just faintly make out the still darker gloom of the mouth of the cave housing the two great guns, perhaps forty feet away from where he stood, at least thirty feet higher--and all vertical cliff-face between. As far as accessibility went, the cave mouth could have been on the moon. He drew back, turned round as he heard Brown limping on to the balcony. "Go to the front of the house and stay there, Casey, will you? Stay by the window. Leave the frontt door unlocked. If we have any visitors, let them in." "Club 'em, knife 'em, no guns," Brown murmured. "Is that it, sir?" "That's it, Casey." . "Just leave this little thing to me," Brown said grimly. He hobbled away through the doorway. Mallory turned to Andrea. "I make it twenty-three minutes." "I, too. Twenty-three minutes to nine." "Good luck," Mallory murmured. He grinned at Miller. "Come on, Dusty. Opening time." Five minutes later, Mallory and Miller were seated in a _taverna_ just off the south side of the town square. Despite the garish blue paint with which the _tavernaris_ had covered everything in sight--walls, tables, chairs, shelves all in the same execrably vivid colour (blue and red for the wine shops, green for the sweetmeats shops was the almost invariable rule throughout the islands)--it was a gloomy, ill-lit place, as gloomy almost as the stern, righteous, magnificently-moustached heroes of the Wars of Independence whose dark, burning eyes glared down at them from a dozen faded prints scattered at eye-level along the walls. Between each pair of portraits was a brightly-coloured wail advertisement for Fix's beer: the effect of the decor, taken as a whole, was indescribable, and Mallory shuddered to think what it would have been like had the _tavernaris_ had at his disposal any illumination more powerful than the two smoking oil lamps placed on the counter before him. As it was, the gloom suited him well. Their dark clothes, braided jackets, _tsantas_ and jackboots looked genuine enough, Mallory knew, and the black-fringed turbans Louki had mysteriously obtained for them looked as they ought to look in a tavern where every islander there--about eight of them--wore nothing else on their heads. Their clothes had been good enough to pass muster with the _tavernaris_--but then even the keeper of a wine shop could hardly be expected to know every man in a town of five thousand, and a patriotic Greek, as Louki had declared this man to be, wasn't going to lift even a faintly suspicious eyebrow as long as there were German soldiers present. And there were Germans present--four of them, sitting round a table near the counter. Which was why Mallory had been glad of the semi-darkness. Not, he was certain, that he and Dusty Miller had any reason to be physically afraid of these men. Louki had dismissed them contemptuously as a bunch of old women--headquarters clerks, Mallory guessed--who came to this tavern every night of the week. But there was no point in sticking out their necks unnecessarily. Miller lit one of the pungent, evil-smelling local cigarettes, wrinkling his nose in distaste. "Damn' funny smell in this joint, boss." "Put your cigarette out," Mallory suggested. "You wouldn't believe it, but the smell I'm smelling is a damn' sight worse than that." "Hashish," Mallory said briefly. "The curse of these island ports." He nodded over towards a dark corner. "The lads of the village over there will be at it every night in life. It's all they live for." "Do they have to make that gawddamned awful racket when they're at it?" Miller asked peevishly. "Toscanini should see this lot!" Mallory looked at the small group in the corner, clustered round the young man playing a _bouzouko_--a long-necked mandolin--and singing the haunting, nostalgic _rembetika_ songs of the hashish smokers of the Piraeus. He supposed the music did have a certain melancholy, lotus-land attraction, but right then it jarred on him. One had to be in a certain twi-lit, untroubled mood to appreciate that sort of thing; and he had never felt less untroubled in his life. "I suppose it _is_ a bit grim," he admitted. "But at least it lets us talk together, which we couldn't do if they all packed up and went home." "I wish to hell they would," Miller said morosely. "I'd gladly keep my mouth shut." He picked distastefully at the _meze_--a mixture of chopped olives, liver, cheese and apples--on the plate before him; as a good American and a bourbon drinker of long standing he disapproved strongly of the invariable Greek custom of eating when drinking. Suddenly he looked up and crushed his cigarette against the table top. "For Gawd's sake, boss, how much longer?" Mallory looked at him, then looked away. He knew exactly how Dusty Miller felt, for he felt that way himself--tense, keyed-up, every nerve strung to the tautest pitch of efficiency. So much depended on the next few minutes; whether all their labour and their suffering had been necessary, whether the men on Kheros would live or die, whether Andy Stevens had lived and died in vain. Mallory looked at Miller again, saw the nervous hands, the deepened wrinkles round the eyes, the tightly compressed mouth, white at the outer corners, saw all these signs of strain, noted them and discounted them. Excepting Andrea alone, of all the men he had ever known he would have picked the lean, morose American to be his companion that night. Or maybe even including Andrea. "The finest saboteur in southern Europe" Captain Jensen had called him back in Alexandria. Miller had come a long way from Alexandria, and he had come for this alone. To-night was Miller's night. Mallory looked at his watch. "Curfew in fifteen minutes," he said quietly. "The balloon goes up in twelve minutes. For us, another four minutes to go." Miller nodded, but said nothing. He filled his glass again from the beaker in the middle of the table, lit a cigarette. Mallory could see a nerve twitching high up in his temple and wondered dryly how many twitching nerves Miller could see in his own face. He wondered, too, how the crippled Casey Brown was getting on in the house they had just left. In many ways he had the most responsible job of all--and at the critical moment he would have to leave the door unguarded, move back to the balcony. One slip up there. . . . He saw Miller look strangely at him and grinned crookedly. This had to come off, it just had to: he thought of what must surely happen if he failed, then shied away from the thought. It wasn't good to think of these things, not now, not at this time. He wondered if the other two were at their posts, unmolested; they should be, the search party had long passed through the upper part of the town; but you never knew what could go wrong, there was so much that could go wrong, and so easily. Mallory looked at his watch again: he had never seen a second hand move so slowly. He lit a last cigarette, poured a final glass of wine, listened without really hearing to the weird, keening threnody of the _rembetika_ song in the corner. And then the song of the hashish singers died plaintively away, the glasses were empty and Mallory was on his feet. "Time bringeth all things," he murmured. "Here we go again." He sauntered easily towards the door, calling good night to the _tavernaris_. Just at the doorway he paused, began to search impatiently through his pockets as if he had lost something: it was a windless night, and it was raining, he saw, raining heavily, the lances of rain bouncing inches off the cobbled street--and the street itself was deserted as far as he could see in either direction. Satisfied, Mallory swung round with a curse, forehead furrowed in exasperation, started to walk back towards the table he had just left, right hand now delving into the capacious inner pocket of his jacket. He saw without seeming to that Dusty Miller was pushing his chair back, rising to his feet. And then Mallory bad halted, his face clearing and his hands no longer searching. He was exactly three feet from the table where the four Germans were sitting. "Keep quite still!" He spoke in German, his voice low but as steady, as menacing, as the Navy Colt .455 balanced in his right hand. "We are desperate men. If you move we will kill you." For a full, three seconds the soldiers sat immobile, expressionless except for the shocked widening of their eyes. And then there was a quick flicker of the eyelids from the man sitting nearest the counter, a twitching of the shoulder and then a grunt of agonyas the .32 bullet smashed into his upper arm. The soft thud of Miller's silenced automatic couldn't have been heard beyond the doorway. "Sorry, boss," Miller apologised. "Mebbe be's only sufferin' from St. Vitus' Dance." He looked with interest at the pain-twisted face, the blood welling darkly be.. tween the fingers clasped tightly over the wound. "But he looks kinda cured to me." "He is cured," Mallory said grimly. He turned to the inn-keeper, a tall, melancholy man with a thin face and mandarin moustache that drooped forlornly over either corner of his mouth, spoke to him in the quick, colloquial speech of the islands. "Do these men speak Greek?" The _tavernaris_ shook his head. Completely unruffled and unimpressed, he seemed to regard armed hold-ups in his tavern as the rule rather than the exception. "Not them!" he said contemptuously. "English a little, I think--I am sure. But not our language. That I do know." "Good. I am a British Intelligence officer. Have you a place where I can hide these men?" "You shouldn't have done this," the _tavernaris_ protested mildly. "I will surely die for this." "Oh, no, you Won't." Mallory had slid across the counter, his pistol boring into the man's midriff. No one could doubt that the man was being threatened--and violently threatened--no one, that is, who couldn't see the broad wink that Mallory had given the inn-keeper. "I'm going to tie you up with them. All right?" "All right. There is a trap-door at the end of the counter here. Steps lead down to the cellar." "Good enough. I'll find it by accident." Mallory gave him a vicious and all too convincing shove that sent the man staggering, vaulted back across the counter, walked over to the _rembetika_ singers at the far corner of the room." "Go home," he said quickly. "It is almost curfew time anyway. Go out the back way, and remember--you have seen nothing, no one. You understand?" "We understand." It was the young _bouzouko_ player who spoke. He jerked his thumb at his companions and grinned. "Bad men--but good Greeks. Can we help you?" "No!" Mallory was emphatic. "Think of your families--these soldiers have recognised you. They must know you weli--you and they are here most nights, is that not so?" The young man nodded. "Off you go, then. Thank you all the same." A minute later, in the dim, candle-lit cellar, Miller prodded the soldier nearest him--the one most like himself in height and build. "Take your clothes off!" he ordered. "English pig!" the German snarled. "Not _English_," Miller protested. "I'll give you thirty seconds to get your coat and pants off." The man swore at him, viciously, but made no move to obey. Miller sighed. The German had guts, but time was running out. He took a careful bead on the soldier's hand and pulled the trigger. Again the soft _plop_ and the man was staring down stupidly at the hole torn in the heel of his left hand. "Mustn't spoil the nice uniforms, must we?" Miller asked conversationally. He lifted the automatic until the soldier was staring down the barrel of the gun. "The next goes between the eyes." The casual drawl carried complete conviction. "It won't take me long to undress you, I guess." But the man had already started to tear his uniform off, sobbing with anger and the pain of his wounded hand. Less than another five minutes had passed when Mallory, clad like Miller in German uniform, unlocked the front door of the tavern and peered cautiously out. The rain, if anything, was heavier than ever--and there wasn't a soul in sight. Mallory beckoned Miller to follow and locked the door behind him. Together the two men walked up the middle of the street, making no attempt to seek either shelter or shadows. Fifty yards took them into the town square, then left along the east side, not breaking step as they passed the old house where they had hidden earlier in the evening, not even as Louki's hand appeared mysteriously behind the partly opened door, a hand weighted down with two German Army rucksacks--rucksacks packed with rope, fuses, wire and high explosive. A few yards farther on they stopped suddenly, crouched down behind a couple of huge wine barrels outside a barber's shop, gazed at the two armed guards in the arched gateway, less than a hundred feet away, as they shrugged into their packs and waited for their cue. They had only moments to wait--the timing had been split-second throughout. Mallory was just tightening the waist-belt of his rucksack when a series of explosions shook the centre of the town, not three hundred yards away, explosions followed by the vicious rattle of a machine-gun, then by further explosions. Andrea was doing his stuff magnificently with his grenades and home-made bombs. Both men suddenly shrank back as a broad, white beam of light stabbed out from a platform high above the gateway, a beam that paralleled the top of the wall to the east, showed up every hooked spike and strand of barbed wire as clearly as sunlight. Mallory and Miller looked at each other for a fleeting moment, their faces grim. Panayis hadn't missed a thing: they would have been pinned on these strands like flies on flypaper and cut to ribbons by machine-guns. Mallory waited another half-minute, touched Miller's arm, rose to his feet and started running madly across the square, the long hooked bamboo pressed close to his. side, the American pounding behind him. In a few seeonds they had reached the gates of the fortress, the startled guards running the last few feet to meet them. "Every man to the Street of Steps!" Mallory shouted. "Those damned English saboteurs are trapped in a house dawn there! We've got to have some mortars. Hurry, man, hurry, in the name of God!" "But the gate!" one of the two guards protested. "We cannot leave the gate!" The man had no suspidons, none at all: in the circumstances--the near darkness, the pouring rain, the German-clad soldier speaking perfect German, the obvious truth that there was a gunbattle being fought near-hand--it would have been remarkable had he shown any signs of doubt "Idiot!" Mallory screamed at him. "_Dummkopf!_ What is there to guard against here? The English swine are in the Street of Steps. They must be destroyed! For God's sake, hurry!" he shouted desperately. "If they escape again it'll be the Russian Front for all of us!" Mallory had his hand on the man's shoulder now, ready to push him on his way, but his hand fell to his side unneeded. The two men were already gone, running pell-mell across the square, had vanished into the rain and the darkness already. Seconds later Mallory and Miller were deep inside the fortress of Navarone. Everywhere there was complete confusion--a bustling purposeful confusion as one would expect with the seasoned troops of the Alpenkorps, but confusion nevertheless, with much shouting of orders, blowing of whistles, starting of truck engines, sergeants running to and fro chivvying their men into marching order or into the waiting transports. Mallory and Miller ran too, once or twice through groups of men milling round the tailboard of a truck. Not that they were in any desperate hurry for themselves, but nothing could have been more conspicuous--and suspicious--than the sight of a couple of men walking calmly along in the middle of all that urgent activity. And so they ran, heads down or averted whenever they passed through a pool of light, Miller cursing feelingly and often at the unaccustomed exercise. They skirted two barrack blocks on their right, then the powerhouse on their left, then an ordnance depot on their right and then the _Abteilung_ garage on their left. They were climbing, now, almost in darkness, but Mallory knew where he was to the inch: he had so thoroughly memorised the closely tallying descriptions given him by Vlachos and Panayis that' he would have been confident of finding his way with complete accuracy even if the darkness had been absolute. "What's that, boss?" Miller had caught Mallory by the arm, was pointing to a large, uncompromisingly rectangular building that loomed gauntly against the horizon. "The local hoosegow?" "Water storage tank," Mallory said briefly. "Panayis estimates there's half a million gallons in there--magazine flooding in an emergency. The magazines are directly below." He pointed to a squat, box-like, concrete structure a little farther on. "The only entrance to the magazine. Locked and guarded." They were approaching the senior officers' quarters now--the commandant had his own flat on the second story, directly overlooking the massive, reinforced ferro-concrete control tower that controlled the two great guns below. Mallory suddenly stopped, picked up a handful of dirt, rubbed it on his face and told Miller to do the same. "Disguise," he explained. "The experts would consider it a bit on the elementary side, but it'll have to do. The lighting's apt to be a bit brighter inside this place." He went up the steps to the officers' quarters at a dead run, crashed through the swing doors with a force that almost took them off their hinges. The sentry at the keyboard looked at him in astonishment, the barrel of his sub-machine-gun lining up on the New Zealander's chest. "Put that thing down, you damned idiot!" Mallory snapped furiously. "Where's the commandant? Quickly, you oaf! It's life or death!" "Herr--Herr Kominandant?" the sentry stuttered. "He's left--they are all gone, just a minute ago." "What? All gone?" Mallory was staring at him with narrowed, dangerous eyes. "Did you say 'all gone'?" he asked softly. "Yes. I--I'm sure they're . . ." He broke off abruptly as Mallory's eyes shifted to a point behind his shoulder. "Then who the hell is that?" Mallory demanded savagely. The sentry would have been less than human not to fall for it. Even as he was swinging round to look, the vicious judo cut took him just below the ear. Mallory had smashed open the glass of the keyboard before the unfortunate guard bad bit the floor, swept all the keys--about a dozen in all--off their rings and into his pocket. It took them another twenty seconds to tape the man's mouth and hands and lock him in a convenient cupboard; then they were on their way again, still running. One more obstacle to overcome, Mallory thought as they pounded along in the darkness, the last of the triple defences. He did not know how many men would be guarding the locked door to the magazine, and in that moment of fierce exaltation he didn't particularly care. Neither, he felt sure, did Miller. There were no worries now, no taut-nerved tensions or nameless anxieties. Mallory would have been the last man in the world to admit it, or even believe it, but this was what men like Miller and himself had been born for. They had their hand-torches out now, the powerful beams swinging in the wild arcs as they plunged along, skirting the massed batteries of A.A. guns. To anyone observing their approach from the front, there could have been nothing more calculated to disarm suspicion than the sight and sound of the two men running towards them without any attempt at concealment, one of them shouting to the other in German, both with lit torches whose beams lifted and fell, lifted and fell as the men's arms windmilled by their sides. But these same torches were deeply hooded, and only a very alert observer indeed would have noticed that the downward arc of the lights never passed backwards beyond the runners' feet. Suddenly Mallory saw two shadows detaching themselves from the darker shadow of the magazine entrance, steadied his torch for a brief second to check. He slackened speed. "Right!" he said softly. "Here they come--only two of them. One each--get as close as possible first. Quick and quiet--a shout, a shot, and we're finished. And for God's sake don't start clubbing 'em with your torch. There'll be no lights on in that magazine and I'm not going to start crawling around there with a box of bloody matches in my hand!" He transferred his torch to his left hand, pulled out his Navy Colt, reversed it, caught it by the barrel, brought up sharply only inches away from the guards now running to meet them. "Are you all right?" Mallory gasped. "Anyone been here? Quickly, man, _quickly!_" "Yes, yes, we're all right." The man was off guard, apprehensive. "What in the name of God is all that noise--" "Those damned English saboteurs!" Mallory swore viciously. "They've killed the guards and they're inside! Are you sure no one's been here? Come, let me see." He pushed his way past the guard, probed his torch at the massive padlock, then straightened his back. "Thank heaven for that anyway!" He turned round, let the dazzling beam of his torch catch the man square in the eyes, muttered an apology and switched off the light, the sound of the sharp click lost in the hollow, soggy thud of the heel of his Colt catching the man behind the ear, just below the helmet. The sentry was still on his feet, just beginning to crumple, when Mallory staggered as the second guard reeled into him, staggered, recovered, clouted him with the Colt for good measure, then stiffened in sudden dismay as he heard the vicious, hissing _plop_ of Miller's automatic, twice in rapid succession. "What the hell--" "Wily birds, boss," Miller murmured. "Very wily indeed, There was a third character in the shadows at the side. Only way to stop him." Automatic cocked in his ready hand, he stooped over the man for a moment, then straightened. "Afraid he's been stopped kinda permanent, boss." There was no expression in his voice. "Tie up the others." Mallory had only half-heard him; he was already busy at the magazine door, trying a succession of keys in the lock. The third key fitted, the lock opened and the heavy steel door gave easily to his touch. He took a last swift look round, but there was no one in sight, no sound but the revving, engine of the last of the trucks clearing the fortress gates, the distant rattle of machine-gun fire. Andrea was doing a magnificent job--if only he didn't overdo it, leave his withdrawal till it was too late. . . . Mallory turned quickly, switched on his torch, stepped inside the door. Miller would follow when he Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html was ready. A vertical steel ladder fixed to the rock led down to the floor of the cave. On either side of the ladder were hollow lift-shafts, unprotected even by a cage, oiled wire ropes glistening in the middle, a polished metal runner at each side of the square to guide and steady the spring-loaded side-wheels of the lift itself. Spartan in their simplicity but wholly adequate, there was no mistaking these for anything but what they were--the shell hoist shafts going down to the magazine. Mallory reached the solid floor of the cave and swept his torch round through a 180-degree arc. This was the very end of that great cave that opened out beneath the towering overhang of rock that dominated the entire harbour. Not the natural end, he saw after a moment's inspection, but a man-made addition: the volcanic rock round him had been drilled and blasted out. There was nothing here but the two shafts descending into the pitchy darkness and another steel ladder, also leading to the magazine. But the magazine could wait: to check that there were no more guards down here and to ensure an emergency escape route--there were the two vital needs of the moment. Quickly Mallory ran along the tunnel, flipping his torch on and off. The Germans were past-masters of booby traps--explosive booby traps--for the protection of important installations, but the chances were that they had none in that tunnel--not with several hundred tons of high explosive stored only feet away. The tunnel itself, dripping-damp and duckboard floored, was about seven feet high and even wider, but the central passage was very narrow--most of the space was taken up by the roller conveyors, one on either side, for the great cartridges and shells. Suddenly the conveyors curved away sharply to left and right, the sharplysheering tunnel roof climbed steeply up into the neardarkness of the vaulted dome above, and, almost at his feet, their burnished steel caught in the beam from his torch, twin sets of parallel rails, imbedded in the solid stone and twenty feet apart, stretched forward into the lightened gloom ahead, the great, gaping mouth of the cave. And just before he switched off the torch--searchers returning from the Devil's Playground might easily catch the pin-point of light in the darkness--Mallory had a brief glimpse of the turn-tables that crowned the far end of these shining rails and, crouched massively above, like some nightmare monsters from an ancient and other world, the evil, the sinister silhouettes of the two great guns of Navarone. Torch and revolver dangling loosely in his hands, only dimly aware of the curious tingling in the tips of his fingers, Mallory walked slowly forward. Slowly, but not with the stealthy slowness, the razor-drawn expeotancy of a man momentarily anticipating trouble--there was no guard in the cave, Mallory was quite sure of that now--but with that strange, dream-like slowness, the half-belief of a man who has accomplished something he had known all along he could never accomplish, with the slowness of a man at last face to face with a feared but long-sought enemy. I'm here at last, Mallory said to himself over and over again, I'm here at last, I've made it, and these are the guns of Navarone: these are the guns I came to destroy, the guns of Navarone, and I have come at last. But somehow he couldn't quite believe it. . . . Slowly still Mallory approached the guns, walked half-way round the perimeter of the turn-table of the gun on the left, examined it as well as he could in the gloom. He was staggered by the sheer size of it, the tremendous girth and reach of the barrel that stretched far out into the night. He told himself that the experts thought it was only a nine-inch crunch gun, that the crowding confines of the cave were bound to exaggerate its size. He told himself these things, discounted them: twelve-inch bore if an inch, that gun was the biggest thing he had ever seen. Big? Heavens above, it was gigantic! The fools, the blind, crazy fools who had sent the _Sybaris_ out against these . . . The train of thought was lost, abruptly. Mallory stood quite still, one hand resting against the massive gun carrIage, and tried to recall the sound that had jerked him back to the present. Immobile, he listened for it again, eyes closed the better to hear, but the sound did not come again, and suddenly he knew that it was no sound at all but the absence of sound that had cut through his thoughts, triggered off some unconscious warning bell. The night was suddenly very silent, very stifi: down in the heart of the town the guns had stopped firing. Mallory swore softly to himself. He had already spent far too much time daydreaming, and time was running short. It _must_ be running short--Andrea had withdrawn, it was only a matter of time until the Germans discovered that they had been duped. And then they would come running--and there was no doubt where they would come. Swiftly Mallory shrugged out of his rucksack, pulled out the hundred-foot wire-cored rope coiled inside. Their emergency escape route--whatever else he did he must make sure of that. The rope looped round his arm, he moved forward cautiously, seeking a belay but had only taken three steps when his right knee-cap struck something hard and unyielding. He checked the exclamation of pain, investigated the obstacle with his free hand, realised immediately what it was--an iron railing stretched waist-high across the mouth of the cave. Of course! There had been bound to be something like this, some barrier to prevent people from falling over the edge, especially in the darkness of the night. He hadn't been able to pick it up with the binoculars from the carob grove that afternoon-- close though it was to the entrance, it had been concealed in the gloom of the cave. But he should have thought of it. Quickly Mallory felt his way along to the left, to the very end of the railing, crossed it, tied the rope securely to the base of the vertical stanchion next to the wall, paid out the rope as he moved gingerly to the lip of the cave mouth. And then, almost at once, he was there and there was nothing below his probing foot but a hundred and twenty feet of sheer drop to the land-locked harbour of Navarone. Away to his right was a dark, formless blur lying on the water, a blur that might have been Cape Demirci: straight ahead, across the darkly velvet sheen of the Maidos Straits, he could see the twinkle of far-away lights--it was a measure of the enemy's confidence that they permitted these lights at all, or, more likely, these fisher cottages were useful as a bearing marker for the guns at night: and to the left, surprisingly near, barely thirty feet away in a horizontal plane, but far below the level where he was standing, he could see the jutting end of the outside wall of the fortress where it abutted on the cliff, the roofs of the houses on the west side of the square beyond that, and, beyond that again, the town itself curving sharply downwards and outwards, to the south first, then to the west, close-girdling and matching the curve of the crescent harbour. Above-but there was nothing to be seen above, that fantastic overhang above blotted out more than half the sky; and below, the darkness was equally impenetrable, the surface of the harbour inky and black as night. There were vessels down there, he knew, Grecian caiques and German launches, but they might have been a thousand miles away for any sign he could see of them. The brief, all encompassing glance had taken barely ten seconds, but Mallory waited no longer. Swiftly he bent down, tied a double bowline in the end of the rope and left it lying on the edge. In an emergency they could kick it out into the darkness. It would be thirty feet short of the water, he estimated--enough to clear any launch or masted caique that might be moving about the harbour. They could drop the rest of the way, maybe a bone-breaking fall on to the deck of a ship, but they would have to risk it. Mallory took one last look down into the Stygian blackness and shivered; he hoped to God that he and Miller wouldn't have to take that way out. Dusty Miller was kneeling on the duckboards by the top of the ladder leading down to the magazine as Mallory came running back up the tunnel, his hands busy with wires, fuses, detonators and explosives. He straightened up as Mallory approached. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "I reckon this stuff should keep 'em happy, boss." He set the hands of the clockwork fuse, listened appreciatively to the barely audible hum, then eased himself down the ladder. "In here among the top two rows of cartridges, I thought." "Wherever you say," Mallory acquiesced. "Only don't make it too obvious--or too difficult to find. Sure there's no chance of them suspecting that we knew the clock and fuses were dud?" "None in the world," Miller said confidently. "When they find this here contraption they'll knock holes in each others' backs congratulatin' themselves-and they'll never look any further." "Fair enough." Mallory was satisfied. "Lock the door up top?" "Certainly I locked the door!" Miller looked at him reproachfully. "Boss, sometimes I think . . But Mallory never heard what he thought. A metallic, reverberating clangour echoed cavernously through the cave and magazine, blotting out Miller's words, then died away over the harbour. Again the sound came, while the two men stared bleakly at one another, then again and again, then escaped for a moment of time. "Company," Mallory murmured. "Complete with sledge-hammers. Dear God, I only hope that door holds." He was already running along the passage towards the guns, Miller close behind him. "Company!" Miller was shaking his head as he ran. "How in the hell did they get here so soon?" "Our late lamented little pal," Mallory said savagely. He vaulted over the railing, edged back to the mouth of the cave. "And we were suckers enough to believe he told the whole truth. But he never told us that opening that door up top triggered off an alarm bell in the guardroom."

Глава 15 В среду вечером. 20:00-21:15 Часы показывали половину девятого. До комендантского часа ровно тридцать минут. Мэллори распластался на крыше, прижался к низенькой подпорной стенке, почти касавшейся кладки крепостной стены, и беззвучно выругался. Появись хоть один немец и освети фонарем верх стены, в четырех футах ниже которого шли мостки, и всем конец! Часовой не мог бы не заметить их с Дасти Миллером, который распластался сзади, вцепившись в тяжелый аккумулятор, снятый с грузовика. Пожалуй, надо было остаться с остальными участниками группы на крыше второго от крепости дома. Кейси вязал на веревке узлы на некотором расстоянии друг от друга, другой приплеснивал согнутый из куска проволоки крючок к бамбуковому шесту, выдернутому из забора неподалеку от города. За ним они спрятались, когда в сторону замка Вигос промчались три грузовика. Восемь тридцать две. Какого там черта копается Андреа? Но в следующее мгновение Мэллори устыдился своего раздражения. Понапрасну Андреа и секунды не потеряет. Быстрота нужна, но спешка опасна. Вряд ли в крепости остались офицеры. Судя по всему, половина немецкого гарнизона прочесывает город и местность в районе Вигоса. Но если хоть один офицер остался, то стоит ему крикнуть, и они пропали. Мэллори посмотрел на ожог на тыльной стороне ладони. Все, что он этой ночью сделал для группы, — это сжег грузовик. Остальное — заслуга Миллера и Андреа. Именно Андреа настоял на том, чтобы занять единственный пустующий дом среди других, в которых расквартированы немецкие офицеры, — единственное, что можно предпринять в их положении. А Миллер, оставшись без химических детонаторов, бикфордова шнура, взрывной машинки и иных источников энергии, вдруг заявил, что ему необходим аккумулятор. И опять-таки именно Андреа, заслышав вдалеке рев грузовика, успел откатить на середину дороги к замку тяжелые камни бордюра, вынудив солдат оставить грузовик у ворот и топать к замку на своих двоих. Напасть на водителя и его напарника и оглушить обоих было делом нескольких секунд. Чуть больше, чем понадобилось Миллеру на то, чтобы снять клеммы с тяжелого аккумулятора, отыскать под кузовом канистру и облить бензином мотор, кабину и кузов, которые тотчас исчезли в ревущем огненном вихре. Лука оказался прав: жечь грузовики опасное занятие; ожог на руке оказался очень болезненным. Зато и зрелище великолепное. Но вот досада: этот гигантский факел раньше времени выдал немцам тот факт, что диверсионной группы в замке нет. Однако сжечь грузовик было необходимо, хотя немцы и могли сообразить, какова действительная цель нападения на грузовик. Миллер потянул капитана за ногу. Тот вздрогнул и обернулся. Американец показывал куда-то за его спину. Оглянувшись, Мэллори увидел Андреа, махавшего рукой из люка в дальнем углу крыши. Гигант-грек, как всегда, крался бесшумно, как кошка. Мэллори и не заметил, как тот появился. Раздосадованный собственной рассеянностью, Мэллори забрал у Миллера аккумулятор, вполголоса велел позвать остальных и, стараясь производить как можно меньше шума, стал передвигаться по крыше. Ему показалось, что батарея весит не меньше тонны, но, легко подхватив ее, Андреа перенес аккумулятор через край люка, словно пушинку, и, сунув его под мышку, опустился по лестнице в тесную прихожую. Вот уже Андреа на балконе, нависшем на высоте тридцати метров над темной водой гавани. Шедший следом Мэллори тронул плечо грека после того, как тот осторожно опустил аккумулятор на пол. — Никаких осложнений? — вполголоса спросил капитан. — Никаких, Кейт, — Андреа выпрямился. — Дом пуст. Я так удивился, что дважды осмотрел его. На всякий случай. — Вот и отлично! Весь гарнизон, видно, с ног сбился, разыскивая нас. Интересно, что-то сказали бы фрицы, если сообщить им, что мы находимся под самым их носом? — Ни за что не поверили бы, — не колеблясь, ответил Андреа. — Им и в голову не придет искать нас здесь. — Очень бы хотелось, чтобы ты оказался прав! — вырвалось у новозеландца. Подойдя к узорчатым перилам, он глянул вниз, в разверзающуюся под ногами бездну, и поежился. Если упадешь, то падать устанешь. Ко всему, очень холодно: дождь хлещет как из ведра, пронизывает до костей... Отступив на шаг, Мэллори потряс руками перила. — Как думаешь, перила надежны? — негромко спросил он Андреа. — Не знаю, Кейт. Представления не имею, — пожал тот плечами. — Надеюсь, что да. — Надеюсь, что да, — эхом отозвался Мэллори. — Да дело и не в этом. Иначе и быть не должно. — Подойдя к решетчатым перилам, он перегнулся и, подняв голову, посмотрел направо. Сквозь серую пелену дождя с трудом можно было различить темные очертания устья пещеры, где спрятаны два чудовищной величины орудия. До пещеры, расположенной самое малое метрах в девяти выше балкона, по прямой метров двенадцать. Чтобы добраться до пещеры, надо вскарабкаться по отвесной скале — это все равно, что добираться до Луны. Услышав, как, прихрамывая, идет по балкону Браун, капитан оглянулся. — Идите к фасаду, Кейси, и оставайтесь там. Подежурьте у окна. Парадный вход не запирайте... Впускайте всех, кто придет. — Бить дубиной, ножом, не стрелять, — буркнул Браун. Я правильно понял, сэр? — Правильно, Кейси. — Хоть на это гожусь, — угрюмо проговорил шотландец и поковылял к двери. — На моих без двадцати три, — повернулся Мэллори к греку. — На моих тоже, — ответил Андреа. — Без двадцати трех девять. — Желаю удачи, — промолвил капитан. С улыбкой посмотрел на Миллера: — Пошли, Дасти. Представление начинается. Пять минут спустя Мэллори и Дасти сидели в таверне, выходившей на южную сторону площади. Несмотря на ярко-голубой цвет, в который владелец выкрасил стены, столы, стулья и полки (кстати, на островах издавна заведено красить в голубой и красный цвета питейные заведения, а в зеленый — кондитерские), таверна, где царил полумрак, производила такое же тягостное впечатление, как и мрачные взоры суровых усачей — героев войны за независимость, глядевших на гостей с выцветших литографий, развешанных по стенам. Портреты эти перемежались с яркими плакатами, рекламирующими пиво, — впечатление ошеломительное. Слава Богу, что у кабатчика, кроме двух чадящих ламп, нет более яркого освещения. Что за кошмар представляла бы тогда эта таверна! Новым посетителям полумрак был на руку. Темная одежда, украшенные шитьем куртки, кушаки и сапоги, черные фески ничем не выделяли их среди завсегдатаев — тех было человек восемь. Наряд капитана и Миллера не привлек внимания владельца заведения, вряд ли знавшего в лицо всех жителей городка с населением в пять тысяч. Но даже если кабатчик и заподозрил что-то неладное, то он, по словам Луки, грек-патриот, не подал и виду, поскольку в таверне сидели четыре немца. Те расположились за столиком у самой стойки. Полумрак устраивал новозеландца вовсе не потому, что они с Дасти опасались немцев, которых Лука презрительно назвал сборищем старых баб. Мэллори знал, что это штабные писаря, которые приходят в таверну каждый вечер. Закурив вонючую сигарету местного производства, Дасти скорчил гримасу. — Ну и дух стоит в этом кабаке, шеф. Хоть топор вешай. — Так потуши сигарету, — посоветовал Мэллори. — Ты не поверишь, но запах, который я чую, много хуже сигаретного дыма. — Гашиш, — лаконично ответил капитан. — Бич здешних портов. — Кивнув в темный угол, он продолжал. — Вон те ребята каждый день приходят сюда нюхать эту дрянь. Иной цели в жизни у них и нет. — И по сему случаю подняли такой хипеж? — сварливо произнес янки. — Послушал бы их Тосканини! Сидевшая в углу компания окружила молодого человека, игравшего на бузуке — похожем на мандолину инструменте с длинным грифом. Слышались тоскливые, за душу хватающие звуки рембетик — излюбленных песен курильщиков гашиша, выходцев из Пирея. В песнях была своя прелесть, свое обаяние, но сейчас они раздражали Мэллори. Чтобы оценить их по достоинству, нужно особое, лирическое настроение, а капитан был в эту минуту взвинчен до предела. — Действительно, песня навевает уныние, — согласился новозеландец. — Зато мы имеем возможность спокойно разговаривать. Что бы мы стали делать, вздумай эти парни разойтись по домам? — Ну и убирались бы ко всем чертям, — угрюмо проговорил Дасти. — Лучше сам буду помалкивать. — Миллер рассеянно тыкал вилкой в мезе — ассорти из олив, печенки, сыра и яблок. Как истинный янки, приверженец виски, он не одобрял привычку греков закусывать во время выпивки. Раздавив сигарету о крышку стола, Миллер поднял глаза на капитана: — Сколько можно тут торчать, командир? Посмотрев на товарища, Мэллори отвел взгляд. Он понимал, каково капралу, поскольку и с ним творилось то же самое. Он был напряжен, взвинчен, каждый нерв натянут, как струна. Ведь через несколько минут решится, нужны ли были все их усилия и лишения, погибнет или будет спасен гарнизон Кероса, напрасно или нет жил и умер Энди Стивенс. Снова взглянув на янки, Мэллори увидел его нервные руки, «гусиные лапки» у глаз, добела сжатые губы, выдающие волнение, и тотчас об этом забыл. Для предстоящего дела сухощавый сумрачный американец подходил как никто другой, если не считать Андреа. «Лучший специалист по диверсионным операциям во всей Южной Европе» — так охарактеризовал Миллера каперанг Дженсен. Далеконько пришлось добираться до места работы Дасти — аж из самой Александрии. Но операция, которую предстоит выполнить этой ночью, по плечу одному лишь Миллеру. — Через пятнадцать минут начнется комендантский час, взглянул на циферблат новозеландец. — Сигнал дадут через двенадцать минут. В нашем распоряжении четыре минуты. Американец молча кивнул. Снова наполнив стакан из стоящего на столе кувшина, закурил сигарету. Капитан увидел, как подергивается нервным тиком бровь на лице Дасти, и подумал, что и сам едва ли выглядит спокойнее. Что-то поделывает раненый Кейси? Сумеет ли он справиться со своей работой, пожалуй, самой ответственной? Ведь в критический момент, когда Браун поднимется на балкон, наружная дверь окажется без присмотра. Случись какой прокол, и тогда... Миллер странно посмотрел на капитана и криво улыбнулся. Должно получиться, не может не получиться. О том, что произойдет в случае неудачи, лучше не думать... Любопытно, там ли, где им положено, находятся двое остальных. Должно быть, там, ведь участвующие в облаве солдаты давно оставили верхний город. Но обстоятельства могли измениться, случается всякое. Мэллори снова взглянул на часы. Стрелки словно застыли на месте. Закурил напоследок еще одну сигарету, налил последний стакан вина, вполуха прислушиваясь к заунывному пению. Песня замерла на жалобной ноте, курильщики допили свои стаканы, и тут Мэллори поднялся на ноги. — Всему свое время, и время всякой вещи под небом, проговорил он вполголоса. — Начали. Попрощавшись с кабатчиком, упругой походкой капитан направился к выходу. У самой двери остановился, принялся шарить по карманам, словно что-то потерял. Ветра не было, шел проливной дождь, струи воды отскакивали от булыжной мостовой. На улице ни души, с удовлетворением отметил капитан. Хмуря лоб, он резко повернулся и, выругавшись, направился к столу, за которым только что сидел. Руку он держал во внутреннем кармане куртки. Исподтишка взглянув на Миллера, заметил, что тот отодвигает стул, готовясь встать из-за стола. Перестав ощупывать карманы, новозеландец остановился примерно в метре от стола, за которым сидели немцы. — Не двигаться! — произнес капитан по-немецки негромким, но твердым голосом. Особую весомость его словам придавал тяжелый флотский «кольт» сорок пятого калибра, который он сжимал правой рукой. — Нам терять нечего. Всякий, кто пошевелится, будет убит. Несколько секунд солдаты сидели неподвижно, лишь глаза расширились в изумлении. Сидевший ближе всех к стойке немец моргнул, поведя плечами, но в то же мгновение из уст его вырвался крик боли: в руку ему уходила пуля 32-го калибра, выпущенная Миллером из пистолета с глушителем. — Виноват, шеф, — произнес янки. — Может, у него пляска святого Витта, а я черт-те что подумал. — С любопытством посмотрев на искаженное лицо раненого, увидел, как из-под пальцев, зажавших рану, капает кровь. — Похоже, дело уже идет на поправку. — Вполне, — угрюмо сказал Мэллори. Обратясь к кабатчику — высокому тощему верзиле с висячими, как у китайского мандарина, усами, — он спросил его на местном наречии: — Они по-гречески секут? Кабатчик отрицательно покачал головой, с виду ничуть не удивленный появлением двух налетчиков. — Куда им! — презрительно отозвался владелец таверны. По-моему, немножко по-английски знают. А по-нашему ни в зуб ногой. — Вот и хорошо. Я офицер английской разведслужбы. У вас не найдется местечка, куда их можно спрятать? — Не надо этого делать! А то меня расстреляют! взмолился кабатчик. — Ни в коем случае. — Перегнувшись через стойку, Мэллори приставил к животу кабатчика дуло пистолета. Со стороны можно было подумать, что жизнь кабатчика действительно под угрозой. Подмигнув усатому греку, капитан произнес: — Я свяжу вас вместе с немцами. Хорошо? — Хорошо. У конца стойки в полу есть лаз в погреб. — Вот и лады. Я как бы невзначай наткнусь на него. — Изо всех сил ударив кабатчика, так что тот растянулся на полу, новозеландец оставил усача в покое и направился к певцам. — Идите домой, ребята, — торопливо проговорил он. — С минуты на минуту начнется комендантский час. Ступайте через черный ход и зарубите себе на носу: вы ничего и никого не видели. Ясно? — Ясно, — ответил грек, игравший на бузуке. Ткнув большим пальцем в сторону своих собутыльников, он усмехнулся. — Плохие люди, зато хорошие греки. Помочь не надо? — Нет, нет! — энергично мотнул головой Мэллори. Подумайте о своих семьях. Солдаты вас знают в лицо. Ведь вы тут завсегдатаи? Музыкант кивнул. — Тогда живо уходите. Но все равно спасибо. Спустившись через минуту в тускло освещенный погреб, Миллер ткнул солдата, похожего на него самого комплекцией. — А ну, раздевайся! — скомандовал он. — Свинья английская! — огрызнулся немец. — Только не английская, — возразил янки. — Даю тебе тридцать секунд, чтоб мундир и штаны снять. Солдат злобно выругался, но пальцем о палец не пошевелил. Дасти вздохнул. Немец не робкого десятка, но уговаривать его некогда. Прицелясь, янки нажал на спусковой крючок. Послышался негромкий хлопок, и из левой ладони у немца вырвало кусок мякоти. — Не портить же такую красивую форму, — объяснил Миллер. Подняв пистолет, растягивая слоги, он добавил: — Следующую пулю влеплю тебе в лоб. — В голосе янки не было и намека на нерешительность. — Тогда раздеть тебя, я думаю, особого труда не составит. Но солдат, подвывая от боли в простреленной руке, уже стаскивал с себя форму. Меньше чем через пять минут Мэллори, как и Дасти, облаченный в немецкий мундир, отперши дверь таверны, с опаской выглянул наружу. Дождь лил как из ведра, на улице ни души. Подозвав жестом капрала, новозеландец запер дверь. Оба пошагали прямо посередине улицы, даже не пытаясь скрыть свое присутствие. Через полсотню метров оказались на городской площади, повернули направо, миновали южную сторону, свернули налево и двинулись вдоль восточной ее стороны, не замедляя шага у дома, где скрывались накануне. Краешком глаза они заметили, что, приоткрыв дверь. Лука протянул им руку, в которой держал два увесистых армейских ранца, набитых веревками, запалами, проводами и взрывчаткой. Пройдя еще несколько метров, капитан и янки внезапно остановились и, спрятавшись за двумя винными бочками, стоявшими перед цирюльней, закинули ранцы за плечи и стали наблюдать за двумя часовыми, укрывшимися под аркой крепостных ворот, меньше чем в сотне метров от них. Ждать, по существу, не пришлось — так четко были согласованы действия участников группы. Едва Мэллори успел затянуть поясной ремень немецкого ранца, как в центре города, ближе чем в трехстах метрах от них с Миллером, раздалось несколько взрывов, затем злобный стук пулемета и снова взрывы. То Андреа пустил в ход гранаты и самодельные бомбы. Мэллори и янки от неожиданности так и присели: на вышке, установленной над воротами, вспыхнул белым огнем прожектор, осветив крепостную стену, каждое острие ограждения, каждый шип колючей проволоки. Оба переглянулись. Панаис не солгал: окажись кто-нибудь из них на ограде крепостной стены, он тотчас приклеился бы к ней, точно муха к липучке, и пулеметным огнем в мгновение ока был бы разорван в клочья. Выждав с полминуты, Мэллори коснулся руки товарища и, вскочив, со всех ног кинулся через площадь, прижимая к себе длинный бамбуковый жест с крючком на конце. Следом за ним загрохотал сапогами янки. В считанные секунды они добежали до крепостных ворот, охраняемых встревоженными часовыми. — Бегом к Лестничному Сходу, — заорал Мэллори. — Эти проклятые диверсанты укрылись там в одном из домов! Нужны минометы. Скорей, приятель, чего ты копаешься, черт тебя побери! — Но как быть с воротами? — засомневался один из часовых. — Покидать пост у ворот запрещено! — Немцу и в голову не пришло, что дело нечисто. Почти полная темнота, проливной дождь, солдат в немецкой форме, превосходно говорящий по-немецки, звуки недальнего боя — все это подтверждало слова незнакомца. — Болван! — набросился на солдата Мэллори. — Dummkopf! Кому нужны твои ворота! Эти мерзавцы англичане спрятались в одном из домов на Лестничном Сходе. Их надо уничтожить! Живей, черт тебя побери! — подгонял часового новозеландец. — Если томми снова улизнут, нас всех отправят на Восточный фронт! Мэллори хотел было, положив солдату руку на плечо, подтолкнуть его в нужном направлении. Но это оказалось излишним: оба немца уже скрылись за пеленой дождя в ночной темноте. Спустя несколько секунд капитан и янки проникли внутрь крепости. При всей дисциплинированности и выучке егерей повсюду царили суета и неразбериха. Звучали команды, раздавались свистки, ревели моторы грузовиков, сновали взад-вперед фельдфебели, строя солдат или усаживая их в кузов машин. Мэллори и Дасти тоже пробежали раз-другой мимо автомобиля, расталкивая грузившихся в него немцев. Особой нужды спешить у Мэллори и капрала не было, но вид двух солдат, спокойно наблюдающих эту суматоху, мог бы вызвать подозрение. Пробегая мимо фонарей, оба опускали голову или отворачивались. Не привыкший к беготне, янки не переставая бранился. Оставив справа два здания казарм, а слева электростанцию, прошли мимо артиллерийского пакгауза по правую руку и гаража по левую. Дорога пошла в гору. Несмотря на темноту, Мэллори отлично ориентировался, запомнив, как «Отче наш», все, что рассказали ему месье Влакос и Панаис. — Что это, шеф? — Поймав Мэллори за рукав, Дасти показал на большое прямоугольное здание, видневшееся в темноте. Гарнизонная губа? — Резервуар для воды, — объяснил капитан. — По словам Панаиса, вмещает с полмиллиона галлонов воды. В случае нужды можно вмиг затопить артиллерийские погреба. Они как раз под ним. — Мэллори ткнул рукой в сторону приземистой железобетонной коробки, расположенной чуть поодаль. Единственный вход в погреб. Всегда на замке и под охраной. Приблизились к зданию, где квартировали офицеры. Квартира коменданта находилась на третьем этаже, выходя окнами к толстостенному сооружению из железобетона. То был командный пункт, откуда подавались нужные данные расчетам двух тяжелых орудий, спрятанных в скале. Нагнувшись, Мэллори взял ком грязи, провел по лицу, велев сделать то же самое и Дасти. — Для маскировки, — объяснил он. — Прием несколько примитивный, но умнее ничего не придумать. Внутри освещение ярче, чем здесь. Капитан взбежал по лестнице как угорелый и так ударился о шарнирные двери, что чуть не сорвал их с петель. Изумленно уставившись на вошедших, часовой, дежуривший у ящика с ключами, вскинул автомат, целясь в грудь Мэллори. — Убери свою пушку, болван! — рявкнул Мэллори. — Где комендант? Да живее, идиот! Тут дело жизни или смерти. — Herr... Herr Kommandant? — начал, запинаясь, часовой. — Он ушел. Все ушли. С минуту назад. — Что? Все ушли? — впился взглядом в солдата новозеландец. — Ты сказал, все ушли? — вкрадчиво спросил он. — Да. Я уверен... — Часовой замолчал, заметив взгляд капитана, направленный на какой-то предмет сзади него. — А это кто такой, черт побери? — сердито спросил Мэллори. Попавшись на удочку, солдат хотел было оглянуться, но в это мгновение, используя прием дзюдо, новозеландец ударил его чуть ниже левого уха ребром ладони. Не успел часовой упасть на пол, как Мэллори, разбив стекло, сгреб в карман все ключи — их было с дюжину. На то, чтобы вставить немцу кляп, связать руки и ноги и спрятать в кладовку, потребовалось еще секунд двадцать. И вот оба снова неслись, грохоча сапогами. Оставалось еще одно препятствие. Последнее из трех. Мэллори не знал, сколько часовых охраняет вход в артиллерийский погреб, но в этот момент это его особо и не заботило. Да и Миллера, пожалуй, тоже. Предельное нервное напряжение неожиданно спало. В душе не осталось ни смутных тревог, ни сомнений. Хотя Мэллори ни за что бы в этом не признался, на подобные дела способны лишь такие, как он с Миллером. Достав карманные фонари, включили их. Мощные лучи прыгали, освещая путь. Бежали мимо рядов зениток, ни от кого не прячась, размахивая руками. При виде двух человек, один из которых причал что-то по-немецки товарищу, ни у кого не могло возникнуть даже тени подозрения, что это враги. Но лишь внимательно присмотревшись, можно было заметить, что затемненный луч фонаря светит лишь под ноги бегущим. Заметив, что от стены артпогреба отделились две тени, Мэллори попридержал шаг. — То, что доктор прописал! — вполголоса проговорил капитан. — Их всего двое. По одному на нос. Подпусти поближе и бей первым. Только без шума. Крик, выстрел, — и все пропало. Не вздумай лупить фонарем. В погребе света не будет, а чиркать спичку за спичкой надоест! — Переложив фонарь в левую руку, капитан взял тяжелый кольт за дуло. Остановившись в нескольких дюймах от выбежавших навстречу часовых, спросил, запыхавшись: — У вас тут все в порядке? Посторонние не появлялись? Живей отвечай! — Все в порядке, — ответил сбитый с толку, перепуганный солдат. — Скажи ради Бога, что за сыр-бор разгорелся? — Эти сволочи, английские диверсанты! — злобно выругался Мэллори. — Убили часовых и пробрались в крепость! Ты уверен, что никто сюда не проник? Пусти-ка, взгляну. — Отодвинув в сторону часового, осветил фонарем тяжелый висячий замок, потом выпрямился. — Хорошо хоть, что тут они еще не побывали! Повернувшись, капитан направил луч прямо в лицо немцу. Извинился, выключил фонарь и нанес удар рукояткой пониже уха. Отскочив вовремя, на всякий случай, огрел рукояткой пистолета и второго часового. Один за другим раздались негромкие хлопки выстрелов. — Какого ты черта палишь? — Вот хитрованы, шеф! — пробормотал Миллер. — Те еще хитрованы. В тени спрятался третий часовой. Вот и пришлось его успокоить. — Держа наготове пистолет, Дасти наклонился над упавшим, затем выпрямился. — Похоже, успокоил его навсегда, шеф, — бесстрастно прозвучал голос американца. — Свяжи остальных, — произнес Мэллори, занятый уже другим: он подбирал ключи к замку. Третий ключ подошел, замок открылся, и тяжелая стальная дверь легко отворилась. Капитан напоследок оглянулся, но никого не увидел. Слышался рев мотора последнего грузовика, выезжавшего из крепостных ворот, вдалеке стучал пулемет. Андреа старался вовсю. Только бы не переборщил и вовремя отступил... Повернувшись, Мэллори включил фонарь и шагнул внутрь. Дасти последует за ним, как только закончит свое дело. Стальной трап вел ко дну пещеры. По обеим сторонам лестницы шахты подъемника. Даже клетью не защищены. Посередине блестят смазанные солидолом стальные тросы и отполированные металлические бегунки по краям рамы. Бегунки направляют подпружиненные колеса подъемника. Простота и надежность служили верным признаком устройства — то были шахты элеватора, ведущие в артиллерийские погреба. Мэллори спустился на каменный пол пещеры и описал лучом фонарика полукруг в дальнем конце подземного каземата, спрятавшегося подкаменным карнизом. Каземата, господствовавшего над гаванью. Эта часть пещеры была создана руками человека: вулканическая порода высверлена и взорвана, как убедился он после беглого осмотра. Здесь находились лишь две шахты элеватора и трап, ведущий в артиллерийский погреб. Со складом можно подождать. Надо, во-первых, проверить, нет ли здесь часовых, во-вторых, обеспечить путь к отступлению. Мэллори пробежал по туннелю, на мгновение включая фонарик. Немцы — мастера по части мин-ловушек, когда речь идет о важных объектах. Однако в туннеле наверняка мин нет — ставить их в нескольких футах от сотен тонн взрывчатки опасно. Сырой туннель с дощатым полом довольно широк — два метра с небольшим в высоту и чуть больше в ширину, — но центральный проход узок: почти все пространство занимают роликовые конвейеры для подачи картузов и тяжелых снарядов, по одному с каждой стороны. Конвейеры круто расходились вправо и влево, потолок уходил вверх, образуя невидимый в полутьме купол. У самых ног Мэллори блестели в луче фонаря парные рельсы, вделанные в скалу на расстоянии шести метров друг от друга. Они уходили вперед, в полумрак пещеры, к зияющему ее устью. Прежде чем выключить фонарь (свет могли заметить возвращавшиеся с Чертова пятачка солдаты), вдали, где кончались рельсы, Мэллори успел разглядеть поворотные платформы. Над ними, похожие на допотопные чудовища, возвышались два огромных орудийных ствола. Кончики пальцев, держащих фонарь и пистолет, задрожали. Капитан медленно пошел вперед. Медленно, но решительно. Без той настороженности, когда человек ежесекундно ожидает беду. Теперь он был совершенно уверен, что часовых здесь нет. Но шел как во сне, не веря, что совершил нечто такое, что считал безнадежным делом. Это была медлительность человека, встретившего, наконец, врага. Врага, которого боялся и которого все время искал. «Наконец-то я здесь, наконец-то я здесь,» — вновь и вновь повторял про себя Мэллори. — «Добился-таки своего. Вот они, пушки, которые я должен уничтожить. Пушки крепости Навароне. Наконец-то я до них добрался...» Но он никак не мог свыкнуться с мыслью, что это правда. Медленно подошел к орудиям. Прошел полпериметра поворотной платформы левого орудия. Осмотрел как следует — насколько представлялось возможным в полумраке. Размеры орудий потрясали. Немыслимо толстые в обхвате стволы. Немыслимо длинные, они терялись где-то в ночи. Флотские специалисты считали эти пушки девятидюймовками, полагая, что из-за тесноты пещеры можно запросто переоценить их подлинные размеры. Он повторил калибр вслух. Таких пушек он в жизни не встречал. Двенадцатидюймовые, не меньше! Не просто большие, а чудовищные пушки! Что за безмозглые болваны послали «Сибарис» против этих динозавров... Поток его мыслей оборвался. Положив руку на могучий лафет, Мэллори замер, пытаясь сообразить, что за звук вернул его к действительности. Закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Но звук не повторился. Неожиданно до него дошло, что потряс его вовсе не звук, а тишина. Это она прервала его мысли и зазвучала в нем колокольчиком: под ними, в центре города прекратилась автоматная стрельба. Мэллори обругал себя. Размечтался! А время истекает. Андреа отступил. Теперь, надо думать, немцы вот-вот обнаружат, что их обвели вокруг пальца. Тогда они примчатся. Понятно, куда они кинутся. Движением плеч Мэллори скинул ранец. Достал свернутую бухтой тридцатиметровую армированную веревку с металлическим сердечником. Для запасного варианта отхода. Об этом нельзя забывать. Накинув моток веревки на руку, осторожно двинулся вперед. Сделал всего три шага и ударился коленкой обо что-то твердое, но сдержал стон. Обследовал препятствие свободной рукой. Железные перила по пояс высотой возле устья пещеры! Конечно же. Необходимо ограждение, предохраняющее прислугу орудий от случайностей... Разглядеть его в бинокль из рощи было невозможно. Перила шли не по самому краю. И все же об их существовании следовало бы догадаться. Мэллори быстро прошел к концу ограждения. Перелез через него. Надежно привязал веревку к основанию стойки, вмурованной в скалу, и осторожно двинулся к краю уступа, понемногу разматывая веревку. Под ногами он ощутил пустоту. До поверхности стиснутой скалами бухты тридцать шесть метров. Капитан очутился у края уступа. Справа вдали на глади моря расплывчатый силуэт. Должно быть, это мыс Демирджи. Впереди, за темным бархатом Майдосского пролива, мигают огоньки. Это не только свидетельство неуязвимости немцев. В ночное время огни в рыбачьих хижинах служат ориентирами для артиллерийской стрельбы. Влево — рукой подать — метрах в девяти по прямой, но гораздо ниже, приткнувшийся к скале край наружной стены крепости: за ней крыши домов, выходящих на западную — сторону площади. Поодаль, прижимаясь к берегу бухты, который уходил полумесяцем на юг, а потом на запад, тянулись улицы города. Наверху — гигантских размеров козырек скалы, загородивший полнеба. Внизу, чернее ночи, вода бухты. Там ошвартованы суда: греческие каики, немецкие катера, невидные в темноте, словно их и не существует. Чтобы осмотреться, Мэллори хватило и десяти секунд. Поспешно нагнувшись, он завязал двойным беседочным узлом конец веревки и положил ее на край. В случае нужды пинком можно будет сбросить ее вниз. До воды веревка не достанет метров девять. Зато не заденет надстройку катера или мачту каика, если тот будет проплывать мимо. Нетрудно спрыгнуть, лишь бы упасть в воду, а не на палубу судна, ломая кости. Придется рисковать. Еще раз взглянув в кромешную, как воды Стикса, тьму, Мэллори зябко повел плечами. Не приведи Господь удирать таким способом! В тот момент, когда из туннеля прибежал Мэллори, Дасти Миллер, опустившись на колени на мостки у верхней площадки трапа, спускающегося в артиллерийский погреб, возился с проводами, детонаторами и взрывчаткой. При приближении командира капрал поднял голову. — То-то фрицы обрадуются, когда обнаружат эту адскую машину, — сказал он, передвигая стрелки часового механизма. Прислушавшись к негромкому его тиканью, спустился вниз по трапу. — Засуну, пожалуй, куда-нибудь в верхние два ряда зарядных картузов. — Делай, как знаешь, — согласился Мэллори. — Только постарайся, чтоб это устройство не сразу бросалось в глаза, но чтоб и найти его было можно. Ведь им неизвестно, что мы раскусили, какими детонаторами и запалами обеспечил нас Панаис. — Уж это точно, — подтвердил Дасти. — Когда фрицы обнаружат это «взрывное устройство», они описаются от радости и никуда больше не полезут. — Правильно рассуждаешь, — с удовлетворением отметил капитан. — Дверь наверху запер? — Как же иначе! — с укоризной посмотрел на командира Миллер. — Иногда мне кажется, шеф... Но Мэллори так и не узнал, что кажется американцу. Слова янки потонули в железном гуле, заполнившем пещеру и артиллерийский погреб и затихавшем над бухтой. Снова послышались гулкие удары. Оба невесело переглянулись. Удары повторились, затем стихли. — Гости пожаловали, — промолвил Мэллори. — И кувалды с собой прихватили. Господи, только бы дверь выдержала! Мэллори бежал к орудиям, Дасти за ним. — Гости, говоришь? — на бегу спросил Миллер. — Что это они так быстро спохватились, будь они неладны? — Штучки нашего покойного друга, — сердито ответил капитан. Перебравшись через перила, приблизился к устью пещеры. — А мы-то, олухи, решили, что он нам все рассказал. Он утаил от нас, что, когда дверь в артпогреб открывается, в караульном помещении звенит колокол громкого боя.

CHAPTER 16 Wednesday Night 2115--2345 Smoothly, skillfully, Miller paid out the wire-cored rope--double-turned round the top rail--as Mallory sank out of sight into the darkness. Fifty feet had gone, he estimated, fifty-five, sixty, then there came the awaited sharp double tug on the signal cord looped round his wrist and he at once checked the rope, stooped and tied it securely to the foot of the stanchion. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html And then he had straightened again, belayed himself to the rail with the rope's end, leaned far out over the edge, caught hold of the rope with both bands as far down as he could reach and began, slowly, almost imperceptibly at first, then with gradually increasing momentum, to swing man and rope from side to side, pendulum-wise. As the wings of the pendulum grew wider, the rope started to twist and jump in his hands, and Miller knew that Mallory must be striking outcrops of rock, spinning uncontrollably as he bounced off them. But Miller knew that he couldn't stop now, the clanging of the sledges behind him was almost continuous: he only stooped the lower over the rope, flung all the strength of his sinewy arms and shoulders into the effort of bringing Mallory nearer and still nearer to the rope that Brown would by now have thrown down from the balcony of the house where they had left him. Far below, half-way between the cave mouth and the invisible waters of the harbour, Mallory swung in a great arc through the rain-filled darkness of the sky, forty rushing, bone-bruising feet between the extremities of the swings. Earlier he had struck his head heavily on an outcrop of rock, all but losing consciousness and his grip on the rope. But he knew where to expect that projection now and pushed himself clear each time as he approached it, even although this made him spin in a complete circle every time. It was as well, he thought, that it was dark, that he was independent of sight anyway: the blow had reopened an old wound Turzig had given him, his whole upper face was masked with blood, both eyes completely gummed. But he wasn't worried about the wound, about the blood in his eyes. The rope--that was all that mattered. Was the rope there? Had anything happened to Casey Brown? Had he been jumped before he could get the rope over the side? If he had, then all hope was gone and there was nothing they could do, no other way they could span the forty sheer feet between house and cave. It just _had_ to be there. But if it were there, why couldn't he find it? Three times now, at the right extremity of a swing, he had reached out with his bamboo pole, heard the hook scrape emptily, frustratingly, against the bare rock. And then, the fourth time, stretched out to the straining limit of both arms, he felt the hook catch on! Immediately, he jerked the pole in, caught the rope before he dropped back on the downward swing, jerked the signal card urgently, checked himself gradually as he fell back. Two minutes later, near exhaustion from the sixty-foot climb up the wet, slippery rope, be crawled blindly over the lip of the cave and flung himself to the ground, sobbing for breath. Swiftly, without speaking, Miller bent down, slipped the twin loops of the double bowline from Mallory's legs, undid the knot, tied it to Brown's rope, gave the latter a tug and watched the joined ropes disappear into the darkness. Within two minutes the heavy battery was across, underslung from the two ropes, lowered so far by Casey Brown then hauled up by Mallory and Miller. Within another two minutes, but with infinitely more caution, this time, the canvas bag with the nitro, primers and detonators, had been pulled across, lay on the stone floor beside the battery. All noise had ceased, the hammering of the sledges against the steel door had stopped completely. There was something threatening, foreboding about the stillness, the silence was more menacing than all the clamour that had gone before. Was the door down, the lock smashed, the Germans waiting for them in the gloom of the tunnel, waiting with cradled machine-carbines that would tear the life out of them? But there was no time to wonder, no time to wait, no time now to stop to weigh the chances. The time for caution was past, and whether they lived or died was of no account any more. The heavy Colt .455 balanced at his waist, Mallory climbed over the safety barrier, padded silently past the great guns and through the passage, his torch clicking on half-way down its length. The place was deserted, the door above still intact. He climbed swiftly up the ladder, listened at the top. A subdued murmur of voices, he thought he heard, and a faint hissing sound on the other side of the heavy steel door, but he couldn't be sure. He leaned forward to hear better, the palm of his hand against the door, Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html drew back with a muffled exclamation of pain. Just above the lock, the door was almost red-hot. Mallory dropped down to the floor of the tunnel just as Miller came staggering up with the battery. "That door's hot as blazes. They must be burning--" "Did you hear anything?" Miller interrupted. "There was a kind of hissing--" "Oxy-acetylene torch," Miller said briefly. "They'll be burnin' out the lock. It'll take time--that door's made of armoured steel." "Why don't they blow it in--geignite or whatever you use for that job?" "Perish the thought," Miller said hastily. "Don't even _talk_ about it, boss. Sympathetic detonation's a funny thing--there's an even chance that the whole damned lot would go up. Give me a hand with this thing, boss, will you?" Within seconds Dusty Miller was again a man absorbed in his own element, the danger outside, the return trip he had yet to make across the face of the cliff, completely forgotten for the moment. The task took him four minutes from beginning to end. While Mallory was sliding the battery below the floored well of the lift, Miller squeezed in between the shining steel runners of the lift shaft itself stooped to examine the rear one with his torch and establish, by the abrupt transition from polished to dull metal, exactly where the spring-loaded wheel of the shell-hoist came to rest. Satisfied, he pulled out a roll of sticky black tape, wound it a dozen times round the shaft, stepped back to look at it: it was quite invisible. Quickly he taped the ends of two rubber-covered wires on the insulated strip, one at either side, taped these down also until nothing was visible but the bared steel cores at the tips, joined these to two four-inch strips of bared wire, taped these also, top and bottom, to the insulated shaft, vertically and less than half an inch apart. From the canvas bag he removed the T.N.T., the primer and detonator--a bridge mercury detonator lugged and screwed to his own specification--fitted them together and connected one of the wires from the steel shaft to a lug on the detonator, screwing it firmly home. The other wire from the shaft he led to the positive terminal on the battery, and a third wire from the negative terminal to the detonator. It only required the anununition hoist to sink down into the magazine--as it would do as soon as they began firing--and the spring-loaded wheel would short out the bare wires, completing the circuit and triggering off the detonator. A last check on the position of the bared vertical wires and he sat back satisfied. Mallory had just descended the ladder from the tunnel. Miller tapped him on the leg to draw his attention, negligently waving the steel blade of his knife within an inch of the exposed wires. "Are you aware, boss," he said conversationally, "that if I touched this here blade across those terminals, the whole gawddamned place would go up in smithereens." He shook his head musingly. "Just one little slip of the hand, just one teeny little touch and Mallory and Miller are among the angels." "For God's sake put that thing away!" Mallory Snapped nervously. "And let's get the heli out of here. They've got a complete half-circle cut through that door already!" Five minutes later Miller was safe--it had been a simple matter of sliding down a 45-degree tautened rope to where Brown waited. Mallory took a last look back into the cave, and his mouth twisted. He wondered how many soldiers manned the guns and magazine during action stations. One thing, he thought, they'll never know anything about it, the poor bastards. And then he thought, for the hundredth Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html time, of all the men on Kheros and the destroyers, and his lips tightened and he looked away. Without another backward glance he slipped over the edge, dropped down into the night. He was half-way there, at the very lowest point of the curve and about to start climbing again, when he heard the vicious, staccato rattle of machine-gun fire directly overhead. It was Miller who helped him over the balcony rail, an apprehensive-looking Miller who glanced often over his shoulder in the direction of the gun-fire--and the heaviest concentration of fire, Mallory realised with sudden dismay, was coming from their own, the west side of the square, only three or four houses away. Their escape route was cut off. "Come on, boss!" Miller said urgently. "Let's get away from this joint. Gettin' downright unhealthy round these parts." Mallory jerked his head in the direction of the fire. "Who's down there?" he asked quickly. "A German patrol." "Then how in the hell can we get away?" Mallory demanded. "And where's Andrea?" "Across the other side of the square, boss. That's who those birds along there are firing at." "The other side of the square!" He glanced at his watch. "Heavens above, man, what's he doing there?" He was moving through the house now, speaking over his shoulder. "Why did you let him go?" "I didn't let him go, boss," Miller said carefully. "He was gone when I came. Seems that Brown here saw a big patrol start a house to house search of the square. Started on the other side and were doin' two or three houses at a time. Andrea--he'd come back by this time--thought it a sure bet that they'd work right round the square and get here in two or three minutes, so he took off like a bat across the roofs." "Going to draw them off?" Mallory was at Louki's side staring out of the window. "The crazy fool! He'll get himself killed this time--get himself killed for sure! There are soldiers everywhere. Besides, they won't fall for it again. He tricked them once up in the hills, and the Germans--" "I'm not so sure, sir," Brown interrupted excitedly. "Andrea's just shot out the searchlight on his side. They'll think for certain that we're going to break out over the wall and--look, sir, look! There they go!" Brown was almost dancing with excitement, the pain of his injured leg forgotten. "He's done it, sir, he's done it!" Sure enough, Mallory saw, the patrol had broken away from their shelter in the house to their right and were running across the square in extended formation, their heavy boots clattering on the cobbles, stumbling, falling, recovering again as they lost footing on the slippery wetness of the uneven stones. At the same time Mallory could see torches flickering on the roofs of the houses opposite, the vague forms of men crouching low to escape observation and making swiftly for the spot where Andrea had been when he had shot out the great Cyclops eye of the searchlight. "They'll be on him from every side." Mallory spoke quietly enough, but his fists clenched until the nails Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html cut into the palms of his hands. He stood stock-still for some seconds, stooped quickly and gathered a Schmeisser up from the floor. "He hasn't a chance. I'm going after him." He turned abruptly, brought up with equal suddenness: Miller was blocking his way to the door. "Andrea left word that we were to leave him be, that he'd find his own way out." Miller was very calm, very respectful. "Said that no one was to help him, not on any account." "Don't try to stop me, Dusty." Mallory spoke evenly, mechanically almost He was hardly aware that Dusty Miller was there. He only knew that he must get out at once, get to Andrea's side, give him what help he could. They had been together too long, he owed too much to the smiling giant to let him go so easily. He couldn't remember how often Andrea had come after _him_, more than once when he had thought hope was gone. . . . He put his hand against Miller's chest. "You'll only be in his way, boss," Miller said urgently. "That's what you said . . ." Mallory pushed him 'aside, strode for the door, brought up his fist to strike as hands closed round his upper arm. He stopped just in time, looked down into Louki's worried face. "The American is right," Louki said insistently. "You must not go. Andrea said you were to take us down to the harbour." "Go down yourselves," Mallory said brusquely. "You know the way, you know the plans." "You would let us all go, let us all--" "I'd let the whole damn' world go if I could help him." There was an utter sincerity in the New Zealander's voice. "Andrea would never let me down." "But you would let him down," Louki said quietly. "Is that it, Major Mallory?" "What the devil do you mean?" "By not doing as he wishes. He may be hurt, killed even, and if you go after him and are killed too, that makes it all useless. He would die for nothing. Is it thus you would repay your friend?" "All right, all right, you win," Mallory said irritably. "That is how Andrea would want it," Louki murmured. "Any other way you would be--" "Stop preaching at me! Right, gentlemen, let's be on our way." He was back on balance again, easy, relaxed, the primeval urge to go out and kill well under control. "We'll take the high road--over the roofs. Dig into that kitchen stove there, rub the ashes all over your hands and faces. See that there's nothing white on you anywhere. And no talking!" The five-minute journey down to the harbour wall--a journey made in soft-footed silence with Mallory hushing even the beginnings of a whisper--was quite uneventful. 'Not only did they see no soldiers, they saw no one at all. The inhabitants of Navarone were wisely observing the curfew, and the streets were completely deserted. Andrea had drawn off pursuit with a vengeance. Mallory began to fear that the Germans had taken him, but just as they reached the water's edge he heard the gun-fire again, a good deal farther away this time, in the very north-east corner of the town, round the back of the fortress. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Mallory stood on the low wail above the harbour, looked at his companions, gazed out over the dark oiliness of the water. Through the heavy rain he could just distinguish, to his right and left, the vague blurs of caiques moored stern on to the wall. Beyond that he could see nothing. "Well, I don't suppose we can get much wetter than we are right now," he observed. He turned to Louki, checked something the little man was trying to say about Andrea. "You sure you can find it all right in the darkness?" "It" was the commandant's personal launch, a thirty-six-foot ten-tonner always kept moored to a buoy a hundred feet offshore. The engineer, who doubled as guard, slept aboard, Louki had said. "I am already there," Louki boasted. "Blindfold me as you will and I--" "All right, all right," Mallory said hastily. "I'll take your word for it. Lend me your hat, will you, Casey?" He jammed the automatic into the crown of the hat, pulled it firmly on to his head, slid gently into the water and struck out by Louki's side. "The engineer," Louki said softly. "I think he will be awake, Major." "I think so, too," Mallory said grimly. Again there came the chatter of machine-carbines, the deeper whiplash of a Mauser. "So will everyone else in Navarone, unless they're deaf or dead. Drop behind as soon as we see the boat. Come when I call." Ten seconds, fifteen passed, then Louki touched Mallory on the arm. "I see it," Mallory whispered. The blurred silhouette was less than fifteen yards away. He approached silently, neither legs nor arms breaking water, until he saw the vague shape of a man standing on the poop, just aft of the engine-room hatchway. He was immobile, staring out in the direction of the fortress and the upper town: Mallory slowly circled round the stern of the boat and came up behind him, on the other side. Carefully he removed his hat, took out the gun, caught the low gunwale with his left hand. At the range of seven feet he knew he couldn't possibly miss, but he couldn't shoot the man, not then. The guard-rails were token affairs only, eighteen inches high at the most, and the splash of the man falling into the water would almost certainly alert the guards at the harbour mouth emplacements. "If you move I will kill you!" Mallory said softly in German. The man stiffened. He had a carbine in his hand, Mallory saw. "Put the gun down. Don't turn round." Again the man obeyed, and Mallory was out of the water and on to the deck, in seconds, neither eye nor automatic straying from the man's back. He stepped softly forward, reversed the automatic, struck, caught the man before he could fall overboard and lowered him quietly to the deck. Three minutes later all the others were safely aboard. Mallory followed the limping Brown down to the engine-room, watched him as he switched on his hooded torch, looked around with a professional eye, looked at the big, gleaming, six-cylinder in line Diesel engine. "This," said Brown reverently, "is an engine. What a beauty! Operates on any number of cylinders you like. I know the type, sir." "I never doubted but you would. Can you start her up, Casey?" Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "Just a minute till I have a look round, sir." Brown had all the unhurried patience of the born engineer. Slowly, methodically, he played the spotlight round the immaculate interior of the engine-room, switched on the fuel and turned to Mallory. "A dual control job, sir. We can take her from up top." He carried out the same painstaking inspection in the wheel-house, while Mallory waited impatiently. The rain was easing off now, not much, but sufficiently to let him see the vague outlines of the harbour entrance. He wondered for the tenth time if the guards there had been alerted against the possibility of an attempted escape by boat. It seemed unlikely--from the racket Andrea was making, the Germans would think that escape was the last thing in their minds. ... He leaned forward, touched Brown on the shoulder. "Twenty past eleven, Casey," he murmured. "If these destroyers come through early we're apt to have a thousand tons of rock falling on our heads." "Ready now, sir," Brown announced. He gestured at the crowded dashboard beneath the screen. "Nothing to it really." "I'm glad you think so," Mallory murmured fervently. "Start her moving, will you? Just keep it slow and easy." Brown coughed apologetically. "We're still moored to the buoy. And it might be a good thing, sir, if we checked on the fixed guns, searchlights, signalling lamps, life-jackets and buoys. It's useful to know where these things are," he finished deprecatorily. Mallory laughed softly, clapped him on the shoulder. "You'd make a great diplomat, Chief. We'll do that" A landsman first and last, Mallory was none the less aware of the gulf that stretched between him and a man like Brown, made no bones about acknowledging it to himself. "Will you take her out, Casey?" "Right, sir. Would you ask Louki to come here--I think it's steep to both sides, but there may be snags or reefs. You never know." Three minutes later the launch was half-way to the harbour mouth, purring along softly on two cylinders, Mallory and Miller, still clad in German uniform, standing on the deck for'ard of the wheelhouse, Louki crouched low inside the wheelhouse itself. Suddenly, about sixty yards away, a signal lamp began to flash at them, its urgent clacking quite audible in the stillness of the night "Dan'l Boone Miller will now show how it's done," Miller muttered. He edged closer to the machine-gun on the starboard bow. "With my little gun. I shall . . ." He broke off sharply, his voice lost in the sudden clacking from the wheelhouse behind him, the staccato off-beat chattering of a signal shutter triggered by professional fingers. Brown had handed the wheel over to Louki, was morsing back to the harbour entrance, the cold rain lancing palely through the ifickering beams of the lamp. The enemy lamp had stopped but now began flashing again.. "My, they got a lot to say to each other," Miller said admiringly. "How long do the exchange of courtesies last, boss?" "I should say they are just about finished." Mallory moved back quickly to the wheelhouse. They were less than a hundred feet from the harbour entrance. Brown had confused the enemy, gained precious seconds, more time than Mallory had ever thought they could gain. But it couldn't last. He Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html touched Brown on the arm. "Give her everything you've got when the balloon goes up." Two seconds later he was back in position in the bows, Schmeisser ready in his hands. "Your big chance, Dan'l Boone. Don't give the searchlights a chance to line up--they'll blind you." Even as he spoke, the light from the signal lamp at the harbour mouth cut off abruptly and two dazzling white beams, one from either side of the harbour entrance, stabbed blindingly through the darkness, bathing the whole harbour in their savage glare--a glare that lasted for only a fleeting second of time, yielded to a contrastingly stygian darkness as two brief bursts of machine-gun fire smashed them into uselessness. From such short range it had been almost impossible to miss. "Get down, everyone!" Mallory shouted. "Flat on the deck!" The echoes of the gunfire were dying away, the reverberations fading along the great sea wall of the fortress when Casey Brown cut in all six cylinders of the engine and opened the throttle wide, the surging roar of the big Diesel blotting out all other sounds in the night. Five seconds, ten seconds, they were passing through the entrance, fifteen, twenty, still not a shot fired, half a minute and they were well clear, bows lifting high out of the water, the deep-dipped stern trailing its long, seething ribbon of phosphorescent white as the engine crescendoed to its clamorous maximum power and Brown pulled the heeling craft sharply round to starboard, seeking the protection of the steep-walled cliffs. "A desperate battle, boss, but the better men won." Miller was on his feet now, clinging to a mounted gun for support as the deck canted away beneath his feet. "My grandchildren shall hear of this." "Guards probably all up searching the town. Or maybe there _were_ some poor blokes behind these searchlights. Or maybe we just took 'em all by surprise." Mallory shook his head. "Anyway you take it, we're just plain damn' lucky." He moved aft, into the wheelhouse. Brown was at the wheel, Louki almost crowing with delight "That was magnificent, Casey," Mallory said sincerely. "A first-class job of work. Cut the engine when we come to the end of the cliffs. Our job's done. I'm going ashore." "You don't have to, Major." Mallory turned. "What's that?" "You don't have to. I tried to tell you on the way down, but you kept telling me to be quiet." Louki sounded injured, turned to Casey. "Slow down, please. The last thing Andrea told me, Major, was that we were to come this way. Why do you think he let himself be trapped against the cliffs to the north instead of going out into the country, where he could have hidden easily." "Is this true, Casey?" Mallory asked. "Don't ask me, sir. Those two--they always talk. in Greek." "Of course, of course." Mallory looked at the low cliffs close off the starboard beam, barely moving now with the engine shut right down, looked back at Louki. "Are you quite sure . . ." He stopped in mid-sentence, jumped out through the wheelhouse door. The splash--there had been Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html no mistaking the noise-had come from almost directly ahead. Mallory, Miller by his side, peered into the darkness, saw a dark head surfacing above the water less than twenty feet away, leaned far over with outstretched arm as the launch slid slowly by. Five seconds later Andrea stood on the deck, dripping mightily and beaming all over his great moon face. Mallory led him straight into the wheelhouse, switched on the soft light of the shaded chartlamp. "By all that's wonderful, Andrea, I never thought to see you again. How did it go?" "I will soon tell you," Andrea laughed. "Just after--" "You've been wounded!" Miller interrupted. "Your shoulder's kinda perforated." He pointed to the red stain spreading down the sea-soaked jacket "Well, now, I believe I have." Andrea affected vast surprise. "Just a scratch, my friend." "Oh, sure, sure, just a scratch! It would be the same if your arm had been blown off. Come on down to the cabin--this is just a kindergarten exercise for a man of my medical skill." "But the captain--" "Will have to wait. And your story. Ol' Medicine Man Miller permits no interference with his patients. Come on!" "Very well, very well," Andrea said docilely. He shook his head in mock resignation, foliowed Miller out of the cabin. Brown opened up to full throttle again, took the launch north almost to Cape Demirci to avoid any hundred to one chance the harbour batteries might make, turned due east for a few miles then headed south into the Maidos Straits. Mallory stood by his side in the wheelhouse, gazing out over the dark, still waters. Suddenly he caught a gleam of white in the distance, touched Brown's arm and pointed for'ard. "Breakers ahead, Casey, I think. Reefs, perhaps?" Casey looked in long silence, finally shook his head. "Bow-wave," he said unemotionally. "It's the destroyers coming through."

Глава 16 В среду вечером. 21:11-23:45 Плавными, ловкими движениями Миллер вытравливал веревку с металлическим сердечником, дважды обмотанную вокруг верхнего поручня. Мэллори уже исчез из виду. Вытравлено уже пятнадцать, семнадцать, двадцать метров. Наконец, новозеландец подал знак, дважды дернув за сигнальный трос, привязанный к запястью капрала. Дасти тотчас застопорил веревку и, наклонясь, надежно закрепил ее к основанию стойки. Снова выпрямившись, привязался свободным концом веревки к поручню, свесился и, нагнувшись, ухватил веревку как можно ниже и принялся ее раскачивать. Сначала едва заметная амплитуда колебаний этого живого маятника — веревки с привязанным внизу человеком — все более увеличивалась. С ее размахом веревка начала подергиваться и перекручиваться. Ясно, Мэллори бьется о выступы скалы и, отталкиваясь от них, вращается вокруг своей оси. Но капрал понимал: останавливаться нельзя ни на секунду. Удары кувалд слились в сплошной гул. Миллер лишь свесился подальше и, вкладывая в работу всю силу мощных рук и плеч, стал еще энергичней раскачивать маятник с тем, чтобы Мэллори смог дотянуться до веревки, которую должен был спустить с балкона соседнего дома Кейси Браун. Описывая огромную дугу, где-то внизу, посередине между разверстым жерлом пещеры и невидимой поверхностью воды, невидимый в заливаемой дождем темноте, Мэллори раскачивался, ударяясь о неровности утеса. Расстояние между крайними точками дуги составляло метров двенадцать. Совсем недавно он сильно ударился головой о выступ, едва не потеряв сознание и не выпустив веревки из рук. Помня, где опасное место, он отталкивался от скалы, поворачиваясь при этом на все триста шестьдесят градусов. Лицо его было залито кровью: при ударе открылась рана, нанесенная капитану Турцигом. Но ни рана, ни кровь, заливающая глаза, не заботили Мэллори. Его заботило одно — спустил ли Кейси веревку. Не случилось ли что с Брауном, не схватили ли его немцы? Если это так, то преодолеть десять метров, отделяющих дом от туннеля, не удастся. Веревка должна быть где-то рядом. Но как ее обнаружить? Уже трижды он пытался зацепить ее крючком, привязанным к бамбуковой палке, но слышал лишь скрежет железа по камню. Напрягши все силы, он вытянул руку в четвертый раз и почувствовал, что крюк зацепился за веревку. Прежде чем качнуться в обратную сторону, он резко дернул за сигнальный конец и подтянул к себе шест. Спустя две минуты, почти окончательно выбившись из сил после восемнадцатиметрового подъема по мокрой, скользкой веревке, капитан переполз через нависающий гребень пещеры и рухнул на землю, ловя ртом воздух. Склонившись над товарищем, Миллер поспешно снял с ног капитана двойной беседочный узел, развязал его, привязал конец к веревке, спущенной Брауном, и дернул за нее. Обе веревки исчезли во мраке. Через две минуты тяжелый аккумулятор оказался в пещере. Сперва на связанных вместе двух веревках его спустил Кейси Браун, потом батарею подтянули Мэллори и Миллер. Еще через пару минут, на этот раз с гораздо большими предосторожностями в пещеру переправили брезентовый мешок с нитроглицерином, запалами и детонаторами и бережно опустили на каменный пол пещеры рядом с аккумулятором. Внезапно наступила тишина: удары кувалд по стальной двери прекратились. В тишине этой было нечто более зловещее, чем в грохоте, раздававшемся до сих пор. Уж не сорвана ли с петель дверь? Или сломан замок, и немцы ожидают их во мраке туннеля с автоматами наизготовку, чтобы изрешетить их обоих? Гадать было некогда. Осторожничать не время! Надо действовать напролом, не думая о том, останутся они с Миллером в живых или нет. Сунув тяжелый, сорок пятого калибра, кольт в кобуру, Мэллори перебрался через ограждение и неслышными шагами прошел мимо орудий в туннель, щелкнув выключателем фонаря в глубине каземата. В туннеле ни души, дверь все еще цела. Мэллори мигом поднялся по трапу и прислушался. За дверью ему послышался гомон голосов и какое-то шипение. Подавшись вперед, чтобы понять, что происходит, капитан оперся ладонью о стальную дверь, но тотчас отпрянул, едва не вскрикнув от боли. Металл выше замка раскалился почти докрасна. Мэллори поспешно спустился на пол туннеля. В эту минуту, качаясь под тяжестью аккумулятора, появился Миллер. — Дверь раскалена, как тавро. Фрицы что-то жгут... — Что-нибудь слышно? — прервал Миллер шефа. — Какое-то шипение... — Кислородно-ацетиленовый резак, — определил Миллер. Замок хотят вырезать. Это не так-то просто, потребуется время. Дверь из броневой стали. — Почему же они не взорвут ее? Гелигнитом или что там в таких случаях используют? — Да ты что, очумел? — испугался Дасти. — Ты и мысль такую выбрось из головы, шеф; индукционная детонация опасная штука, всю скалу может разнести к чертовой матери. Ну-ка, помоги мне, командир. Считанные секунды спустя Дасти Миллер оказался в своей стихии. Он забыл обо всем: об опасности, об отвесной скале, по которой еще предстоит спускаться... На всю работу понадобилось четыре минуты. От начала до конца! Пока Мэллори засовывал аккумулятор под основание элеватора, Миллер протиснулся между тускло поблескивающими направляющими шахты элеватора. При свете фонаря осмотрел заднюю направляющую и по резкой границе между полированной и матовой поверхностью металла определил, где именно останавливается подпружиненное колесо подъемника снарядов. Удовлетворенный осмотром, капрал достал моток черной изоленты и раз десять обмотал ею металл. Отступив на шаг, осмотрел работу — лента совершенно незаметна. Затем так же быстро Дасти обмотал лентой концы двух изолированных проводов, прикрепив к изолированному куску провода и оставив оголенными лишь торцы, прикрепив их лентой, чтобы со стороны ничего не было заметно, и прикрепил к двум четырехдюймовым кускам оголенного провода. Эти куски Миллер привязал вверху и внизу к изолированному участку металла в вертикальном положении в сантиметре друг от друга. Достал взрывчатку из брезентовой сумки, следом за ней — капсюль и детонатор собственного изготовления. Наладив все это, присоединил один из проводов направляющей к клемме детонатора и прочно прижал его гайкой. Другой провод от направляющей элеватора протянул к положительному штырю аккумулятора, а третий — от отрицательного штыря — к детонатору. Теперь стоит клети элеватора опуститься в артиллерийский погреб, — а это непременно произойдет, как только орудия откроют огонь подпружиненное колесо закоротит оголенные провода, замкнув таким образом электрическую цепь, и детонатор сработает. В последний раз проверив положение оголенных концов, установленных вертикально, Миллер с довольным видом откинулся назад. В эту минуту в шахту спустился по трапу Мэллори. Чтобы привлечь внимание капитана, Миллер похлопал его по ноге, с рассеянным видом взмахнув лезвием ножа в каком-то дюйме от оголенных проводов. — А знаешь, шеф, — произнес будничным голосом Миллер, стоит мне сейчас прикоснуться лезвием к проводам, вся эта чертова нора взлетит в воздух. — Янки с удивленным видом покачал головой. — Стоит руке дрогнуть, дернуться, самую малость, и мы с тобой на том свете! — Ради Бога, спрячь эту штуковину подальше! — нервно произнес Мэллори. — И давай убираться отсюда к чертовой матери. Немцы в двери целый полукруг вырезали автогеном! Пять минут спустя Миллер был в безопасности; спуститься по веревке, туго натянутой под углом 45 градусов, туда, где их ждал Браун, было проще простого. Мэллори бросил последний взгляд на каземат. Губы его искривились. Любопытно, сколько солдат будет обслуживать пушки и артиллерийский погреб, когда объявят боевую тревогу? Бедняги так и не узнают, что с ними произошло!.. В сотый раз капитан вспомнил о солдатах на Керосе, об эсминцах, которые должны их эвакуировать. Сжав губы, он отвернулся. Не оглядываясь, скользнул по веревке и исчез в темноте. Он уже находился на середине и готов был карабкаться вверх, как над головой его раздался злобный стук автоматов. С опаской оглядываясь через плечо, Дасти помог Мэллори перелезть через решетку балкона. Миллер вдруг понял, что огонь особенно интенсивен через три-четыре дома, на западной стороне площади. Путь к отступлению отрезан. — Шевелись, командир! — волновался Дасти. — Надо сматывать удочки. Оставаться здесь опасно для здоровья. — Кто это затеял там такую трескотню? — спросил Мэллори, мотнув головой в сторону выстрелов. — Немецкий патруль. — Тогда как же смотаемся, черт возьми? — продолжал капитан. — Где Андреа? — На той стороне площади. В него-то и пуляют эти чудаки. — На той стороне площади? — новозеландец взглянул на часы. — Господи Иисусе, что он там делает? — кинул через плечо Мэллори, спеша по коридору. — Зачем ты отпустил его? — Я его не отпускал, шеф, — объяснил Миллер. — Когда я пришел, его уже не было. Браун вроде бы заметил крупный немецкий отряд, который начал прочесывать дома, прилегающие к площади. Начали они с противоположной стороны площади, осматривали по два-три дома сразу. Тут пришел Андреа. Он прикинул, что фрицы успели обшарить все здания на площади и через пару минут заявятся и сюда. Вот он и ушел по крышам, упорхнул, словно летучая мышь. — Хочет на себя их отвлечь? — Стоя рядом с Лукой, капитан глядел в окно. — Идиот несчастный! На этот раз его убьют, как пить дать, убьют! Столько солдат кругом! Во второй раз они на ту же удочку не попадутся. Он купил их тогда в горах, так что немцы... — Не знаю, не знаю, сэр, — прервал его взволнованный Браун. — Андреа вдрызг разнес прожектор на его стороне площади. Немцы наверняка подумают, что мы пытаемся выбраться из крепости, перелезши через стену... Смотрите, сэр, смотрите! Они двинулись! — Забыв о том, что у него ранена нога, Браун прыгал от волнения. — Клюнули! Мэллори и сам заметил, что немцы, покинув дом, развернутой цепью бегут по площади, громыхая сапогами по булыжной мостовой. Скользя, они падали, вставали и снова падали, теряя опору. Мэллори заметил, как мелькают огни фонариков на крышах противоположных домов, увидел темные, сгорбленные силуэты солдат, старающихся не выдать себя. Они спешили туда, где находился Андреа, только что давший очередь по огромному, как глаз Циклопа, прожектору. — Сейчас его окружат, — спокойно проговорил Мэллори, почувствовав, как впились в ладони ногти. Поколебавшись несколько секунд, Мэллори наклонился и поднял с пола «шмайсер». — Андреа не вырваться. Пойду помогу ему. — Он круто повернулся, но застыл на месте: загораживая выход, в дверях стоял Миллер. — Андреа сказал, чтоб мы ему не мешали, что он сумеет выйти из положения, — Миллер говорил спокойным, уважительным тоном. — Велел передать, чтоб ни в коем случае ему не помогали. — Не пытайся задержать меня, Дасти, — не повышая голоса, возразил капитан. Казалось, он даже не видит Миллера. Он знал одно: нужно идти, встать рядом с Андреа, помочь, насколько в его силах. Слишком долго они вместе воевали. Слишком многим он обязан улыбчивому гиганту, чтобы позволить ему так просто погибнуть. Сколько раз Андреа выручал его, когда положение казалось безнадежным. Упершись рукой в грудь Миллеру, он попытался оттолкнуть его. — Ты ему только помешаешь, шеф! — настойчиво повторил Миллер. — Ты сам же говорил... Отстранив янки, Мэллори кинулся к двери и уже замахнулся на него, но тут кто-то схватил его за руку. Подняв глаза, капитан увидел озабоченное лицо Луки. — Американец прав, — убежденно произнес Лука. — Тебе нельзя никуда уходить. Андреа говорил, что ты проводишь нас в порт. — Доберетесь и сами, — грубо ответил Мэллори. — Дорогу знаете, планы изучили. — Вы нас всех погубите, всех... — Я бы всех на свете погубил, лишь бы спасти Андреа, признался новозеландец. — Андреа никогда бы меня не подвел. — А ты его собираешься подвести, майор Мэллори? спокойно парировал слова капитана Лука. — Разве не так? — Что ты там еще мелешь, черт побери? — Ты его обязательно подведешь, если не послушаешься. Его могут ранить, даже убить. Но если убьют и тебя, то сорвется вся операция. И получится, что Андреа погиб ни за понюх табаку. Так-то ты хочешь отплатить другу за все? — Ну ладно! Сдаюсь! — раздраженно сказал Мэллори. — Вот это пришлось бы Андреа по душе, — промолвил Лука. — А иначе... — Хватит читать мне проповеди! Ладно, джентльмены, двинем в путь. — Капитан окончательно успокоился, сдержав порыв крушить все направо и налево. — Пойдем по крышам. Суньте руку в печку, вымажьте сажей лица и руки. Чтоб ни единого белого пятна не осталось! И — молчок! До стены, ограждающей гавань, добрались минут через пять без всяких приключений. Шли неслышным шагом. Мэллори пресекал малейший шепот. Не встретили не только ни одного солдата, но вообще ни души. Обитатели Навароне, вполне разумно, не нарушали комендантский час — улицы были совершенно пустынны. Андреа, видно, дал жару немцам: отвлек на себя всех преследователей. Мэллори уже решил, что немцы схватили товарища, но едва группа подошла к урезу воды, как вновь послышалась автоматная стрельба. Теперь выстрелы раздавались гораздо дальше от центра, в самой северо-восточной части города, по ту сторону крепости. Поднявшись на невысокую стену порта, Мэллори посмотрел на своих спутников, потом на темную, отливающую нефтью воду. Сквозь плотную завесу дождя справа и слева можно было с трудом различить очертания каиков, пришвартованных кормой к причалу. Дальше не было видно ничего. — Думаю, воды нам бояться нечего, — заметил Мэллори. Повернувшись к Луке, который снова заикнулся было об Андреа, произнес: — Ты уверен, что отыщешь его в такой темноте? Речь шла о личном катере коменданта. Десять тонн водоизмещением, длиной тридцать шесть футов. Всегда пришвартован к бочке в сотне футов от берега. Механик, он же и сторож, по словам Луки, всегда на борту. — Я уже на катере! — хвастался Лука. — И с завязанными глазами его отыщу... — Хорошо, хорошо, — поспешил его заверить Мэллори. — Я тебе верю. Одолжите мне свою шляпу, Кейси. — Он спрятал пистолет на дно шляпы, напялил ее на голову, плавно соскользнул в воду и поплыл рядом с Лукой. — Майор, — тихо произнес Лука, — механик, думаю, не спит. — Я тоже так думаю, — хмуро ответил Мэллори. Снова раздался треск автоматов и хлесткий, как удар кнута, выстрел карабина системы «маузер». — Как и всякий житель Навароне, кроме глухих и покойников... Отстань, как только увидим лодку. Подплывешь, когда позову. Прошло десять, пятнадцать секунд. Лука коснулся руки Мэллори. — Вижу, — прошептал капитан, метрах в пятнадцати заметив расплывчатые очертания судна. С этими словами, стараясь двигаться без малейшего всплеска, он приблизился к катеру. На корме, возле машинного люка, виден был силуэт. Немец застыл, вглядываясь туда, где находилась крепость, верхняя часть города. Мэллори неторопливо обогнул корму, чтобы оказаться у противоположного борта катера, за спиной у механика. Осторожно снял шапку, достал оттуда. пистолет. Схватился левой рукой за низкий планшир. Он знал, что с двух метров не промахнется, но стрелять было нельзя. Поручни на катере невысоки, и полметра не будет. Плеск упавшего в воду тела всполошит пулеметные расчеты, охраняющие выход из гавани. — Не двигайся, а то убью! — тихо сказал Мэллори по-немецки. Часовой точно окаменел. Заметив в руках немца карабин, новозеландец приказал: — Положи карабин. Не оборачивайся. Часовой подчинился. Несколько секунд спустя Мэллори поднялся на палубу. Не сводя с немца пистолета, шагнул вперед. Ударив его рукояткой, поймал обмякшее тело раньше, чем оно свалилось в воду, и осторожно опустил на палубу... Через три минуты на борту были и остальные. Следом за прихрамывающим Брауном Мэллори направился в моторный отсек. Включив фонарь, Кейси осмотрелся, профессиональным взглядом окинул поблескивающий дизель с шестью цилиндрами, расположенными в один ряд. — Вот это да... — благоговейно произнес Браун. — Вот это двигатель! Красавец! Работает с каким хочешь количеством цилиндров. Я знаю эту модель, сэр. — Я в этом не сомневался. Завести можете, Кейси? — Минутку, дайте осмотреться, — спокойно, как и подобает прирожденному механику, сказал Браун. Медленно, методично обшарил лучом сверкающий чистотой машинный отсек, включил подачу топлива и повернулся к Мэллори: — Управлять дизелем можно как из моторного отсека, так и из рубки. Так же досконально Браун обследовал и рулевую рубку. Мэллори не мог дождаться, когда закончится осмотр. Дождь чуть поутих и уже можно было разглядеть очертания выхода из бухты. Интересно, предупреждены ли посты о том, что диверсионная группа может попытаться уйти морем? Скорее всего — нет. Андреа устроил такой тарарам, что немцам и в голову не придет, что британцы намерены удрать... Подавшись вперед, капитан коснулся плеча Брауна. — Двадцать минут двенадцатого, Кейси, — промолвил он. Если эсминцы подойдут раньше, нам на голову обрушится тысяча тонн камней. — Готово, сэр, — объявил Браун. Кивнув на приборную доску, добавил: — Ничего сложного в управлении. — Очень рад, — охотно отозвался Мэллори. — Заводите! Дайте малый ход. — Пока мы не отшвартовались от бочки, сэр, — виновато кашлянул Браун, — неплохо бы проверить пулеметы, прожектора, сигнальные фонари, спасательные жилеты и буйки. Не мешает знать, где все расположено, — вежливо закончил он. Рассмеявшись, Мэллори хлопнул его по плечу. — Из вас получился бы отличный дипломат, главстаршина. Так мы и сделаем. — Человек сухопутный до мозга костей, Мэллори сознавал, какая пропасть между ним и такими людьми, как Браун. И не постеснялся в этом признаться. — Берите управление в свои руки, Кейси. — Есть, сэр. Позовите сюда Луку. Думаю, глубины достаточные с обеих сторон, но могут быть отмели и рифы. Через три минуты тихо урчавший двумя цилиндрами катер был на полпути от выхода из гавани. Мэллори и Миллер, все еще в немецкой форме, стояли на палубе перед рулевой рубкой. Лука, низко пригнувшись, спрятался возле штурвала в самой рубке. Неожиданно метрах в шестидесяти от катера замигал сигнальный фонарь. Стук заслонки был отчетливо слышен в ночной тишине. — Дэниэл Бун Миллер сейчас им покажет, где раки зимуют, — пробормотал янки и приник к пулемету, установленному на носу. — Я им из своего пулеметика... Капрал тотчас умолк. Сзади, в рулевой рубке, раздалось стаккато заслонки, управляемой классным сигнальщиком. Передав руль Луке, Кейси отвечал морзянкой посту у выхода из гавани. Серебристые нити дождя вспыхнули бледным пламенем. Неприятельский сигнальщик прекратил передачу. Потом замигал снова. — Черт побери! Им обоим есть что сообщить друг другу! — восхитился Миллер. — И долго они будут обмениваться любезностями, шеф? — Пожалуй, беседа закончена. — С этими словами Мэллори поспешно подошел к рулевой рубке. До выхода из гавани оставалось меньше тридцати метров. Введя в заблуждение противника, Браун выиграл несколько драгоценных секунд, гораздо больше, чем мог надеяться Мэллори. Но долго так продолжаться не может. Он тронул Брауна за рукав. — Как только дадут сигнал остановиться, гоните на всю катушку. — Через две секунды он стоял на носу, со «шмайсером» наготове. — Есть возможность отличиться, Дэниэл Бун! Нельзя, чтобы на нас навели прожектора, иначе они нас ослепят! Мэллори не успел договорить, как сигнальный фонарь потух, а два ослепительно белых снопа света, направленных с двух сторон выхода, распороли тьму, залив всю гавань ярким, как солнце, заревом, но оно тотчас сменилось непроглядной, как воды Стикса, тьмой. Оба прожектора вдрызг разнесло двумя короткими пулеметными очередями. С такого расстояния промахнуться было довольно сложно. — Ложись! — скомандовал Мэллори. — Вниз лицом! Еще звучало вдалеке эхо выстрелов, не успев отразиться от обращенной к морю стены крепости, а Кейси Браун уже включил все шесть цилиндров, выжав до отказа дроссель. Рев двигателя заглушил все остальные звуки ночи. Пять, десять, пятнадцать секунд двигался катер узким горлом выхода. Прошло уже двадцать секунд, но не прозвучало ни одного выстрела. Миновало уже полминуты, и вот катер несся по открытому морю, задрав высоко над водой нос. За глубоко осевшей кормой била ввысь фосфоресцирующая пенная струя. Работая на полных оборотах, грохотал могучий дизель-мотор. Положив руль право на борт, Браун повел катер вдоль прибрежных скал, сулящих защиту. — Стычка была ожесточенной, шеф, но победили достойнейшие. — Миллер вскочил, держась за пулеметную установку, чтобы не упасть на крутом повороте катера. — Внукам расскажу, какое затеяли дело. — Наверно, прислуга пулеметных установок отозвана в город. Возможно, бедняги, которых здесь оставили, сидели за пультом управления прожекторами. А может, мы их врасплох застали, — пожал плечами Мэллори. — Во всяком случае, нам чертовски повезло. Новозеландец направился в сторону кормы. В рулевой рубке, кроме Кейси, державшего штурвал, находился Лука. Тот чуть ли не верещал от радости. — Отлично сработано, Кейси, — от души поздравил глав-старшину Мэллори. — Высший класс. Когда кончатся утесы, вырубите дизель. Мы свое дело сделали. Я сойду на берег. — Незачем, майор. — То есть как незачем? — оглянулся Мэллори. — Незачем. Я хотел сказать об этом, когда мы спускались к гавани, но ты мне все рот затыкал, — обиженно произнес Лука. Повернувшись к Кейси, проговорил: — Сбавьте ход. Андреа сказал напоследок, майор, чтоб мы подошли вот сюда. Почему же иначе он позволил немцам возможность загнать себя на север к скалам? Ведь в глубине острова легче спрятаться. — Это правда, Кейси? — спросил капитан. — Откуда мне знать, сэр. Эти два друга... они всегда говорят меж собой по-гречески. — Ах, да, конечно, — Мэллори взглянул на невысокие скалы справа по траверзу. Катер двигался лишь по инерции: дизель был выключен. Мэллори снова повернулся к Луке: — А ты точно уверен в том, что... Не закончив фразы, капитан умолк и выскочил из рубки. Прямо по носу послышался всплеск. Он не ошибся. Мэллори, к которому подошел янки, вглядывался в темноту. Увидев метрах в шести от катера темную голову, перегнулся через борт, протянул руку. Через пять секунд Андреа стоял на палубе. Вода стекала с него в три ручья. Лунообразное лицо сияло. Мэллори провел друга в рубку. Включил неяркий свет лампы, освещавшей стол для прокладки. — Чертовски рад видеть тебя, Андреа! А я уж и не рассчитывал с тобой встретиться. Что там произошло? — Сейчас расскажу, — засмеялся Андреа. — Только сперва... — Да ты ранен! — прервал его Миллер. — У тебя все плечо как решето! — Янки показал на красное пятно, расплывающееся по мокрой куртке. — Да, похоже на то! — Андреа изобразил крайнее изумление. — Царапина, дружище! — Как бы не так, царапина! Если в тебе руку оторвало, ты сказал бы то же самое. Спустимся в каюту. Для такого специалиста, как я, твоя рана — детская забава. — Но ведь капитан... — Подождет. И твой рассказ тоже. Старый знахарь Дасти Миллер не позволит беспокоить своих пациентов. Пошли! — Ну, хорошо, хорошо, — послушно ответил Андреа и с деланно покорным видом последовал за Миллером. Снова включив дизель, Кейси полностью выжал дроссель и повел катер на север, почти к самому мысу Демирджи, чтобы исключить даже ничтожный шанс попасть под огонь минометных батарей, потом, повернув на восток, прошел несколько миль и затем отвернул на юг. Катер вошел в Майдосский пролив. Встав рядом с Брауном, Мэллори всматривался в темные неподвижные воды. Увидев прямо по курсу белые клочья пены, схватил Брауна за руку. — Буруны впереди, Кейси. Может, рифы? Кейси долго молчал, вглядываясь в темноту. Наконец покачал головой. — Это буруны от форштевней, — бесстрастно произнес он. — Эсминцы на подходе.

CHAPTER 17 Wednesday Night Midnight Commander Vincent Ryan, R.N., Captain (Destroyers) and Commanding officer of His Majesty's latest Sclass destroyer _Sirdar_, looked round the cramped chart- room and tugged thoughtfully at his magnificent Captain Kettle beard. A scruffier, a more villainous, a more cut and battered-looking bunch of hard cases he had never seen, he reflected, with the possible exception of a Bias Bay pirate crew he had helped round up when a very junior officer on the China Station. He looked at them more closely, tugged his beard again, thought there was more to it than mere scruffiness. He wouldn't care to be given the task of rounding this lot up. Dangerous, highly dangerous, he mused, but impossible to say why, there was only this quietness, this relaxed watchfulness that made him feel vaguely uncomfortable. His "hatchetmen," Jensen had called them: Captain Jensen picked his killers well. "Any of you gentlemen care to go below," he suggested. "Plenty of hot water, dry clothes--and warm bunks. We won't be using them to-night." "Thank you very much, sir." Mallory hesitated. "But we'd like to see this through." "Right, then, the bridge it is," Ryan said cheerfully. The _Sirdar_ was beginning to pick up speed again, the deck throbbing beneath their feet. "it is at your own risk, of course." "We lead charmed lives," Miller drawled. "Nothin' ever happens to us." The rain had stopped and they could see the cold twinkling of stars through broadening rifts in the clouds. Mallory looked around him, could see Maidos broad off the port bow and the great bulk of Navarone slipping by to starboard. Aft, about a cable length away, he could just distinguish two other ships, high-curving bow-waves piled whitely against tenebrious silhouettes. Mallory turned to the captain. "No transports, sir?" "No transports." Ryan felt a vague mixture of pleasure and embarrassment that this man should call him "sir." "Destroyers only. This is going to be a smashand-grab job. No time for dawdlers to-night--and we're behind schedule already." "How long to clear the beaches?" "Half an hour." "What! Twelve hundred men?" Mallory was incredulous. "More." Ryan sighed. "Half the ruddy inhabitants want to come with us, too. We could still do it in half an hour, but we'll probably take a bit longer. We'll embark all the mobile equipment we can." Mallory nodded, let his eye travel along the slender outlines of the _Sirdar_. "Where are you going to put 'em all, sir?" "A fair question," Ryan admitted. "5 p.m. on the London Underground will be nothing compared to this little lot But we'll pack them in somehow." Mallory nodded again and looked across the dark waters at Navarone. Two minutes, now, three at Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html the most, and the fortress would open behind that headland. He felt a hand touch his arm, half-turned and smiled down at the sad-eyed little Greek by his side. "Not long now, Louki," he said quietly. "The people, Major," he murmured. "The people in the town. Will they be all right?" "They'll be all right. Dusty says the roof of the cave will go straight up. Most of the stuff will fall into the harbour." "Yes, but the boats--?" "Will you stop worrying! There's nobody aboard them--you know they have to leave at curfew time." He looked round as someone touched his arm. "Captain Mallory, this Is Lieutenant Beeston, my gunnery officer." There was a slight coolness in Ryan's voice that made Mallory think that he wasn't overfond of his gunnery officer. "Lieutenant Beeston is worried." "I _am_ worried!" The tone was cold, aloof, with an indefinable hint of condescension. "I understand that you have advised the captain not to offer any resistance?" "You sound like a B.B.C. communiqu6," Mallory said shortly. "But you're right. I did say that. You couldn't locate the guns except by searchlight and that would be fatal. Similarly with gunfire." "I'm afraid I don't understand." One could almost see the lift of the eyebrows in the darkness. "You'd give away your position," Mallory said patiently. "They'd nail you first time. Give 'em two minutes and they'd nail you anyway. I have good reason to believe that the accuracy of their gunners is quite fantastic." "So has the Navy," Ryan interjected quietly. "Their third shell got the _Sybaris's_ B magazine." "Have you got any idea why this should be, Captain Mallory?" Beeston was quite unconvinced. "Radar-controlled guns," Mallory said briefly. "They have two huge scanners atop the fortress." "The _Sirdar_ had radar installed last month," Beeston said stiffly. "I imagine we could register some hits ourselves if--" "You could hardly miss." Miller drawled out the words, the tone dry and provocative. "It's a helluva big island, Mac." "Who--who are you?" Beeston was rattled. "What the devil do you mean?" "Corporal Miller." The American was unperturbed. "Must be a very selective instrument, Lootenant, that can pick out a cave in a hundred square miles of rock." There was a moment's silence, then Beeston muttered something and turned away. "You've hurt the Guns's feelings, Corporal," Ryan murmured. "He's very keen to have a go--but we'll Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html hold our fire. . . . How long till we clear that point, Captain?" "I'm not sure." He turned. "What do you say, Casey?" "A minute, sir. No more." Ryan nodded, said nothing. There was a silence on the bridge, a silence only intensified by the sibilant rushing of the waters, the weird, lonesome pinging of the Asdic. Above, the sky was steadily clearing, and the moon, palely luminous, was struggling to appear through a patch of thinning cloud. Nobody spoke, nobody moved. Mallory was conscious of the great bulk of Andrea beside him, of Miller, Brown and Louki behind. Born in the heart of the country, brought up on the foothills of the Southern Alps, Mallory knew himself as a landsman first and last, an alien to the sea and ships: but he had never felt so much at home in his life, never really known till now what it was to belong. He was more than happy, Mallory thought vaguely to himself, he was content. Andrea and his new friends and the impossible well done--how could a man but be content? They weren't all going home, Andy Stevens wasn't coming with them, but strangely he could feel no sorrow, only a gentle melancholy. . . . Almost as if he had divined what Mallory was thinking, Andrea leaned towards him, towering over him in the darkness. "He should be here," he murmured. "Andy Stevens should be here. That is what you are thinking, is it not?" Mallory nodded and smiled, and said nothing. "It doesn't really matter, does it, my Keith?" No anxiety, no questioning, just a statement of fact. "It doesn't really matter." "It doesn't matter at all." Even as he spoke, he looked up quickly. A light, a bright orange flame had lanced out from the sheering wall of the fortress; they had rounded the headland and be hadn't even noticed it. There was a whistling roar-- Mallory thought incongruously of an express train emerging from a tunnel--directly overhead, and the great shell had crashed into the sea just beyond them. Mallory compressed his lips, unconsciously tightened his clenched fists. It was easy now to see how the _Sybaris_ had died. He could hear the gunnery officer saying something to the captain, but the words failed to register. They were looking at him and he at them and he did not see them. His mind was strangely detached. Another shell, would that be next? Or would the roar of the gun-fire of that first shell come echoing across the sea? Or perhaps Once again, he was back in that dark magazine entombed in the rocks, only now he could see men down there, doomed, unknowing men, could see the overhead pulleys swinging the great shells and cartridges towards the well of the lift, could see the shell hoist descending slowly, the bared, waiting wires less than half an inch apart, the shining, spring-loaded wheel running smoothly down the gleaming rail, the gentle bump as the hoist... A white pillar of flame streaked up hundreds of feet into the night sky as the tremendous detonation tore the heart out of the great fortress of Navarone. No after-fire of any kind, no dark, billowing clouds of smoke, only that one blinding white column that lit up the entire town for a single instant of time, reached up incredibly till it touched the clouds, vanished as if it had never been. And then, by and by, came the shock waves, the solitary thunderclap of the explosion, staggering even at that distance, and finally the deep-throated rumbling as thousands of tons of rock toppled majestically into the harbour--thousands of tons of rock and then the two great guns of Navarone. The rumbling was still in their ears, the echoes fading away far out across the Aegean, when the clouds parted and the moon broke through, a full moon silvering the darkly-rippling waters to starboard, shining iridescently through the spun phosphorescence of the _Sirdar's_ boiling wake. And dead ahead, bathed in the white moonlight, mysterious, remote, the island of Kheros lay sleeping on the surface of the sea.

Глава 17 Среда. Полночь Командир новейшего эсминца «Сирдар» (класса «S») капитан третьего ранга королевского военно-морского флота Винсент Райан оглядел набитую битком штурманскую рубку, задумчиво теребя холеную бороду. Более грязных и диких оборванцев ему еще не доводилось видеть. Разве что в ту пору, когда он участвовал в поимке экипажа пиратского судна, действовавшего в бухте Байэс-Бей, и служил, имея чин младшего офицера, на базе Чайна. Внимательнее взглянув на бродяг, Райан еще раз подергал бородку. Кроме жутковатого вида, в этих молодцах было что-то еще. Не дай Бог связаться с такой компанией. Опасны, и весьма, но почему — сразу и не поймешь. В гостях ощущались такое спокойствие и такая невозмутимая собранность, что командиру эсминца было не по себе. Дженсен называл их своими головорезами. А уж каперанг умеет подбирать кадры. — Быть может, кто-либо из вас хочет спуститься вниз, джентльмены? — предложил он. — Горячая вода, сухая одежда и теплые постели и вашим услугам. Самим нам спать не придется. — Большое спасибо, сэр... — Мэллори помедлил. — Но нам хотелось бы досмотреть до конца все представление. — Лады! Тогда оставайтесь на мостике, — весело сказал Райан. Палуба задрожала под ногами: «Сирдар» набирал скорость. — Пеняйте на себя, если что произойдет. — А мы заколдованные, — заверил его Миллер. — С нами никогда ничего не происходит. Дождь перестал, и в просветах рваных облаков видны были холодно поблескивающие звезды. Мэллори огляделся. Слева по курсу увидел Майдос и громаду Навароне по правому борту. За кормой, примерно в кабельтове, он различил еще два корабля. Белые буруны выделялись особенно ярко на фоне темных силуэтов эсминцев. Мэллори повернулся к командиру корабля: — Разве с вами нет транспортов, сэр? — Нет. Транспортов нет, — Райан испытал странную смесь удовольствия и замешательства от того, что этот человек назвал его сэром. — Только эсминцы. Медлить нельзя. Черепахам здесь делать нечего. Мы и так выбились из графика. — Сколько времени потребуется, чтобы всех забрать с острова? — Полчаса. — Что?! Тысячу двести человек погрузить за полчаса? — не поверил Мэллори. — Примем на борт значительно больше, — вздохнул Райан. — Половина жителей, черт бы их побрал, тоже хочет уходить с нами. И даже вместе с погрузкой гражданского населения нам нужно всего полчаса. Хотя, пожалуй, потратим несколько больше времени. Кроме людей, будем грузить оборудование. Мэллори кивнул, скользнув взглядом по стройным очертаниям «Сирдара». — И куда же вы все это хозяйство думаете разместить? — Резонный вопрос, — согласился Райан. — Лондонская подземка в пять вечера — ерунда по сравнению с тем, что будет твориться на палубе при погрузке. Как-нибудь справимся. Кивнув опять, Мэллори поглядел на остров Навароне. Через две-три минуты из-за мыса покажется крепость. Кто-то коснулся его руки. Капитан обернулся, заглянул с улыбкой в грустные глаза грека. — Теперь недолго, Лука, — произнес он спокойно. — А люди, майор? — вырвалось у маленького грека. Жители города не пострадают? — Все обойдется. По словам Дасти выходит, что скала взлетит вверх. Упадет со всеми потрохами прямо в бухту. — А как же лодки? — Не переживай! Ведь на их борту никого не будет.. Ты же знаешь, все должны оставить гавань с наступлением комендантского часа. Райан взял за локоть Мэллори: — Капитан Мэллори, хочу представить вам лейтенанта Бистона, моего артиллерийского офицера. — В голосе Райана прозвучал холодок. Видно, командир эсминца не очень-то жаловал своего артиллерийского офицера. — Лейтенант Бистон обеспокоен... — Действительно, я обеспокоен! — Тон лейтенанта был холоден, равнодушен, с почти неуловимым оттенком снисходительности. — Насколько я понял, вы рекомендовали командиру не отвечать немцам огнем из орудий? — Вы будто по Би-би-си выступаете, — сухо ответил Мэллори. — Но вы правы. Я действительно так сказал ему. Обнаружить пушки можно лишь прожекторами, но тогда корабли обречены. Если откроете огонь, произойдет то же самое. — Я не понимаю вас, — удивленно выгнул брови лейтенант. — Выдадите себя, — терпеливо объяснял Мэллори. — Немцы вас накроют с первого же залпа. А если дать им пару минут, они разделаются со всеми. Есть основания полагать, что меткость немецких артиллеристов просто фантастическая. — У моряков тоже есть такие основания. Третий снаряд крепостных орудий угодил прямо в артиллерийский погреб второй башни «Сибариса». Как, по-вашему, капитан Мэллори, почему это произошло? — Слова новозеландца, похоже, не убедили Бистона. — На батарее обеспечено радиолокационное целеуказание, объяснил Мэллори. — Над крепостью возвышаются две огромные антенны. — На «Сирдаре» в прошлом месяце тоже установили радар, тотчас отозвался Бистон. — Мы и сами могли бы поразить ряд целей, если бы... — И то правда, промахнуться сложно, — вмещался Миллер. Тон его был сух и вызывающ. — Остров чертовски большой, Мак[8]. — А вы кто такой? — взбеленился Биотоп. — Какого беса вмешиваетесь? — Я капрал Миллер, — невозмутимо ответил янки. — У вас, видно, очень уж чуткий прибор, лейтенант, если он может отыскать пещеру на участке площадью в сотню квадратных миль. На минуту стало тихо, потом Бистон что-то буркнул и отвернулся. — Вы уязвили профессиональную гордость артиллерийского офицера, капрал, — заметил Райан. — Лейтенанту очень уж хочется пострелять. Но обойдемся без шума... Когда пройдем эту точку, капитан? — Точно не скажу... — Мэллори повернулся к Брауну. — Вы как думаете, Кейси? — Через минуту, сэр. Не позже. Кивнув, Райан ничего не сказал. На мостике воцарилось молчание, нарушаемое шумом бурлящей воды да жутковатым щелканьем гидролокатора. Небо постепенно расчищалось. Сквозь редеющее облако пыталась пробиться луна. Никто не произносил ни слова. Никто не шевелился. Мэллори чувствовал рядом рослую фигуру Андреа, ощущал за спиной дыхание Миллера, Брауна и Луки. Рожденный далеко от моря и выросший у отрогов Южных Альп, Мэллори был до кончиков ногтей сухопутным человеком. И море, и корабли не волновали его душу, но никогда еще ему не было так хорошо, как здесь. Никогда прежде не испытывал он, что значит быть своим среди своих. Кейт был более чем счастлив, он был удовлетворен. Да и могло ли быть иначе? Рядом находились Андреа и его новые друзья, и они сделали невозможное. Не все они возвращаются домой... Энди Стивенса нет рядом. Но, странное дело, Мэллори не испытывал печали, а только легкую грусть. Словно угадав его мысли, Андреа чуть наклонился вперед. — Жаль, что его нет с нами, — сказал грек. — Энди Стивенс должен был быть сейчас с нами. Ведь ты об этом подумал? Мэллори, кивнув, улыбнулся, но ничего не сказал. — Но это неважно, так ведь, Кейт? — В голосе Андреа не было ни тревоги, ни сомнения. Он лишь отмечал факт. — Это ничего не меняет. — Абсолютно ничего, — кивнул Мэллори. При этих словах он взглянул вверх. Из недр утеса вырвалось ярко-оранжевое пламя. Мэллори даже не заметил, что эсминец огибает мыс. Над головой раздался гул. Так грохочет экспресс, вылетающий из туннеля. Сразу за кормой эсминца взвился огромный столб воды. Сжав губы, Мэллори невольно стиснул кулаки. Понятно, как погиб «Сибарис»... Артиллерийский офицер что-то сказал командиру. Оба моряка смотрели на Мэллори, а тот смотрел на моряков, не замечая их. Его сознание странно раздвоилось. Еще один снаряд? Мэллори мысленно очутился в снарядном погребе, спрятанном глубоко в скале. Умственным взором он видел немецких солдат. Обреченных, но не ведающих об этом. Представил шкивы, подтягивающие снаряды и картузы к шахте элеватора. Представил себе, как медленно поднимается клеть; обнаженные провода, разделенные интервалом в полдюйма. Сверкающее подпружиненное колесо, скользящее вниз по отполированной направляющей. Мягкий толчок площадки... В ночное небо на сотню метров взметнулся белый столб пламени, и страшным взрывом из крепости Навароне вырвало ее сердце. Не было ни пожара, ни клубов черного дыма. Ослепительно яркий столб на мгновение осветил весь город, взвился под облака и тотчас исчез. Затем послышался гулкий, как удар грома, взрыв, поражающий воображение даже на таком расстоянии. Вслед за ним — глухой рокот: гигантским снопом поднялись ввысь и рухнули в бухту тысячи тонн камня! То же произошло и с двумя гигантскими орудиями крепости Навароне. Еще стоял в ушах грохот, еще не замерло вдали эхо, а из облаков, серебря рябь воды по правому борту «Сирдара», выплыла полная луна. Над кильватерной струей за кормой эсминца, сверкая, взлетали брызги. Прямо по носу, залитый белым лунным светом, дремал загадочный и далекий остров Керос.

CHAPTER 2 Sunday Night 1900--0200 "Coffee, sir?" Mallory stirred and groaned and fought his way up from the depths of exhausted sleep. Painfully he eased himself back on the metal-framed bucket-seat, wondering peevishly when the Air Force was going to get round to upholstering these fiendish contraptions. Then he was fully awake, tired, heavy eyes automatically focusing on the luminous dial of his wrist-watch. Seven o'clock. Just seven o'clock--he'd been asleep barely a couple of hours. Why hadn't they let him sleep on? "Coffee, sir?" The young air-gunner was still standing patiently by his side, the inverted lid of an ammunition box serving as a tray for the cups he was carrying. "Sorry, boy, sorry." Mallory struggled upright in his seat, reached up for a cup of the steaming liquid, sniffed it appreciatively. "Thank you. You know, this smells just like real coffee." "It is, sir." The young gunner smiled proudly. 'We have a percolator in the galley." "He has a percolator in the galley." Mallory shook his head in disbelief. "Ye gods, the rigours of war in the Royal Air Force!" He leaned back, sipped the coffee luxuriously and sighed in contentment. Next moment he was on his feet, the hot coffee splashing unheeded on his bare knees as he stared out the window beside him. He looked at the gunner, gestured in disbelief at the mountainous landscape unrolling darkly beneath them. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "What the hell goes on here? We're not due till two hours after dark--and it's barely gone sunset! Has the pilot--?" "That's Cyprus, sir." The gunner grinned. "You can just see Mount Olympus on the horizon. Nearly always, going to Casteirosso, we fly a big dog-leg over Cyprus. It's to escape observation, sir; and it takes us well clear of Rhodes." "To escape observation, he says!" The heavy trans-atlantic drawl came from the bucket-seat diagonally across the passage: the speaker was lying collapsed-- there was no other word for it--in his seat, the bony knees topping the level of the chin by several inches. "My Gawd! To escape observation!" he repeated in awed wonder. "Dog-legs over Cyprus. Twenty miles out from Alex by launch so that nobody ashore can see us taldn' off by plane. And then what?" He raised himself painfully in his seat, eased an eyebrow over the bottom of the window, then fell back again, visibly exhausted by the effort. "And then what? Then they pack us into an old crate that's painted the whitest white you ever saw, guaranteed visible to a blind man at a hundred miles--'specially now that it's gettin' dark." "It keeps the heat out," the young gunner said defensively. "The heat doesn't worry me, son." The drawl was tireder, more lugubrious than ever. "I like the heat. What I don't like are them nasty cannon shells and bullets that can ventilate a man in all the wrong places." He slid his spine another impossible inch down the seat, closed his eyes wearily and seemed asleep in a moment. The young gunner shook his head admiringly and smiled at Mallory. "Worried to hell, isn't he, sir?" Mallory laughed and watched the boy disappear for'ard into the control cabin. He sipped his coffee slowly, looked again at the sleeping figure across the passage. The blissful unconcern was magnificent: Corporal Dusty Miller of the United States, and more recently of the Long Range Desert Force, would be a good man to have around. He looked round at the others and nodded to himself in satisfaction. They would all be good men to have around. Eighteen months in Crete had developed in him an unerring sense for assessing a man's capacity for survival in the peculiar kind of irregular warfare in which he himself bad been so long engaged. Offhand he'd have taken long odds on the capacity of these four to survive. In the matter of picking an outstanding team Captain Jensen, he reckoned, had done him proud. He didn't know them all yet--not personally. But he was intimately acquainted with the exhaustive dossier that Jensen held on each one of them. These were reassuring, to say the least. Or was there perhaps a slight question mark against Stevens's. Mallory wondered, looked across the passage at the fair-haired, boyish figure gazing out eagerly beneath the gleaming white wing of he Sunderland. Lieutenant Andy Stevens, R.N.V.R., had been chosen for this assignment for three reasons. He would navigate the craft that was to take them to Navarone: he was a firstclass Alpinist, with several outstanding climbs to his record: and, the product of the classical side of a redbrick university, he was an almost fanatical philheliene, fluent in both Ancient and Modern Greek, and had spent his last two long vacations before the war as a tourist courier in Athens. But he was young, absurdly young, Mallory thought as he looked at him, and youth could be dangerous. Too often, in that island guerrilla warfare, it had been fatal. The enthusiasm, the fire, the zeal of youth was not enough: rather, it was too much, a positive handicap. This was not a war of bugle calls and roaring engines and magnificent defiance in the Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html clamour of battle: this was a war of patience and endurance and stability, of cunning and craft and stealth, and these were not commonly the attributes of youth. . . . But he looked as if he might learn fast. Mallory stole another glance at Miller. Dusty Miller, he decided, had learnt it all a long, long time ago. Dusty Miller on a white charger, the bugle to his lips--no, his mind just refused to encompass the incongruity of it. He just didn't look like Sir Launcelot. He just looked as if he bad been around for a long, long time and had no illusions left. Corporal Miller had, in fact, been around for exactly forty years. By birth a Californian, by descent three parts Irish and one part Central European, he had lived and fought and adventured more in the previous quarter a century than most men would in a dozen lifetimes. Silver-miner in Nevada, tunneler in Canada and oil-fire ihooter all over the globe, he had been in Saudi Arabia when Hitler attacked Poland. One of his more remote maternal ancestors, some time around the turn of the century, had lived in Warsaw, but that had been affront enough for Miller's Irish blood. He had taken the first available plane to Britain and lied his way into the Air Force, where, to his immense disgust, and because of his age, he was relegated to the rear turret of a Wellington. His first operational flight had been bis last. Within ten minutes of taking off from the Menidi airfield outside Athens on a January night in 1941, engine failure had brought them to an ignominious though weli-cushioned end in a paddy field some miles north-west of the city. The rest of the winter he had spent seething with rage in a cookhouse back in Menidi. At the beginning of April he resigned from the Air Force without telling anyone and was making his way north towards the fighting and the Albanian frontier when he met the Germans coming south. As Miller afterwards told it, he reached Nauplion two blocks ahead of the nearest panzer division, was evacuated by the transport _Slamat_, sunk, picked up by the destroyer _Wryneck_, sunk, and finally arrived in Alexandria in an ancient Greek caique, with nothing left him in the world but a fixed determination never again to venture in the air or on the sea. Some months later he was operating with a long-range striking force behind the enemy lines in Libya. He was, Mallory mused, the complete antithesis to Lieutenant Stevens. Stevens, young. fresh, enthusiastic, correct and immaculately dressed, and Miller, dried-up; lean, stringy, immensely tough and with an almost pathological aversion to spit and polish. How well the nickname "Dusty" suited him: there could hardly have been a greater contrast Again, unlike Stevens, Miller had never climbed a mountain in his life and the only Greek words he knew were invariably omitted from the dictionaries. And both these facts were of no importance at all. Miller had been picked for one reason only. A genius with explosives, resourceful and cool, precise and deadly in action, he was regarded by Middle East Intelligence in Cairo as the finest saboteur in southern Europe. Behind Miller sat Casey Brown. Short, dark and compact, Petty Officer Telegraphist Brown was a Clydesider, in peacetime an installation and testing engineer in a famous yacht-builder's yard on the Garelock. The fact that he was a born and ready-made engine-room artificer had been so blindingly obvious that the Navy had missed it altogether and stuck him in the Communications Branch. Brown's ill luck was Mallory's good f ortune. Brown would act as the engineer of the boat taking them to Navarone and would maintain radio contact with base. He had also the further recommendation of being a first-class guerrilla fighter: a veteran of the Special Boat Service, he held the D.C.M. and D.S.M. for his exploits in the Aegean and off the coast of Libya. The fifth and last member of the party sat directly behind Mallory. Mallory did not have to turn round to look at him. He already knew him, knew him better than he knew anyone else in the world, better even than he knew his own mother. Andrea, who had been his lieutenant for all these eighteen interminable months in Crete, Andrea of the vast bulk, the continual rumbling laughter and tragic past, with whom he had eaten, lived and slept in caves, rock-shelters and abandoned shepherd's huts while Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html constantly harried by German patrols and aircraft--that Andrea had become his _alter ego_, his _doppelganger_: to look at Andrea was to look in a mirror to remind himself what he was like. There was no question as to why Andrea had come along. He wasn't there primarily because he was a Greek himself, with an intimate knowledge of the islander's language, thought and customs, nor even because of his perfect understanding with Mallory, although all these things helped. He was, instead, there exclusively for the protection and safety he afforded. Endlessly patient, quiet and deadly, tremendously fast in spite of his bulk, and with a feline stealth that exploded into berserker action, Andrea was the complete fighting machine. Andrea was their insurance policy against failure. Mallory turned back to look out the window again, then nodded to himself in imperceptible satisfaction. Jensen probably couldn't have picked a better team if he'd scoured the whole Mediterranean theatre. It suddenly occurred to Mallory that Jensen probably had done just that. Miller and Brown had been recalled to Alexandria almost a month ago. It was almost as long since Stevens's relief had arrived aboard his cruiser in Malta. And if their battery-charging engine hadn't slipped down that ravine in the White Mountains, and if the sorely harassed runner from the nearest listening post hadn't taken a week to cover fifty miles of snowbound, enemy patrolled mountains and another five days to find them, he and Andrea would have been in Alexandria almost a fortnight earlier. Mallory's opinion of Jensen, already high, rose another notch. A far-seeing man who planned accordingly, Jensen must have had all his preparations for this made even before the first of the two abortive parachute landings on Navarone. It was eight o'clock and almost totally dark inside the plane when Mallory rose and made his way for'ard to the control cabin. The captain, face wreathed in tobacco smoke; was drinking coffee: the co-pilot waved a languid hand at his approach and resumed a bored scanning of the scene ahead. "Good evening." Mallory smiled. "Mind if I come in?" "Welcome in my office any time," the pilot assured him. "No need to ask." "I only thought you might be busy. . . ." Mallory stopped and looked again at the scene of masterly inactivity. "Just who is flying this plane?" he asked. "George. The automatic pilot." He waved a coffeecup in the direction of a black, squat box, its blurred outlines just visible in the near darkness. "An industrious character, and makes a damn' sight fewer mistakes than that idle hound who's supposed to be on watch. . . . Anything on your mind, Captain?" "Yes. What were your instructions for to-night?" "Just to set you blokes down in Castelrosso when it was good and dark." The pilot paused, then said frankly, "I don't get it. A ship this size for only five men and a couple of hundred odd pounds of equipment. Especially to Castelrosso. Especially after dark. Last plane that came down here after dark just kept on going down. Underwater obstruction--dunno what it was. Two survivors." "I know. I heard. I'm sorry, but I'm under orders too. As for the rest, forget it--and I mean forget. Impress on your crew that they mustn't talk. They've never seen us." The pilot nodded glumly. "We've all been threatened with court-martial already. You'd think there Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html was a ruddy war on." "There is. . . . We'll be leaving a couple of cases behind. We're going ashore in different clothes. Somebody will be waiting for our old stuff when you get back." "Roger. And the best of luck, Captain. Official secrets, or no official secrets, I've got a hunch you're going to need it." "If we are, you can give us a good send-off." Mallory grinned; "Just set us down in one piece, will you?" "Reassure yourself, brother," said the pilot firmly. "Just set your mind at ease. Don't forget--I'm in this ruddy plane too." The clamour of the Sunderland's great engines was still echoing in their ears when the stubby little motorboat chugged softly out of the darkness and nosed alongside the gleaming hull of the flying-boat. There was no time lost, there were no words spoken; within a minute the five men and all their gear had been embarked; within another the little boat was rubbing to a stop against the rough stone Navy jetty of Castelrosso. Two ropes went spinning up into the darkness, were caught and quickly secured by practised hands. Amidships, the rust-scaled iron ladder, recessed deep into the stone, stretched up into the star-dusted darkness above: as Mallory reached the top, a figure stepped forward out of the gloom. "Captain Mallory?" "Yes." "Captain Briggs, Army. Have your men wait here, will you? The Colonel would like to see you." The nasal voice, peremptory in its clipped affectation, was far from cordial. Mallory stirred in slow anger, but said nothing. Briggs sounded like a man who might like his bed or his gin, and maybe their late visitation was keeping him from either or both. War was hell. They were back in ten minutes, a third figure followIng behind them. Mallory peered at the three men standing on the edge of the jetty, identified them, then peered around again. "Where's Miller got to?" he asked. "Here, boss, here." Miller groaned, eased his back off a big, wooden bollard, climbed wearily to his feet. "Just restin', boss. Recuperatin', as you might say, from the nerve-rackin' rigours of the trip." "When you're all _quite_ ready," Briggs said acidly, "Matthews here will take you to your quarters. You are to remain on call for the Captain, Matthews. Colonel's orders." Briggs's tone left no doubt that he thought the Colonel's orders a piece of arrant nonsense. "And don't forget, Captain--two hours, the Colonel said." "I know, I know," Mallory said wearily. "I was there when he said it. It was to me he was talking. Remember? All right, boys, if you're ready." Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "Our gear, sir?" Stevens ventured. "Just leave it there. Right, Matthews, lead the way, will you?" Matthews led the way along the jetty and up interminable flights of steep, worn steps, the others following in Indian file, rubber soles noiseless on the stone. He turned sharply right at the top, went down a narrow, winding alley, into a passage, climbed a flight of creaking, wooden stairs, opened the first door in the corridor above. "Here you are, sir. I'll just wait in the corridor outside." "Better wait downstairs," Mallory advised. "No offence, Matthews, but the less you know of this the better." He followed the others into the room, closing the door behind him. It was a small, bleak room, heavily curtained. A table and half a dozen chairs took up most of the space. Over in the far corner the springs of the single bed creaked as Corporal Miller stretched himself out luxuriously, hands clasped behind his head. "Gee!" he murmured admiringly. "A hotel room. Just like home. Kinda bare, though." A thought occurred to him. "Where are all you other guys gonna sleep?" "We aren't," Mallory said briefly. "Neither are you. We're pulling out in less than two hours." Miller groaned. "Come on, soldier," Mallory went on relentlessly. "On your feet." Miller groaned again, swung his legs over the edge of the bed and looked curiously at Andrea. The big Greek was quartering the room methodically, pulling out lockers, turning pictures, peering behind curtains and under the bed. "What's he doin'?" Miller asked. "Lookin' for dust?" "Testing for listening devices," Mallory said curtly. "One of the reasons why Andrea and I have lasted so long." He dug into the inside pocket of his tunic, a dark naval battledress with neither badge nor insignia, pulled out a chart and the map Vlachos had given him, unfolded and spread them out. "Round the table, all of you. I know you've been bursting with curiosity for the past couple of weeks, asking yourselves a hundred questions. Well, here are all the answers. I hope you like them. . . . Let me introduce you to the island of Navarone." Mallory's watch showed exactly eleven o'clock when he finally sat back, folded away the map and chart. He looked quizzically at the four thoughtful faces round the table. "Well, gentlemen, there you have it. A lovely set-up, isn't it?" He smiled wryly. "If this was a film, my next line should be, 'Any questions, men?' But we'll dispense with that because I just wouldn't have any of the answers. You all know as much as I do." "A quarter of a mile of sheer cliff, four hundred feet high, and he calls it the only break in the defences." Miller, his head bent moodily over his tobacco tin, rolled a long, thin cigarette with one expert Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html hand. "This is just crazy, boss. Me, I can't even climb a bloody ladder without falling off." He puffed strong, acrid clouds of smoke into the air. "Suicidal. That's the word I was lookin' for. Suicidal. One buck gets a thousand we never get within five miles of them gawddamned guns!" "One in a thousand, eh?" Mallory looked at him for a long time without speaking. "Tell me, Miller, what odds are you offering on the boys on Kheros?" "Yeah." Miller nodded heavily. "Yeah, the boys on Kheros. Fd forgotten about them. I just keep thinkin' about me and that damned cliff." He looked hopefully across the table at the vast bulk of Andrea. "Or maybe Andrea there would carry me up. He's big enough, anyway." Andrea made no reply. His eyes were half-closed, his thoughts could have been a thousand miles away. "We'll tie you hand and foot and haul you up on the end of a rope," Stevens said unkindly. "We'll try to pick a fairly sound rope," he added carelessly. The words, the tone, were jocular enough, but the worry on his face belied them. Mallory apart, only Stevens appreciated the almost insuperable technical difficulties of climbing a sheer, unknown cliff in the darkness. He looked at Mallory questioningly. "Going up alone, sir, or--" "Excuse me, please." Andrea suddenly sat forward, his deep rumble of a voice rapid in the clear, idiomatic English he had learnt during his long association with Mallory. He was scribbling quickly on a piece of paper. "I have a plan for climbing this cliff. Here is a diagram. Does the Captain think this is possible?" He passed the paper across to Mallory. Mallory looked at it, checked, recovered, all in the one instant. There was no diagram on it. There were only two large, printed words: "Keep talking." "I see," Mallory said thoughtfully. "Very good indeed, Andrea. This has distinct possibilities." He reversed the paper, held it up before him so that they could all see the words. Andrea had already risen to his feet, was padding cat-footed towards the door. "Ingenious, isn't it, Corporal Miller," he went on conversationally. "Might solve quite a lot of our difficulties." "Yeah." The expression on Miller's face hadn't altered a fraction, the eyes were still half-closed against the smoke drifting up from the cigarette dangling between his lips. "Reckon that might solve the problem, Andrea--and get me up in one piece, too." He laughed easily, concentrated on screwing a curiously-shaped cylinder on to the barrel of an automatic that had magically appeared in his left hand. "But I don't quite get that funny line and the dot at--" It was all over in two seconds--literally. With a deceptive ease and nonchalance Andrea opened the door with one hand, reached out with the other, plucked a wildly-struggling figure through the gap, set him on the ground again and closed the door, all in one concerted movement. It had been as soundless as it had been swift. For a second the eavesdropper, a hatchet-faced, swarthy Levantine in. badly-fitting white shirt and blue trousers, stood there in shocked immobility, blinking rapidly in the unaccustomed light. Then his hand dived in under his shirt. "Look out!" Miller's voice was sharp, the automatic lining up as Mallory's hand closed over his. "Watch!" Mallory said softly. The men at the table caught only a flicker of blued steel as the knife arm jerked convulsively back Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html and plunged down with vicious speed. And then, incredibly, hand and knife were stopped dead in midair, the gleaming point only two inches from Andrea's chest. There was a sudden scream of agony, the ominous cracking of wrist bones as the giant Greek tightened his grip, and then Andrea had the blade between finger and thumb, had removed the knife with the tender, reproving care of a parent saving a well-loved but irresponsible child from himself. Then the knife was reversed, the point was at the Levantine's throat and Andrea was smiling own pleasantly into the dark and terror stricken eyes. Miller let out a long breath, half-sigh, half-whistle. "Well, now," he murmured, "I guess mebbe Andrea has done that sort of thing before?" "I guess maybe he has," Mallory mimicked. "Let's have a closer look at exhibit A, Andrea." Andrea brought his prisoner close up to the table, well within the circle of light. He stood there sullenly before them, a thin, ferret-faced man, black eyes dulled In pain and fear, left hand cradling his crushed wrist. "How long do you reckon this fellow's been outside, Andrea?" Mallory asked. Andrea ran a massive hand through his thick, dark, curling hair, heavily streaked with grey above the temples. "I cannot be sure, Captain. I imagined I heard a noise--a kind of shuffle--about ten minutes ago, but r thought my ears were playing tricks. Then I heard the same sound a minute ago. So I am afraid--" "Ten minutes, eh?" Mallory nodded thoughtfully, then looked at the prisoner. "What's your name?" he asked sharply. "What are you doing here?" There was no reply. There were only the sullen eyes, the sullen silence--a silence that gave way to a sudden yelp of pain as Andrea cuffed the side of his head. "The Captain is asking you a question," Andrea said reproachfully. He cuffed him again, harder this time. "Answer the Captain." The stranger broke into rapid, excitable speech, gesticulating wildly with both hands. The words were quite unintelligible. Andrea sighed, shut off the torrent by the simple expedient of almost encircling the scrawny throat with his left hand. Mallory looked questioningly at Andrea. The giant shook his head. "Kurdistan or Armenian, Captain, I think. But I don't understand it." "I certainly don't," Mallory admitted. "Do you speak English?" he asked suddenly. Black, hate-filled eyes glared back at him in silence. Andrea cuffed him again. "Do you speak English?" Mallory repeatea relentlessly. "Eenglish? Eenglish?" Shoulders and upturned palms lifted in the age-old gesture of incomprehension. "Ka Eenglish!" Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "He says he don't speak English," Miller drawled. "Maybe he doesn't and maybe he does," Mallory said evenly. "All we know is that he _has_ been listening and that we can't take any chances. There are far too many lives at stake." His voice suddenly hardened, the eyes were grim and pitiless. "Andrea!" "Captain?" "You have the knife. Make it clean and quick. Between the shoulder blades!" Stevens cried out in horror, sent his chair crashing back as be leapt to his feet. "Good God, sir, you can't--" He broke off and stared in amazement at the sight of the prisoner catapulting himself bodily across the room to crash into a distant corner, one arm up-curved in rigid defence, stark, unreasoning panic limned in every feature of his face. Slowly Stevens looked away, saw the triumphant grin on Andrea's face, the dawning comprehension in Brown's and Miller's. Suddenly he felt a complete fool Characteristically, Miller was the first to speak. "Waal, waal, whaddya know! Mebbe he does speaka da Eenglish after all." "Maybe he does," Mallory admitted. "A man doesn't spend ten minutes with his ear glued to a keyhole if he doesn't understand a word that's being said. . . . Give Matthews a call, will you, Brown?" The sentry appeared in the doorway a few seconds later. "Get Captain Briggs here, will you, Matthews?" he asked. "At once, please." The soldier hesitated. "Captain Briggs has gone to bed, sir. He left strict orders that he wasn't to be disturbed." "My heart bleeds for Captain Briggs and his broken slumbers," Mallory said acidly. "He's had more sleep in a day than I've had in the past week." He glanced at his watch and the heavy brows came down in a straight line over the tired, brown eyes. "We've no time to waste. Get him here at once. Understand? At once!" Matthews saluted and hurried away. Miller cleared his throat and clucked his tongue sadly. "These hotels are all the same. The goin's-on--you'd never believe your eyes. Remember once I was at a convention in Cincinnati--" Mallory shook his head wearily. "You have a fixation about hotels, Corporal. This is a military establishment and these are army officers' billets." Miller made to speak but changed his mind. The American was a shrewd judge of people. There were those who could be ribbed and those who could not be ribbed. An almost hopeless mission, Miller was quietly aware, and as vital as it was, in his opinion, suicidal; but he was beginning to understand why Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html they'd picked this tough, sunburnt New Zealander to lead it. They sat in silence for the next five minutes, then looked up as the door opened. Captain Briggs was hatless and wore a white silk muffler round his throat in place of the usual collar and tie. The white contrasted oddly with the puffed red of the heavy neck and face above. These had been red enough when Mallory had first seen them in the Colonel's office--high blood pressure and even higher living, Mallory had supposed: the extra deeper shades of red and purple now present probably sprung from a misplaced sense of righteous indignation. A glance at the choleric eyes, gleaming lightblue prawns afloat in a sea of vermilion, was quite enough to confirm the obvious. "I think this is a bit much, Captain Mallory!" The voice was high pitched in anger, more nasal than ever. "I'm not the duty errand-boy, you know. I've had a damned hard day and--" "Save it for your biography," Mallory said curtly, "and take a gander at this character in the corner." Briggs's face turned an even deeper hue. He stepped into the room, fists balled in anger, then stopped in his tracks as his eye lit on the crumpled, dishevelled flgure still crouched in the corner of the room. "Good God!" he ejaculated. "Nicolai!" "You know him." It was a statement, not a question. "Of course I know him!" Briggs snorted. "Everybody knows him. Nicolal. Our laundry-boy." "Your laundry-boy! Do his duties entail snooping around the corridors at night, listening at keyholes?" "What do you mean?" "What I say." Mallory was very patient. "We caught him listening outside the door." "Nicolai? I don't believe it!" "Watch it, mister," Miller growled. "Careful who you call a liar. We all saw him." Briggs stared in fascination at the black muzzle of the automatic waving negligently in his direction, gulped, looked hastily away. "Well, what if you did?" He forced a smile. "Nicolai can't speak a word of English." "Maybe not," Mallory agreed dryly. "But he understands it well enough." He raised his hand. "I've no desire to argue all night and I certainly haven't the time. Will you please have this man placed under arrest, kept in solitary confinement and incommunicado for the next week at least. It's vital. Whether he's a spy or just too damned nosy, he knows far too much. After that, do what you like. My advice is to kick him out of Castelrosso." "_Your_ advice, indeed!" Briggs's colour returned, and with it his courage. "Who the hell are you to give me advice or to give me orders, Captain Mallory?" There was a heavy emphasis on the word "captain." "Then I'm asking it as a favour," Mallory pleaded wearily. "I can't explain, but it's terribly important. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html There are hundreds of lives "Hundreds of lives!" Briggs sneered. "Melodramatic stuff and nonsense!" He smiled unpleasantly. "I suggest you keep that for _your_ cloak-and-dagger biography, Captain Mallory." Mallory rose, walked round the table, stopped a foot away from Briggs. The brown eyes were still and very cold. "I could go and see your Colonel, I suppose. But I'm tired of arguing. You'll do exactly as I say or I'll go straight to Naval H.Q. and get on the radio-telephone to Cairo. And if I do," Mallory went on, "I swear to you that you'll be on the next ship home to England--and on the troop-deck, at that." His last words seemed to echo in the little room for an interminable time: the stillness was intense. And then, as suddenly as it had arisen, the tension was gone and Briggs's face, a now curiously mottled white and red, was slack and sullen in defeat. "All right, all right," he said. "No need for all these damned stupid threats--not if it means all that much to you." The attempt to bluster, to patch up the shredded rags of his dignity, was pathetic in its transparency. "Matthews--call out the guard." The torpedo-boat, great engines throttled back half speed, pitched and lifted, pitched and lifted with monotonous regularity as it thrust its way into the long, gentle swell from the W.N.W. For the hundredth time that night Mallory looked at his watch. "Running behind time, sir?" Stevens suggested. Mallory nodded. "We should have stepped straight into this thing from the Sunderland--there was a hold-up." Brown grunted. "Engine trouble, for a flyer." The aydeside accent was very heavy. "Yes, that's right." Mallory looked up, surprised. "How did you know?" "Always the same with these blasted M.T.B. engines," Brown growled. "Temperamental as a film star." There was silence for a time in the tiny blacked-out cabin, a silence broken only by the occasional clink of a glass. The Navy was living up to its traditional hospitality. "If we're late," Miller observed at last, "why doesn't the skipper open her up? They tell me these crates can do forty to fifty knots." "You look green enough already," Stevens said tactlessly. "Obviously, you've never been in an M.T.B. full out in a heavy sea." Miller fell silent a moment. Clearly, he was trying to take his mind off his internal troubles. "Captain?" Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "Yes, what is it?" Mallory answered sleepily. He was stretched full length on a narrow settee, an almost empty glass in his fingers. "None of my business, I know, boss, but--would you have carried out that threat you made to Captain Briggs?" Mallory laughed. "It _is_ none of your business, but--well, no, Corporal, I wouldn't. I wouldn't because I couldn't. I haven't all that much authority invested in me--and I didn't even know whether there was a radio-telephone in Castelrosso." "Yeah. Yeah, do you know, I kinda suspected that." Corporal Miller rubbed a stubbled chin. "If he'd called your bluff, what would you have done, boss?" "I'd have shot Nicolai," Mallory said quietly. "If the colonel had failed me, I'd have had no choice left." "I knew that too. I really believe you would. For the first time I'm beginning to believe we've got a chance.. . . But I kinda wish you had shot him--and little Lord Fauntleroy. I didn't like the expression on old Briggs' face when you went out that door. Mean wasn't the word. He coulda killed you then. You trampled right over his pride, boss--and to a phoney like that nothin' else in the world matters." Mallory made no reply. He was already sound asleep, his empty glass fallen from his hand. Not even the banshee clamour of the great engines opening full out as they entered the sheltered calm of the Rhodes channel could plumb his bottomless abyss of sleep.

Глава 2 В воскресенье ночью. 19:00-02:00 — Кофе, сэр? Мэллори зашевелился, застонал и очнулся от тяжелого сна. Откинувшись на жесткую спинку кресла, он сварливо пробурчал: Интересно, когда в авиации появятся мягкие кресла вместо этих чудовищных сооружений? — Окончательно проснувшись, капитан машинально взглянул на светящийся циферблат наручных часов. Еще только семь! Выходит, он спал каких-то два часа. Дали бы еще вздремнуть! — Кофе, сэр? — терпеливо повторил молодой воздушный стрелок, державший в руках крышку от ящика из-под боеприпасов, на которой стояли чашки кофе. — Извини, дружок. — Выпрямившись, Мэллори, взял в руки чашку, одобрительно понюхал ароматный напиток. — Спасибо. Пахнет, как натуральный кофе. — Натуральный и есть, сэр, — гордо улыбнулся стрелок. У нас на камбузе и кофеварка имеется. — Кофеварка! — удивился Мэллори. — Хорошо устроились авиаторы. Тяготы военного времени вам нипочем! — Откинувшись на спинку кресла, он вдохнул аромат кофе. Но тут же вскочил, ошпарив колени горячей жидкостью, и посмотрел в иллюминатор. Взглянув на стрелка, он показал вниз, на горный ландшафт. — В чем дело, черт побери? Мы должны прилететь через два часа после наступления темноты... А ведь едва зашло солнце. Что, пилот рехнулся?.. — Это Кипр, сэр, — улыбнулся воздушный стрелок. — Вот там, на горизонте, Олимп. Мы почти всегда делаем крюк и проходим над Кипром, когда летим в Кастельроссо. Чтобы нас не заметили, сэр. К тому же, так мы оказываемся в стороне от Родоса. — Скажет тоже! Чтобы нас не заметили... — послышался протяжный американский говорок. Говоривший не сидел, а лежал в кресле. Костлявые колени задрались выше подбородка. — Черт меня побери! Чтобы не заметили! — повторил он в недоумении. — Делаем крюк, пролетая над Кипром. Двадцать миль везут на катере из Александрии, чтобы никто не заметил с берега, как нас сажают в гидроплан. А что потом? — он с трудом приподнялся с места, взглянул в иллюминатор и снова рухнул в кресло, явно утомленный таким усилием. — А потом нас запихивают в этот летающий гроб, выкрашенный ослепительно белой краской, так что его за сто миль и слепой увидит. — Белый цвет отражает солнечные лучи, — стал оправдываться воздушный стрелок. — Мне солнце не мешает, сынок, — устало отозвался американец. — Жара мне по душе. А вот что не по душе, так это снаряды и пули, которые могут наделать в нас лишних дырок... Опустившись в кресло еще ниже, янки устало закрыл глаза и тотчас уснул. Молодой стрелок восхищенно покачал головой и улыбнулся капитану. — Какой нервный, правда, сэр? Засмеявшись, Мэллори посмотрел вслед стрелку, который исчез в кабине пилотов. Неторопливо прихлебывая, кофе, взглянул на спящего, восхищенный его олимпийским спокойствием. Такого парня, как капрал американской армии Дасти Миллер, недавно включенный в отряд рейнджеров, хорошо иметь рядом. Новозеландец с удовлетворением оглядел и остальных. Под стать Миллеру и они. Проведя полтора года на Кипре, капитан научился безошибочно определять, подходит тот или иной солдат для действий в условиях партизанской войны. За этих он с ходу мог поручиться. Каперанг Дженсен умеет подбирать людей. Мэллори еще не был знаком с ними, но внимательно изучил подробнейшие досье на каждого. Он остался больше чем удовлетворен тем, что узнал. Лишь Стивенс вызывал в нем тень сомнения. Мэллори посмотрел на белокурого лейтенанта, почти мальчика. Тот жадно вглядывался в землю, проплывавшую под белым крылом «сандерленда». Лейтенанта добровольческого запаса ВМС Энди Стивенса выбрали по трем причинам. Во-первых, он поведет судно, которое доставит их на остров Навароне. Во-вторых, он первоклассный альпинист, на его счету несколько сложных восхождений. В-третьих, он выпускник университета, фанатично влюбленный в эллинистику, свободно говорит на греческом и новогреческом. Перед войной он дважды проводил отпуск в Афинах, работая агентом туристского бюро. Но молод, совсем зеленый юнец. А молодость подчас опасное свойство. На Крите обстоятельство это часто становилось роковым. Воодушевление, юношеская горячность чаще всего были излишни. На этой войне не услышишь трубного зова, рева моторов; пыл и презрение к смерти тут не нужны. Здесь нужно иное: терпение, выносливость, стойкость, умение перехитрить противника — качества, редко присущие молодым. Но, похоже, этот парень сумеет быстро обучиться. Новозеландец еще раз взглянул на Миллера. Янки давно всему научился. Дасти Миллер на белом коне, с рогом, прижатым к губам? Такое в голове не укладывается. На сэра Ланселота, рыцаря короля Артура, он ничуть не похож. С виду это человек, проживший большую жизнь и утративший все иллюзии. Действительно, капрал Миллер прожил на свете ровно сорок лет. Уроженец Калифорнии, на три четверти ирландец, на одну четверть поляк, за последние двадцать пять лет он повидал и пережил столько, сколько хватило бы и на дюжину жизней. Работал на серебряных рудниках Невады, проходчиком туннелей в Канаде, тушил пожары на нефтепромыслах во всех странах света. Он находился в Саудовской Аравии, когда Гитлер напал на Польшу. Кто-то из его дальних родственников по материнской линии жил в Варшаве в начале нынешнего столетия. Этого было достаточно, чтобы в Миллере вскипела ирландская кровь. Сев в первый же самолет, он улетел в Великобританию и обманным путем попал в авиацию. К неописуемому возмущению Дасти, из-за возраста его назначили башенным стрелком на бомбардировщик типа «веллингтон». Первый боевой вылет Миллера оказался и последним. Через десять минут после взлета с аэродрома Мениди под Афинами январской ночью 1941 года отказал мотор, и в нескольких милях к северо-западу от города самолет упал на рисовое поле, что смягчило удар. Остаток зимы Дасти провел на кухне того же аэродрома Мениди, злясь на всех и вся. В начале апреля, не сказав никому ни слова, он ушел из расположения базы и направился на север, к албанской границе, где шли бои. Там он встретил немцев, двигавшихся на юг. Он впоследствии рассказывал, что добрался до порта Науплион, едва не попав под гусеницы наступавшей танковой дивизии немцев. Эвакуировали его на транспорте «Слават», транспорт потопили. Дасти Миллера подобрал эсминец «Райне», но и его потопили. На ветхом греческом каике Миллер добрался, наконец, до Александрии, твердо решив никогда больше не летать и не плавать на морских судах. Через несколько месяцев он уже служил в экспедиционном корпусе, действовавшем в тылу у немцев в Ливии. Дасти — полная противоположность лейтенанту Стивенсу, размышлял Мэллори. Молодой, восторженный, подтянутый, вежливый, безукоризненно одетый Стивенс и поджарый, худой, жилистый, чрезвычайно выносливый, с почти патологическим отвращением к внешнему лоску Миллер. Прозвище «Дасти» — запыленный — очень подходило к нему. В отличие от Стивенса он ни разу не поднимался на горный склон. Немногие греческие слова, которые знал Дасти, вы не нашли бы ни в одном словаре. Но оба эти обстоятельства не имели никакого значения. Выбрали Миллера по одной причине. Руководителям британской разведки на Среднем Востоке он был известен как высшей пробы подрывник, находчивый и хладнокровный, умеющий аккуратно и точно работать; как лучший в Южной Европе специалист по этой части. Сзади Миллера сидел старшина береговой службы радиосвязи ВМС Кейси Браун. Невысокий, темноволосый и плотный, он был родом с берегов реки Клайд. В мирное время Браун работал механиком-наладчиком на знаменитой верфи в Гарелохе. Не поняв, что перед ними мастер — золотые руки, сущая находка для машинного отделения любого корабля, флотские чиновники сделали его связистом. Неудача Кейси Брауна оказалась на руку Кейту Мэллори. Браун будет за механика на судне, которое должно доставить их на Навароне, и станет поддерживать связь со штабом. В послужном списке Брауна указано, что он первоклассный знаток партизанской войны, ветеран-десантник и дважды награжден за подвиги — в Эгейском море и у побережья Ливии. Пятый и последний участник группы сидел сзади. Мэллори незачем было оборачиваться, чтобы увидеть его. Капитан знал его лучше родной матери. На Крите Андреа был его правой рукой все эти долгие восемнадцать месяцев. С крупной фигурой, громким смехом и трагическим прошлым. Они вместе ели, жили, спали в пещерах, в расщелинах скал, в заброшенных пастушьих хижинах, постоянно преследуемые немецкими дозорами и самолетами. Андреа стал его alter ego, его Doppelganger[1]. Посмотрев на Андреа, Мэллори видел себя как в зеркале. Андреа выбрали вовсе не потому, что он был греком, хорошо знал язык, обычаи и образ мыслей островитян. И даже не потому, что они с Мэллори понимали друг друга с полуслова, хотя и это имело значение. Его взяли исключительно для охраны и безопасности группы. Удивительно терпеливый, спокойный и беспощадный к врагам грек был чрезвычайно подвижен, несмотря на свой рост. Лень и медлительность могли мгновенно смениться взрывом неистовой ярости — таков был Андреа, великолепный военный механизм. Он был их гарантией от неудач. Мэллори снова посмотрел в иллюминатор и еле заметно кивнул, удовлетворенный. Дженсену не удалось бы набрать лучшей группы, обшарь он все Средиземноморье. Неожиданно капитан понял, что к этому-то и стремился каперанг. Ведь Миллера и Брауна отозвали в Александрию почти месяц назад. Почти тогда же на крейсер, базировавшийся на Мальту, прислали замену Стивенсу. И если бы устройство для зарядки аккумуляторов не сорвалось в ущелье в Белых горах, если бы взмыленный посыльный с ближайшего поста радиоразведки не потерял неделю, чтобы добраться до них, преодолев пятьдесят миль по заснеженным горам, избегая встреч с немецкими дозорами, и еще пять суток, чтобы отыскать их с Андреа, оба они оказались бы в Александрии почти двумя неделями раньше. Каперанг еще больше вырос в глазах Мэллори. Дженсен умеет смотреть далеко вперед и наверняка принял нужные меры задолго до выброски обоих воздушных десантов на остров Навароне, окончившихся провалом. В восемь часов в самолете стало совсем темно. Мэллори поднялся и вошел в кабину пилотов. Окутанный клубами табачного дыма, командир корабля пил кофе. Второй пилот, вялым жестом поприветствовав Мэллори, со скучающим видом рассматривал открывавшуюся перед ним картину. — Добрый вечер, — с улыбкой сказал капитан. — Не помешаю? — Милости просим, — заверил его командир корабля. Можно без стука. — Я думал, что вы заняты... — Мэллори помолчал и, наблюдая за бездельниками, поинтересовался: — А кто же ведет самолет? — Джордж. Автопилот, — рукой, в которой держал чашку кофе, летчик показал на низкий черный ящик, едва различимый в полумраке. — Трудяга, ошибается реже, чем тот лентяй, который должен нести вахту... Чем-то расстроены, капитан? — Да. Какие вам даны распоряжения на сей раз? — Забросить твоих лбов в Кастельроссо, когда хорошенько стемнеет, — помолчав, командир добавил: — Не понимаю. Гонять такую махину, чтобы доставить всего пять человек и двести фунтов снаряжения. Тем более в Кастельроссо. Тем более в темноте. Последний гидроплан, что летел сюда в темноте, утонул. Подводные препятствия или что-то вроде. Спаслось всего двое. — Знаю. Слышал об этом. Сожалею, но у меня тоже приказ. А что до остального — забудьте. Кроме шуток. Предупредите экипаж, чтобы держали язык за зубами. Они нас в глаза не видели. — Нас уже стращали военно-полевым судом, — мрачно кивнул пилот, — можно подумать, что идет война... — Так оно и есть... Мы оставим здесь пару ящиков. Отправимся на берег в другой одежде. Когда вернетесь, наше барахло у вас заберут. — Лады. Желаю вам удачи, капитан. Секреты секретами, но, сдается мне, удача вам будет нужна. — Если так, то для начала высадите нас в собранном виде, — улыбнулся Мэллори. — Не переживай, братишка, — уверенно сказал пилот. — Не бери в голову. Я ведь и сам нахожусь в этой этажерке. В ушах еще звучал грохот мощных моторов «сандерленда», а уже из темноты неслышно появилась тупоносая моторная лодка и пришвартовалась к сверкающему корпусу гидроплана. Времени понапрасну не теряли. Через минуту все пятеро со своим снаряжением оказались на борту моторки, а спустя еще минуту лодка уже терлась бортом о каменный причал Кастельроссо. Взлетели два конца, подхваченные и тотчас закрепленные ловкими руками. Вделанная а углубление в каменном причале ржавая лестница уходила к усыпанному звездами темному небу. Едва Мэллори поднялся на последнюю ступеньку, из мрака выступила чья-то фигура. — Капитан Мэллори? — Я. Это я. — Армейский капитан Бриггс. Извольте приказать вашим людям подождать здесь. Вас хочет видеть полковник. — Капитан Бриггс говорил в нос и не слишком приветливо. Мэллори, готовый вспылить, промолчал. Похоже, этот Бриггс любитель поспать и выпить. Видно, их поздний визит оторвал его от одного или обоих этих занятий. Тот еще вояка. Оба вернулись минут через десять в сопровождении третьего. Мэллори всмотрелся в троих, стоявших на краю пирса, и, узнав их, огляделся вокруг. — А Миллер куда исчез? — спросил он. — Здесь я, шеф, здесь, — простонал Миллер, сидевший, опершись спиной о массивную швартовную тумбу, и с усилием поднялся на ноги. — Отдыхал, шеф. Приходил в себя после утомительного путешествия, как бы вы выразились. — Когда вы все придете в себя, — едко заметая Бриггс, Мэтьюз проводит вас в отведенное вам помещение. Вы остаетесь в распоряжении капитана, Мэтьюз. Приказ полковника, — произнес Бриггс тоном, который не оставлял сомнений, что приказ полковника сущий вздор. — Не забудьте, капитан, полковник сказал, у вас два часа. — Знаю, — устало ответил Мэллори. — Полковник со мной разговаривал. Забыли? Ну, ребятки, пошли, если готовы. — А наше снаряжение, сэр? — спросил Стивенс. — Оставьте его здесь. Ну, Мэтьюз, показывайте дорогу. Следом за Мэтьюзом они шли по пирсу, потом по нескончаемым выщербленным ступеням. Шли гуськом, неслышно ступая каучуковыми подошвами по камням. Поднявшись наверх, вестовой круто повернул направо. Спустившись по узкому извилистому переулку, вошли в дом, вскарабкались по скрипучей деревянной лестнице. Мэтьюз открыл первую дверь в коридоре. — Сюда, сэр. Подожду вас у двери. — Лучше подожди внизу, — посоветовал Мэллори. — Не обижайся, Мэтьюз, но чем меньше будешь знать, тем лучше. Войдя за своими спутниками в помещение, Мэллори затворил дверь. Тесная, неприглядная комнатенка, окна занавешены тяжелыми, плотными портьерами. Стол, с полдюжины стульев. В дальнем углу скрипнули пружины единственной кровати. Сложив на затылке руки, капрал Миллер блаженно потянулся. — Здорово! — восхищенно проговорил он. — Прямо номер в отеле. Совсем как дома. Правда, обстановка скудновата. — Тут он спохватился. — А где же вы собираетесь спать, ребятки? — А мы и не собираемся спать, да и тебе не придется. Через два часа трогаемся дальше. С кровати донесся стон. — Хватит валяться, служивый, — безжалостно продолжал Мэллори. — Поднимайся. Охая, Миллер сбросил ноги с кровати и внимательно посмотрел на Андреа. Рослый грек методично осматривал комнату, открывал шкафы, переворачивал картины, заглядывал за портьеры и под кровать. — Что это он делает? — поинтересовался Миллер. — Пыль вытирает? — Ищет подслушивающие устройства, — ответил Мэллори. Одна из причин, по которым мы с Андреа все еще живы. — Сунув руку во внутренний карман черного кителя, без эмблемы и знаков различия, достал морскую карту и план, составленный Влакосом. Расстелил на столе. — Все сюда, поближе. Уверен, за последние две недели у вас накопилась уйма вопросов. Сейчас получите на них ответ. Надеюсь, он удовлетворит вас... Познакомьтесь, это остров Навароне. Стрелки часов показывали ровно одиннадцать, когда Мэллори, откинувшись на спинку стула, убрал карту и план. Вопросительно посмотрев на озабоченные лица товарищей, произнес: — Теперь, джентльмены, вы все знаете. Задача не из простых, — усмехнулся он криво. — Если бы все происходило в кино, мне следовало бы сейчас сказать: «Вопросы есть, ребята?» Но это мы опустим, потому что ответить на них я не сумею. Теперь вы знаете столько же, сколько и я. — Голую скалу в четверть мили длиной и в сто двадцать два метра высотой он называет единственной брешью в немецкой обороне! — задумчиво произнес Миллер, склоняясь к жестянке с табаком, умело, одной рукой сворачивая цигарку. — Это же идиотизм, командир. Мне и на лестницу не забраться так, чтобы не упасть. — Глубоко затянувшись, он выпустил облако ядовитого дыма. — Самоубийство. Вот что это такое. Ставлю доллар против тысячи, ближе чем на пять миль нам к этим проклятым пушкам не подобраться! — Доллар против тысячи? — взглянул на него пристально Мэллори и, помолчав, прибавил: — А сколько вы поставите, Миллер, на ребят, оставшихся на Керосе! — Н-да... Парни на Керосе, — кивнул головой Миллер. — О них-то я позабыл. Думал только о себе да об этой проклятой скале. — Он выжидательно посмотрел на Андреа, стоявшего по другую сторону стола. — Разве что Андреа поднимет меня наверх. Вон какой здоровяк. Андреа промолчал. Глаза его были полузакрыты. Мысленно он, очевидно, находился за тысячу миль отсюда. — Свяжем вас по рукам и ногам и затащим наверх, недружелюбно заметил Стивенс. — Только бы веревку найти попрочнее, — небрежно бросил юноша. И тон, и слова были шутливы, но лицо было озабоченным. Не считая Мэллори, один Стивене понимал, какая это сложная задача — подняться по отвесной незнакомой скале в полной темноте. Вопросительно взглянув на Мэллори, лейтенант спросил: — Будем подниматься поодиночке, сэр, или же... — Прошу прощения, — Андреа неожиданно подался вперед, продолжая говорить на хорошем английском языке, который усвоил во время продолжительного общения с Мэллори. Он торопливо нацарапал на клочке бумаги несколько слов. — Минуточку. Я составил план подъема на скалу. Вот чертеж. Как думаете, капитан, это реально? Он протянул листок Мэллори. Тот взглянул и все понял. Никакого чертежа не было. Крупными печатными буквами были выведены два слова: «ПРОДОЛЖАЙТЕ РАЗГОВОР». — Понимаю, — задумчиво произнес Мэллори. — Молодчина, Андреа. Толково придумано. — Капитан поднял листок так, чтобы все видели написанное. Вскочив на ноги, неслышно, как кошка, Андреа уже двигался к двери. — Гениально, правда ведь, капрал Миллер? — продолжал Мэллори как ни в чем не бывало. — Разом можно решить многие наши проблемы. — Да, — выражение лица Миллера совершенно не изменилось: глаза прищурены, над кончиком самокрутки вьется дымок. По-моему, Андреа здорово придумал. И меня поднимете в собранном виде, а не по частям. — Дасти непринужденно рассмеялся, прикручивая странной формы цилиндр к стволу пистолета, словно по волшебству появившегося в его левой руке. — Только не возьму в толк, что это за странная линия и вот эта точка... Все произошло буквально за две секунды: открыв, как бы невзначай, дверь, Андреа протянул руку и одним движением втащил в комнату отчаянно сопротивлявшегося человечка, опустил его на пол и закрыл дверь. Все было проделано бесшумно и быстро. Смуглый остролицый левантинец в белой рубахе, не по росту синих штанах на мгновение замер, жмурясь от непривычно яркого света. Вдруг рука его нырнула за пазуху. — Берегись! — отрывисто крикнул Миллер, вскинув пистолет, но Мэллори взял его за руку. — Смотри, — негромко сказал он. Вороненое лезвие ножа, зажатое в руке, метнулось назад и молниеносно опустилось. Но случилось необъяснимое: руна с ножом замерла в воздухе, блеснувшее лезвие застыло в паре дюймов от груди Андреа. Раздался крик боли, послышался зловещий хруст костей. Сжав ладонь на кисти левантинца, гигант-грек двумя пальцами взял осторожно нож, словно родитель, оберегающий любимого, но неразумного ребенка от опасных игр. Нож повернулся, и кончик его уперся в горло левантинца. Андреа, ласково улыбаясь, смотрел в глаза шпиона, в которых застыл ужас. Миллер присвистнул и пробормотал: — Вот это да! Верно, Андреа не впервой отмачивать такие номера. — Не впервой, — передразнил его Мэллори. — Рассмотрим вещественное доказательство номер один, Андреа. Андреа подвел задержанного к столу, поближе к свету. Похожий на хорька левантинец с искаженными от страха и боли черными глазами придерживал рукой изувеченную кисть. — Как думаешь, Андреа, долго стоял этот тип за дверью? спросил Мэллори. Андреа провел пятерней по густым черным вьющимся волосам, в которых пробивались седые пряди. — Не знаю, капитан. Минут десять назад я вроде бы слышал какой-то шорох, но решил, что ошибся. Потом такой же звук услышал с минуту назад. Так что, боюсь... — Минут десять, говоришь? — кивнул головой Мэллори и поглядел на задержанного. — Кто такой? Что делал за дверью? спросил он резко. Ответа не последовало. Угрюмые глаза, угрюмое молчание, сменившееся воплем — Андреа дал шпиону затрещину. — Капитан спрашивает тебя, — укоризненно сказал Андреа и снова влепил левантинцу оплеуху. — Отвечай капитану. Неизвестный заговорил быстро, возбужденно, отчаянно жестикулируя. Андреа вздохнул и остановил словесный поток, схватил левой рукой шпиона за горло. Мэллори вопросительно посмотрел на Андреа. — По-моему, курд или армянин, капитан. Я не знаю этого языка. — Я тем более, — признался Мэялори. — Говоришь по-английски? — спросил он неожиданно. Черные глаза обдали Мэллори ненавистью. Левантинец молчал. Андреа снова треснул его. — Говоришь по-английски? — настойчиво повторил Мэллори. — Англиски? Англиски? — плечи и локти дернулись в традиционном жесте непонимания. — Ка англиски. — Говорит, что не знает английского, — протянул Миллер. — Может, не знает, а может, и знает, — бесстрастно сказал Мэллори. — Известно одно — он подслушивал, а рисковать мы не имеем права. На карту поставлено слишком много человеческих жизней. — Глаза его стали суровыми и беспощадными, в голосе зазвучал металл. — Андреа! — Да, капитан. — У тебя нож. Сунь ему меж лопаток, и дело с концом! — Господи! Сэр, неужели вы... — воскликнул Стивенс и вскочил на ноги, с грохотом уронив стул. Он тотчас умолк, увидев, как задержанный стремительно бросился в дальний угол и упал, подняв над головой руку. Стивенс отвернулся, заметил торжествующую улыбку на лице Андреа, понимающие улыбки на лицах Брауна и Миллера. Он почувствовал себя круглым дураком, естественно, первым нарушил молчание Миллер. — Ай-яй! Мозет, он-таки говолит аглиски? — Вполне возможно, — согласился Мэллори. — Кто станет подслушивать целых десять минут, если не понимает ни слова... Крикните Мэтьюза, Браун. Через несколько секунд в дверях появился вестовой. — Позовите, пожалуйста, капитана Бриггса, Мэтьюз. Да поскорее. Солдат стоял в нерешительности. — Капитан Бриггс лег спать, сэр. Приказал не будить его. — Сердце мое обливается кровью при одной мысли, что придется нарушить покой капитана Бриггса, — ядовито произнес Мэллори. — В день он спит больше, чем я спал на прошлой неделе. Взглянув на часы, Мэллори нахмурил черные брови, нависшие над усталыми карими глазами. — Нам нельзя терять времени. Доставьте его сюда немедленно! Понимаете? Немедленно! Отдав честь, Мэтьюз исчез. Миллер откашлялся и пощелкал языком. — Все гостиницы на один манер. Что в них творится... Помню, однажды я был на конференции в Цинциннати... Мэллори устало покачал головой. — Дались вам эти отели, капрал. Это военное учреждение, и здесь расквартированы офицеры. Миллер хотел что-то возразить, но передумал. Янки хорошо разбирался в людях. Одних можно провести, других нет. В глубине души Миллер был убежден, что они затеяли безнадежное дело. Хотя и важное, но безнадежное дело. И все-таки не зря руководителем отряда назначили этого решительного загорелого новозеландца. Минут пять все молчали. Когда дверь распахнулась и появился капитан Бриггс, все подняли глаза. Без головного убора, с шелковые шарфом на шее вместо воротничка и галстука. Белый шарф странно оттенял толстую шею и красное лицо. Впервые увидев Бриггса у полковника, Мэллори отметил, что у него высокое кровяное давление и еще более высокий жизненный уровень. А багрово-красный оттенок лица — это, по-видимому, симптом гнева, направленного не по адресу, решил он. Так оно и оказалось. — Слишком много вы себе позволяете, напитан Мэллори, сердито прогудел гнусавый голос. — Я вам не шестерка! У меня был тяжелый день, и я... — Сохраните это для мемуаров и взгляните на того типа в углу, — оборвал его Мэллори. Бриггс побагровел еще больше, шагнул в комнату, гневно сжимая кулаки, но, увидев в углу скрюченную бесформенную фигуру, застыл на месте. — Господи, Николаи! — воскликнул он. — Вы знаете его. — Слова эти прозвучали утверждением, а не вопросом. — Конечно, знаю, — фыркнул Бриггс. — Кто его не знает? Это Николаи, бой из прачечной. — Бой из прачечной? Шнырять ночью по коридорам и подслушивать у двери входит в его обязанности? — Что вы хотите этим сказать? — То, что сказал, — ответил Мэллори. — Он подслушивал. Мы застали его за этим занятием. — Николаи? Не верю! — Не забывайся, мистер, — прорычал Миллер. — Знаешь, кого ты называешь лжецом? Мы все это видели. Бриггс как зачарованный смотрел в черное дуло нацеленного на него пистолета и, проглотив слюну, поспешно отодвинулся. — Ну и что из того, что подслушивал? — натянуто улыбнулся Бриггс. — Николаи ни слова не говорит по-английски. — Может быть, и не говорит, — сухо проговорил Мэллори. — Но достаточно хорошо понимает. Я не собираюсь всю ночь обсуждать этот вопрос, да и времени на это нет. Попрошу арестовать этого типа и поместить в одиночную камеру, чтобы он ни с кем не мог общаться, по крайней мере в течение следующей недели. Это крайне важно. Шпион он или просто любопытный, не знаю, но известно ему стало многое. Затем вы вправе распорядиться им по своему усмотрению. Мой совет выгнать его из Кастельроссо. — Ваш совет? Вот оно что! — Бриггс обрел прежний цвет лица, а с ним и самоуверенность. — А кто вы такой, чтобы мне советовать или приказывать, капитан Мэллори, черт бы вас набрал? — он сделал упор на слове «капитан». — Тогда прошу вас об услуге, — устало произнес новозеландец. — Я не могу объяснить, но это чрезвычайно важно. На карту поставлена жизнь многих сотен людей. — Многих сотен!.. Не надо устраивать мне тут мелодрамы! — насмешливо произнес Бриггс. — Приберегите эти фразы для ваших мемуаров рыцаря плаща и кинжала, капитан Мэллори. Тот встал и, обогнув стол, вплотную подошел к Бриггсу. Карие глаза его смотрели холодно и спокойно. — Я мог бы доложить полковнику. Но я не хочу скандалить. Вы сделаете все именно так, как я вам сказал. Иначе я отправлюсь в штаб базы, свяжусь по радиотелефону с Каиром, и тогда, клянусь, на первом же корабле вас отправят в Англию, на верхней палубе, причем рядовым. Последняя фраза эхом прокатилась по комнате. Атмосфера были напряжена до предела. Но в следующую минуту напряжение спало так же внезапно, как и возникло. У Бриггса, понявшего, что проиграл, лицо покрылось красными и белыми пятками. — Ну ладно, ладно, к чему эти дурацкие угрозы. Пусть будет по-вашему, — попытался он скрыть, насколько уязвлен. Мэтьюз, вызовите часового. Оснащенный мощными авиационными моторами торпедный катер шел средним ходом. Он то зарывался носом, то вновь взлетал на волну, которая шла с вест-норд-веста. В сотый раз за ночь Мэллори посмотрел на часы. — Не укладываемся в расписание, сэр? — спросим Стивенс. Капитан кивнул. — Нам следовало отплыть сразу после посадки «сандерленда». Но произошла какая-то заминка. — Держу пари на пять фунтов, что отказал мотор, проворчал Браун. Акцент выдавал в нем шотландца. — Совершенно верно, — удивился Мэллори. — А как вы узнали? — Беда с этими проклятыми двигателями, — буркнул Браун. — Они у торпедных катеров своенравны. Как киноартистки. В тесной каюте наступила тишина, нарушаемая звоном стаканов: традиции флотского гостеприимства живучи. — Раз мы опаздываем, почему командир не гонит во всю прыть? — проговорил, наконец, Миллер. — Говорят, будто эти корыта развивают скорость от сорока до пятидесяти узлов. — Вы и так позеленели от качки, — бесцеремонно сказал Стивенс. — Видно, вам не доводилось ходить на торпедных катерах в непогоду. Миллер промолчал, но, терзаемый сомнениями, обратился к Мэллори: — Капитан! — В чем дело? — сонно спросил новозеландец, развалившийся на узком диване. В руке он сжимал почти пустой стакан. — Понимаю, я суюсь не в свое дело. Скажите, вы выполнили бы угрозу в адрес Бриггса. — Действительно, это не ваше дело, — рассмеялся Мэллори. — Нет, не выполнил бы. Потому что не смог бы. Во-первых, у меня нет таких полномочий. Во-вторых, я даже не знаю, есть ли между базой Кастельроссо и Каиром связь по радиотелефону. — Я так и думал, — почесал щетинистый подбородок капрал. — А если бы он сообразил, что вы берете его на пушку? Что бы тогда сделали, шеф? — Застрелил бы Николаи, — спокойно ответил Мэллори. Если бы и полковник меня не поддержал. Иного выхода не было. — Я так и думал. Верно, вы так бы и поступили. Я только сейчас понял, что у нас-таки есть шанс. Все же зря вы его не шлепнули. А вместе с ним и этого господинчика. Мне не понравилось выражение лица этого Бриггса, когда вы выходили. Подлое — это не то слово. Он готов был вас убить. Вы ж ему хвост прищемили, а для таких свистунов, как он, это самое страшное. Мэллори не ответил. Выронив из рук стакан, он крепко спал. Даже адский рев двигателей, развивших полные обороты, когда корабль оказался в спокойных водах Родосского пролива, не в силах был нарушить этот глубокий, как бездна, сон.

CHAPTER 3 Monday 0700--1700 "My dear fellow, you make me feel dreadfully embarrassed." Moodily the officer switched his ivory-handled fly-swat against an immaculately trousered leg, pointed a contemptuous but gleaming toecap at the ancient caique, broad-beamed and two-masted, moored stern on to the even older and more dilapidated wooden pier on which they were standing. "I am positively ashamed. The clients of Rutledge and Company, I assure you, are accustomed only to the best." Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Mallory smothered a smile. Major Rutledge of the Buffs, Eton and Sandhurst as to intonation, millimetrically tooth-brushed as to moustache, Savile Row as to the quite dazzling sartorial perfection of his khaki drill, was so magnificently out of place in the wild beauty of the rocky, tree-lined bluffs of that winding creek that his presence there seemed inevitable. Such was the Major's casual assurance, so dominating his majestic unconcern, that it was the creek, if anything, that seemed slightly out of place. "It _does_ look as if it has seen better days," Mallory admitted. "Nevertheless, sir, it's exactly what we want." "Can't understand it, I really can't understand it." With an irritable but well-timed swipe the Major brought down a harmless passing fly. "I've been providing chaps with everything during the past eight or nine months--caiques, launches, yachts, fishing boats, everything--but no one has ever yet specified the oldest, most dilapidated derelict I could lay hands on. Quite a job laying hands on it, too, I tell you." A pained expression crossed his face. "The chaps know I don't usually deal in this line of stuff." "What chaps?" Mallory asked curiously. "Oh, up the islands, you know." Rutledge gestured vaguely to the north and west. "But--but those are enemy held--" "So's this one. Chap's got to have his H.Q. somewhere." Rutledge explained patiently. Suddenly his expression brightened. "I say, old boy, I know just the thing for you. A boat to escape observation and investigation--that was what Cairo insisted I get. How about a German E-boat, absolutely perfect condition, one careful owner. Could get ten thou. for her at home. Thirtysix hours. Pal of mine over in Bodrum--" "Bodrum?" Mallory questioned. "Bodrum? But--but that's in Turkey, isn't it?" "Turkey? Well, yes, actually, I believe it is," Rutledge admitted. "Chap has to get his supplies from somewhere, you know," he added defensively. "Thanks all the same"--Mallory smiled--"but this is exactly what we want. We can't wait, anyway." "On your own heads be it!" Rutledge threw up his hands in admission of defeat. "I'll have a couple of my men shove your stuff aboard." "I'd rather we did it ourselves, sir, It's--well, it's a very special cargo." "Right you are," the Major acknowledged. "No questions Rutledge, they call me. Leaving soon?" Mallory looked at his watch. "Half an hour, sir." "Bacon, eggs and coffee in ten minutes?" "Thanks very much." Mallory grinned. "That's one offer we'll be very glad to accept." He turned away, walked slowly down to the end of the pier. He breathed deeply, savouring the Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html heady, herb-scented air of an Aegean dawn. The salt tang of the sea, the drowsily sweet perfume of honeysuckle, the more delicate, sharper fragrance of mint all subtly merged into an intoxicating whole, indefinable, unforgettable. On either side, the steep slopes, still brilliantly green with pine and walnut and holly, stretched far up to the moorland pastures above, and from these, faintly borne on the perfumed breeze, came the distant, melodic tinkling of goats' bells, a haunting, a nostalgic music, true symbol of the leisured peace the Aegean no longer knew. Unconsciously almost, Mallory shook his head and walked more quickly to the end of the pier. The others were still sitting where the torpedo boat had landed them just before dawn. Miller, inevitably, was stretched his full length, hat tilted against the golden, level rays of the rising sun. "Sorry to disturb you and all that, but we're leaving In half an hour; breakfast in ten minutes. Let's get the stuff aboard." He turned to Brown. "Maybe you'd like to have a look at the engine?" he suggested. Brown heaved himself to his feet, looked down unenthusiastically at the weather-beaten, paint-peeled caique. "Right you are, sir. But if the engine is on a par with this bloody wreck.. . ." He shook his head in prophetic gloom and swung nimbly over the side of the pier. Mallory and Andrea followed him, reaching up for the equipment as the other two passed it down. First they stowed away a sackful of old clothes, then the food, pressure stove and fuel, the heavy boots, spikes, mallets, rock axes and coils of wire-centred rope to be used for climbing, then, more carefully, the combined radio receiver and transmitter and the firing generator fitted with the old-fashioned plunge handle. Next came the guns--two Schmeissers, two Brens, a Mauser and a Colt--then a case containing a weird but carefully selected hodge-podge of torches, mirrors, two sets of identity papers and, incredibly, bottles of Hock, Moselie, _ouzo_ and _retsima_. Finally, and with exaggerated care, they stowed away for'ard in the forepeak two wooden boxes, one green in colour, medium sized and bound in brass, the other small and black. The green box held high explosive-- TN.T., amatol and a few standard sticks of dynamite, together with grenades, gun-cotton primers and canvas hosing; in one corner of the box was a bag of emery dust, another of ground glass, and a sealed jar of potassium, these last three items having been included against the possibility of Dusty Miller's finding an opportunity to exercise his unique talents as a saboteur. The black box held only detonators, percussion and electrical, detonators with fulminates so unstable that their exposed powder could be triggered off by the impact of a falling feather. The last box had been stowed away when Casey Brown's head appeared above the engine hatch. Slowly he examined the mainmast reaching up above his head, as slowly turned for'ard to look at the foremast. His face carefully expressionless, he looked at Mallory. "Have we got sails for these things, sir?" "I suppose so. Why?" "Because God only knows we're going to need them!" Brown said bitterly. "Have a look at the engine-room, you said. This isn't an engine-room. It's a bloody scrapyard. And the biggest, most rusted bit of scrap down there is attached to the propeller shaft. And what do you think it is? An old Kelvin two-cylinder job built more or less on my own doorstep--about thirty years ago." Brown shook his head in despair, his face as stricken as only a Clydeside engineer's can be at the abuse of a beloved machine. "And it's been falling to bits for years, sir. Place is littered with discarded bits and spares. I've seen junk Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html heaps off the Gallowgate that were palaces compared to this." "Major Rutledge said it was running only yesterday," Mallory said mildly. "Anyway, come on ashore. Breakfast. Remind me we're to pick up a few heavy stones on the way back, will you?" "Stones!" Miller looked at him in horror. "Aboard that thing?" Mallory nodded, smiling. "But that gawddamned ship is sinkin' already!" Miller protested. "What do you want stones for?" "Wait and see." Three hours later Miller saw. The caique was chugging steadily north over a glassy, windless sea, less than a mile off the coast of Turkey, when he mournfully finished lashing his blue battledress into a tight ball and heaved it regretfully over the side. Weighted by the heavy stone he had carried aboard, it was gone from sight in a second. Morosely he surveyed himself in the mirror propped up against the for'ard end of the wheelhouse. Apart from a deep violet sash wrapped round his lean middle and a fancifully embroidered waistcoat with its former glory mercifully faded, be was dressed entirely in black. Black lacing jackboots, black baggy trousers, black shirt and black jacket: even his sandy hair had been dyed to the same colour. He shuddered and turned away. "Thank Gawd the boys back home can't see me now!" he said feelingly. He looked critically at the others, dressed, with some minor variations, like himself. "Waal, mebbe I ain't quite so bad after all. . . . Just what is all this quick-change business for, boss?" "They tell me you've been behind the German lines twice, once as a peasant, once as a mechanic." Mallory heaved his own ballasted uniform over the side. "Well, now you see what the well-dressed Navaronian wears." "The double change, I meant Once in the plane, and now." "Oh, I see. Army khaki and naval whites in Alex., blue battledress in Casteirosso and now Greek clothes? Could have been--almost certainly were--snoopers in Alex. or Casteirosso or Major Rutledge's island. And we've changed from launch to plane to M.T.B. to caique. Covering our tracks, Corporal. We just can't take any chances." Miller nodded, looked down at the clothes sack at his feet, wrinkled his brows in puzzlement, stooped and dragged out the white clothing that had caught his eye. He held up the long, voluminous clothes for inspection. "To be used when passing through the local cemeteries, I suppose." He was heavily ironic. "Disguised as ghosts." Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "Camouflage," Mallory explained succinctly. "Snowsmocks." "What!" "Snow. That white stuff. There are some pretty high mountains in Navarone, and we may have to take to them. So--snowsmocks." Miller looked stunned. Wordlessly he stretched his length on the deck, pillowed his head and closed his eyes. Mallory grinned at Andrea. "Picture of a man getting his full quota of sunshine before battling with the Arctic wastes. . . . Not a bad idea. Maybe you should get some sleep, too. I'll keep watch for a couple of hours." For five hours the caique continued on its course parallel to the Turkish coast, slightly west of north and rarely more than two miles off-shore. Relaxed and warm in the still kindly November sun, Mallory sat wedged between the bulwarks of the blunt bows, his eyes ceaselessly quartering sky and horizon. Amidships, Andrea and Miller lay asleep. Casey Brown still defied all attempts to remove him from the engine-room. Occasionally-- very occasionally--he came up for a breath of fresh air, but the intervals between his appearances steadily lengthened as he concentrated more and more on the aged Kelvin engine, regulating the erratic drip-fed lubrication, constantly adjusting the air intake: an engineer to his finger-tips, he was unhappy about that engine: he was drowsy, too, and headachy--the narrow hatchway gave hardly any ventilation at all. Alone in the wheelhouse--an unusual feature in so tiny a caique--Lieutenant Andy Stevens watched the Turkish coast slide slowly by. Like Mallory's, his eyes moved ceaselessly, but not with the same controlled wandering. They shifted from the coast to the chart: from the chart to the islands up ahead off the port bow, islands whose position and relation to each other changed continually and deceptively, islands gradually lifting from the sea and hardening in definition through the haze of blue refraction: from the islands to the old alcohol compass swinging almost imperceptibly on rusted gimbals, and from the compass back to the coast again. Occasionally, he peered up into the sky, or swung a quick glance through a 180-degree sweep of the horizon. But one thing his eyes avoided all the time. The chipped, fly-blown mirror had been hung up in the wheelhouse again, but it was as if his eyes and the mirror were of opposite magnetic poles: he could not bring himself to look at it. His forearms ached. He had been spelled at the wheel twice, but still they ached, abominably: his lean, tanned hands were ivory-knuckled on the cracked wheel. Repeatedly, consciously, he tried to relax, to ease the tension that was bunching up the muscles of his arms; but always, as if possessed of independent volition, his hands tightened their grip again. There was a funny taste in his mouth, too, a sour and salty taste in a dry, parched mouth, and no matter how often he swallowed, or drank from the sun-warmed pitcher at his side, the taste and the dryness remained. He could no more exorcise them than he could that twisting, cramping ball that was knotting up his insides, just above the solar plexus, or the queer, uncontrollable tremor that gripped his right leg from time to time. Lieutenant Andy Stevens was afraid. He had never been in action before, but it wasn't that. This wasn't the first time he had been afraid. He had been afraid all his life, ever since he could remember: and he could remember a long way back, even to his early prep-school days when his famous father, Sir Cedric Stevens, the most celebrated explorer and mountaineer of his time, bad thrown him bodily into the Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html swimming pool at home, telling him that this was the only way he could learn to swim. He could remember still how he had fought and spluttered his way to the side of the pool, panic-stricken and desperate, his nose and mouth blocked with water, the pit of his stomach knotted and constricted in that nameless, terrifying ache he was to come to know so well: how his father and two elder brothers, big and jovial and nerveless like Sir Cedric himself, had wiped the tears of mirth from their eyes and pushed him in again. . . His father and brothers. . . . It had been like that all through his schooldays. Together, the three of them bad made his life thoroughly miserable. Tough, hearty, open-air types who worshipped at the shrine of athleticism and physical fitness,. they could not understand bow anyone could fail to revel in diving from a five-metre springboard or setting a hunter at a five-barred gate or climbing the crags of the Peak district or sailing a boat in a storm. All these things they had made him do and often he had failed in the doing, and neither his father nor his brothers could ever have understood how he had come to dread those violent sports in which they excelled, for they were not cruel men, nor even unkind, but simply stupid. And so to the simple physical fear he sometimes and naturally felt was added the fear of failure, the fear that he was bound to fail in whatever he had to do next, the fear of the inevitable mockery and ridicule: and because he had been a sensitive boy and feared the ridicule above all else, he had come to fear these things that provoked the ridicule. Finally, he had come to fear fear itself, and it was in a desperate attempt to overcome this double fear that he had devoted himself--this in his late teens--to crag and mountain climbing: in this he had ultimately become so proficient, developed such a reputation, that father and brothers had come to treat him with respect and as an equal, and the ridjcule had ceased. But the fear had not ceased; rather it had grown by what it fed on, and often, on a particularly difficult climb, be had all but fallen to his death, powerless in the grip of sheer, unreasoning terror. But this terror he had always sought, successfully so far, to conceal. As now. He was trying to overcome, to conceal that fear now. He was afraid of failing--in what he wasn't quite sure--of not measuring up to expectation: he was afraid of being afraid: and he was desperately afraid, above all things, of being seen, of being known to be afraid. . . . The startling, incredible blue of the Aegean; the soft, hazy silhouette of the Anatolian mountains against the washed-out cerulean of the sky; the heart-catching, magical blending of the blues and violets and purples and indigoes of the sun-soaked islands drifting lazily by, almost on the beam now; the iridescent rippling of the water fanned by the gentle, scent-laden breeze newly sprung from the south-east; the peaceful scene on deck, the reassuring, interminable thump-thump, thump-thump of the old Kelvin engine. . . . All was peace and quiet and contentment and warmth and languor, and it seemed impossible that anyone could be afraid. The world and the war were very far away that afternoon. Or perhaps, after all, the war wasn't so far away. There were occasional pin-pricks--and constant reminders. Twice a German Arado seaplane had circled curiously overhead, and a Savoia and Fiat, flying in company, had altered course, dipped to have a look at them and flown off, apparently satisfied: Italian planes, these, and probably based on Rhodes, they were almost certainly piloted by Germans who had rounded up their erstwhile Rhodian allies and put them in prison camps after the surrender of the Italian Government. In the morning they had passed within half a mile of a big German caique--if flew the German flag and bristled with mounted machine-guns and a two-pounder far up in the bows; and in the early afternoon a high-speed German launch had roared by so closely that their caique had rolled wickedly in the wash of its passing: Mallory and Andrea had shaken their fists and cursed loudly and fluently at the grinning sailors on deck. But there had been no attempts to molest or detain them: neither British nor German hesitated at any time to violate the neutrality of Turkish territorial waters, but by the strange quixotry of a tacit gentlemen's agreement hostilities between passing vessels and planes were almost unknown. Like the envoys of warring countries in a neutral capital, their behaviour ranged from the impeccably and frigidly polite to a very pointed unawareness of one another's existence. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html These, then, were the pin-pricks-the visitations and bygoings, harmless though they were, of the ships and planes of the enemy. The other reminders that this was no peace but an illusion, an ephemeral and a frangible thing, were more permanent. Slowly the minute hands of their watches circled, and every tick took them nearer to that great wall of cliff, barely eight hours away, that had to be climbed somehow: and almost dead ahead now, and less than fifty miles distant, they could see the grim, jagged peaks of Navarone topping the shimmering horizon and reaching up darkly against the sapphired sky, desolate and remote and strangely threatening. At half-past two in the afternoon the engine stopped. There had been no warning coughs or splutters or missed strokes. One moment the regular, reassuring thump-thump: the next, sudden, completely unexpected silence, oppressive and foreboding in its absoluteness. Mallory was the first to reach the engine hatch. "What's up, Brown?" His voice was sharp with anxiety. "Engine broken down?" "Not quite, sir." Brown was stifi bent over the engine, his voice muffled. "I shut it off just now." He straightened his back, hoisted himself wearily through the hatchway, sat on deck with his feet dangling, sucking in great draughts of fresh air. Beneath the heavy tan his face was very pale. Mallory looked at him closely. "You look as if you had the fright of your life." "Not that." Brown shook his head; "For the past two-three hours I've been slowly poisoned down that ruddy hole. Only now I realise it." He passed a hand across his brow and groaned. "Top of my blinkin' head just about lifting off, sir. Carbon monoxide ain't a very healthy thing." "Exhaust leak?" "Aye. But it's more than a leak now." He pointed down at the engine. "See that stand-pipe supporting that big iron ball above the engine--the water-cooler? That pipe's as thin as paper, must have been leaking above the bottom flange for hours. Blew out a bloody great hole a minute ago. Sparks, smoke and flames six inches long. Had to shut the damned thing off at once, sir." Mallory nodded in slow understanding. "And now what? Can you repair it, Brown?" "Not a chance, sir." The shake of the head was very definite. "Would have to be brazed or welded. But there's a spare down there among the scrap. Rusted to hell and about as shaky as the one that's on. . . . I'll have a go, sir." "I'll give him a hand," Miller volunteered. "Thanks, Corporal. How long, Brown, do you think?" Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "Lord only knows, sir. Two hours, maybe four. Most of the nuts and bolts are locked solid with rust: have to shear or saw 'em--and then hunt for others." Mallory said nothing. He turned away heavily, brought up beside Stevens who had abandoned the wheelhouse and was now bent over the sail locker. He looked up questioningly as Mallory approached. Mallory nodded. "Just get them out and up. Maybe four hours, Brown says. Andrea and I will do our landlubberly best to help." Two hours later, with the engine still out of commission, they were well outside territorial waters, closing on a big island some eight miles away to the W.N.W. The wind, warm and oppressive now, had backed to a darkening and thundery east, and with only a lug and a jib--all the sails they had found--bent to the foremast, they could make no way at all into it. Mallory had decided to make for the island--the chances of being observed there were far less than in the open sea. Anxiously he looked at his watch, then stared back moodily at the receding safety of the Turkish shore. Then he stiffened, peered closely at the dark line of sea, land and sky that lay to the east. "Andrea! Do you see--" "I see it, Captain." Andrea was at his shoulder. "Caique. Three miles. Coming straight towards us," he added softly. "Coming straight towards us," Mallory acquiesced. "Tell Miller and Brown. Have them come here." Mallory wasted no time when they were all assembled. "We're going to be stopped and investigated," he said quickly. "Unless I'm much mistaken, it's that big caique that passed us this morning. Heaven only knows how, but they've been tipped off and they're going to be as suspicious as hell. This'li be no kid-glove, hands-in-the pockets inspection. They'll be armed to the teeth and hunting trouble. There's going to be no half-measures. Let's be quite clear about that. Either they go under or we do: we can't possibly survive an inspection--not with all the gear _we've_ got aboard. And," he added softly, "we're not going to dump that gear." Rapidly he explained his plans. Stevens, leaning out from the wheelhouse window, felt the old sick ache in his stomach, felt the blood leaving his face. He was glad of the protection of the wheelhouse that bid the lower part of his body: that old familiar tremor in his leg was back again. Even his voice was unsteady. "But, sir--sir--" "Yes, yes, what is it, Stevens?" Even in his hurry Mallory paused at the sight of the pale, set face, the bloodless nails clenched over the sill of the window. "You--you can't do _that_, sir!" The voice burred harshly under the sharp edge of strain. For a moment his mouth worked soundlessly, then he rushed on. "It's massacre, sir, it's--it's just murder!" "Shut up, kid!" Miller growled. "That'll do, Corporal!" Mallory said sharply. He looked at the American for a long moment, then turned to Stevens, his eyes cold. "Lieutenant, the whole concept of directing a successful war is aimed at placing your enemy at a disadvantage, at not giving him an even chance. We kill them or they kill us. They go under or we do--and a thousand men on Kheros. It's just as simple as that, Lieutenant. It's not even a question of conscience." Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html For several seconds Stevens stared at Mallory in complete silence. He was vaguely aware that everyone was looking at him. In that instant he hated Mallory, could have killed him. He hated him because-suddenly he was aware that he hated him only for the remorseless logic of what he said. He stared down at his clenched hands. Mallory, the idol of every young mountaineer and cragsman in pre-war England, whose fantastic climbing exploits had made world headlines, in '38 and '39: Mallory, who had twice been baulked by the most atrocious ill-fortune from surprising Rommel in his desert headquarters: Mallory, who had three times refused promotion in order to stay with his beloved Cretans who worshipped him the other side of idolatry. Confusedly these thoughts tumbled through his mind and he looked up slowly, looked at the lean, sunburnt face, the sensitive, chiselled mouth, the heavy, dark eyebrows barstraight over the lined brown eyes that could be so cold or so compassionate, and suddenly he felt ashamed, knew that Captain Mallory lay beyond both his understanding and his judgment. "I am very sorry, sir." He smiled faintly. "As Corporal Miller would say, I was talking out of turn." He looked aft at the caique arrowing up from the southeast. Again he felt the sick fear, but his voice was steady enough as he spoke. "I won't let you down, sir." "Good enough. I never thought you would." Mallory smiled in turn, looked at Miller and Brown. "Get the stuff ready and lay it out, will you? Casual, easy and keep it hidden. They'll have the glasses on you." He turned away, walked for'ard. Andrea followed him. "You were very hard on the young man." It was neither criticism nor reproach--merely statement of fact. "I know." Mallory shrugged. "I didn't like it either. . . . I had to do it." "I think you had," Andrea said slowly. "Yes, I think you had. But it was hard. . . . Do you think they'll use the big gun in the bows to stop us?" "Might--they haven't turned back after us unless they're pretty sure we're up to something fishy. But the warning shot across the bows--they don't go in for that Captain Teach stuff normally." Andrea wrinkled his brows. "Captain Teach?" "Never mind." Mallory smiled. "Time we were taking up position now. Remember, wait for me. You won't have any trouble in hearing my signal," he finished dryly. The creaming bow-wave died away to a gentle ripple, the throb of the heavy diesel muted to a distant murmur as the German boat slid alongside, barely six feet away. From where he sat on a fish-box on the port- of the fo'c'sle, industriously sewing a button on to the old coat lying on the deck between his legs, Mallory could see six men, all dressed in the uniform of the regular German Navy--one crouched behind a belted Spandau mounted on its tripod just aft of the two-pounder, three others bunched amidships, each armed with an automatic machine carbine--Schmeissers, he thought--the captain, a hard, cold-faced young lieutenant with the Iron Cross on his tunic, looking out the open door of the wheelhouse and, finally, a curious head peering over the edge of the engine-room hatch. From where he sat, Mallory couldn't see the poop-deck--the intermittent ballooning of the lug-sail in the uncertain wind blocked his vision; but from the restricted fore-and-aft lateral sweep of the Spandau, hungrily traversing only the for'ard half of their own caique, be was reasonably sure that there was another machine-gunner Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html similarly engaged on the German's poop. The hard-faced, young lieutenant--a real product of the Hitler Jugend that one, Mallory thought--leaned out of the wheelhouse, cupped his hand to his mouth. "Lower your sails!" he shouted. Mallory stiffened, froze to immobility. The needle had jammed hard into the palm of his band, but he didn't even notice it. The lieutenant had spoken in English! Stevens was so young, so inexperienced. He'll fall for it, Mallory thought with a sudden sick certainty, he's bound to fall for it. But Stevens didn't fall for it. He opened the door, leaned out, cupped his hand to his ear and gazed vacantly up to the sky, his mouth wide open. It was so perfect an imitation of dull-Witted failure to catch or comprehend a shouted message that it was almost a caricature. Mallory could have hugged him. Not in his actions alone, but in his dark, shabby clothes and hair as blackly counterfeit as Miller's, Stevens was the slow, suspicious island fisherman to the life. "Eh?" he bawled. "Lower your sails! We are coming aboard!" English again, Mallory noted; a persistent fellow this. Stevens stared at him blankly, looked round helplessly at Andrea and Mallory: their faces registered a lack of comprehension as convincing as his own. He shrugged his shoulders in despair. "I am sorry, I do not understand German," he shouted. "Can you not speak my language?" Stevens's Greek was perfect, fluent and idiomatic. It was also the Greek of Attica, not of the islands; but Mallory felt sure that the lieutenant wouldn't know the difference. He didn't. He shook his head in exasperation, called in slow, halting Greek: "Stop your boat at once. We are coming aboard." "Stop my boat!" The indignation was so genuine, the accompanying flood of furious oaths so authentic, that even the lieutenant was momentarily taken back. "And why should I stop my boat for you, you--you--" "You have ten seconds," the lieutenant interrupted. He was on balance again, cold, precise. "Then we will shoot." Stevens gestured in admission of defeat and turned to Andrea and Mallory. "Our conquerors have spoken," he said bitterly. "Lower the sails." Quickly they loosened the sheets from the cleats at the foot of the mast. Mallory pulled the jib down, gathered the sail in his arms and squatted sullenly on the deck--he knew a dozen hostile eyes were watching him--close by the fish box. The sail covering his knees and the old coat, his forearms on his thighs, he sat with head bowed and hands dangling between his knees, the picture of heart-struck dejection. The lug-sail, weighted by the boom at the top, came down with a rush. Andrea stepped over it, walked a couple of uncertain paces aft, then stopped, huge hands hanging emptily by his sides. A sudden deepening in the muted throbbing of the diesel, a spin of the wheel and the big German caique was rubbing alongside. Quickly, but carefully enough to keep out of the line of fire of the mounted Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Spandaus-- there was a second clearly visible now on the poop--the three men armed with the Schmeissers leapt aboard. Immediately one ran forward, whirled round level with the foremast, his automatic carbine circling gently to cover all of the crew. All except Mallory--and be was leaving Mallory in the safe bands of the Spandan gunner in the bows. Detachedly, Mallory admired the precision, the timing, the clockwork inevitability of an old routine. He raised his head, looked around him with a slow, peasant indifference. Casey Brown was squatting on the deck abreast the engine-room, working on the big bailsilencer on top of the batch-cover. Dusty Miller, two paces farther for'ard and with his brows furrowed in concentration, was laboriously cutting a section of metal from a little tin box, presumably to help in the engine repairs. He was holding the wire-cutting pliers in his left hand--and Miller, Mallory knew, was right-handed. Neither Stevens nor Andrea had moved. The man beside the foremast still stood there, eyes unwinking. The other two were walking slowly aft, bad just passed Andrea, their carriage relaxed and easy, the bearing of men who know they have everything so completely under control that even the idea of trouble is ridiculous. Carefully, coldly and precisely, at point-blank range and through the folds of both coat and sail, Mallory shot the Spandau machine-gunner through the heart, swung the still chattering Bren round and saw the guard by the mast crumple and die, half his chest torn away by the tearing slugs of the machine-gun. But the dead man was still on his feet, still had not hit the deck, when four things happened simultaneously. Casey Brown had had his band on Miller's silenced automatic, lying concealed beneath the ball-silencer, for over a minute. Now he squeezed the trigger four times, for he wanted to mak' siccar; the after machine-gunner leaned forward tiredly over his tripod, lifeless fingers locked on the firing-guard. Miller crimped the three-second chemical fuse with the pliers, lobbed the tin box into the enemy engine-room, Stevens spun the armed stick-grenade into the opposite wheelhouse and Andrea, his great arms reaching out with all the speed and precision of striking cobras, swept the Schmeisser gunners' beads together with sickening force. And then all five men had hurled themselves to the deck and the German caique was erupting in a roar of flame and smoke and flying debris: gradually the echoes faded away over the sea and there was left only the whining stammer of the Spandau, emptying itself uselessly skyward; and then the belt jammed and the Aegean was as silent as ever, more silent than it had ever been. Slowly, painfully, dazed by the sheer physical shock and the ear-shattering proximity of the twin explosions, Mallory pushed himself off the wooden deck and stood shakily on his feet. His first conscious reaction was that of surprise, incredulity almost: the concussive blast of a grenade and a couple of lashed blocks of T.N.T., even at such close range, was far beyond anything he had expected. The German boat was sinking, sinking fast. Miller's home-made bomb must have torn, the bottom out of the engine-room. She was heavily on fire amidships, and for one dismayed instant Mallory had an apprehensive yision of towering black columns of smoke and enemy reconnaissance planes. But only for an instant: timbers and planking, tinder-dry and resinous, were burning furiously with hardly a trace of smoke, and the flaming, crumbling deck was already canted over sharply to port: she would be gone in seconds. His eyes wandered to the shattered skeleton of the wheelhouse, and he caught his breath suddenly when he saw the lieutenant impaled on the splintered wreck of the wheel, a ghastly, mangled caricature of what had once been a human being, decapitated and wholly horrible: vaguely, some part of Mallory's mind registered the harsh sound of retching, violent and convulsive, coming from the wheelhouse, and he knew Stevens must have seen it too. From deep within the sinking caique came the muffled roar of rupturing fuel tanks: a flame-veined gout of oily black smoke erupted from the engine-room and the caique miraculously struggled back on even keel, her gunwales almost awash, and then the hissing waters had overflowed and overcome the decks and the twisting flames, and the caique was gone, her slender masts sliding vertically down and vanishing in a turbulent welter of creaming foam and oil-filmed bubbles. And now the Aegean was calm and peaceful again, as placid as if the caique had Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html never been, and almost as empty: a few charred planks and an inverted helmet drifted lazily on the surface of the shimmering sea. With a conscious effort of will, Mallory turned slowly to look to his own ship and his own men. Brown and Miller were on their feet, staring down in fascination at where the caique had been, Stevens was standing at the wheelhouse door. He, too, was unhurt, but his face was ashen: during the brief action he had been a man above himself, but the aftermath, the brief glimpse he'd had of the dead lieutenant had hit him badly. Andrea, bleeding from a gash on the cheek, was looking down at the two Schmeisser gunners lying at his feet. His face was expressionless. For a long moment Mallory looked at him, looked in slow understanding. "Dead?" he asked quietly. Andrea inclined his head. "Yes." His voice was heavy. "I hit them too bard." Mallory turned away. Of all the men he had ever known, Andrea, he thought, had the most call to hate and to kill his enemies. And kill them he did, with a ruthless efficiency appalling in its single-mindedness and thoroughness of execution. But he rarely killed without regret, without the most bitter self-condemnation, for he did not believe that the lives of his fellow-men were his to take. A destroyer of his fellow-man, he loved his fellow-man above all things. A simple man, a good man, a killer with a kindly heart, be was for ever troubled by his conscience, ill at ease with his inner self. But over and above the wonderings and the reproaches, he was informed by an honesty of thought, by a clearsighted wisdom which sprang from and transcended his innate simplicity. Andrea killed neither for revenge, nor from hate, nor nationalism, nor for the sake of any of the other "isms" which self-seekers and fools and knaves employ as beguilement to the battlefield and justification for the slaughter of millions too young and too unknowing to comprehend the dreadful futility of it alL Andrea killed simply that better men might live. "Anybody else hurt?" Mallory's voice was deliberately brisk, cheerful. "Nobody? Good! Right, let's get under way as fast as possible. The farther and the faster we leave this place behind, the better for all of us." He looked at his watch. "Almost four o'clock--time for our routine check with Cairo. Just leave that scrapyard of for a couple of minutes, Chief. See if you can pick them up." He looked at the sky to the east, a sky now purply livid and threatening, and shook his head. "Could be that the weather forecast might be worth bearing." It was. Reception was very poor--Brown blamed the violent static on the dark, convoluted thunderheads steadily creeping up astern, now overspreading almost half the sky--but adequate. Adequate enough to hear information they had never expected to hear, information that left them silenced, eyes stilled in troubled speculation. The tiny loudspeaker boomed and faded, boomed and faded, against the scratchy background of static. "Rhubarb calling Pimpernel! Rhubarb calling Pimpernell" These were the respective code names for Cairo and Mallory. "Are you receiving me?" Brown tapped an acknowledgment. The speaker boomed again. "Rhubarb calling Pimpernel. Now X minus one. Repeat, X minus one." Mallory drew in his breath sharply. X--dawn on Saturday--had been the assumed date for the German attack on Kheros. It must have been advanced by one day--and. Jensen was not the man to speak without certain knowledge. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Friday, dawn--just over three days. "Send 'X minus one understood,'" Mallory said quietly. "Forecast, East Anglia," the impersonal voice went on: the Northern Sporades, Mallory knew. "Severe electrical storms probable this evening, with heavy rainfall. Visibility poor. Temperature falling, continuing to fall next twenty-four hours. Winds east to south-east, force six, locally eight, moderating early tomorrow." Mallory turned away, ducked under the billowing lug-sail, walked slowly aft. What a set-up, he thought, what a bloody mess. Three days to go, engine u. s. and a first-class storm building up. He thought briefly, hopefully, of Squadron Leader Torrance's low opinion of the backroom boys of the Met. Office, but the hope was never really born. It couldn't be, not unless he was blind. The steep-piled buttresses of the thunderheads towered up darkly terrifying, now almost directly above. "Looks pretty bad, huh?" The slow nasal drawl came from immediately behind him. There was something oddly reassuring about that measured voice, about the steadiness of the washed-out blue of the eyes enmeshed in a spider's web of fine wrinkles. "It's not so good," Mallory admitted. "What's all this force eight business, boss?" "A wind scale," Mallory explained. "If you're in a boat this size and you're good and tired of life, you can't beat a force eight wind." Miller nodded dolefully. "I knew it. I might have known. And me swearing they'd never get me on a gawddamned boat again." He brooded a while, sighed, slid his legs over the engineroom hatchway, jerked his thumb in the direction of the nearest island, now less than three miles away. "That doesn't look so hot, either." "Not from here," Mallory agreed. "But the chart shows a creek with a right-angle bend. It'll break the sea and the wind." "Inhabited?" "Probably." "Germans?" "Probably." Miller shook his head in despair and descended to help Brown. Forty minutes later, in the semi-darkness of the overcast evening and in torrential rain, lance-straight and strangely chill, the anchor of the caique rattled down between the green walls of the forest, a dank and dripping forest, hostile in its silent indifference.

Глава 3 Понедельник. 07:00-17:00 — Дружище, в какое положение вы меня ставите? — произнес офицер, похлопывая стеком с ручкой из слоновой кости по безукоризненно отутюженным брюкам, и ткнул носком начищенного ботинка в сторону допотопного двухмачтового каика, пришвартованного кормой к еще более дряхлому деревянному причалу, на котором они стояли. — Готов со стыда сгореть. Клиентам нашей фирмы гарантирован самый лучший товар. Мэллори скрыл улыбку. Со своим изысканным произношением, аккуратно подстриженными усами, отлично сшитым мундиром, майор Ратлидж был так великолепен среди дикой красоты поросших лесом утесов, окружавших бухту, что казался неотъемлемой частью пейзажа. Майор был столь непринужден и величественно спокоен, что, казалось, скорее бухта, чем майор, здесь лишняя. — Действительно, посудина видала виды, — согласился Мэллори. — И все же это именно то, что мне нужно, сэр. — Не понимаю. Право, не понимаю. — Сердитым, но выверенным ударом стека майор сбил пролетавшую муху. — Чего я только не доставал для своих клиентов в эти последние восемь-девять месяцев: каики, моторки, яхты, рыбачьи лодки все, что угодно. Но никто еще не заказывал у меня самую ветхую, самую расшатанную посудину. Поверьте, не так-то это просто сделать, — лицо майора приняло страдальческое выражение, парни знают, что такой хлам меня обычно не интересует. — Какие парни? — поинтересовался Мэллори. — А там, знаете, на островах, — Ратлидж показал куда-то на северо-запад. — Но ведь те острова заняты немцами... — Этот тоже. Но ведь надо же где-то иметь свою штаб-квартиру, — терпеливо объяснил Ратлидж. Вдруг лицо его просветлело. — Послушайте, дружище, есть у меня кое-что на примете. Каир настаивает, чтобы я подыскал вам посудину, на которую никто не стал бы обращать внимания. Что скажете относительно немецкого торпедного катера? В отличном состоянии. Побывал в руках только одного владельца, человека аккуратного. В Великобритании я получил бы за него десять тысяч. Через полтора суток будет у вас. Один мой приятель в Бодруме... — Бодрум? — переспросил Мэллори. — Бодрум? Но... но это же в Турции, не так ли? — В Турции? Действительно. Кажется, так оно и есть, согласился Ратлидж. — Однако, сами понимаете, приятелю придется ждать, когда доставят товар, — добавил он, оправдываясь. — Спасибо, не надо, — улыбнулся Мэллори. — Нам нужен именно этот каик. Да и ждать некогда. — Ну, как знаете, — всплеснул руками Ратлидж. — Позову пару своих ребят, пусть погрузят вашу кладь. — Мы лучше сами, сэр. Дело в том, что у нас особый груз... — Хорошо, — согласился майор. — Меня зовут «Ратлидж Никаких Вопросов». Скоро отплываете? Мэллори взглянул на часы. — Через полчаса, сэр. — Как насчет кофе и яичницы с ветчиной? Через десять минут будет готово. — Большое спасибо, — улыбнулся Мэллори. — Это нам подходит. — С этими словами он повернулся и медленно пошел к концу причала, с наслаждением вдыхая пахнущий травами, ударяющий в голову воздух раннего осеннего утра. Солоноватый привкус моря, пьянящее приторное благоухание жимолости, более тонкий и резкий аромат мяты, сливаясь воедино, создавали некий одурманивающий букет, непонятный и незабываемый. По обеим сторонам бухты возвышались крутые склоны, покрытые сверкающей зеленью сосен, орешника и остролиста и уходившие к болотистым лугам. Оттуда напоенный ароматами ветерок приносил едва слышный мелодичный звон колокольцев — навевающий сладкую тоску отзвук безмятежного мира, оставившего острова Эгейского моря. Машинально покачав головой, Мэллори ускорил шаг. Спутники его по-прежнему сидели там, где незадолго до рассвета высадил их торпедный катер. Миллер, естественно, растянулся на земле, закрывшись шляпой от низких золотистых лучей восходящего солнца. — Извиняюсь за беспокойство и все такое прочее, но через полчаса отчаливаем. Завтрак через десять минут. Давайте грузить снаряжение. — Мэллори повернулся к Брауну. — Двигатель не осмотрите? С трудом поднявшись, Браун без всякого восторга взглянул на видавший виды, с облупившейся краской каик. — Пожалуй, вы правы, сэр. Но если и движок в таком же состоянии, как это корыто... — Словно предчувствуя недоброе, он покачал головой и ловко спрыгнул на палубу судна. Мэллори и Андреа последовали его примеру. Двое оставшихся на причале передавали им груз. Сначала они спрятали мешок со старой одеждой, потом продукты, примус и топливо, тяжелые альпинистские ботинки, крючья, молотки, альпенштоки, мотни веревок со стальным сердечником — все, что необходимо для подъема. Затем с большими предосторожностями погрузили рацию, взрывную машинку со старомодной ручкой. Вслед за тем оружие два «шмайсера», два «брена», маузер и кольт. Потом последовал ящик с разношерстным, но нужным содержимым: карманные фонари, зеркала, два комплекта документов и, как ни странно, несколько бутылок вина — хок, мозоль, узо, ретсима. Наконец, с особыми предосторожностями в носовой трюм положили два деревянных ящика. Один — среднего размера, выкрашенный в зеленый цвет и обитый медью. Другой — маленький и черный. В зеленом хранилась взрывчатка: тол, аматол, несколько брусков динамита. Там же были упакованы гранаты и пироксилиновые запалы, прорезиненные шланги. В один угол поместили мешок с наждачной пылью, в другой — с толченым стеклом, а также залитую сургучом бутылку с калием. Последние три предмета взяли в расчете на то, что Дасти Миллеру представится возможность проявить свой редкий талант взрывника. В черном ящике хранились одни лишь детонаторы, электрические и ударные — с гремучей ртутью, столь чуткие, что срабатывают, стоит уронить на них птичье перо. Едва убрали под палубу последний ящик, как из машинного люка показалась голова Кейси Брауна. Он медленно осмотрел грот-мачту, возвышавшуюся над ним, так же медленно перевел взгляд на фок-мачту. С бесстрастным выражением лица взглянул на Мэллори: — Паруса у нас есть, сэр? — Думаю, что есть. А в чем дело? — Боюсь, что скоро они нам понадобятся, — с горечью ответил Браун. — Вы велели взглянуть на движок. Тут не машинный отсек, а склад металлолома. Причем самый ржавый, самый большой кусок металлолома соединен с гребным валом. Старый двухцилиндровый «кельвин», мой земляк. Изготовлен тридцать лет назад, — Браун огорченно покачал головой — так может сокрушаться лишь механик с берегов Клайда, увидев, во что превратили хороший движок. — Разваливается на части уже много лет, сэр. — Вся палуба отсека усеяна деталями и запчастями. Возле Гэллоугейта я видел свалки, которые, по сравнению с этим машинным отсеком, настоящие дворцы. — По словам майора Ратлиджа, еще вчера каик был на ходу, — кротко проговорил Мэллори. — Поднимайтесь на берег. Завтрак готов. Напомните мне, чтобы я захватил несколько тяжелых камней, хорошо? — Камней?! — в ужасе посмотрел на него Миллер. — Тащить камни на эту посудину? Капитан с улыбкой кивнул. — Да ведь это проклятое корыто и так течет, как решето! — возмутился Миллер. — Зачем тебе камни? — Скоро поймешь. Спустя три часа Миллер понял. Рассекая зеркальную поверхность моря, каик упорно двигался на север, держась менее чем в миле от турецкого побережья. Связав в тугой узел свою форму, капрал нехотя бросил ее за борт. Под тяжестью булыжника узел тотчас пошел ко дну. Опершись спиной о рулевую рубку, он мрачно разглядывал себя в зеркало. Если не считать лилового шарфа, обмотанного вокруг тощего живота и выгоревшего узорчатого жилета, он вырядился во все черное. Черные шнурованные штиблеты, черные шаровары, черные рубашка и куртка. Даже песочного цвета волосы были покрашены в черный цвет. Передернув плечами, Миллер отвернулся. — Слава богу, что меня приятели не видят, — проворчал он, критически рассматривая остальных, одетых примерно так же. — Что ж, может, я не такое уж и пугало? Послушайте, командир, а к чему весь этот маскарад? — Я слышал, вы дважды переходили линию фронта. Один раз под видом крестьянина, другой — под видом механика. — С этими словами Мэллори опустил за борт узел с формой, в которую был завернут камень. — А теперь будете знать, как выглядят прилично одетые жители острова Навароне. — А зачем нам надо было дважды переодеваться? Сперва в самолете, а теперь здесь? — Ах, вот оно что! Армейская форма и белая флотская в Александрии, синяя роба а Кастельроссо, а сейчас одежда греческих крестьян? В Александрии, в Кастельроссо или на острове майора Ратлиджа могли сказаться — и наверняка были немецкие агенты. А мы пересели с моторки на гидроплан, с гидроплана на торпедный катер, с катера на каик. Следы заметали, капрал. Нам нельзя рисковать. Миллер кивнул, посмотрел на мешок с одеждой, нахмурив брови, наклонился и, достав белый балахон, стал его разглядывать. — Чтобы пройти через здешние кладбища, наверно, — изрек он. — Привидения будем изображать. — Это маскировочные халаты, — объяснил Мэллори. — Чтоб на снегу нас не заметили. — На чем? — На снегу. Это такие белые кристаллики. На острове Навароне есть довольно высокие вершины. Возможно, придется уйти туда. Для того и халаты. Миллер онемел от удивления. Ни слова не говоря, он растянулся на палубе, подложил под голову мешок и закрыл глаза. Улыбнувшись, Мэллори переглянулся с Андреа. — Хочет как следует погреться на солнце, прежде чем заняться освоением белого безмолвия... А что, это идея. Может быть, и тебе поспать? Я постою на вахте пару часов. Пять часов каик шел курсом норд-тень-вест, параллельным побережью Турции, не приближалась к нему ближе, чем на две мили. Греясь на все еще теплом ноябрьском солнце, Мэллори сидел на носу, прижавшись к фальшборту. Он внимательно следил за небом и горизонтом. Андреа и Миллер спали на палубе. Кейси Брауна никак было не выманить из машинного отсека. Лишь изредка он высовывался из люка, чтобы подышать свежим воздухом. Но интервалы между его появлениями все увеличивались: старому «кельвину» требовалось все больше внимания. Браун регулировал систему смазки, подачу воздуха. Механик до мозга костей, он был расстроен тем, в какое состояние привели двигатель. Его клонило в сон, болела голова: через тесный люк воздух почти не проникал. Оставшись один в рулевой рубке, зачем-то установленной на таком маленьком судне, лейтенант Энди Стивенс смотрел на проплывающий мимо них турецкий берег. Подобно Мэллори, он наблюдал за морем, переводя взгляд с побережья на карту, с карты на острова, которые постоянно перемещались относительно друг друга, ставя его в тупик. Возникая в дымке благодаря рефракции, островки словно парили в воздухе. Затем глаза штурмана устремлялись к картушке ветхого спиртового компаса, чуть покачивавшегося в изъеденном коррозией кардановом подвесе, потом — вновь к побережью. Иногда он поглядывал на небо или окидывал взором от траверза до траверза панораму горизонта. В рубке снова повесили засиженное мухами, побитое по краям зеркало, куда он старался не глядеть. Болели предплечья, хотя его дважды сменяли на руле. Худые загорелые руки одеревенели, сжимая рассохшиеся спицы штурвала. Юноша неоднократно пытался расслабиться, как-то уменьшить напряжение сводимых судорогой мускулов рук, но пальцы сами собой стискивали штурвал. В пересохшем рту появился солоновато-кислый привкус. Сколько он ни пил нагретую солнцем воду из кувшина, привкус и сухость во рту оставались. Он не мог также избавиться ни от тревоги, засевшей где-то выше солнечного сплетения, ни от противной дрожи в правой ноге. Стивенсом овладел страх. Не только потому, что он еще не участвовал в боевых действиях. Сколько он себя помнил, Стивенс постоянно испытывал страх. Он и сейчас помнил все случаи, когда он испытывал страх, начиная с приготовительной школы. Все началось с того, что дома его столкнул в бассейн отец, сэр Седрик Стивенс, знаменитый исследователь и альпинист. Отец заявил, что только так сын научится плавать. Как мальчуган вырывался, как барахтался, напуганный до смерти! Вода попадала в носоглотку, желудок словно свело спазмом, вызывая непонятную жуткую боль. Глядя на него, до слез хохотали отец и два старших брата, рослые, веселые и такие же бесчувственные, как сэр Седрик. Стоило Энди вылезти из воды, они снова сталкивали его в бассейн. Отец и братья... Так продолжалось все школьные годы. Втроем они превратили его жизнь в сущий кошмар. Крепкие, энергичные, в постоянном общении с природой, отец и братья поклонялись культу силы и физического здоровья. Они и представить себе не могли, чтобы кто-то не получал удовольствия, прыгнув в воду с пятиметрового трамплина или перескочив на коне через высокий барьер, забравшись на острые скалы или выйдя под парусом в море во время шторма. Все эти развлечения они навязывали и ему. Часто у Энди ничего не получалось. Ни отец, ни братья не могли взять в толк, почему он избегает свирепых забав, до которых сами были охочи. Они были не жестокие, а просто грубые, недалекие люди. Поэтому у Энди к обыкновенному, естественному страху примешивалась боязнь неудачи, опасение, что у него что-то не получится, и тогда его осмеют. Будучи мальчиком чувствительным к насмешкам, он начал страшиться всего, что может вызвать насмешку. В конце концов, он стал бояться страха и в отчаянной попытке преодолеть этот двойной страх к двадцати годам стал скалолазом. При этом Энди приобрел репутацию такого смельчака, что отец и братья стали его уважать и считать ровней себе. Насмешки прекратились. Но страх не исчез, он усиливался. И однажды во время особенно сложного подъема, обуянный слепым, беспричинным страхом, он, едва не погиб. И страх этот он до сих пор успешно скрывал. Как и сейчас. Он и сейчас пытался скрыть свой страх. Энди всегда боялся неудачи, боялся не оправдать чьих-то надежд, боялся чувства страха. Но больше всего боялся, что узнают о его страхе, что кто-то заметит этот страх... Поразительная, невероятная голубизна Эгейского моря; плавные нечеткие очертания Анатолийских гор на фоне блеклой лазури; хватающая за душу волшебная палитра голубых, лиловых, пурпурных и синих красок нагретых солнцем островов, лениво проплывающих мимо; сверкающая всеми цветами радуги рябь, пробежавшая по воде, над которой пронесся напоенный ароматами ветерок, что прилетел с зюйд-веста; мирно спящие на палубе люди, ровный и беспрестанный стук старого движка... Все это наполняло душу миром, покоем, безмятежностью, теплом и истомой. И чувству страха, казалось, нет тут места. И весь остальной мир, и война так далеки. Пожалуй, нет, война не так уж и далеко. Она то и дело напоминала о себе. Дважды появлялся немецкий гидроплан «арадо», покружил над каиком; следом за ним «савоя» и «фиат», отклонившись от курса, прошли вдвоем на бреющем полете и, по-видимому, удовлетворенные осмотром, исчезли. Это были итальянские машины, базирующиеся на Родосе и почти наверняка пилотируемые немецкими летчиками. После капитуляции, объявленной правительством Италии, немцы согнали своих недавних союзников в концлагеря. Утром в полумиле от них прошел крупный каик под немецким флагом, ощетинившийся пулеметами. На баке была установлена 42-миллиметровая пушка. Пополудни с оглушительным ревом мимо них пронесся быстроходный немецкий катер, да так близко, что каик едва не перевернулся. Грозя кулаками, Мэллори и Андреа почем зря ругали гогочущих матросов. Но попыток осмотреть или задержать каик не было. И британцы, и немцы могли не колеблясь вторгнуться в нейтральные турецкие воды, но существовало молчаливое джентльменское соглашение, согласно которому суда и самолеты не осуществляли взаимных военных действий. Они вели себя словно посланцы воюющих держав, очутившиеся в столице нейтрального государства, и относились или безупречно вежливо и холодно друг к другу, или подчеркнуто не замечали присутствия противника. Однако появление судов и самолетов враждующих стран постоянно напоминало о войне. Происходили и иные события, свидетельствующие, сколь непрочен этот кажущийся мир. Медленно двигались стрелки часов, приближая их с каждой минутой к той гигантской скале, которую надо было покорить через какие-то восемь часов. Впереди по курсу в пятидесяти милях от каика возникли очертания мрачных, словно зазубренных скал острова Навароне, повисшего над мерцающим горизонтом. Остров, чей темный силуэт выделялся на сапфирном фоне неба, казался далеким, пустынным и грозным. В половине третьего двигатель остановился. Не было ни чиханья, ни перебоев — признаков неизбежной беды. Еще секунду назад слышалось его уверенное тарахтенье, и вдруг наступила полная и зловещая тишина. Первым к машинному отсеку бросился Мэллори. — В чем дело, Браун? — В голосе капитана слышалась тревога. — Движок сломался? — Не совсем так, сэр. — Браун все еще возился с двигателем, и голос его звучал глухо. — Я его просто выключил. — Выпрямившись, он неуклюже вылез из люка, сел, свесив в отсек ноги, и стал жадно хватать ртом свежий воздух. Несмотря на загар, лицо его было очень бледным. Мэллори внимательно посмотрел на механика. — Можно подумать, вас кто-то до смерти напугал. — Не в этом дело, — помотал головой Браун. — Сидя в этой проклятой дыре все эти последние два или три часа, я дышал ядовитыми газами. Только сейчас понял. — Проведя по лбу рукой, он простонал. — Голова раскалывается, сэр. Закись углерода не очень-то полезна для здоровья. — Утечка в выпускном коллекторе? — Да. И не только это. — Он ткнул пальцем вниз. Видите вон ту водонапорную трубку? На ней шар, водоохладитель. Трубка не толще листка бумаги. Должно быть, много часов была утечка на фланце. Минуту назад в ней вырвало огромную дырищу. Искры, дым, пламя длиной дюймов шесть. Пришлось сразу выключить эту хреновину, сэр. Поняв, наконец, что произошло, Мэллори кивнул. — Что же делать? Отремонтировать сумеете, Браун? — Это невозможно, сэр, — решительно мотнул головой механик. — Нужно заварить или запаять. Внизу, в груде хлама я приметил нужную деталь. Вся ржавая, немногим лучше той, что полетела... Но надо попробовать, сэр. — Я помогу, — вызвался Миллер. — Благодарю вас, капрал. Как думаете, сколько вам понадобится времени, Браун? — Бог его знает. Часа два, может, четыре. Гайки и болты заржавели, придется срубать или отпиливать их, потом искать другие. Мэллори промолчал, медленно повернулся и направился к Стивенсу. Оставив рулевую рубку, тот склонился над рундуком, где лежали паруса. Подняв голову, юноша вопросительно посмотрел на новозеландца. — Доставай и ставь, — одобрительно кивнул головой Мэллори. — Брауну понадобится часа четыре на ремонт. А мы с Андреа поможем тебе, как сумеем. Два часа спустя двигатель все еще молчал. Каик удалился на значительное расстояние от турецких территориальных вод, его несло к большому острову, находившемуся милях в восьми по курсу вест-норд-вест. Теплый ветер стал крепчать и дул с остовой, затягиваемой тучами, части горизонта. Под рейковым парусом и кливером — других парусов не нашлось, — закрепленным на фок-мачте, — приблизиться к территориальным водам оказалось невозможно. Мэллори решил идти к острову — там их будет труднее обнаружить, чем в открытом море. Озабоченно взглянув на часы, он перевел огорченный взгляд на удаляющееся турецкое побережье. И тотчас весь насторожился, вглядевшись в темную полосу моря, суши и неба на востоке. — Андреа! Видишь? — Вижу, капитан, — отозвался рядом Андреа. — Каик. В трех милях отсюда. Идет прямо на нас, — добавил он тихо. — Идет на нас, — согласился капитан. — Позови Миллера и Брауна. Когда все собрались, Мэллори не стал терять времени даром. , — Нас задержат и будут обыскивать, — торопливо сказал он. — Если я не ошибаюсь, это тот самый каик, который попался нам утром. Не знаю, каким образом, но немцы что-то пронюхали и будут очень внимательны. Церемониться не станут, все перетормошат. Вооружены до зубов, с этими шутки плохи. Не будем играть в кошки-мышки. Или мы их — или они нас. Досмотра допустить нельзя. Сами знаете, что у нас за груз. Однако, прибавил он негромко, — бросать за борт его мы не будем. Мэллори поспешно объяснил, как следует действовать. Стивенс, смотревший из окна, снова ощутил пустоту в желудке, почувствовал, как отхлынула от лица кровь. Хорошо, что он в рулевой рубке: никто не заметит, как дрожит у него нога. — Но послушайте, сэр... — произнес он дрогнувшим голосом. — Да. В чем дело, Стивенс? — Несмотря на спешку, Мэллори умолк, увидев бледное, неподвижное лицо и пальцы, вцепившиеся в подоконник. — Вы не посмеете это сделать, сэр! — хриплым из-за волнения голосом произнес Стивенс. Несколько секунд он беззвучно шевелил губами. Наконец, его прорвало: — Это резня, сэр. Подлое убийство. — Заткнись, пацан! — рявкнул Миллер. — Хватит, капрал! — оборвал Мэллори американца. Долгим взглядом посмотрев на него, перевел холодный взор на Стивенса. — Лейтенант, принцип успешного ведения войны состоит в том, чтобы поставить противника в невыгодные условия и не дать ему шансов на успех. Или мы убьем их, или они нас. Или они погибнут, или мы, а вместе с нами и тысяча парней на острове Керос. Неужели не ясно, лейтенант? Пусть вас не мучит совесть. Несколько секунд Стивенс молча смотрел на капитана, сознавая, что все смотрят на него. В эту минуту он возненавидел Мэллори, готов был убить его. И внезапно понял, что ненавидит капитана за жестокую логику, заключенную в его словах. Посмотрел на свои сжатые кулаки. Мэллори, идол каждого молодого скалолаза в довоенной Великобритании, альпинистские подвиги которого давали пищу для сенсационных газетных заголовков в 38-м и 39-м годах. Мэллори, лишь из-за неудачно сложившихся обстоятельств дважды потерпевший неудачу при попытке похитить Роммеля, лису пустыни, из его собственного штаба. Мэллори, трижды отказавшийся от повышения по службе, чтобы остаться с критянами, обожавшими его. Все эти мысли пронеслись в мозгу Энди. Подняв голову, юноша вгляделся в худощавое загорелое лицо, чувственный, словно высеченный резцом рот, густые темные брови, нависшие над карими глазами, которые могли быть и такими холодными и такими добрыми. И он устыдился, осознав, что не сможет ни понять, ни осудить Мэллори. — Прошу прощения, сэр, — чуть улыбнулся он. — Как выразился бы капрал Миллер, я влез без очереди со своей критикой. — Посмотрев на каик, несшийся к ним с зюйд-оста, Стивенс снова почувствовал тошнотворное чувство страха, но произнес довольно твердо: — Я вас не подведу, сэр. — А я и не сомневался, — улыбнулся в ответ Мэллори и взглянул на Миллера и Брауна. — Приготовьте все, что надо, и положите куда следует. Не суетясь, чтобы не увидели. Они смотрят на вас в бинокли. Повернувшись, он пошел на нос, Андреа следом за ним. — Круто ты обошелся с юношей, — сказал без упрека и осуждения грек. — Знаю, — пожал плечами Мэллори. — Я и сам не рад. Но так было надо. — Пожалуй, — проговорил Андреа. — Да, но это было неприятно... Как думаешь, они пустят в ход носовые пушки? — Вполне. Они в не стали догонять нас, не будь они уверены, что дело нечисто. Дадут предупредительный выстрел, и только. Как правило, немцы ведут себя прилично. — Прилично? — сморщил лоб Андреа. — Ладно, не придирайся, — улыбнулся Мэллори. — По местам. Ждите моего сигнала. Долго я вас ждать не заставлю, прибавил он сухо. Буруны от форштевня исчезли, мощный рев дизеля сменился ровным рокотом. Немецкое судно, двигаясь по инерции, остановилось в полутора метрах от каика. Сидя на носу на ящике для рыбы, Мэллори старательно пришивал пуговицу к поношенной куртке, зажатой у него между ног. Шестеро немцев в флотской форме находились на палубе каика. Один склонился над установленным на баке на треножном станке крупнокалиберным «шпандау» со вставленной в приемник лентой. Трое расположились группой в средней части судна, у каждого наготове «шмайсер». В дверях рулевой рубки стоял командир — молодой лейтенант; волевое лицо, холодные глаза, на кителе «Железный крест». Из машинного отсека высунулась чья-то голова. Рейковый парус мешал Мэллори видеть корму, но, судя по тому, куда нацелен «шпандау», можно было заключить, что и на корме «немца» установлен пулемет. Суровый лейтенант, поистине выкормыш «Гитлерюгенд», сложил ладони рупором: — Спустить паруса! Мэллори так и обмер. В ладонь ему вонзилась игла, но он не заметил этого. Лейтенант отдал команду по-английски! А Стивенс так молод, так неопытен. Он непременно попадется на удочку... Но этого не случилось. Приоткрыв дверь рубки, юноша высунулся, приставил ладонь к уху и бессмысленно уставился вверх, карикатурно разинув рот. Изобразил этакого придурка, не понимающего, чего от него хотят. Мэллори готов был обнять его. Не только его поступки, но и одежда и черная шевелюра соответствовали образу медлительного, недоверчивого островитянина-рыбака. — Чего надо? — завопил Стивенс. — Спустить паруса! Мы сейчас сойдем к вам на борт, добавил лейтенант опять по-английски. Стивенс все так же растерянно смотрел на немца, потом недоуменный взгляд перевел на Андреа и Мэллори. Те столь же убедительно изобразили удивление. — Виноват, не понимаю по-немецки! — пожал плечами Энди. — А по-нашему не умеешь говорить? — произнес он на безукоризненном греческом языке. Правда, так говорят в Аттике, а не на островах Архипелага; но Мэллори был уверен, что лейтенант не заметит разницы. — Немедленно лечь в дрейф. Мы поднимемся к вам на борт. — Лечь в дрейф? — Возмущение было таким неподдельным, поток ругательств и проклятий столь обильным, что лейтенант на мгновение опешил. — Да кто ты такой, чтоб нам приказывать? — Даю десять секунд, — оборвал его немецкий лейтенант. Он успел прийти в себя и держался холодно и чопорно. — Потом откроем огонь. Сделав вид, что готов подчиниться, Стивенс повернулся к Андреа и Мэллори. — На то и победители, чтоб приказывать! — произнес он с горечью. — Убирай паруса! Быстро освободили фал, закрепленный на утке. Мэллори потянул вниз кливер, сгреб его и молча присел у ящика на корточки, зная, что за ним наблюдает дюжина враждебных глаз. Парус закрывал его колени, старая куртка — предплечья, сложенные на ляжках ног; кисти опущены, голова склонена воплощенное уныние и покорность. Под тяжестью рангоутного дерева с шумом спустился рейковый парус. Андреа ступил на него, сделал пару неуверенных шагов к носу, но остановился, опустив руки. Усилившийся стук дизеля, поворот штурвала, и немецкое судно оказалось у борта каика. Трое немцев с «шмайсерами» в руках быстро, но так, чтобы не оказаться в секторе обстрела своих крупнокалиберных пулеметов (теперь можно было видеть на корме и второй), прыгнули на палубу каика. Один из трех тут же бросился к фок-мачте и встал там, держа всю команду под прицелом. Всех, кроме Мэллори. Того опекал пулеметчик, находившийся на носу. Мэллори невольно восхитился безупречной слаженностью и четкостью действий немецких моряков. Подняв голову, капитан осмотрелся с чисто крестьянским равнодушием. Кейси Браун присел на корточки у машинного отсека, возясь с глушителем, лежавшим на крышке люка. В двух шагах от него устроился Дасти Миллер. Нахмурясь, он старательно вырезал из консервной банки кусок жести, видно, нужный для ремонтных работ. Кусачки он держал в левой руке, хотя не был левшой. Ни Стивенс, ни Андреа не сдвинулись с места. Часовой у фок-мачты не сводил с них глаз. Двое других неторопливо шли на корму со свободным, непринужденным видом. Им и в голову не приходило, что кто-то посмеет их ослушаться. ...Хладнокровно расстреляв пулеметчика из автомата, спрятанного в парусе, Мэллори направил «брен» на часового у фок-мачты. Тот рухнул, изрешеченный пулями. Не успел он упасть на палубу, как произошло сразу четыре события. Схватив пистолет Миллера, спрятанный под глушителем, Кейси Браун четырежды нажал на спусковой крючок, и пулеметчик, находившийся на корме, поник. Пальцы его все еще сжимали рукоятки. Смяв кусачками трехсекундный химический запал, Миллер швырнул консервную банку в машинный люк немецкого судна. Стивенс метнул в рулевую рубку гранату со взведенным взрывателем. Схватив с быстротой и точностью атакующей кобры обоих автоматчиков, Андреа изо всей силы столкнул их меж собой головами. Все пятеро бросились на палубу. Над немецким судном с грохотом взвился столб дыма, пламени и груда обломков. Вскоре эхо взрыва стихло, слышен был лишь стук «шпандау», стрелявшего вверх до тех пор, пока ленту не заело. Над Эгейским морем вновь воцарилась тишина. Оглушенный двумя взрывами, Мэллори с трудом поднялся с палубы. Ноги ему не повиновались. Он не представлял себе, чтобы взрыв гранаты и двух кусков тола, связанных вместе, мог причинить такие разрушения. Немецкое судно быстро тонуло. Должно быть, самодельной бомбой, изготовленной Миллером, разворотило днище в дизельном отсеке. Средняя часть судна была в огне. Мэллори представил себе: если над кораблем поднимутся клубы черного дыма, то сюда тотчас прилетят немецкие самолеты-разведчики. Но опасения оказались напрасными. Сухое просмоленное дерево горело почти без дыма. Судно получило сильный крен. Еще несколько секунд, и оно пойдет ко дну. Мэллори успел разглядеть развороченную рулевую рубку и ужаснулся, увидев обезображенный труп лейтенанта, распятый на искореженном штурвале, — жалкое подобие того, что некогда было человеком. Из рубки их собственного каика доносились характерные икающие звуки. Капитан понял, что и Стивенс увидел это жуткое зрелище. В утробе тонущего судна раздался глухой взрыв топливных цистерн. Судно встало на ровный киль. Вот уже и планширь в воде, та шипит, заливая пламя. Несколько мгновений спустя каик уходит ко дну, его стройные мачты скрываются в круговороте пены и радужных пузырей воздуха. И вновь поверхность Эгейского моря стала гладкой и спокойной. Лишь обугленные доски да перевернутый шлем лениво покачивались на ней. Мэллори заставил себя отвернуться. Осмотрел собственное судно и своих товарищей. Вскочив на ноги, точно зачарованные, Браун и Миллер смотрели туда, где был каик. Стивенс стоял у двери в рубку целый и невредимый. Но лицо его было мертвенно белым. Во время короткой стычки он вел себя молодцом, однако зрелище изувеченного лейтенанта доконало его. У Андреа рассечена щека, течет кровь. Грек с бесстрастным лицом смотрел на двух автоматчиков, лежавших у его ног. Мэллори с сочувствием поглядел на друга. — Мертвы? — спросил он негромко. Андреа кивнул. — Да, — угрюмо произнес он. — Я перестарался. Мэллори отвернулся. Из всех, с кем ему доводилось встречаться, Андреа более чем кто-либо был вправе ненавидеть и убивать врагов. И он их убивал. Умело и беспощадно. От его целеустремленности и добросовестности становилось жутко. Но при этом он редко не испытывал угрызений совести; он осуждал себя, считая, что человек не смеет отнимать жизнь другого человека. Он был человеколюбив. Простой, прямодушный, Андреа был не в ладах со своей совестью. Но он был честен перед собой и мудр сердцем. Убивал он, движимый не местью и не ненавистью, не во имя идеи национализма или иных «измов», придуманных себялюбцами, глупцами и мошенниками, дабы внушить воинственные чувства и оправдать убийство миллионов молодых и неопытных людей, не сумевших понять весь ужас и бессмысленность военных действий. Андреа убивал врагов, чтобы могли жить люди достойные. — Кто ранен? — с деланной жизнерадостностью спросил Мэллори. — Никто? Превосходно. Надо убираться отсюда. И чем раньше, тем лучше. — Он взглянул на часы. — Почти четыре. Пора выходить на связь с Каиром. Оставьте на пару минут свой склад металлолома, глав-старшина. Выясните, нельзя ли поймать Каир. — Посмотрев на восток, окрашенный зловещим багрянцем, он покачал головой: — Не худо бы и прогноз погоды узнать. Сигнал был слабый (виной тому, по мнению Брауна, были помехи: сзади по курсу сгущались грозовые тучи, обложившие чуть ли не полнеба), но достаточно уверенный. Полученная информация была настолько неожиданной, что все замолчали. Сквозь треск помех послышался голос, то усиливающийся, то исчезающий: — Бедренец, я Ревень! Бедренец, я Ревень! — То были, соответственно, позывные Каира и группы Мэллори. — Перехожу на прием! Браун отстукал «квитанцию». Динамик снова ожил: — Бедренец, я Ревень! Теперь «„Икс» минус один. Повторяю, «"Икс" минус один». — У Мэллори перехватило дыхание. «Икс» обозначал субботнее утро, день нападения немцев на Керос. Выходит, операция состоится на сутки раньше. В пятницу утром. Остается чуть больше трех суток. — Сообщение «"Икс" минус один» понял, — спокойно произнес Мэллори. — Прогноз погоды для Восточной Англии, — звучал бесстрастный голос. Это означало Северные Спорады. — Сегодня вечером возможны сильные грозы и ливневые дожди. Видимость плохая. Температура понижается. В ближайшие сутки ожидается дальнейшее ее понижение. Ветер восточный до юго-восточного силой в шесть, местами в восемь баллов. Утром ослабнет до умеренного. Поднырнув под нижнюю шкаторину наполненного ветром рейкового паруса, новозеландец медленно пошел на корму. Ну и дела! Осталось только трое суток, движок ни к черту... В довершение всего, нешуточный шторм надвигается. Он вспомнил, как бранили синоптиков летчики, но на этот раз служба погоды не ошиблась. Только слепой мог не увидеть этих огромных, похожих на грозные бастионы, туч, догонявших их судно. — Видно, предстоит хорошая взбучка, а? — послышался сзади слегка гнусавый голос. В голосе этом звучала какая-то надежность и уверенность. Ту же уверенность внушали и блекло-голубые глаза, окруженные паутинкой морщин. — Да, похоже на то, — согласился Мэллори. — А что это за штука, восемь баллов, шеф? — В баллах измеряется сила ветра, — объяснил новозеландец. — Если находишься в скорлупке, вроде нашей, и устал от жизни, при таком шторме у тебя никаких шансов выжить. — Я так и понял, — мрачно кивнул Миллер. — А ведь клялся, что нога моя больше не ступит ни на одну посудину, будь они все неладны. — Помолчав, он со вздохом сел на крышку люка машинного отсека и ткнул большим пальцем в сторону ближайшего острова, до которого оставалось меньше трех миль. — А там не безопаснее? — Да не очень-то. Правда, судя по карте, там есть Г-образная бухточка. В ней можно укрыться от ветра и волнения. — Остров обитаемый? — Вероятно. — Немцы на нем? — Вероятно. Миллер невесело кивнул головой и спустился в дизельный отсек, чтобы помочь Брауну. Спустя сорок минут, уже в полумраке, заливаемом потоками холодного дождя, судно бросило якорь в бухте, стиснутой лесистыми берегами. Остров встретил их враждебно-равнодушной тишиной.

CHAPTER 4 Monday Evening 1700--2330 "Brilliant!" said Mallory bitterly. "Ruddy well brilliant! 'Come into my parlour, said the spider to the fly." He swore in chagrin and exasperated disgust, eased aside the edge of the tarpaulin that covered the for'ard hatchway, peered out through the slackening curtain of rain and took a second and longer look at the rocky bluff that elbowed out into the bend of the creek, shutting them off from the sea. There was no difficulty in seeing now, none at all: the drenching cloudburst had yielded to a gentle drizzle, and grey and white cloud Streamers, shredding in the lifting wind, had already pursued the blackly towering cuniulonimbus over the far horizon. In a clear band of sky far to the west, the sinking, flame-red sun was balanced on the rim of the sea. From the shadowed waters of the creek it was invisible, but its presence unmistakable from the gold-shot gauze of the falling rain, high above their heads. The same golden rays highlighted the crumbling old watchtower on the very point of the cliff, a hundred feet above the river. They burnished its fine-grained white Parian marble, mellowed it to a delicate rose: they gleamed on the glittering steel, the evil mouths of the Spandau machine-guns reaching out from the slotted embrasures in the massive walls, illumined the hooked cross of the swastika on the flag that streamed out stiffly from the staff above the parapet. Solid even in its decay, impregnable in its position, commanding in its lofty outlook, the tower completely dominated both waterborne approaches, from the sea and, upriver, down the narrow, winding channel that lay between the moored caique and the foot of the cliff. Slowly, reluctantly almost, Mallory turned away and gently lowered the tarpaulin. His face was grim as he turned round to Andrea and Stevens, in-defined shadows in the twilit gloom of the cabin. "Brilliant!" he repeated. "Sheer genius. Mastermind Mallory. Probably the only bloody creek within a hundred miles--and in a hundred islands--with a German guard post on it. And of course I had to go and pick it. Let's have another look at that chart, will you, Stevens?" Stevens passed it across, watched Mallory study it in the pale light filtering in under the tarpaulin, leaned back against the bulkhead and drew heavily on his cigarette. It tasted foul, stale and acrid, but the tobacco was fresh enough, he knew. The old, sick fear was back again, as strongly as ever. He looked at the great bulk of Andrea across from him, felt an illogical resentment towards him for having spotted the emplacement a few minutes ago. They'll have cannon up there, he thought dully, they're bound to have cannon--couldn't control the creek otherwise. He gripped his thigh fiercely, just above the knee, but the tremor lay too deep to be controlled: he blessed the merciful darkness of the tiny cabin. But his voice was casual enough as he spoke. "You're wasting your time, sir, looking at that chart and blaming yourself. This is the only possible Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html anchorage within hours of sailing time from here. With that wind there was nowhere else we could have gone." "Exactly. That's just it." Mallory folded the chart, handed it back. "There was nowhere else we could have gone. There was nowhere else anyone could have gone. Must be a very popular port in a storm, this--a fact which must have become apparent to the Germans a long, long time ago. That's why I should have known they were almost bound to have a post here. However, spilt milk, as you say." He raised his voice. "Chief!" "Halo!" Brown's muffled voice carried faintly from the depths of the engine-room. "How's it going?" "Not too bad, sir. Assembling it now." Mallory nodded in relief. "How long?" he called. "An hour?" "Aye, easy, sir." "An hour." Again Mallory glanced through the tarpaulin, looked back at Andrea and Stevens. "Just about right. We'll leave in an hour. Dark enough to give us some protection from our friends up top, but enough light left to navigate our way out of this damned corkscrew of a channel." "Do you think they'll try to stop us, sir?" Stevens's voice was just too casual, too matter of fact. He was pretty sure Mallory would notice. "It's unlikely they'll line the banks and give us three hearty cheers," Mallory said dryly. "How many men do you reckon they'll have up there, Andrea?" "I've seen two moving around," Andrea said thoughtfully. "Maybe three or four altogether, Captain. A small post. The Germans don't waste men on these." "I think you're about right," Mallory agreed. "Most of them'll be in the garrison in the village--about seven miles from here, according to the chart, and due west. It's not likely--" He broke off sharply, stiffened in rigid attention. Again the call came, louder this time, imperative in its tone. Cursing himself for his negligence in not posting a guard--such carelessness would have cost him his life in Crete--Mallory pulled the tarpaulin aside, clambered slowly on to the deck. He carried no arms, but a halfempty bottle of Moselle dangled from his left hand: as part of a plan prepared before they had left Alexandria, he'd snatched it from a locker at the foot of the tiny companionway. He lurched convincingly across the deck, grabbed at a stay in time to save himself from falling overboard. Insolently he stared down at the figure on the bank, less than ten yards away--it hadn't mattered about a guard, Mallory realised, for the soldier carried his automatic carbine slung over his shoulder--insolently he tilted the wine to his mouth and swallowed deeply before condescending to talk to him. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html He could see the mounting anger in the lean, tanned face of the young German below him. Mallory ignored it. Slowly, an inherent contempt in the gesture, he dragged the frayed sleeve of his black jacket across his lips, looked the soldier even more slowly up and down in a minutely provocative inspection as disdainful as it was prolonged. "Well?" he asked truculently in the slow speech of the islands. "What the hell do you want?" Even in the deepening dusk he could see the knuckles whitening in the stock of the carbine, and for an instant Mallory thought he had gone too far. He knew he was in no danger--all noise in the engine-room had ceased, and Dusty Miller's hand was never far from his silenced automatic--but he didn't want trouble. Not just yet. Not while there were a couple of manned Spandaus in that watch-tower. With an almost visible effort the young soldier regained his control. It needed little help from the imagination to see the draining anger, the first tentative stirrings of hesitation and bewilderment. It was the reaction Mallory had hoped for. Greeks--even half-drunken Greeks--didn't talk to their overlords like that--not unless they had an overpoweringly good reason. "What vessel is this?" The Greek was slow and halting but passable. "Where are you bound for?" Mallory tilted the bottle again, smacked his lips in noisy satisfaction. He held the bottle at arm's length, regarded it with a loving respect. "One thing about you Germans," he confided loudly. "You do know how to make a fine wine. I'll wager you can't lay your hands on this stuff, eh? And the swill they're making up above"--the island term for the mainland--"is so full of resin that it's only good for lighting fires." He thought for a moment. "Of course, if you know the right people in the islands, they _might_ let you have some ouzo. But some of us can get ouzo _and_ the best Hocks _and_ the best Moselles." The soldier wrinkled his face in disgust. Like almost every fighting man he despised Quislings, even when they were on his side: in Greece they were very few indeed. "I asked you a question," he said coldly. "What vessel, and where bound?" "The caique _Aigion_," Mallory replied loftily. "In ballast, for Samoa. Under orders," he said significantly. "Whose orders?" the soldier demanded. Shrewdly Mallory judged the confidence as superficial only. The guard was impressed in spite of himself. "Herr Commandant in Vathy. General Graebel," Mallory said softly. "You will have heard of the Herr General before, yes?" He was on safe ground here, Mallory knew. The reputation of Graebel, both as a paratroop commander and an iron disciplinarian, had spread far beyond these islands. Even in the half-light Mallory could have sworn that the guard's complexion turned paler. But he was dogged enough. "You have papers? Letters of authority?" Mallory sighed wearily, looked over his shoulder. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "Andrea!" he bawled. "What do you want?" Andrea's great bulk loomed through the hatchway. He had heard every word that passed, had taken his cue from Mallory: a newlyopened wine bottle was almost engulfed in one vast hand and he was scowling hugely. "Can't you see I'm busy?" he asked surlily. He stopped short at the sight of the German and scowled again, irritably. "And what does this haifling want?" "Our passes and letters of authority from Herr General. They're down below." Andrea disappeared, grumbling deep in his throat. A rope was thrown ashore, the stern pulled in against the sluggish current and the papers passed over. The papers--a set different from those to be used if emergency arose in Navarone--proved to be satisfactory, eminently so. Mallory would have been surprised had they been anything else. The preparation of these, even down to the photostatic facsimile of General Graebel's signature, was all in the day's work for Jensen's bureau in Cairo. The soldier folded the papers, handed them back with a muttered word of thanks. He was only a kid, Mallory could see now--if he was more than nineteen, his looks belied him. A pleasant, open-faced kid--of a different stamp altogether from the young fanatics of the S.S. Panzer Division--and far too thin. Mallory's chief reaction was one of relief: he would have hated to have to kill a boy like this. But he had to find out all he could. He signalled to Stevens to hand him up the almost empty crate of Moselle. Jensen, he mused, had been very thorough indeed: the man had literally thought of everything. . . . Mallory gestured lazily in the direction of the old watch-tower. "How many of you are up there?" he asked. The boy was instantly suspicious. His face had tightened up, stified in hostile surmise. "Why do you want to know?" he asked stiffly. Mallory groaned, lifted his hands in despair, turned sadly to Andrea. "You see what it is to be one of them?" he asked in mournful complaint. "Trust nobody. Think everyone is as twisted as. . . ." He broke off hurriedly, turned to the soldier again. "It's just that we don't want to have the same trouble every time we come in here," he explained. "We'll be back in Samos in a couple of days, and we've still another case of Moselle to work through. General Graebel keeps his--ah--special envoys well supplied. . . . It must be thirsty work up there in the sun. Come on, now, a bottle each. How many bottles?" The reassuring mention that they would be back again, the equally reassuring mention of Graebel's name, plus, probably, the attraction of the offer and his comrades' reaction if he told them he had refused it, tipped the balance, overcame scruples and suspicions. "There are only three of us," he said grudgingly. "Three it is," Mallory said cheerfully. "We'll bring you some Hock next time we return." He tilted his own bottle. "_Prosit!_" he said, an islander proud of airing his German, and then, more proudly still, "_Auf Wiedersehen!_" The boy murmured something in return. He stood hesitating for a moment, slightly shame-faced, then wheeled abruptly, walked off slowly along the river bank, clutching his bottles of Moselle. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "So!" Mallory said thoughtfully. "There are only three of them. That should make things easier--" "Well done, sir!" It was Stevens who interrupted, his voice warm, his face alive with admiration. "Jolly good show!" "Jolly good show!" Miller mimicked. He heaved his lanky length over the coaming of the engine hatchway. "'Good' be damned! I couldn't understand a gawddamned word, but for my money that rates an Oscar. That was terrific, boss!" "Thank you, one and all," Mallory murmured. "But I'm afraid the congratulations are a bit premature." The sudden chill in his voice struck at them, so that their eyes aligned along his pointing finger even before he went on. "Take a look," he said quietly. The young soldier had halted suddenly about two hundred yards along the bank, looked into the forest on his left in startled surprise, then dived in among the trees. For a moment the watchers on the boat could see another soldier, talking excitedly to the boy and gesticulating in the direction of their boat, and then both were gone, lost in the gloom of the forest. "That's torn it!" Mallory said softly. He turned away. "Right, that's enough. Back to where you were. It would look fishy if we ignored that incident altogether, but it would look a damned sight fishier if we paid too much attention to it. Don't let's appear to be holding a conference." Miller slipped down into the engine-room with Brown, and Stevens went back to the little for'ard cabin. Mallory and Andrea remained on deck, bottles in their hands. The rain had stopped now, completely, but the wind was still rising, climbing the scale with imperceptible steadiness, beginning to bend the tops of the tallest of the pines. Temporarily the bluff was affording them almost complete protection. Mallory deliberately shut his mind to what it must be like outside. They had to put out to sea--Spandaus permitting--and that was that. "What do you think has happened, sir?" Stevens's voice carried up from the gloom of the cabin. "Pretty obvious, isn't it?" Mallory asked. He spoke loudly enough for all to hear. "They've been tipped off. Don't ask me how. This is the second time--and their suspicions are going to be considerably reinforced by the absence of a report from the caique that was sent to investigate us. She was carrying a wireless aerial, remember?" "But why should they get so damned suspicious all of a sudden?" Miller asked. "It doesn't make sense to me, boss." "Must be in radio contact with their H.Q. Or a telephone-probably a telephone. They've just been given the old tic-tac. Consternation on all sides." "So mebbe they'll be sending a small army over from their H.Q. to deal with us," Miller said lugubriously.. Mallory shook his head definitely. His mind was working quickly and well, and he felt oddly certain, confident of himself. "No, not a chance. Seven miles as the crow flies. Ten, maybe twelve miles over rough hill and forest tracks-- and in pitch darkness. They wouldn't think of it." He waved his bottle in the direction of the Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html watch-tower. "To-night's their big night." "So we can expect the Spandaus to open up any minute?" Again the abnormal matter-of -factness of Stevens's voice. Mallory shook his head a second time. "They won't. I'm positive of that. No matter how suspicious they may be, how certain they are that we're the big bad wolf, they are going to be shaken to the core when that kid tells them we're carrying papers and letters of authority signed by General Graebel himself. For all they know, curtains for us may be the firing squad for them. Unlikely, but you get the general idea. So they're going to contact H.Q., and the commandant on a small island like this isn't going to take a chance on rubbing out a bunch of characters who may be the special envoys of the Herr General himself. So what? So he codes a message and radios it to Vathy in Samos and bites his nails off to the elbow till a message comes back saying Graebel has never heard of us and why the hell haven't we all been shot dead?" Mallory looked at the luminous dial of his watch. "I'd say we have at least half an hour." "And meantime we all sit around with our little bits of paper and pencil and write out our last wills and testaments." Miller scowled. "No percentage in that, boss. We gotta _do_ somethin'." Mallory grinned. "Don't worry, Corporal, we are going to do something. We're going to hold a nice little bottle party, right here on the poop." The last words of their song--a shockingly corrupted Grecian version of "Lilli Marlene," and their third song in the past few minutes--died away in the evening air. Mallory doubted whether more than faint snatches of the singing would be carried to the watch-tower against the wind, but the rhythmical stamping of feet and waving of bottles were in themselves sufficient evidence of drunken musical hilarity to all but the totally blind and deaf. Mallory grinned to himself as he thought of the complete confusion and uncertainty the Germans in the tower must have been feeling then. This was not the behaviour of enemy spies, especially enemy spies who know that suspicions had been aroused and that their time was running out. Mallory tilted the bottle to his mouth, held it there for several seconds, then set it down again, the wine untasted. He looked round slowly at the three men squatting there with him on the poop, Miller, Stevens and Brown. Andrea was not there, but he didn't have to turn his head to look for him. Andrea, he knew, was crouched in the shelter of the wheelhouse, a waterproof bag with grenades and a revolver strapped to his back. "Right!" Mallory said crisply. "Now's your big chance for _your_ Oscar. Let's make this as convincing as we can." He bent forward, jabbed his finger into Miller's chest and shouted angrily at him. Miller shouted back. For a few moments they sat there, gesticulating angrily and, to all appearances, quarrelling furiously with each other. Then Miller was on his feet, swaying in drunken imbalance as he leaned threateningly over Mallory, clenched fists ready to strike. He stood back as Mallory struggled to his feet, and in a moment they were fighting fiercely, raining apparently heavy blows on each other. Then Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html a haymaker from the American sent Mallory reeling back to crash convincingly against the wheelhouse. "Right, Andrea." He spoke quietly, without looking round. "This is it. Five seconds. Good luck." He scrambled to his feet, picked up a bottle by the neck and rushed at Miller, upraised arm and bludgeon swinging fiercely down. Miller dodged, swung a vicious foot, and Mallory roared in pain as his shins caught on the edge of the bulwarks. Silhouetted against the pale gleam of the creek, he stood poised for a second, arms flailing wildly, then plunged heavily, with a loud splash, into the waters of the creek. For the next half-minute----it would take about that time for Andrea to swim under water round the next upstream corner of the creek-- everything was a confusion and a bedlam of noise. Mallory trod water as he tried to pull himself aboard: Miller had, seized a boathook and was trying to smash it down on his head: and the others, on their feet now, had flung their arms round Miller, trying to restrain him: finally they managed to knock him off his feet, pin him to the deck and help the dripping Mallory aboard. A minute later, after the immemorial fashion of drunken men, the two combatants had shaken hands with one another and were sitting on the engine-room hatch, arms round each other's shoulders and drinking in perfect amity from the same freshly-opened bottle of wine. "Very nicely done," Mallory said approvingly. "Very nicely indeed. An Oscar, definitely, for Corporal Miller." Dusty Miller said nothing. Taciturn and depressed, he looked moodily at the bottle in his hand. At last he stirred. "I don't like it, boss," he muttered unhappily. "I don't like the set-up one little bit. You shoulda let me go with Andrea., It's three to one up there, and they're waiting and ready." He looked accusingly at Mallory. "Dammit to hell, boss, you're always telling us how desperately important this mission is!" "I know," Mallory said quietly. "That's why I didn't send you with him. That's why none of us has gone with him. We'd only be a liability to him, get in his way." Mallory shook his head. "You don't know Andrea, Dusty." It was the first time Mallory had called him that: Miller was warmed by the unexpected familiarity, secretly pleased. "None of yoU know him. But I know him." He gestured towards the watch-tower, its squarecut lines in sharp silhouette against the darkening sky. "Just a big, fat, good-natured chap, always laughing and joking." Mallory paused, shook his head again, went on slowly. "He's up there now, padding through that forest like a cat, the biggest and most dangerous cat you'll ever see. Unless they offer no resistance--Andrea never kills unnecessarily--when I send him up there after these three poor bastards I'm executing them just as surely as if they were in the electric chair and I was pulling the switch." In spite of himself Miller was impressed, profoundly so. "Known him a long time, boss, huh?" It was half question, half statement. "A long time. Andrea was in the Albanian war--he was in the regular army. They tell me the Italians went in terror of him--his long-range patrols against the 'Iulia division, the Wolves of Tuscany, did more to wreck the Italian morale in Albania than any other single factor. Fve heard a good many stories about them--not from Andrea--and they're all incredible. And they're all true. But it was afterwards I met him, when we were trying to hold the Servia Pass. I was a very junior liaison lieutenant in the Anzac brigade at the time. Andrea"--he paused deliberately for effect--"Andrea was a lieutenant-colonel in the 19th Greek Motorised Division." "A _what?_" Miller demanded in astonishment. Stevens and Brown were equally incredulous. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "You heard me. Lieutenant-colonel. Outranks me by a fairish bit, you might say." He smiled at them quizzically. 'Puts Andrea In rather a different light, doesn't it?" They nodded silently but said nothing. The genial, hail-fellow Andrea--a good-natured, almost simpleminded buffoon--a senior army officer. The idea had come too suddenly, was too incongruous for easy assimilation and immediate comprehension. But, gradually, it began to make sense to them. It explained many things about Andrea to them--his repose, his confidence, the unerring sureness of his lightning reactions, and, above all, the implicit faith Mallory had in him, the respect he showed for Andrea's opinions whenever he consulted him, which was frequently. Without surprise now, Miller slowly recalled that he'd never yet heard Mallory give Andrea a direct order. And Mallory never hesitated to pull his rank when necessary. "After Servia," Mallory went on, "everything was pretty confused. Andrea had heard that Trikkala--a small country town where his wife and three daughters lived--had been flattened by the Stukas and Heinkels. He reached there all right, but there was nothing he could do. A land-mine had landed in the front garden and there wasn't even rubble left." Mallory paused, lit a cigarette. He stared through the drifting smoke at the fading outlines of the tower. "The only person he found there was his brother-in-law, George. George was with us in Crete--he's still there. From George he heard for the first time of the Bulgarian atrocities in Thrace and Macedonia--and his parents lived there. So they dressed in German uniforms--you can imagine how Andrea got those--commandeered a German army truck and drove to Protosami." The cigarette in Mallory's hand snapped suddenly, was sent spinning over the side. Miller was vaguely surprised: emotion, or rather, emotional displays, were so completely foreign to that very tough New Zealander. But Mallory went on quietly enough. "They arrived in the evening of the infamous Protosami massacre. George has told me how Andrea stood there, clad in his German uniform and laughing as he watched a party of nine or ten Bulgarian soldiers lash couples together and throw them into the river. The first couple in were his father and stepmother, both dead." "My Gawd above!" Even Miller was shocked out of his usual equanimity. "It's just not possible--" "You know nothing," Mallory interrupted impatiently. "Hundreds of Greeks in Macedonia died the same way--but usually alive when they were thrown in. Until you know how the Greeks hate the Bulgarians, you don't even begin to know what hate is. . . . Andrea shared a couple of bottles of wine with the soldiers, found out that they had killed his parents earlier in the afternoon--they had been foolish enough to resist. After dusk he followed them up to an old corrugated-iron shed where they were billeted for the night. All he had was a knife. They left a guard outside. Andrea broke his neck, went inside, locked the door and smashed the oil lamp. George doesn't know what happened except that Andrea went berserk. He was back outside in two minutes, completely sodden, his uniform soaked in blood from head to foot. There wasn't a sound, not even a groan to be heard from the hut when they left, George says." He paused again, but this time there was no interruption, nothing said. Stevens shivered, drew his shabby jacket closer round his shoulders: the air seemed to have become suddenly chili. Mallory lit another cigarette, smiled faintly at Miller, nodded towards the watch-tower. "See what I mean by saying we'd only be a liability to Andrea up there?" Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "Yeah. Yeah, I guess I do," Miller admitted. "I had no idea, I had no idea. . . . Not all of them, boss! He couldn't have killed--" "He did," Mallory interrupted flatly. "After that he formed his own band, made life hell for the Bulgarian outposts in Thrace. At one time there was almost an entire division chasing him through the Rhodope mountains. Finally he was betrayed and captured, and he, George and four others were shipped to Stavros--they were to go on to Salonika for trial. They overpowered their guards--Andrea got loose among them on deck at night--and sailed the boat to Turkey. The Turks tried to intern him--they might as weli have tried to intern an earthquake. Finally he arrived in Palestine, tried to join the Greek Commando Battalion that was being formed in the Middle East --mainly veterans of the Albanian campaign, like himself." Mallory laughed mirthlessly. "He was arrested as a deserter. He was released eventually, but there was no place for him in the new Greek Army. But Jensen's bureau heard about him, knew he was a natural for Subversive Operations.. . . And so we went to Crete together." Five minutes passed, perhaps ten, but nobody broke the silence. Occasionally, for the benefit of any watchers, they went through the motions of drinking; but even the half-light was fading now and Mallory knew they could only be half-seen blurs, shadowy and indistinct, from the heights of the watch-tower. The caique was beginning to rock In the surge from the open sea round the bluff. The tall, reaching pines, black now as midnight cypress and looming impossibly high against the stardusted cloud wrack that scudded palely overhead, were closing in on them from either side, sombre, watchful and vaguely threatening the wind moaning in lost and mournful requiem through their swaying topmost branches. A bad night, an eerie and an ominous night, pregnant with that indefinable foreboding that reaches down and touches the well-springs of the nameless fears, the dim and haunting memories of a million years ago, the ancient racial superstitions of mankind: a night that sloughed off the tissue veneer of civilisation and the shivering man complains that someone is walking over his grave. Suddenly, incongruously, the spell was shattered and Andrea's cheerful hail from the bank had them all on their feet in a moment. They heard his booming laugh and even the forests seemed to shrink back in defeat. Without waiting for the stern to be pulled in, he plunged into the creek, reached the caique in half a dozen powerful strokes and hoisted himself easily aboard. Grinning down from his great height, he shook himself like some shaggy mastiff and reached out a hand for a convenient wine bottle. "No need to ask how things went, eh?" Mallory asked, smiling. "None at all. It was just too easy. They were only boys, and they never even saw me." Andrea took another long swig from the bottle and grinned in sheer delight. "And I didn't lay a finger on them," he went on triumphantly. "Well, maybe a couple of little taps. They were all looking down here, staring out over the parapet when I arrived. Held them up, took their guns off them and locked them in a cellar. And then I bent their Spandaus--just a little bit." This is it, Mallory thought dully, this is the end. This is the finish of everything, the strivings, the hopes, the fears, the loves and laughter of each one of us. This is what it all comes to. This is the end, the end for us, the end for a thousand boys on Kheros. In unconscious futility his hand came up, slowly wiped lips salt from the spray bulleting off the wind-flattened wave-tops, then lifted farther to shade bloodshot eyes that peered out hopelessly into the storm-filled darkness ahead. For a moment the dullness lifted, and an almost intolerable bitterness welled through his mind. All gone, everything-- everything except the guns of Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Navarone. The guns of Navarone. They would live on, they were indestructible. Damn them, damn them, damn them! Dear God, the blind waste, the terrible uselessness of it alit The caique was dying, coming apart at the seams. She was literally being pounded to death, being shaken apart by the constant battering shocks of wind and sea. Time and time again the poop-deck dipped beneath the foam-streaked cauldron at the stern, the fo'c'sle rearing crazily into the air, dripping forefoot showing clear; then the plummetting drop, the shotgun, shuddering impact as broad-beamed bows crashed vertically down into the cliff-walled trough beyond, an explosive collision that threw so unendurable a strain on the ancient timbers and planks and gradually tore them apart. It had been bad enough when they'd cleared the creek just as darkness fell, and plunged and wallowed their way through a quartering sea on a northward course for Navarone. Steering the unwieldy old caique had become difficult in the extreme: with the seas fine on the starboard quarter she had yawed wildly and unpredictably through a fifty degree arc, but at least her seams had been tight then, the rolling waves overtaking her in regular formation and the wind settled and steady somewhere east of south. But now all that was gone. With half a dozen planks sprung from the stem-post and working loose from the apron, and leaking heavily through the stuffing-gland of the propeller shaft, she was making water far faster than the ancient, vertical handpump could cope with: the wind-truncated seas were heavier, but broken and confused, sweeping down on them now from this quarter, now from that: and the wind itself, redoubled in its shrieking violence, veered and backed insanely from south-west to south-east. Just then it was steady from the south, driving the unmanageable craft blindly on to the closing iron cliffs of Navarone, cliffs that loomed invisibly ahead, somewhere in that all-encompassing darkness. Momentarily Mallory straightened, tried to ease the agony of the pincers that were clawing into the muscles of the small of his back. For over two hours now he'had been bending and straightening, bending and straightening, lifting a thousand buckets that Dusty Miller filled interminably from the well of the hold. God only knew how Miller felt. If anything, he had the harder job of the two and he had been violently and almost continuously seasick for hours on end. He looked ghastly, and he must have been feeling like death itself: the sustained effort, the sheer iron willpower to drive himself on in that condition reached beyond the limits of understanding. Mallory shook his head wonderingly. "My God, but he's tough, that Yank." Unbidden, the words framed themselves in his mind, and he shook his head in anger, vaguely conscious of the complete inadequacy of the words. Fighting for his breath, he looked aft to see how the others were faring. Casey Brown, of course, he couldn't see. Bent double in the cramped confines of the engine-room, be, too, was constantly sick and suffering a blinding headache from the oil fumes and exhaust gases still filtering from the replacement stand-pipe, neither of which could find any escape in the unventilated engineroom: but, crouched over the engine, he bad not once left his post since they had cleared the mouth of the creek, had nursed the straining, ancient Kelvin along with the loving care, the exquisite skill of a man born into a long and proud tradition of engineering. That engine had only to falter once, to break down for the time in which a man might draw a deep breath, and the end would be as immediate as it was violent. Their steerage way, their lives, depended entirely on the continuous thrust of that screw, the laboured thudding of that rusted old two-cylinder. It was the heart of the boat, and when the heart stopped beating the boat died too, slewed broadside on and foundering in the waiting chasms between the waves. For'ard of the engine-room, straddle-legged and braced against the corner pillar of the splintered skeleton that was all that remained of the wheelhouse, Andrea laboured unceasingly at the pump, never once lifting his head, oblivious of the crazy lurching of the deck of the caique, oblivious, too, of the biting wind and stinging, sleet-cold spray that numbed bare arms and moulded the sodden shirt to the hunched and massive shoulders. Ceaselessly, tirelessly, his arm thrust up and down, up and down, with the metronomic regularity of a piston. He had been there for close on three hours now, and he looked as if Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html he could go for ever. Mallory, who had yielded him the pump in complete exhaustion after less than twenty minutes' cruel labour, wondered if there was any limit to the man's endurance. He wondered, too, about Stevens. For four endless hours now Andy Stevens had fought and overcome a wheel that leapt and struggled in his hands as if possessed of a convulsive life and will of its own--the will to wrench itself out of exhausted hands and turn them into the troughs: be had done a superb job, Mallory thought, had handled the clumsy craft magnificently. He peered at him closely, but the spray lashed viciously across his eyes and blinded him with tears. All he could gather was a vague impression of a tightly-set mouth, sleepless, sunken eyes and little patches of skin unnaturally pale against the mask of blood that covered almost the entire face from hairline to throat. The twisting, towering comber that had stove in the planks of the wheelhouse and driven in the windows with such savage force had been completely unexpected: Stevens hadn't had a chance. The cut above the right temple was particularly bad, ugly and deep: the blood still pulsed over the ragged edge of the wound, dripped monotonously into the water that sloshed and gurgled about the floor of the wheelhouse. Sick to his heart, Mallory turned away, reached down for another bucket of water. What a crew, he thought to himself, what a really terrific bunch of--of . . . He sought for words to describe them, even to himself, but he knew his mind was far too tired. It didn't matter anyway, for there were no words for men like that, nothing that could do them justice. He could almost taste the bitterness in his mouth, the bitterness that washed in waves through his exhausted mind. God, how wrong it was, how terribly unfair! Why did such men have to die, he wondered savagely, why did they have to die so uselessly. Or maybe it wasn't necessary to justify dying, even dying ingloriously empty of achievement. Could one not die for intangibles, for the abstract and the ideal? What had the martyrs at the stake achieved? Or what was the old tag--_dulce et decorum est pro patria mori_. If one lives well, what matter how one dies. Unconsciously his lips tightened in quick revulsion and he thought of Jensen's remarks about the High Commands playing who's-the-king-of-the-castle. Well, they were right bang in the middle of their playground now, just a few more pawns sliding into the limbo. Not that it mattered--they had thousands more left to play with. For the first time Mallory thought of himself. Not with bitterness of self-pity or regret that it was all over. He thought of himself only as the leader of this party, his responsibility for the present situation. It's my fault, lie told himself over and over again, it's all my fault. I brought them here, I made them come. Even while one part of his mind was telling him that he'd had no option, that his hand had been forced, that if they had remained in the creek they would have been wiped out long before the dawn, irrationally he still blamed himself the more. Shackleton, of all the men that ever lived, maybe Ernest Shackleton could have helped them now. But not Keith Mallory. There was nothing he could do, no more than the others were doing, and they were just waiting for the end. But he was the leader, he thought dully, he should be planning something, he should be doing something. . . . But there was nothing he could do. There was nothing anyone on God's earth could do. The sense of guilt, of utter inadequacy, settled and deepened with every shudder of the ancient timbers. He dropped his bucket, grabbed for the security of the mast as a heavy wave swept over the deck, the breaking foam quick-silver in its seething phosphorescence. The waters swirled hungrily round his legs and feet, but he ignored them, stared out into the darkness. The darkness--that was the devil of it. The old caique rolled and pitched and staggered and plunged, but as if disembodied, in a vacuum. They could see nothing--not where the last wave had gone, nor where the next was coming from. A sea invisible and strangely remote, doubly frightening in its palpable immediacy. Mallory stared down into the hold, was vaguely conscious of the white blur of Miller's face: he had swallowed some seawater and was retching painfully, salt water laced with blood. But Mallory ignored it, Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html involuntarily: all his mind was concentrated elsewhere, trying to reduce some fleeting impression, as vague as it had been evanescent, to a coherent realisation. It seemed desperately urgent that he should do so. Then another and still heavier wave broke over the side and all at once he had it. The wind! The wind had dropped away, was lessening with every second that passed. Even as he stood there, arms locked round the mast as the second wave fought to carry him away, he remembered how often in the high hills at home he had stood at the foot of a precipice as an onrushing wind, seeking the path of least resistance, had curved and lifted up the sheer face, leaving him standing in a pocket of relative immunity. It was a common enough mountaineering phenomenon. And these two freak waves--the surging backwash! The significance struck at him like a blow. The cliffs! They were on the cliffs of Navarone! With a hoarse, wordless cry of warning, reckless of his own safety, he flung himself aft, dived full length through the swirling waters for the engine-room hatchway. "Full astern!" he shouted. The startled white smudge that was Casey Brown's face twisted up to his. "For God's sake, man, full astern! We're heading for the cliffs!" He scrambled to his feet, reached the wheelhouse in two strides, hand pawing frantically for the flare pocket. "The cliffs, Stevens! We're almost on them! Andrea--Miller's still down below!" He flicked a glance at Stevens, caught the slow nod of the set, blood-masked face, followed the line of sight of the expressionless eyes, saw the whitely phosphorescent line ahead, irregular but almost continuous, blooming and fading, blooming and fading, as the pounding seas smashed against and fell back from cliffs still invisible in the darkness. Desperately his hands fumbled with the flare. And then, abruptly, it was gone, hissing and spluttering along the near-horizontal trajectory of its ifight. For a moment, Mallory thought it had gone out, and he clenched his fists in impotent bitterness. Then it smashed against the rock face, fell back on to a ledge about a dozen feet above the water, and lay there smoking and intermittently burning in the driving rain, in the heavy spray that cascaded from the booming breakers. The light was feeble, but it was enough. The cliffs were barely fifty yards away, black and wetly shining in the fitful radiance of the flare--a flare that illuminated a vertical circle of less than five yards in radius, and left the cliff below the ledge shrouded in the treacherous dark. And straight ahead, twenty, maybe fifteen yards from the shore, stretched the evil length of a reef, gaptoothed and needle-pointed, vanishing at either end into the outer darkness. "Can you take her through?" he yelled at Stevens. "God knows! I'll try!" He shouted something else about "steerage way," but Mallory was already half-way to the for'ard cabin. As always in an emergency, his mind was racing ahead with that abnormal sureness and clarity of thought for which he could never afterwards account. Grasping spikes, mallet and a wire-cored rope, he was back on deck in seconds. He stood stock still, rooted in an almost intolerable tension as he saw the towering, jagged rock bearing down upon them, fine on the starboard bow, a rock that reached half-way up the wheelhouse. It struck the boat with a crash that sent him to his knees, rasped and grated along half the length of the buckled, splintered gunwales: and then the caique had rolled over to port and she was through, Stevens frantically spinning Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html the wheel and shouting for full astern. Mallory's breath escaped in a long, heavy sigh of relief--he had been quite unaware that he had stopped breathing--and he hurriedly looped the coil of rope round his neck and under his left shoulder and stuck spikes and hammer in his belt. The caique was slewing heavily round now, port side to, plunging and corkscrewing violently as she began to fall broadside into the troughs of the waves, waves shorter and steeper than ever under the double thrust of the wind and the waves and the backwash recoiling from the cliffs: but she was still in the grip of the sea and her own momentum, and the distance was closing with frightening speed. It's a chance I have to take, Mallory repeated to himself over and over again; it's a chance I have to take. But that little ledge, remote and just inaccessible, was fate's last refinement of cruelty, the salt in the wound of extinction, and he knew in his heart of hearts that it wasn't a chance at all, but just a suicidal gesture. And then Andrea had heaved the last of the fenders--worn truck tyres--out board, and was towering above him, grinning down hugely into his face: and suddenly Mallory wasn't so sure any more. "The ledge?" Andrea's vast, reassuring hand was on his shoulder. Mallory nodded, knees bent in readiness, feet braced on the plunging, slippery deck. "Jump for it," Andrea boomed. "Then keep your legs stiff." There was no time for any more. The caique was swinging in broadside to, teetering on the crest of a wave, as high up the cliff as she would ever be, and Mallory knew it was now or never. His hands swung back behind his body, his knees bent farther, and then, in one convulsive leap he had flung himself upwards, fingers scrabbling on the wet rock of the cliff, then hooking over the rim of the ledge. For an instant he hung there at the length of his arms, unable to move, wincing as he heard the foremast crash against the ledge and snap in two, then his fingers left the ledge without their own volition, and he was almost half-way over, propelled by one gigantic heave from below. He was not up yet. He was held only by the buckle of his belt, caught on the edge of the rock, a buckle now dragged up to his breastbone by the weight of his body. But he did not paw frantically for a handhold, or wriggle his body or flail his legs in the air--and any of these actions would have sent him crashing down again. At last, and once again, he was a man utterly at home in his own element. The greatest rock climber of his time, men called him, and this was what he had been born for. Slowly, methodically, he felt the surface of the ledge, and almost at once he discovered a crack running back from the face. It would have been better had it been parallel to the face--and more than the width of a matchstick. But it was enough for Mallory. With infinite care he eased the hammer and a couple of spikes from his belt, worked a spike into the crack to obtain a minimal purchase, slid the other in some inches nearer, hooked his left wrist round the first, held the second spike with the fingers of the same hand and brought up the hammer in his free hand. Fifteen seconds later he was standing on the ledge. Working quickly and surely, catlike in his balance on the slippery, shelving rock, he hammered a spike into the face of the cliff, securely and at a downward angle, about three feet above the ledge, dropped a clove hitch over the top and kicked the rest of the coil over the ledge. Then, and only then, he turned round and looked below him. Less than a minute had passed since the caique had struck, but already she was a broken-masted, splintered shambles, sides caving in and visibly disintegrating as he watched. Every seven or eight seconds a giant comber would pick her up and fling her bodily against the cliff, the heavy truck tyres Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html taking up only a fraction of the impact that followed, the sickening, rending crash that reduced the gunwales to matchwood, holed and split the sides and cracked the oaken timber: and then she would roll clear, port side showing, the hungry sea pouring in through the torn and ruptured planking. Three men were standing by what was left of the wheelhouse. _Three_ men--suddenly, he realised that Casey Brown was missing, realised, too, that the engine was still running, its clamour rising and falling then rising again, at irregular intervals. Brown was edging the caique backwards and forwards along the cliff, keeping her as nearly as humanly possible in the same position, for he knew their lives depended on Mallory--and on himself. "The fool!" Mallory swore. "The crazy fool!" The caique surged back in a receding trough, steadied, then swept in against the cliff again, heeling over so wildly that the roof of the wheelhouse smashed and telescoped against the wall of the cliff. The impact was so fierce, the shock so sudden, that Stevens lost both hand-grip and footing and was catapulted into the rock face, upflung arms raised for protection. For a moment he hung there, as if pinned against the wall, then fell back into the sea, limbs and head relaxed, lifeless in his limp quiescence. He should have died then, drowned under the hammer-blows of the sea or crushed by the next battering-ram collision of caique and cliff. He should have died and he would have died but for the great arm that hooked down and plucked him out of the water like a limp and sodden rag doll and heaved him inboard a bare second before the next bludgeoning impact of the boat against the rock would have crushed the life out of him. "Come on, for God's sake!" Mallory shouted desperately. "Shell be gone in a minute! The rope--use the rope!" He saw Andrea and Miller exchange a few quick words, saw them shake and pummel Stevens and stand him on his feet, dazed and retching sea-water, but conscious. Andrea was speaking in his ear, emphasising something and guiding the rope into his hands, and then the caique was swinging in again, Stevens automatically shortening his grip on the rope. A tremendous boost from below by Andrea, Mallory's long arm reaching out and Stevens was on the ledge, sitting with his back to the cliff and hanging on to the spike, dazed still and shaking a muzzy head, but safe. "You're next, Miller!" Mallory called. "Hurry up, man--jump for it!" Miller looked at him and Mallory could have sworn that he was grinning, Instead of taking the rope from Andrea, he ran for'ard to the cabin. "Just a minute, boss!" he bawled. "I've forgotten my toothbrush." He reappeared in a few seconds, but without the toothbrush. He was carrying the big, green box of explosives, and before Mallory had appreciated what was happening the box, all fifty pounds of it, was curving up into the air, upthrust by the Greek's tireless arms. Automatically Mallory's hands reached for and caught it. He over-balanced, stumbled and toppled forward, still clutching the box, then brought up with a jerk. Stevens, still clutching the spike, was on his feet now, free hand hooked in Mallory's belt: he was shivering violently, with cold and exhaustion and an oddly fear-laced excitement. But, like Mallory, he was a hillman at home again. Mallory was just straightening up when the water-proofed radio set came soaring up. He caught it, placed it down, looked over the side. "Leave that bloody stuff alone!" he shouted furiously. "Get up here yourselves--now!" Two coils of rope landed on the ledge beside him, then the first of the rucksacks with the food and clothing. He was vaguely aware that Stevens was trying to stack the equipment in some sort of order. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "Do you hear me?" Mallory roared. "Get up here at once! That's an order. The boat's sinking, you bloody idiots!" The caique _was_ sinking. She was filling up quickly and Casey Brown had abandoned the flooded Kelvin. But she was a far steadier platform now, rolling through a much shorter arc, less violent in her soggy, yielding collisions with the cliff wall. For a moment Mallory thought the sea was dropping away, then he realised that the tons of water in the caiquc's hold had drastically lowered her centre of gravity, were acting as a counter-balancing weight. Miller cupped a hand to his ear. Even in the near darkness of the sinking flare his face had an oddly greenish pallor. "Can't hear a word you say, boss. Besides, she ain't sinkin' yet." Once again he disappeared into the for'ard cabin. Within thirty seconds, with all five men working furiously, the remainder of the equipment was on the ledge. The caique was down by the stern, the poop-deck covered and water pouring down the engine-room hatchway as Brown struggled up the rope, the fo'c'sle awash as Miller grabbed the rope and started after him, and as Andrea reached up and swung in against the cliff his legs dangled over an empty sea. The caique had foundered, completely gone from sight: no drifting flotsam, not even an air bubble marked where she had so lately been. The ledge was narrow, not three feet wide at its broadest, tapering off into the gloom on either side. Worse still, apart from the few square feet where Stevens had piled the gear, it shelved sharply outwards, the rock underfoot treacherous and slippery. Backs to the wall, Andrea and Miller bad to stand on their heels, bands outspread and palms inward against the cliff, pressing in to it as closely as possible to maintain their balance. But in less than a minute Mallory had another two spikes hammered in about twenty inches above the ledge, ten feet apart and joined with a rope, a secure lifeline for all of them. Wearily Miller slid down to a sitting position, leaned his chest in heartfelt thankfulness against the safe barrier of the rope. He fumbled in his breast pocket, produced a pack of cigarettes and handed them round, oblivious to the rain that soaked them in an instant. He was soaking wet from the waist downwards and both his knees had been badly bruised against the cliff wall: he was bitterly cold, drenched by heavy rain and the sheets of spray that broke continually over the ledge: the sharp edge of the rock bit cruelly into the calves of his legs, the tight rope constricted his breathing and he was still ashen-faced and exhausted from long hours of labour and seasickness: but when he spoke, it was with a voice of utter sincerity. "My Gawd!" he said reverently. "Ain't this wonderfull"

Глава 4 Вечером в понедельник. 17:00-23:00 — Великолепно! — с горечью произнес Мэллори. — Просто великолепно. «Милости прошу к нашему шалашу!», — сказал паук, обращаясь к мухе. — Охваченный тоской и отчаянием, капитан выругался. Отогнув край брезента, натянутого поверх носового люка, сквозь редеющую завесу дождя он внимательно разглядывал утес, закрывавший каик со стороны моря. Видимость значительно улучшилась: ливень кончился, моросил мелкий дождь, а разорванные поднявшимся ветром свинцово-белые облака ушли к далекому горизонту, затянутому темными тучами. Далеко на западе образовалась полоса чистого неба, освещенная огненно-красным предзакатным солнцем. Из бухты его не было видно, но золотистые нити дождя, сверкавшие в вышине, свидетельствовали о его присутствии. Эти же золотые лучи освещали и полуразрушенную сторожевую башню на вершине утеса, возвышавшегося на тридцать метров над протокой. Лучи отражались от поверхности белого парийского мрамора, придавая ему розоватый оттенок, сверкали на пулеметных стволах, которые выглядывали из узких амбразур, прорубленных в мощных стенах. Они высвечивали свастику на флаге, развевавшемся над парапетом. При всей своей ветхости цитадель была неприступной и господствовала над местностью, надежно защищая подходы с моря и со стороны извилистой реки. Возле берега ее, напротив утеса, и бросил якорь каик. Мэллори нехотя отвернулся и аккуратно опустил брезент. С угрюмым видом посмотрел на Андреа и Стивенса, едва различимых в полумраке рубки. — Великолепно! — повторил новозеландец. — Гениальный стратег Мэллори. Из ста островов он нашел такой, на берегу которого находится укрепленный немецкий пост. Его-то я и выбрал. Давайте еще раз взглянем на эту карту, Стивенс. Протянув карту капитану, который стал изучать ее при тусклом свете, пробивавшемся под брезент, Энди откинулся назад и сделал глубокую затяжку. Во рту остался кислый затхлый привкус. Вновь возникло мерзкое чувство страха. Юноша неприязненно посмотрел на грузного Андреа, несколько минут назад заметившего немецкий пост. Наверняка на башне и орудия установлены, мрачно подумал молодой лейтенант. Иначе устье реки не защитить. Он вцепился рукой в ногу чуть выше колена, чтобы унять нервную дрожь. Хорошо, что в рубке темно. — Незачем разглядывать карту, сэр, — спокойно произнес он. — И ругаете себя напрасно. Другую защищенную якорную стоянку вы не скоро найдете. При таком ветре нам некуда было податься. — Пожалуй, ты прав. — Сложив карту, Мэллори вернул ее лейтенанту. — Любой на нашем месте поступил бы так же. Очевидно, бухта издавна служит укрытием. Немцам это, должно быть, известно давно. Мне следовало предвидеть, что здесь установлен пост. Но дело сделано, ничего не попишешь. Возвысив голос, он крикнул: — Главстаршина! — Я здесь! — послышался из машинного отсека голос Брауна. — Как дела? — Ничего. Начали собирать. Мэллори кивнул, облегченно вздохнув. — Сколько еще провозитесь? Час? — Не больше того, сэр. — Час... — Мэллори высунулся из люка, потом оглянулся на Стивенса и Андреа. — Тогда все в порядке. Через час снимаемся с якоря. Будет достаточно темно, чтобы немцы не заметили, и достаточно светло, чтобы выбраться из этой чертовой протоки. — Вы считаете, сэр, они попытаются нас задержать? чересчур непринужденно спросил Стивенс. Но понял, что Мэллори заметил это. — Вряд ли они выстроятся в шеренгу и на прощание крикнут «ура», — сухо заметил Мэллори. — Как, по-твоему, Андреа, сколько там немцев? — Ходили двое, — подумав, ответил Андреа. — А всего их, пожалуй, трое или четверо, капитан. Пост маленький. Немцы вряд ли пошлют сюда много солдат. — Пожалуй, ты прав, — согласился капитан. — Большинство в деревне, в семи милях к западу отсюда, если судить по карте. Не думаю, что... — осекшись на полуслове, он прислушался. Окрик повторился, на этот раз громче и требовательнее. Ругая себя за то, что не поставил часового — на Крите такая халатность стоила бы ему жизни, — Мэллори откинул брезент и неторопливо выбрался на палубу. Оружия он не взял, но прихватил с собой наполовину опустошенную бутылку мозельвейна, которым их предусмотрительно снабдили. Шатаясь, точно пьяный, он ухватился за штаг, чтобы не упасть за борт, и с вызовом посмотрел на немца, стоявшего на берегу в каком-то десятке метров от него. На ремне через плечо у того висел автомат. Не ответив, Мэллори наклонил бутылку и сделал несколько глотков. Худощавое загорелое лицо молодого немца стало сердитым. Не обращая на него никакого внимания, рваным рукавом Мэллори вытер рот и смерил немца презрительным взглядом.. — В чем дело? — вызывающе проговорил он, растягивая слоги, как коренной островитянин. — Какого хрена тебе надо? Заметив, как побелели пальцы, сжимавшие автомат, Мэллори решил, что перегнул палку. За себя он не опасался. Стук в машинном отсеке стих, видно, в руках у Дасти Миллера его пистолет с глушителем. Но лезть на рожон нельзя. Во всяком случае, сейчас. Ведь на сторожевой башне по крайней мере два крупнокалиберных «шпандау». Солдат взял себя в руки. Капитан заметил, что с лица автоматчика исчезла краска гнева, взамен появилась какая-то растерянность. На это-то и рассчитывал Мэллори. Солдат решил, что у пьяницы-грека есть покровители, иначе он не стал бы говорить с ним таким тоном. — Что за судно? — спросил солдат по-гречески, хотя и с запинкой. — Куда курс держите? Мэллори снова наклонил бутылку и шумно зачмокал. Оторвавшись от бутылки, уважительно посмотрел на нее. — Что мне в вас, немцах, нравится, — доверительно и громко проговорил он, — так это то, как вы делаете вино. Бьюсь об заклад, тебе такое пить редко доводится, разве не так? А дрянь, которую изготавливают наверху, то бишь, на материке, годна разве очаг растапливать, столько в ней смолы. Помолчав, Мэллори продолжал: — Конечно, если знаешь, к кому обратиться на островах, то тебе достанут озо. Ну а мы можем достать не только озо, но и хок да и мозельские вина. Автоматчик брезгливо поморщился. Как большинство фронтовиков, он презирал квислингов, хотя те и помогали немцам. Правда, в Греции таких нашлось немного. — Я вас спрашиваю, — холодно проговорил солдат, — как называется судно и куда оно направляется? — Каик «Ангиом». Идем в балласте на Самос, — надменно ответил Мэллори и добавил многозначительно: — Согласно приказу. — Чьему приказу? — спросил солдат, на которого слова эти произвели впечатление. — Герра коменданта Вати, генерала Гребеля, доверительно сказал Мэллори. — Вы ведь знаете, кто такой герр генерал Гребель? — Мэллори понял, что попал в точку. Молва о генерале Гребеле, командовавшем воздушно-десантной дивизией, поборнике железной дисциплины, распространилась далеко за пределы Архипелага. При этих словах солдат побледнел, но продолжал упорствовать: — Документы есть? Вздохнув, Мэллори оглянулся через плечо: — Андреа! — Чего тебе? — высунулся из люка плечистый грек, слышавший весь разговор. Как и у Мэллори, в руке у него была откупоренная бутылка вина. Недовольно скривившись, Андреа сказал: — Не видишь, я занят. — Увидев солдата, он замолчал, потом сердито спросил: — Какого хрена надо этому заморышу? — Документы и пропуска, которые выдал нам герр генерал. Они в каюте. Андреа, ворча, спустился вниз. Заведя на берег конец, преодолевая течение, они подтянули корму и протянули солдату бумаги. Предъявленные документы отличались от тех, какие, в случае нужды, они предъявят на острове Навароне. Качество их было отменное. И бумаги, и факсимиле подписи генерала Гребеля были мастерски изготовлены в конторе Дженсена. Сложив бумаги, солдат буркнул что-то вроде «спасибо». Совсем мальчишка, не больше девятнадцати. Славное, открытое лицо, очень худенький. Не то что громилы из «Панцер-СС», подумал с облегчением Мэллори. Такого пацана не хотелось бы убивать. Но выведать все, что можно, не мешает. Он кивнул Стивенсу, чтобы тот передал ему ящик с мозельвейном. Молодец Дженсен, ничего не упустил из виду... Ткнув пальцем в сторону сторожевой башни, капитан спросил: — Сколько вас там? Солдат сразу насторожился. — Зачем вам это надо знать? — спросил он враждебно. — Ну, что за люди? — всплеснул руками Мэллори. — Никому не верят. Думают, кругом одни враги... — Капитан умолк, потом стал продолжать: — Неохота, чтоб всякий раз повторялась одна и та же история, — объяснил он. — Через пару деньков мы снова пойдем на Самос. А у нас есть лишний ящик мозельвейна. Генерал Гребель хорошо снабжает своих... своих помощников... Вас, верно, там припекает на солнце-то. На, по бутылке на нос. Сколько всего надо? Упоминание о том, что греки еще вернутся, имя грозного генерала, мысль о том, что скажут товарищи, узнав, что он отказался от столь заманчивого предложения, перевесили чашу весов. Забыв о принципиальности и бдительности, солдат нехотя ответил: — Нас всего трое. — Получай свои три бутылки! — весело воскликнул Мэллори. — Следующий раз хок привезу. — Запрокинув недопитую бутылку, он произнес: — Prosit! — И, гордый тем, что умеет изъясняться по-немецки, прибавил: — Aufwiedersehen![2] Солдат что-то пробормотал. Постояв в нерешительности, смущенно поглядел на бутылки, круто повернулся и неторопливо пошел вдоль берега. — Их всего трое, — задумчиво проговорил новозеландец. Это меняет дело... — Поздравляю, сэр! — перебил его Стивенс. В голосе его звучало восхищение. — Отличное представление! — Отличное представление! — передразнил его, высунувшись из машинного люка, Миллер. — Я ни хрена не понял, но это было потрясно, шеф! Будь моя воля, я в вам «Оскара» присудил! — Благодарю, но, думаю, поздравления преждевременны, пробормотал Мэллори и с озабоченным видом ткнул указательным пальцем в сторону. Молодой немец метрах в двухстах остановился и свернул в лес. Оттуда вышел еще один солдат. Он что-то говорил, с сердитым видом показывая в сторону судна. Минуту спустя оба исчезли в тени деревьев. — Началось! — негромко произнес Мэллори и отвернулся. Хватит глазеть. Возвращайтесь на свои места. Им покажется подозрительным, если мы не обратим внимания на эту перебранку. Но еще хуже, если будем обсуждать ее у них на виду. Миллер с Брауном спустились в машинный отсек, Стивенс прошел в носовую каюту. Мэллори с Андреа остались на палубе, у каждого в руке бутылка. Дождь перестал, но усилившийся ветер гнул вершины самых высоких сосен. Однако пока утес надежно защищал каик. Не хотелось думать, каково сейчас в открытом море, но уходить придется. Если «шпандау» не помешают. — Как думаете, что случилось, сэр? — донесся из полумрака голос Стивенса. — Разве не ясно? — громко ответил Мэллори. — Немцев предупредили. Каким образом, не знаю. Это уже второй случай. Дальше будет хуже. Ведь до сих пор нет известий с катера, который послали осмотреть наш каик. На мачте у него была антенна, помните? — А с чего это они вдруг всполошились? — спросил Миллер. — Я этого никак не возьму в толк. — Очевидно, пост имеет связь со штабом. По радио. Или телефонную. Приказано держать ухо востро. — Может, ихний штаб выслал против нас небольшую армию? невесело пошутил Миллер. Подумав, Мэллори решительно помотал головой. — Ни в коем случае, — уверенно сказал он. — Сюда семь миль напрямик, а через горы и лесные тропы и все десять. Да еще в такой темноте. Они не настолько глупы, — рукой, в которой он держал бутылку, он указал в сторону башни. — Сегодня для них будет трудная ночь. — Выходит, по нас в любую минуту могут открыть пулеметный огонь? — донесся голос Стивенса, снова звучавший ненатурально спокойно. — Не откроют. Я в этом уверен, — вновь покачал головой Мэллори. — Даже если они подозревают нас, даже если они уверены, что мы-то и есть те самые серые страшные волки, они будут до глубины души потрясены, узнав от мальчишки, что у нас есть документы и пропуска, подписанные самим Гребелем. Им известно, с генералом шутки плохи, и к стенке может поставить. В общем, вы поняли, о чем я. Поэтому эти парни свяжутся со штабом. Комендант такого маленького острова не посмеет задержать людей, которые могут оказаться агентами самого герра генерала. Как он в таком случае поступит? Пошлет шифровку в Вати, что на Самосе, и будет кусать ногти в ожидании ответа. Генерал сообщит, что в глаза нас не видел, и спросит, почему нас не расстреляли к чертовой матери. — Взглянув на светящийся циферблат, Мэллори добавил: — У нас в распоряжении по крайней мере полчаса. — А нам что делать? Доставать бумагу и писать завещание? — покосился на него Миллер. — Так не пойдет, шеф. Надо что-то предпринять. — Не беспокойтесь, капрал, — улыбнулся Мэллори. Что-нибудь предпримем. Затеем пикничок на палубе. В вечерней тишине затихли последние слова «Лили Марлен», которую горланили пятеро. Это был изуродованный при переводе на новогреческий вариант, уже третья их песня. Орали во всю глотку, чтобы обрывки песен услышали часовые на башне, откуда дул ветер. Притоптывали ногами и размахивали бутылками они вполне убедительно. Только слепой и глухой не поймет этого. Мэллори мысленно улыбнулся, представив себе полную растерянность немцев, сидящих на башне. Так не ведут себя вражеские лазутчики. Особенно те, кто знает, что их вот-вот накроют. Поднеся ко рту бутылку, Мэллори делал вид, что пьет, потом поставил ее на палубу и медленным взглядом обвел сидевших на корточках Миллера, Брауна, Стивенса. Андреа с ними не было. Мэллори знал, что Андреа сидит, согнувшись в три погибели в рулевой рубке с мешком из прорезиненной ткани за плечами, в нем гранаты и револьвер. — Начали, — решительно произнес Мэллори. — Теперь и у тебя есть возможность отличиться. Надо вжиться в роль. — С этими словами он, набычась, ткнул Миллера в грудь и заорал. Миллер ткнул того в ответ. С минуту оба сидели, отчаянно жестикулируя и осыпая друг друга бранью, подумал бы всякий со стороны. В следующее мгновение Миллер поднялся на ноги, покачиваясь, как пьяный, и занес над капитаном кулак. Новозеландец вскочил, и оба принялись инсценировать потасовку. Янки нанес боковой удар, Мэллори грохнулся о рулевую рубку. — Пора, Андреа, — не оглядываясь, произнес он негромко. — Осталось пять секунд, удачи тебе. — Вскочив, капитан схватил бутылку и с размаху опустил ее, целясь в Миллера. Капрал увернулся и что есть силы пнул новозеландца. Тот завопил от боли, ударившись голенями о планширь, постоял мгновение, отчаянно размахивая руками, словно хватаясь за воздух, и бултыхнулся в реку. С полминуты продолжалась суматоха, слышен был шум и гам. За это время Андреа надо было доплыть под водой до излучины реки. Мэллори бил ногами по воде, пытаясь забраться на борт. Схватив отпорный крюк, Миллер норовил огреть капитана по голове, его товарищи, вцепившись в капрала, повалили его на палубу и помогли Мэллори выбраться из воды. А уже в следующее мгновение, как ведется исстари, оба недавних противника сидели, обнявшись, на крышке люка и распивали только что откупоренную бутылку. — Превосходно, — с одобрением отозвался Мэллори. Капрал Миллер заработал своего «Оскара». Американец промолчал, угрюмо разглядывая бутылку в своей руке. — Не по душе мне это, шеф, — проговорил он, наконец, с несчастным видом. — Надо было отпустить меня с Андреа. Он один против трех. А фрицы на чеку. — Укоризненно посмотрев на Мэллори, янки добавил: — Вы ж сами говорили, что операция чертовски важная! — Так оно и есть, — согласился новозеландец. Потому-то я и не послал с ним ни вас, никого другого. Мы бы ему только помешали. Ты еще не знаешь Андреа, Дасти. — Эта неожиданная дружеская фамильярность капитана обрадовала американца. — Никто из вас его не знает. А я знаю. — Показав на четкие очертания сторожевой башни на фоне вечернего неба, Мэллори продолжал: — На первый взгляд это веселый, добродушный толстяк. — Помолчав, капитан заговорил вновь. — Он уже карабкается по склону, словно кошка. Самая крупная и опасная кошка из всех, каких вам доводилось видеть. Если немцы не окажут сопротивления, он их не тронет. Он никого не станет убивать напрасно. И все равно у меня такое чувство, словно я приговорил этих троих несчастных к электрическому стулу и сейчас включу рубильник. — И давно вы его знаете, шеф? — спросил потрясенный Миллер. — Давно. Андреа служил в регулярной армии, участвовал в албанской войне. Совершал вылазки со своим отрядом, наводя ужас на итальянских солдат из дивизии «Тосканские волки». Я слышал много рассказов о его подвигах — не от самого Андреа. Хотя рассказы эти невероятны, они правдивы. Мы с ним познакомились позднее, когда пытались удержать Сервийский перевал. Тогда я был всего-навсего связным офицером при штабе бригады, скомплектованной из новозеландцев и австралийцев. Что же касается Андреа... — Для пущего эффекта Мэллори сделал паузу. — Андреа был подполковником девятнадцатой моторизованной дивизии греческой армии. — Кем? — удивленно спросил Дасти Миллер. Стивенс и Браун недоверчиво посмотрели на капитана. — Подполковником. Обошел меня по служебной лестнице. Испытующе посмотрев на товарищей, Мэллори улыбнулся. — Теперь Андреа предстает в ином свете, не так ли? Подчиненные его молча кивнули. Вот-то на! Добродушный простак Андреа, оказывается, важный чин. Теперь многое стало понятным в Андреа — и его спокойствие, его твердость и решительность в поступках и прежде всего полнейшее к нему доверие со стороны Мэллори, когда приходилось с ним советоваться. Миллер вспомнил, что капитан ни разу не отдавал греку приказаний, а ведь, когда нужно применить власть, новозеландец делал это. — После сражения на перевале вся жизнь у Андреа пошла наперекосяк. Андреа узнал, что Триккалу, провинциальный городок, где жили его жена и трое дочерей, «юнкерсы» и «хейнкели» сровняли с землей. Он приехал домой, но выяснилось, что бомба замедленного действия угодила в садик перед самыми окнами, на оставив от дома камня на камне. Закурив сигарету, сквозь клубы табачного дыма взглянул на очертания башни. Помолчав, заговорил вновь. — Единственно, кого он встретил, это свояка Грегориоса. От Грегориоса он узнал о зверствах болгар во Фракии и Македонии. Там жили его родители. Они оба переоделись в немецкую форму — догадываетесь, как он ее раздобыл, захватили немецкий грузовик и поехали в Протосами. — Сигарета в руке Мэллори внезапно сломалась, и он щелчком выбросил ее за борт. Жест этот удивил Миллера: суровому новозеландцу чуждо было проявление чувств. Но в следующую минуту Мэлдори спокойно продолжал: — Они приехали к концу дня печально знаменитой протосамской резни. Грегориос рассказывал мне, как переодетый в немецкую форму Андреа с улыбкой наблюдал, как девять или десять болгарских солдат сталкивали греков в реку, связав их попарно. Первыми сбросили его отца и мачеху. Оба были уже мертвы. — Господи Боже! — воскликнул Миллер, утратив свое обычное спокойствие. — Такого не может быть! — Ты ничего еще не знаешь, — оборвал его Мэллори. Сотни греков в Македонии погибли таким образом. Большей частью их топили живьем. Тот, кто не представляет себе, как греки ненавидят болгар, не ведает, что такое ненависть... Распив с солдатами пару бутылок вина, Андреа узнал, что именно они днем убили его родителей; те вздумали оказать сопротивление. С наступлением сумерек он пробрался в железный ангар, где солдаты разместились на ночлег. Кроме ножа, у Андреа ничего не было. Оставленному у дверей часовому он свернул шею. Проникнув внутрь, запер дверь и разбил керосиновую лампу. Грегориос не знает, что там произошло, но спустя несколько минут Андреа вышел из сарая в крови с головы до ног. Никто и пикнуть не успел. Мэллори снова замолчал. Слушатели не проронили ни слова. Ежась словно от холода, плотнее запахнулся в потертую куртку Стивенс. Закурив еще одну сигарету, капитан кивнул в сторону сторожевой башни. — Теперь понятно, почему мы бы ему только мешали? — Пожалуй, что так, — согласился янки. — Неужто такое бывает? Не мог же он всех порешить, шеф! — Всех, — оборвал его Мэллори. — Потом сколотил отряд. Тот превратил в сущий ад жизнь болгарским гарнизонам во Фракии. Одно время в Родопских горах его отряд преследовала целая дивизия. В конце концов его предали. Андреа, Грегориоса и еще четверых отправили в Ставрос, чтобы оттуда доставить их в Салоники и предать суду. Ночью они разоружили охрану и взяли курс на Турцию. Турки решили их интернировать, но не тут-то было! В конце концов Андреа добрался до Палестины и там попытался вступить в греческий десантно-диверсионный батальон, формировавшийся из ветеранов албанской войны. — Мэллори невесело усмехнулся. — Его арестовали как дезертира. Впоследствии Андреа освободили, однако во вновь созданную греческую армию не взяли. Но в конторе Дженсена знали, что Андреа сущая для них находка... И нас вместе отправили на Крит. Минут пять, а то и все десять стояла тишина, не нарушаемая никем. Лишь изредка друзья для виду прикладывались к бутылке. Правда, силуэты их были едва различимы издали. Каик стало покачивать. С обеих сторон ввысь к уже усыпанному звездами небу устремились темные, похожие на кипарисы, сосны. В вершинах их тоскливо завывал ветер, вселяя в сердца зловещие предчувствия. В такую ночь в душе человека просыпаются вековые страхи, и ему мнится, что он стоит на краю могилы. Из оцепенения их вывел веселый возглас Андреа, донесшийся с берега. Все вскочили на ноги. Не дожидаясь, когда подтянут корму, Андреа кинулся в воду и, сделав несколько мощных гребков, легко поднялся на борт судна. Встряхнувшись, словно большой лохматый пес, он протянул руку к бутылке. — Вопросы, думаю, излишни? — улыбнулся Мэллори. — Совершенно верно. Проблем никаких не было. Эти мальчишки меня даже не заметили. — Сделав еще один глоток, Андреа широко улыбнулся. — Я и пальцем их не тронул. Может, пару подзатыльников дал. Они смотрели с парапета вниз, я отобрал у них винтовки и запер в подвале. Потом чуть погнул стволы пулеметов. «Вот и конец, — устало подумал Мэллори. — Конец всему устремлениям, надеждам, страхам, любви и веселью для каждого из нас. Вот чем все завершилось. Это конец для нас, для тысячи ребят на острове Керос». Он вытер губы: с гребней волн срывались соленые брызги. Прикрыв ладонью налитые кровью глаза, тщетно вглядывался в ночную тьму. На смену усталости пришло отчаяние. Пропало все. Все, кроме пушек крепости Наварено. Их не уничтожить, будь они прокляты! Господи, столько усилий, и все понапрасну! Под ударами волн и порывами ветра суденышко разваливалось на части. Кормовая палуба то и дело погружалась в кипящий котел, а нос то взлетал ввысь настолько, что обнажался участок киля, то с силой падал в ложбины между крутыми валами, так что ветхий каик трещал по всем швам. Дела были плохи уже тогда, когда с наступлением темноты каик вышел из своего укрытия и лег на норд, держа курс на остров Навароне. Волнение шло от зюйд-оста, со стороны правой раковины, и управлять каиком было нелегко: нос рыскал градусов на пятьдесят. Но тогда обшивка была цела, судно шло с попутной волной, ветер устойчиво дул с зюйд-тень-оста. Теперь все стало иначе. От форштевня отошло с полдюжины досок, через сальник гребного вала внутрь корпуса поступала вода, которую экипаж не успевал откачивать с помощью допотопной ручной помпы. Волны стали крупнее, обрушивались с кормы уже с другого борта, ветер завывал с удвоенной силой, то и дело меняя направление с зюйд-вестового на зюйд-остовое. Дуя в эту минуту с зюйда, он нес неуправляемое суденышко на невидимые в кромешной тьме скалы острова Навароне. Мэллори выпрямился, растирая онемевшие мышцы на шее: он уже два с лишним часа то наклонялся, то выпрямлялся, принимая ведра от Дасти Миллера, который вычерпывал воду из трюма. Янки доставалось: у него работа была тяжелее, к тому же он страдал морской болезнью. На него жутко было смотреть, но немыслимым усилием воли он заставлял себя продолжать свой каторжный труд. — Ну и характер у этого янки1 — восхищенно проговорил Мэллори, тотчас же осознав неточность этого определения. Тяжело дыша, капитан оглянулся назад. Разумеется, Кейси Браун сидел, согнувшись в три погибели, в тесном дизельном отсеке, наполненном ядовитыми газами, которые пробивались через прохудившиеся прокладки. Несмотря на головную боль — в отсеке не было вентиляции, — Кейси Браун ни разу не вышел оттуда, продолжая обслуживать выдерживавший такую нагрузку ветхий дизель со старательностью влюбленного в механизмы мастерового. Стоило дизелю чихнуть, остановиться на мгновение, и судну, а с ним и его экипажу был бы конец. Каик развернуло бы лагом к волне и опрокинуло. Опершись о стойку изувеченной рулевой рубки, безостановочно, не поднимая головы, Андреа откачивал помпой воду. Он не замечал ни свирепой качки, ни ветра, ни холодных брызг, промочивших насквозь рубаху, прилипшую к могучим плечам и согнутой спине. С постоянством метронома руки его то поднимались, то опускались вновь. В этой позе он стоял почти три часа и, кажется, готов был работать так вечно. Грек сменил Мэллори, который за двадцать минут выбился из сил, дивясь беспредельной выносливости Андреа. Поразил его и Стивенс. Четыре долгих часа Энди изо всех сил старался удержать норовивший вырваться из рук штурвал. Мастерство юноши, сумевшего справиться с неуклюжим суденышком, восхитило Мэллори. Он внимательно смотрел на молодого лейтенанта, но брызги хлестали по глазам, наполняя их слезами. Единственное, что он мог заметить, это плотно сжатый рот, запавшие глаза и окровавленную маску вместо лица. Огромный вал, вдавивший внутрь обшивку рулевой рубки, разбил в ней стекла. Особенно глубокой была рана над правым виском; из нее капала кровь, смешивавшаяся с водой, которая плескалась на палубе рубки. Мэллори отвернулся, расстроенный этим зрелищем, и наклонился, чтобы взять очередное ведро. Вот это экипаж, вот это молодцы! Нет слов, чтобы воздать им должное. Господи, какая несправедливость! Почему они должны так бесцельно, так бесславно погибнуть? Но разве нельзя погибнуть за святое дело, за идеалы? Чего хотели достичь мученики, поднимаясь на костер? Если ты прожил жизнь достойно, разве важно, как ты умрешь? Но тут пришли на ум слова Дженсена о пешках в шахматных партиях, разыгрываемых верховным командованием. Вот они и оказались в роли тех самых пешек, теперь их черед сыграть в новый ящик. И никому до них никакого нет дела. Таких, как они, в запасе у стратегов тысячи. И лишь сейчас Мэллори подумал о себе. Не с обидой или жалостью к себе. Подумал о том, что ответственность за создавшееся положение лежит на нем и ни на ком другом. Это он заманил ребят сюда. В душе сознавая, что у него не было иного выхода, что, останься они в устье реки, их бы стерли в порошок еще до восхода солнца, капитан все же бранил себя. Лишь Шеклтон, Эрнест Шеклтон мог бы их сейчас спасти. Но не он, Кейт Мэллори. Оставалось одно — ждать конца. Но ведь он командир. Он должен найти какой-то выход, что-то предпринять... Но предпринять что-либо невозможно. Никто на всем белом свете не мог бы им помочь. Чувство вины, полной беспомощности росло в нем с каждым новым ударом волн. Выронив из рук ведро, капитан уцепился за мачту: через палубу прокатился едва не смывший его за борт вал, который оставил светящийся пенный след. Не обращая внимания на воду, поднявшуюся чуть ли не до колен, новозеландец вглядывался в темноту. Если бы не темнота! Старая посудина качалась с борта на борт и с носа на корму, то поднимаясь, то устремляясь вниз. Но все это происходило словно и не с ними. Что-либо разглядеть было невозможно: ни в какую сторону уходят, ни откуда появляются волны. Невидимое море представляло двойную опасность. Мэллори наклонился над трюмом. Янки наглотался соленой воды, и его рвало кровью. Но новозеландцу было не до него: все мысли его были заняты иным. Он силился понять, что же произошло. А понять это было чрезвычайно важно. Еще один вал, на сей раз еще крупней, перехлестнул через борт, и тут Мэлдори осенило: ветер! Ветер стихал с каждой секундой. Держась за мачту, чтобы устоять под напором водяной стены, Мэллори вспомнил, как, стоя у подножия утеса, он не раз оказывался в зоне безветрия. Вот в чем дело. Они в полосе прибоя! Судно несет на скалы! Скалы острова Навароне! Забыв о собственной безопасности, офицер бросился на корму. — Полный назад! — закричал он, наклонясь к люку дизельного отсека, в котором белело встревоженное лицо механика. — Бога ради, старик, давай полный назад! Нас несет на скалы! В два прыжка Мэллори добрался до рулевой рубки, шаря по стенке в поисках ракетницы. — Скалы, Стивенс! Нас вот-вот выбросит на скалы! Андреа и Миллер все еще в трюме? Лейтенант едва заметно кивнул, неотрывно глядя вперед. Мэллори проследил за его взглядом и увидел вдали белую светящуюся полосу. Это ударялись о невидимый берег волны наката. Суетясь, капитан вскинул ракетницу. Решив, что сигнальная ракета улетела в сторону, в бессильной ярости он сжал кулаки. Но ракета, отскочив от утеса, скатилась на уступ метрах в трех от уровня моря и, дымя, горела неровным светом в потоках дождя и брызг. При неярком свете ракеты, выхватившей из тьмы участок радиусом метров в пять, Мэллори все же смог разглядеть мокрые черные скалы всего в полустах метрах. А метрах в двадцати или пятнадцати шла гряда острых и обломанных рифов. — Сумеешь пробиться? — закричал он, обращаясь к Стивенсу. — Бог его знает! Попробую! — крикнул в ответ лейтенант, добавив что-то насчет плохой управляемости судна на малом ходу, но Мэллори был уже на полпути к носовому трюму. Мозг его работал отчетливо. Схватив крючья, молоток и веревку со стальным сердечником, спустя секунду капитан вновь появился на палубе. Справа по носу возник риф высотой с рулевую рубку. От удара, продавившего планширь, Мэллори упал на колени. Каик накренился на левый борт, и рифы остались позади. Стивенс круто переложил руль, крича истошным голосом Брауну, чтобы тот дал полный ход назад. Мэллори облегченно вздохнул. Он продел голову и левую руку в бухту троса и засунул за пояс крючья и молоток. Утес приближался с угрожающей быстротой. Вместо кранцев Андреа подвесил к борту старые автомобильные покрышки. — За выступ хочешь зацепиться? — спросил он, широко улыбаясь, и положил на плечо Мэллори надежную руку. Новозеландец, кивнув, согнул, пружиня, ноги в коленях. — Прыгай и выпрями ноги! — прогудел грек. В этот момент волной каик подбросило и наклонило в сторону утеса. Оттолкнувшись от палубы, Мэллори взмыл птицей ввысь и уцепился пальцами за край уступа. Несколько мгновений он висел на вытянутых руках. Слышал, как треснула, сломавшись пополам, мачта. Невидимая сила подбросила Мэллори вверх, и он повис, зацепившись пряжкой ремня за край утеса. Стоило ему пошевельнуться, и он бы сорвался вниз. Но не зря Кейта Мэллори звали величайшим альпинистом своего времени. На гладкой поверхности утеса он нащупал трещину шириной не больше спички. С величайшими предосторожностями достал из-за пояса два крюка, молоток и вбил сперва один, затем другой крюк. Спустя четверть минуты Мэллори стоял на скользком карнизе. На высоте около метра новозеландец забил в поверхность утеса еще один крюк, завязал на нем выбленочный узел, поднял на уступ бухту троса и лишь после этого оглянулся и посмотрел вниз. Каждые семь-восемь секунд очередная волна подхватывала каик и швыряла его об утес. Кранцы не помогут. Скоро от судна останутся одни щепки. Возле разбитой рулевой рубки стояли три человека. Брауна не было, но движок работал, гул его то усиливался, то ослабевал, потом снова усиливался через неравные промежутки времени. Находясь у себя в дизельном отсеке, Кейси включал то передний ход, то задний, стараясь, по возможности, удержать каик на одном месте. Браун понимал, что жизнь их всех в руках Мэллори и в его собственных. — Идиот! — выругался Мэллори. — Идиот несчастный! Каик отбросило, затем ударило об утес, да так, что рулевую рубку сплющило. Потеряв опору, Стивенс пролетел, словно пущенный катапультой снаряд, и ударился о скалу. Он зацепился за нее пальцами, но, не в силах удержаться, рухнул в море. Юноша должен был утонуть или погибнуть, расплющенный бортом судна, но в следующее мгновение чья-то могучая рука подхватила его и вытащила на палубу, словно мокрого щенка. — Живей! — кричал Мэллори. — Через минуту судно пойдет ко дну. Хватайтесь за трос! Андреа и Миллер что-то сказали друг другу. Подняв Стивенса на ноги, Андреа сунул ему в руки конец троса и подтолкнул юношу снизу. Мэллори протянул лейтенанту руку, и секунду спустя тот сидел, прижавшись спиной к скале. — Теперь твой черед, Миллер! — крикнул капитан. Скорей, старина!.. Вместо того чтобы схватиться за трос, янки кинулся в каюту. — Минуту, шеф! — усмехнулся он. — Зубную щетку забыл. Несколько секунд спустя капрал появился, но без зубной щетки. Зато в руках у него был большой ящик с взрывчаткой. Прежде чем Мэллори успел сообразить, что произошло, ящик оказался в воздухе. Наклонясь, Мэллори схватил груз, но потерял равновесие и едва не упал. Стивенс, который одной рукой держался за крюк, поймал новозеландца за пояс. Юноша дрожал от холода и волнения, но, очутясь, как и Мэллори, в своей стихии, снова обрел себя. Подхватив рацию, упакованную в водонепроницаемую ткань, Мэллори наклонился. — Оставьте это барахло к чертовой матери! — кричал он словно взбесясь. — Сами выбирайтесь, живо! На уступе рядом с Мэллори появились два мотка веревки, рюкзак с продовольствием и одеждой. Стивенс пытался сложить груз поаккуратнее. — Слышите? — грохотал капитан. — Живо поднимайтесь сюда! Я вам приказываю. Судно тонет, болваны безмозглые! Каик действительно тонул. Он сильно осел, центр тяжести опустился, и палуба его стала устойчивее. Миллер приставил ладонь к уху. При свете догорающей ракеты лицо его казалось зеленовато-бледным. — Ничего не слышу, шеф. Да и вовсе не тонет оно. — С этими словами американец вновь исчез в носовой каюте. Спустя полминуты на карнизе оказался и остальной груз. Корма каика погрузилась, вода устремилась в дизельный отсек. Кейси Браун полез по веревке, следом за ним Миллер. Андреа вцепился в веревку последним. Ноги его болтались в воздухе. Судно исчезло в волнах. Ширина карниза не превышала девяноста сантиметров. Хуже того, в том месте, где Стивенс сложил их поклажу, уступ, и без того предательски скользкий, имел наклон. Прижавшись спиной к скале, чтобы не повторять равновесие, Андреа и Миллер вынуждены были упираться каблуками в карниз. Но не прошло и двух минут, как Мэллори вбил в полуметре от карниза на расстоянии трех метров друг от друга два крюка и связал их веревкой, за которую можно было теперь держаться. Тяжело опустившись наземь, Миллер достал из нагрудного кармана пачку сигарет и протянул товарищам, не замечая ни дождя, льющего как из ведра, ни брызг волн, взлетающих ввысь. Он продрог, колени были в синяках, острый край карниза врезался в икры, туго натянутая веревка давила на грудь, лицо землистого цвета от усталости и морской болезни, но Миллер с искренней радостью произнес: — Господи! До чего же хорошо!

CHAPTER 5 Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Monday Night 0100--0200 Ninety minutes later Mallory wedged himself into a natural rock chimney on the cliff face, drove in a spike beneath his feet and tried to rest his aching, exhausted body. Two minutes' rest, he told himself, only two minutes while Andrea comes up: the rope was quivering and he could just hear, above the shrieking of the wind that fought to pluck him off the cliff face, the metallic scraping as Andrea's boots struggled for a foothold on that wicked overhang immediately beneath him, the overhang that had all but defeated him, the obstacle that he had impossibly overcome only at the expense of torn hands and body completely spent, of shoulder muscles afire with agony and breath that rasped in great gulping inhalations into his starving lungs. Deliberately he forced his mind away from the pains that racked his body, from its insistent demands for rest, and listened again to the ringing of steel against rock, louder this time, carrying clearly even in the gale. . . . He would have to tell Andrea to be more careful on the remaining twenty feet or so that separated them from the top. At least, Mallory thought wryly, no one would have to tell him to be quiet. He couldn't have made any noise with his feet if he'd tried--not with only a pair of torn socks as cover for his bruised and bleeding feet. He'd hardly covered the first twenty feet of the climb when he discovered that his climbing boots were quite useless, had robbed his feet of all sensitivity, the ability to locate and engage the tiny toe-holds which afforded the only sources of purchase. He had removed them with great difficulty, tied them to his belt by the laces--and lost them, had them torn off, when forcing his way under a projecting spur of rock. The climb itself had been a nightmare, a brutal, gasping agony in the wind and the rain and the darkness, an agony that had eventually dulled the danger and masked the suicidal risks in climbing that sheer unknown face, an interminable agony of hanging on by fingertips and toes, of driving in a hundred spikes, of securing ropes, then inching on again up into the darkness. It was a climb such as he had not ever made before, such as he knew he would not ever make again, for this was insanity. It was a climb that had extended him to the utmost of his great skill, his courage and his strength, and then far beyond that again, and he had not known that such reserves, such limitless resources, lay within him or any man. Nor did he know the well-spring, the source of that power that had driven him to where he was, within easy climbing reach of the top. The challenge to a mountaineer, personal danger, pride in the fact that he was probably the only man in southern Europe who could have made the climb, even the sure knowledge that time was running out for the men on Kheros--it was none of these things, he knew that: in the last twenty minutes it had taken him to negotiate that overhang beneath his feet his mind had been drained of all thought and all emotion, and he had climbed only as a machine. Hand over hand up the rope, easily, powerfully, Andrea hauled himself over the smoothly swelling convexity of the overhang, legs dangling in midair. He was festooned with heavy coils of rope, girdled with spikes that protruded from his belt at every angle and lent him the incongruous appearance of a comic-opera Corsican bandit. Quickly he hauled himself up beside Mallory, wedged himself in the chimney and mopped his sweating forehead. As always, he was grinning hugely. Mallory looked at him, smiled back. Andrea, he reflected, had no right to be there. It was Stevens's place, but Stevens had still been suffering from shock, had lost much blood: besides, it required a first-class climber to bring up the rear, to coil up the ropes as he came and to remove the spikes--there Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html must be no trace left of the ascent: or so Mallory had told him, and Stevens had reluctantly agreed, although the hurt in his face had been easy to see. More than ever now Mallory was glad he had resisted the quiet plea in Stevens's face: Stevens was undoubtedly a fine climber, but what Mallory had required that night was not another mountaineer but a human ladder. Time and time again during the ascent he had stood on Andrea's back, his shoulders, his upturned palm and once--for at least ten seconds and while he was still wearing his steel-shod boots--on his head. And not once had Andrea protested or stumbled or yielded an inch. The man was indestructible, as tough and enduring as the rock on which he stood. Since dusk had fallen that evening, Andrea had laboured unceasingly, done enough work to kill two ordinary men, and, looking at him then, Mallory realised, almost with despair, that even now he didn't look particularly tired. Mallory gestured at the rock chimney, then upwards at its shadowy mouth limned in blurred rectangular outline against the pale glimmer of the sky. He leant forward, mouth close to Andrea's ear. "Twenty feet, Andrea," he said softly. His breath was still coming in painful gasps. "It'll be no bother--it's fissured on my side and the chances are that it goes up to the top." Andrea looked up the chimney speculatively, nodded in silence. "Better with your boots off," Mallory went on. "And any spikes we use we'll work in by hand." "Even on a night like this--high winds and rain, cold and black as a pig's inside--and on a cliff like this?" There was neither doubt nor question in Andrea's voice: rather it was acquiescence, unspoken confirmation of an unspoken thought. They had been so long together, had reached such a depth of understanding that words between them were largely superfluous. Mallory nodded, waited while Andrea worked home a spike, looped his ropes over it and secured what was left of the long ball of twine that stretched four hundred feet below to the ledge where the others waited. Andrea then removed boots and spikes, fastened them to the ropes, eased the slender, double-edged throwing knife in its leather shoulder scabbard, looked across at Mallory and nodded in turn. The first ten feet were easy. Palms and back against one side of the chimney and stocking-soled feet against the other, Mallory jack-knifed his way upwards until the widening sheer of the walls defeated him. Legs braced against the far wall, he worked in a spike as far up as he could reach, grasped it with both hands, dropped his legs across and found a toe-hold in the crevice. Two minutes later his hands hooked over the crumbling edge of the precipice. Noiselessly and with an infinite caution he fingered aside earth and grass and tiny pebbles until his hands were locked on the solid rock itself, bent his knee to seek lodgement for the final toe-hold, then eased a wary head above the cliff-top, a movement imperceptible in its slow-motion, millimetric stealth. He stopped moving altogether as soon as his eyes had cleared the level of the cliff, stared out into the unfamiliar darkness, his whole being, the entire field of consciousness, concentrated into his eyes and his ears. Illogically, and for the first time in all that terrifying ascent, he became acutely aware of his own danger and helplessness, and he cursed himself for his folly in not borrowing Miller's silenced automatic. The darkness below the high horizon of the lifting hills beyond was just one degree less than absolute: shapes and angles, heights and depressions were resolving themselves in nebulous silhouette, contours and shadowy profiles emerging reluctantly from the darkness, a darkness suddenly no longer vague and unfainliiar but disturbingly reminiscent in what it revealed, clamouring for recognition. And then abruptly, almost with a sense of shock, Mallory had it. The cliff-top before his eyes was exactly as Monsieur Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Vlachos had drawn and described it--the narrow, bare strip of ground running parallel to the cliff, the jumble of huge boulders behind them and then, beyond these, the steep scree-strewn lower slopes of the mountains. The first break they'd had yet, Mallory thought exultantly--but what a break! The sketchiest navigation but the most incredible luck, right bang on the nose of the target--the highest point of the highest, most precipitous cliffs in Navarone: the one place where the Germans never mounted a guard, because the climb was impossible! Mallory felt the relief, the high elation wash through him in waves. JubiJantly he straightened his leg, hoisted himself half-way over the edge, arms straight, palms down on the top of the cliff. And then he froze into immobility, petrified as the solid rock beneath his hands, his heart thudding painfully in his throat. One of the boulders had moved. Seven, maybe eight yards away, a shadow had gradually straightened, detached itself stealthily from the surrounding rock, was advancing slowly towards the edge of the cliff. And then the shadow was no longer "it." There could be no mistake now--the long jack-boots, the long greatcoat beneath the waterproof cape, the close-fitting helmet were all too familiar. Damn Viachos! Damn Jensen! Damn all the know-ails who sat at home, the pundits of Intelligence who gave a man wrong information and sent him out to die. And in the same instant Mallory damned himself for his own carelessness, for he had been expecting this all along For the first two or three seconds Mallory had lain rigid and unmoving, temporarily paralysed in mind and body: already the guard had advanced four or five steps, carbine held in readiness before him, head turned sideways as he listened into the high, thin whine of the wind and the deep and distant booming of the surf below, trying to isolate the sound that had aroused his suspicions. But now the first Shock was over and Mallory's mind was working again. To go up on to the top of the cliff would be suicidal: ten to one the guard would hear him scrambling over the edge and shoot him out of hand: and if he did get up he had neither the weapons nor, after that exhausting climb, the strength to tackle an armed, fresh man. He would have to go back down. But he would have to slide down slowly, an inch at a time. At night, Mallory knew, side vision is even more acute than direct, and the guard might catch a sudden movement out of the corner of his eye. And then he would only have to turn his head and that would be the end: even in that darkness, Mallory realised, there could be no mistaking the bulk of his silhouette against the sharp line of the edge of the cliff. Gradually, every movement as smooth and controlled as possible, every soft and soundless breath a silent prayer, Mallory slipped gradually back over the edge of the cliff. Stifi the guard advanced, making for a point about five yards to Mallory's left, but still he looked away, his ear turned into the wind. And then Mallory was down, only his finger-tips over the top, and Andrea's great bulk was beside him, his mouth to his ear. "What is it?" Somebody there?" "A sentry," Mallory whispered back. His arms were beginning to ache from the strain. "He's heard something and he's looking for us." Suddenly he shrank away from Andrea, pressed himself as closely as possible to the face of the cliff, was vaguely aware of Andrea doing the same thing. A beam of light, hurtful and dazzling to eyes so long accustomed to the dark, had suddenly stabbed out at the angle over the edge of the cliff, was moving slowly along towards them. The German had his torch out, was methodically examining the rim of the cliff. From the angle of the beam, Mallory judged that he was walking alone about a couple of feet from the edge. On that wild and gusty night he was taking no chances on the crumbly, treacherous top-soil of the cliff: even more likely, he was taking no chances on a pair of sudden hands reaching out for his ankles and jerking him to a mangled death on the rocks and reefs four hundred feet below. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Slowly, inexorably, the beam approached. Even at that slant, it was bound to catch them. With a sudden sick certainty Mallory realised that the German wasn't just suspicious: he _knew_ there was someone there, and he wouldn't stop looking until he found them. And there was nothing they could do, just nothing at all. . . . Then Andrea's head was close to his again. "A stone," Andrea whispered. "Over there, behind him." Cautiously at first, then frantically, Mallory pawed the cliff-top with his right hand. Earth, only earth, grass roots and tiny pebbles--there was nothing even half the size of a marble. And then Andrea was thrusting something against him and his hand closed over the metallic smoothness of a spike: even in that moment of desperate urgency, with the slender, searching beam only feet away, Mallory was conscious of a sudden, brief anger with himself--be had still a couple of spikes stuck in his belt and had forgotten all about them. His arm swung back, jerked convulsively forward, sent the spike spinning away into the darkness. One second passed, then another, he knew he had missed, the beam was only inches from Andrea's shoulders, and then the metallic clatter of the spike striking a boulder fell upon his ear like a benison. The beam wavered for a second, stabbed out aimlessly into the darkness and then whipped round, probing into the boulders to the left. And then the sentry was running towards them, slipping and stumbling in his haste, the barrel of the carbine gleaming in the light of the torch held clamped to it. He'd gone less than ten yards when Andrea was over the top of the cliff like a great, black cat, was padding noiselessly across the ground to the shelter of the nearest boulder. Wraith-like, he flitted in behind it and was gone, a shadow long among shadows. The sentry was about twenty yards away now, the beam of his torch darting fearfully from boulder to boulder when Andrea stuck the haft of his knife against a rock twice. The sentry whirled round, torch shining along the line of the boulders, then started to run clumsily back again, the skirts of the greatcoat fluttering grotesquely in the wind. The torch was swinging wildly now, and Mallory caught a glimpse of a white, straining face, wide-eyed and fearful, incongruously at variance with the gladiatorial strength of the steel helmet above. God only knew, Mallory thought, what wild panic-stricken thoughts were passing through his confused mind: noises from the cliff-top, metallic sound from either side among the boulders, the long, eerie vigil, afraid and companionless, on a deserted cliff edge on a dark and tempest-filled night in a hostile land--suddenly Mallory felt a deep stab of compassion for this man, a man like himself, someone's well-beloved husband or brother or son who was only doing a dirty and dangerous job as best he could and because he was told to, compassion for his loneliness and his anxieties and his fears, for the sure knowledge that before he had drawn breath another three times he would be dead.. . . Slowly, gauging his time and distance, Mallory raised his head. "Help!" he shouted. "Help me! I'm falling!" The soldier checked in mid-stride and spun round, less than flve feet from the rock that hid Andrea. For a second the beam of his torch waved wildly around, then settled on Mallory's head. For another moment he stood stock still, then the carbine in his right hand swung up, the left hand reaching down for the barreL Then he grunted once, a violent and convulsive exhalation of breath, and the thud of the hilt of Andrea's knife striking home against the ribs carried clearly to Mallory's ears, even against the wind. . . . Mallory stared down at the dead man, at Andrea's impassive face as he wiped the blade of his knife on the greatcoat, rose slowly 'to his feet, sighed and slid the knife back in its scabbard. "So, my Keith!" Andrea reserved the punctilious "Captain" for company only. "This is why our young lieutenant eats his heart out down below." Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "That is why," Mallory acknowledged. "I knew it-- or I almost knew it. So did you. Too many coincidences--the German caique investigating, the trouble at the watch-tower--and now this." Mallory swore, softly and bitterly. "This is the end for our friend Captain Briggs of Castelrosso. He'll be cashiered within the month. Jensen wifi make certain of that." Andrea nodded. "He let Nicolai go?" "Who else could have known that we were to have landed here, tipped off everyone all along the line?" Mallory paused, dismissed the thought, caught Andrea by the arm. "The Germans are thorough. Even although they must know it's almost an impossibility to land on a night like this, they'li have a dozen sentries scattered along the cliffs." Unconsciously Mallory had lowered his voice. "But they wouldn't depend on one man to cope with five. So--" "Signals," Andrea finished for him. "They must have some way of letting the others know. Perhaps flares--" "No, not that," Mallory disagreed. "Give their position away. Telephone. It has to be that. Remember how they were in Crete--miles of field telephone wire all over the shop?" Andrea nodded, picked up the dead man's torch, hooded it in his huge hand and started searching. He returned in less than a minute. "Telephone it is," he announced softly. "Over there, under the rocks." "Nothing we can do about it," Mallory said. "If it does ring, I'll have to answer or they'll come hot-footing along. I only hope to heaven they haven't got a bloody password. It would be just like them." He turned away, stopped suddenly. "But someone's got to come sometime--a relief, ser geant of the guard, something like that. Probably he's supposed to make an hourly report. Someone's bound to come--and come soon. My God, Andrea, we'll have to make it fast!" "And this poor devil?" Andrea gestured to the huddled shadow at his feet. "Over the side with him." Mallory grimaced in distaste. "Won't make any difference to the poor bastard now, and we can't leave any traces. The odds are they'll think he's gone over the edge--this top-soil's as crumbly and treacherous as hell.. . . You might see if he's any papers on him--never know how useful they might be." "Not half as useful as these boots on his feet." Andrea waved a large hand towards the scree-strewn slopes. "You are not going to walk very far there in your stocking soles." Five minutes later Mallory tugged three times on the string that stretched down into the darkness below. Three answering tugs came from the ledge, and then the cord vanished rapidly down over the edge of the overhang, drawing with it the long steel-cored rope that Mallory paid out from the coil on the top of the cliff. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html The box of explosives was the first of the gear to come up. The weighted rope plummetted straight down from the point of the overhang, and padded though the box was on every side with lashed rucksacks and sleeping-bags it still crashed terrifyingly against the cliff on the inner arc of every wind-driven swing of the pendulum. But there was no time for finesse, to wait for the diminishing swing of the pendulum after each tug. Securely anchored to a rope that stretched around the base of a great boulder, Andrea leaned far out over the edge of the precipice and reeled in the seventy-pound deadweight as another man would a trout. In less than three minutes the ammunition box lay beside him on the cliff-top: five minutes later the firing generator, guns and pistols, wrapped in a couple of other sleeping-bags and their lightweight, reversible tent--white on one side brown and green camouflage on the other--lay beside the explosives. A third time the rope went down into the rain and the darkness, a third time the tireless Andrea hauled it in, hand over hand. Mallory was behind him, coiling in the slack of the rope, when he heard Andrea's sudden exclamation: two quick strides and he was at the edge of the cliff, his hand on the big Greek's arm. "What's up, Andrea? Why have you stopped--?" He broke off, peered through the gloom at the rope in Andrea's hand, saw that it was being held between only finger and thumb. Twice Andrea jerked the rope up a foot or two, let it fall again: the weightless rope swayed wildly in the wind. "Gone?" Mallory asked quietly. Andrea nodded without speaking. "Broken?" Mallory was incredulous. "A wire-cored rope?" "I don't think so." Quickly Andrea reeled in the remaining forty feet. The twine was still attached to the same place, about a fathom from the end. The rope was intact. "Somebody tied a knot." Just for a moment the giant's voice sounded tired. "They didn't tie it too well." Mallory made to speak, then flung up an instinctive arm as a great, forked tongue of flame streaked between the cliff-top and unseen clouds above. Their cringing eyes were still screwed tight shut, their nostrils full of the acrid, sulphurous smell of burning, when the first volley of thunder crashed in Titan fury almost directly overhead, a deafening artillery to mock the pitiful efforts of embattled man, doubly terrifying in the total darkness that followed that searing flash. Gradually the echoes pealed and faded inland in diminishing reverberation, were lost among the valleys of the hills. "My God!" Mallory murmured. "That was close. We'd better make it fast, Andrea--this cliff is liable to be lit up like a fairground any minute... . What was in that last load you were bringing up?" He didn't really have to ask--he himself had arranged for the breaking up of the equipment into three separate loads before he'd left the ledge. It wasn't even that he suspected his tired mind of playing tricks on him; but it was tired enough, too tired, to probe the hidden compulsion, the nameless hope that prompted him to grasp at nameless straws that didn't even exist. "The food," Andrea said gently. "_All_ the food, the stove, the fuel--and the compasses." For five, perhaps ten seconds, Mallory stood motionless. One half of his mind, conscious of the Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html urgency, the desperate need for haste, was jabbing him mercilessly: the other half held him momentarily in a vast irresolution, an irresolution of coldness and numbness that came not from the lashing wind and sleety rain but from his own mind, from the bleak and comfortless imaginings of lost wanderings on the harsh and hostile island, with neither food nor fire.. . . And then Andrea's great hand was on his shoulder, and he was laughing softly. "Just so much less to carry, my Keith. Think how grateful our tired friend Corporal Miller is going to be. . . . This is only a little thing." "Yes," Mallory said. "Yes, of course. A little thing." He turned abruptly, tugged the cord, watched the rope disappear over the edge. Fifteen minutes later, in drenching, torrential rain, a great, sheeting downpour almost constantly illumined by the jagged, branching stilettos of the forked lightning, Casey Brown's bedraggled head came into view over the edge of the cliff. The thunder, too, emptily cavernous in that flat and explosive intensity of sound that lies at the heart of a thunderstorm, was almost continuous: but in the brief intervals, Casey's voice, rich in his native Clydeside accent, carried clearly. He was expressing himself fluently in basic Anglo-Saxon, and with cause. He had had the assistance of two ropes on the way up --the one stretched from spike to spike and the one used for raising supplies, which Andrea had kept pulling in as he made the ascent. Casey Brown had secured the end of this round his waist with a bowline, but the bowline had proved to be nothing of the sort but a slip-knot, and Andrea's enthusiastic help had almost cut him in half. He was still sitting on the cliff-top, exhausted head between his knees, the radio still strapped to his back, when two tugs on Andrea's rope announced that Dusty Miller was on his way up. Another quarter of an hour elapsed, an interminable fifteen minutes when, in the lulls between the thunderclaps, every slightest sound was an approaching enemy patrol, before Miller materialised slowly out of the darkness, half-way down the rock chimney. He was climbing steadily and methodically, then checked abruptly at the cliff-top, groping hands pawing uncertainly on the topsoil of the cliff. Puzzled, Mallory bent down, peered into the lean face: both the eyes were clamped tightly shut. "Relax, Corporal," Mallory advised kindly. "You have arrived." Dusty Miller slowly opened his eyes, peered round at the edge of the cliff, shuddered and crawled quickly on hands and knees to the shelter of the nearest boulders. Mallory followed and looked down at him curiously. "What was the idea of closing your eyes coming over the top?" "I did not," Miller protested. Mallory said nothing. "I closed them at the bottom," Miller explained weanly. "I opened them at the top." Mallory looked at him incredulously. "What! All the way?" "It's like I told you, boss," Miller complained. "Back in Castelrosso. When I cross a street and step up on to the sidewalk I gotta hang on to the nearest lamp-post. More or less." He broke off, looked at Andrea leaning far out over the side of the cliff, and shivered again. "Brother! Oh brother! Was I scared!" Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Fear. Terror. Panic. Do the thing you fear and the death of fear is certain. Do the thing you fear and the death of fear is certain. Once, twice, a hundred times, Andy Stevens repeated the words to himself, over and over again, like a litany. A psychiatrist had told him that once and he'd read it a dozen times since. Do the thing you fear and the death of fear is certain. The mind is a limited thing, they had said. It can only hold one thought at a time, one impulse to action. Say to yourself, I am brave, I am overcoming this fear, this stupid, unreasoning panic which has no origin except in my own mind, and because the mind _can_ only hold one thought at a time, and because thinking and feeling are one, then you _will_ be brave, you _will_ overcome and the fear will vanish like a shadow in the night. And so Andy Stevens said these things to himself, and the shadows only lengthened and deepened, lengthened and deepened, and the icy claws of fear dug ever more savagely into his dull exhausted mind, into his twisted, knotted stomach. His stomach. That knotted ball of jangled, writhing nerve-ends beneath the solar plexus. No one could ever know how it was, how it felt, except those whose shredded minds were going, collapsing into complete and final breakdown. The waves of panic and nausea and faintness that flooded up through a suffocating throat to a mind dark and spent and sinewless, a mind fighting with woollen fingers to cling on to the edge of the abyss, a tired and lacerated mind, only momentarily in control, wildly rejecting the clamorous demands of a nervous system which had already taken far too much that he should let go, open the torn fingers that were clenched so tightly round the rope. It was just that easy. "Rest after toil, port after stormy seas." What was that famous stanza of Spenser's? Sobbing aloud, Stevens wrenched out another spike, sent it spinning into the waiting sea three hundred long feet below, pressed himself closely into the face and inched his way despairingly upwards. Fear. Fear had been at his elbow all his life, his constant companion, his _alter ego_, at his elbow, on in close prospect or immediate recall. He had become accustomed to that fear, at times almost reconciled, but the sick agony of this night lay far beyond either tolerance or familiarity. He had never known anything like this before, and even in his terror and confusion he was dimly aware that the fear did not spring from the climb itself. True, the cliff was sheer and almost vertical, and the lightning, the ice-cold rain, the darkness and the bellowing thunder were a waking nightmare. But the climb, technically, was simple: the rope stretched all the way to the top and all he had to do was to follow it and dispose of the spikes as he went. He was sick and bruised and terribly tired, his head ached abominably and he had lost a great deal of blood: but then, more often than not, it is in the darkness of agony and exhaustion that the spirit of man burns most brightly. Andy Stevens was afraid because his self-respect was gone. Always, before, that had been his sheet anchor, bad tipped the balance against his ancient enemy--the respect in which other men had held him, the respect he had had for himself. But now these were gone, for his two greatest fears had been realised--he was known to be afraid, he had failed his fellow-man. Both in the fight with the German caique and when anchored above the watch-tower in the creek, he had known that Mallory and Andrea knew. He had never met such men before, and he had known all along that he could never hide his secrets from such men. He should have gone up that cliff with Mallory, but Mallory had made excuses and ten Andrea instead--Mallory _knew_ he was afraid. And twice before, in Castelrosso and when the German boat had closed in on them, he had almost failed his friends--and to-night he had failed them terribly. He had not been thought fit to lead the way with Mallory--and it was he, the sailor of the party, who had made such a botch of tying that last knot, had lost all the food and the fuel that had plummetted into the sea a bare ten feet from where he had stood on the ledge . . . and a thousand men on Kheros Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html were depending on a failure so abject as himself. Sick and spent, spent in mind and body and spirit, moaning aloud in his anguish of fear and self-loathing, and not knowing where one finished and the other began, Andy Stevens climbed blindly on. The sharp, high-pitched call-up buzz of the telephone cut abruptly through the darkness on the cliff-top. Mallory stiffened and half-turned, hands clenching involuntarily. Again it buzzed, the jarring stridency carrying cleanly above the bass rumble of the thunder, fell silent again. And then it buzzed again and kept on buzzing, peremptory in its harsh insistence. Mallory was half-way towards it when he checked in midstep, turned slowly round and walked back towards Andrea. The big Greek looked at him curiously. "You have changed your mind?" Mallory nodded but said nothing. "They will keep on ringing until they get an answer," Andrea murmured. "And when they get no answer, they will come. They will come quickly and soon." "I know, I know." Mallory shrugged. "We have to take that chance--certainty rather. The question is-- how long will it be before any one turns up." Instinctively he looked both ways along the windswept cliff-top: Miner and Brown were posted one on either side about fifty yards away, lost in the darkness. "It's not worth the risk. The more I think of it, the poorer I think my chances would be of getting away with it. In matters of routine the old Hun tends to be an inflexible sort of character. There's probably a set way of answering the phone, or the sentry has to identify himself by name, or there's a password--or maybe my voice would give me away. On the other han4 the sentry's gone without trace, all our gear is up and so's everyone except Stevens. In other words, we've practically made it. We've landed--and nobody knows we're here." "Yes." Andrea nodded slowly. "Yes, you are right-- and Stevens should be up in two or three minutes. It would be foolish to throw away everything we've gained." He paused, then went on quietly: "But they are going to come running." The phone stopped ringing as suddenly as it had started. "They are going to come now.', "I know. I hope to hell Stevens . . ." Mallory broke off, spun on his heel, said over his shoulder, "Keep your eye open for him, will you? I'll warn the others we're expecting company." Mallory moved quickly along the cliff-top, keeping well away from the edge. He hobbled rather than walked--the sentry's boots were too small for him and chafed his toes cruelly. Deliberately he closed his mind to the thought of how his feet would be after a few hours' walking over rough territory in these boots: time enough for the reality, he thought grimly, without the added burden of anticipation. . . . He stopped abruptly as something hard and metallic pushed into the small of his bacL "Surrender or die!" The drawling, nasal voice was positively cheerful: after what he had been through on the caique and the cliff face, just to set foot on solid ground again was heaven enough for DustyMiller. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "Very funny," Mallory growled. "Very funny indeed." He looked curiously at Miller. The American had removed his oilskin cape--the rain had ceased as abruptly as it had come--to reveal a jacket and braided waistcoat even more sodden and saturated than his trousers. It didn't make sense. But there was no time for questions. "Did you hear the phone ringing just now?" he asked. "Was that what it was? Yeah, I heard it. "The sentry's phone. His hourly report, or whatever it was, must have been overdue. We didn't answer it. They'll be hot-footing along any minute now, suspicious as hell and looking for trouble. Maybe your side, maybe Brown's. Can't approach any other way unless they break their necks climbing over these boulders." Mallory gestured at the shapeless jumble of rocks behind them. "So keep your eyes skinned." "I'll do that, boss. No shootin', huh?" "No shooting. Just get back as quickly and quietly as you can and let us know. Come back in five minutes anyway." Mallory hurried away, retracing., his steps. Andrea was stretched full length on the cliff-top, peering over the edge. He twisted his head round as Mallory approached. "I can hear him. He's just at the overhang." "Good." Mallory moved on without breaking step. "Tell him to hurry, please." Ten yards farther on Mallory checked, peered into the gloom ahead. Somebody was coming along the clifftop at a dead run, stumbling and slipping on the loose gravelly soil. "Brown?" Mallory called softly. "Yes, sir. It's me." Brown was up to him now, breathing heavily, pointing back in the direction he had just come. "Somebody's coming, and coming fast! Torches waving and jumping all over the place--must be running." "How many?" Mallory asked quickly. "Four or five at least." Brown was still gasping for breath. "Maybe more--four or five torches, anyway. You can see them for yourself." Again he pointed backwards, then blinked in puzzlement. "That's bloody funny! They're all gone." He turned back swiftly to Mallory. "But I can swear--" "Don't worry," Mallory said grimly. "You saw them all right. rye been expecting visitors. They're getting close now and taking no chances. . . . How far away?" "Hundred yards--not more than a hundred and fifty." "Go and get Miller. Tell him to get back here fast." Mallory ran back along the cliff edge and knelt beside the huge length of Andrea. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "They're coming, Andrea," he said quickly. "From the left. At least five, probably more. Two minutes at the most. Where's Stevens? Can you see him?" "I can see him." Andrea was magnificently unperturbed. "He is just past the overhang . . ." The rest of his words were lost, drowned in a sudden, violent thunderclap, but there was no need for more. Mallory could see Stevens now, climbing up the rope, strangely old and enfeebled in action, hand over hand in paralysing slowness, half-way now between the overhang and the foot of the chimney. "Good God!" Mallory swore. "What's the matter with him? He's going to take all day . . ." He checked himself, cupped his hands to his mouth. "Stevens! Stevens!" But there was no sign that Stevens had heard. He still kept climbing with the same unnatural over-deliberation, a robot in slow motion. "He is very near the end," Andrea said quietly. "You see he does not even lift his head. When a climber does not lift his head, he is finished." He stirred. "I will go down for him." "No." Mallory's hand was on his shoulder. "Stay here. I can't risk you both. . . . Yes, what is it." He was aware that Brown was back, bending over him, his breath coming in great heaving gasps. "Hurry, sir; hurry, for God's sake!" A few brief words but he had to suck in two huge gulps of air to get them out. "They're on top of us!" "Get back to the rocks with Miller," Mallory said urgently. "Cover us. . . . Stevens! Stevens!" But again the wind swept up the face of the cliff, carried his words away. "Stevens! For God's sake, man! Stevens!" His voice was low-pitched, desperate, but this time some quality in it must have reached through Stevens' fog of exhaustion and touched his consciousness, for he stopped climbing and lifted his head, hand cupped to his ear. "Some Germans coming!" Mallory called through funnelled hands, as loudly as he dared. "Get to the foot of the chimney and stay there. Don't make a sound. Understand?" Stevens lifted his hand, gestured in tired acknowledgment, lowered his head, started to climb up again. He was going even more slowly now, his movements fumbling and clumsy. "Do you think he understands?" Andrea was troubled. "I think so. I don't know." Mallory stiffened and caught Andrea's arm. It was beginning to rain again, not heavily yet, and through the drizzle he'd caught sight of a hooded torch beam probing among the rocks thirty yards away to his left. "Over the edge with the rope," he whispered. "The spike at the bottom of the chimney will hold it. Come on--let's get out of here!" Gradually, meticulous in their care not to dislodge the smallest pebble, Mallory and Andrea inched back from the edge, squirmed round and headed back for the rocks, pulling themselves along on their elbows and knees. The few yards were interminable and without even a gun in his hand Mallory felt defenceless, completely exposed. An illogical feeling, he knew, for the first beam of light to fall on them meant the end not for them but for the man who held the torch. Mallory had complete faith in Brown and Miller. . . . That wasn't important. What mattered was the complete escape from detection. Twice during the last endless few feet a wandering beam reached out towards them, the second a bare arm's length away: both times they pressed their faces into the sodden earth, lest the pale blur of their faces betray them, and lay very still. And then, all at once it seemed, they were among the rocks and safe. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html In a moment Miller was beside them, a half-seen shadow against the darker dusk of the rocks around them. "Plenty of time, plenty of time," he whispered sarcastically. "Why didn't you wait another half-hour?" He gestured to the left, where the ifickering of torches, the now clearly audible murmur of guttural voices, were scarcely twenty yards away. "We'd better move farther back. They're looking for him among the rocks." "For him or for his telephone," Mallory murmured in agreement. "You're right, anyway. Watch your guns on these rocks. Take the gear with you... . And if they look over and find Stevens we'll have to take the lot. No time for fancy work and to hell with the noise. Use the automatic carbines." Andy Stevens had heard, but he had not understood. It was not that he panicked, was too terrified to understand, for he was no longer afraid. Fear is of the mind, but his mind had ceased to function, drugged by the last stages of exhaustion, crushed by the utter, damnable tiredness that held his limbs, his whole body, in leaden thrall. He did not know it, but fifty feet below he had struck his head against a spur of rock, a shaip, wicked projection that had torn his gaping temple wound open to the bone. His strength drained out with the pulsing blood. He had heard Mallory, had heard something about the chimney he had now reached, but his mind had failed to register the meaning of the words. All that Stevens knew was that he was climbing, and that one always kept on climbing until one reached the top. That was what his father had always impressed upon him, his brothers too. You must reach the top. He was half-way up the chimney now, resting on the spike that Mallory had driven into the fissure. He hooked his fingers in the crack, bent back his head and stared up towards the mouth of the chimney. Ten feet away, no more. He was conscious of neither surprise nor elation. It was just there: he had to reach it. He could hear voices, carrying clearly from the top. He was vaguely surprised that his friends were making no attempt to help him, that they bad thrown away the rope that would have made those last few feet so easy, but he felt no bitterness, no emotion at all: perhaps they were trying to test him. What did it matter anyway--he had to reach the top. He reached the top. Carefully, as Mallory had done before him, he pushed aside the earth and tiny pebbles, hooked his fingers over the edge, found the same toehold as Mallory had and levered himself upwards. He saw the flickering torches, heard the excited voices, and then for an instant the curtain of fog in his mind lifted and a last tidal wave of fear washed over him and he knew that the voices were the voices of the enemy and that they had destroyed his friends. He knew now that he was alone, that be had failed, that this was the end, one way or another, and that it had all been for nothing. And then the fog closed over him again, and there was nothing but the emptiness of it all, the emptiness and the futility, the overwhelming lassitude and despair and his body slowly sinking down the face of the cliff. And then the hooked fingers--they, too, were slipping away, opening gradually, reluctantly as the fingers of a drowning man releasing their final hold on a spar of wood. There was no fear now, only a vast and heedless indifference as his hands slipped away and he fell like a stone, twenty vertical feet into the cradling bottleneck at the foot of the chimney. He himself made no sound, none at all: the soundless scream of agony never passed his lips, for the blackness came with the pain: but the straining ears of the men crouching in the rocks above caught Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html clearly the dull, sickening crack as his right leg fractured cleanly in two, snapping like a rotten bough.

Глава 5 В понедельник ночью. 01:00-02:00 Полтора часа спустя, втиснувшись в расщелину, которую он обнаружил в отвесной стене утеса, Мэллори вбил крюк и, встав на него, попытался дать своему измученному телу передышку. Всего на две минуты, пока поднимается Андреа. Сквозь свирепый вой ветра, норовившего столкнуть его вниз, новозеландец слышал скрежет окованных железом башмаков: Андреа тщетно пытался преодолеть карниз, на который он и сам-то забрался с огромным трудом, ободрав руки в кровь. Натруженные мышцы болели. Мэллори тяжело, надсадно дышал. Забыв о собственных страданиях, о том, что следует собраться с силами, он прислушался. Опять, на сей раз громче, царапнул о камень металл. Звук этот не мог заглушить даже пронзительный вой ветра. Надо предупредить Андреа: пусть будет предельно осторожен. До вершины каких-то шесть метров. Самому ему, криво усмехнулся Мэллори, никто не скажет, чтобы он не шумел: на исцарапанных в кровь, избитых ногах остались лишь рваные носки. Ботинки только мешали, и он их сбросил вниз. В такой темноте, под дождем с ветром восхождение было сплошным кошмаром. Страдания, которые они испытывали, в то же время как-то притупляли чувство страха при подъеме по отвесной скале. Пришлось подниматься, цепляясь за неровности утеса кончиками пальцев рук и ног, забить сотни крючьев, всякий раз привязывая к ним страховочную веревку, дюйм за дюймом поднимаясь вверх в неизвестность. Такого восхождения ему никогда еще не приходилось совершать, он даже не подозревал, что способен на такое. Ни мысль о том, что он, пожалуй, единственный человек во всей Южной Европе, который сумел покорить эту скалу, ни сознание того, что для ребят на Керосе истекает их срок, — ничто теперь не заботило новозеландца. Последние двадцать минут восхождения истощили все его физические и душевные силы. Мэллори действовал, как заведенный механизм. Без усилия перехватывая веревку своими мощными руками, Андреа повис над гладким козырьком выступа. Ноги его болтались в воздухе без всякой опоры. Увешанный тяжелыми мотками веревок, с крючьями, торчащими во все стороны из-за пояса, он походил на опереточного корсиканского бандита. Легко подтянувшись, грек оказался рядом с Мэллори. Втиснувшись в расщелину, вытер мокрый лоб и широко улыбнулся. Мэллори улыбнулся ему в ответ. На месте Андреа должен был находиться Стивенс, но тот еще не успел оправиться от шока и потерял много крови. Чтобы замыкать цепочку, сматывать веревки и вынимать крючья с целью замести все следы, нужен первоклассный альпинист, внушил лейтенанту Мэллори. Тот неохотно согласился, но по лицу его было видно, что юноша уязвлен. Мэллори был рад, что не поддался чувству жалости: несомненно, Стивенс первоклассный альпинист, но здесь нужен был не альпинист, а человек-лестница. Не раз во время подъема он вставал то на спину Андреа, то на плечи, то на поднятые ладони, а однажды с десяток секунд — на ногах его были окованные железом башмаки — встал на голову грека. Но тот ни разу не возмутился и не пошатнулся. Андреа был несгибаем и прочен, как скала, на которой он стоял. Андреа с самого вечера трудился как вол, выполняя столько работы, какая не под силу и двоим. Однако незаметно, чтобы грек особенно устал. Капитан кивнул в сторону расщелины, потом вверх, где на фоне неба, освещенного тусклыми звездами, виднелись прямоугольные очертания устья расщелины. Наклонясь, шепнул Андреа в самое ухо: — Каких-то шесть метров осталось. Сущий пустяк. — Голос его звучал хрипло, прерывисто. — Похоже, расщелина выходит прямо на вершину. Посмотрев на гребень, Андреа молча кивнул. — Снял бы ты ботинки, — посоветовал Мэллори. — Да и крючья придется вставлять руками. — В такую-то ночь? При таком ветре, дожде, в кромешной тьме, на отвесном утесе? — бесстрастным, без тени удивления голосом произнес грек. Оба так долго служили вместе, что научились понимать друг друга с полуслова. Мэллори кивнул. Подождал, пока товарищ вставит крюк, пропустит через отверстие и закрепит веревку. Другой ее конец, длиной сто двадцать метров, спускался вниз, где на уступе расположились остальные члены диверсионной группы. Сняв ботинки и отцепив крючья, Андреа привязал их к веревке, отстегнул обоюдоострый метательный нож в кожаном футляре, укрепленном на плече, и, взглянув на Мэллори, кивнул в ответ. Первые три метра все шло как по маслу. Упираясь спиной и ладонями в скалу и ногами в одних носках в противоположный край расщелины, Мэллори поднимался до тех пор, пока расщелина не расширилась. Сначала, растерявшись, новозеландец уперся ногами в противоположный ее край и вставил крюк как можно выше. Схватившись за него обеими руками, нащупал пальцами ног неровность и встал. Спустя две минуты пальцы его зацепились за осыпающийся край утеса. Привычными движениями пальцев Мэллори удалил с поверхности скалы почву, траву, мелкие камешки и наконец добрался до коренной породы. Упершись коленом, осторожно приподнял голову и застыл как вкопанный, весь превратясь в зрение и слух. Лишь сейчас он осознал свою беспомощность и пожалел, что не взял у Миллера пистолет с глушителем. В темноте на фоне панорамы гор смутно вырисовывались плавные и резкие очертания холмов и ложбин. Зрелище это, поначалу нечеткое и непонятное, стало вдруг мучительно знакомым. И тут Мэллори понял, в чем дело. Именно так описывал мосье Влакос эту картину: узкая голая полоска земли, идущая параллельно утесу, позади нее — нагромождение огромных валунов, за ними крутые холмы с щебенистой осыпью у подножия. Наконец-то им повезло, и еще как! Не располагая никакими средствами судовождения, вышли точно на остров, причем в том самом месте, где неприятель не выставил постов. Ведь немцы считали, что подняться на эти отвесные скалы невозможно! Мэллори захлестнуло чувство облегчения и радости. Опершись о поверхность скалы, новозеландец вылез наполовину и тут же обмер. Один из валунов зашевелился. До пятна было не больше восьми метров. Отделившись от земли, пятно это начало приближаться к краю утеса. Знакомая фигура — высокие штиблеты, шинель под непромокаемой накидкой, высокий шлем. Черт бы набрал Влакоса! И Дженсена! И этих всезнаек из разведки, развалившихся в своих креслах. Дают ложную информацию и посылают людей на верную смерть! Да и сам хорош, ведь знал же, что надо быть начеку. Первые две-три секунды Мэллори лежал словно парализованный. Держа карабин наизготовку, солдат уже сделал несколько шагов. Он наклонил голову, вслушиваясь в вой ветра и шум прибоя, и силился понять, какой же звук заставил его насторожиться. Оцепенение прошло, мозг Мэллори заработал вновь. Выбраться наверх равносильно самоубийству. Десять против одного, что часовой услышит, как он карабкается, и застрелит в упор, ведь у него нет ни оружия, ни сил, чтобы вступить в схватку с вооруженным противником. Придется спуститься вниз. Но ведь ночью боковое зрение острее, чем прямое. Стоит часовому повернуть голову, и тогда конец: у края утеса немец сразу заметит силуэт. Затаив дыхание, Мэллори осторожно сполз вниз. Часовой продолжал идти, направляясь к точке метрах в пяти от новозеландца. Капитан убрал голову, зацепясь кончиками пальцев за край скалы. — В чем дело? — спросил Андреа в самое ухо Мэллори. — Часовой, — прошептал тот в ответ. — Заподозрил что-то неладное. Неожиданно отпрянув, Мэллори прижался к скале, Андреа последовал его примеру. Сноп света, резавший глаза, освещал край утеса, приближаясь с каждой секундой. Судя по углу наклона, немец держался в полуметре с небольшим от обрыва. В такую ветреную ночь идти по осыпающемуся краю рискованно. А, вероятнее всего, он опасался, как бы не появились из мрака две руки и не сбросили его со стодвадцатиметровой высоты на камни и рифы. Светящийся сноп приближался с каждой секундой. Даже под таким углом часовой непременно заметит их. Неожиданно Мэллори понял: немец не просто осторожен, он знает, что кто-то тут прячется. Он не прекратит поиски, пока не найдет пришельцев. И помешать ему они бессильны... Андреа вновь наклонился к уху капитана. — Камень, — прошептал он. — Брось в сторону от часового. Мэллори стал лихорадочно шарить правой рукой по поверхности скалы. Почва, корни травы, песчинки... Ни камешка, хотя бы с гальку величиной. Андреа сунул ему в руку что-то гладкое и холодное. Болван, как он сам не мог догадаться, ведь у него за поясом осталась пара крючьев. Размахнувшись, капитан швырнул крюк в темноту. Прошла секунда, вторая. Он решил, что промахнулся. Еще мгновение, и фонарь осветит плечи Андреа, но тут послышался звон крюка, отскочившего от валуна. Луч дрогнул, метнулся в темноту и, описав дугу, уперся в груду валунов. Секунду спустя часовой кинулся в ту сторону, скользя и спотыкаясь. В свете фонаря поблескивал ствол карабина. Не успел немец отбежать и десятка метров, как Андреа вскочил на край утеса и, похожий на большую черную кошку, бесшумными шагами прокрался к ближнему валуну и затаился, слившись с мраком. Находясь метрах в двадцати от Андреа, часовой, с опаской озираясь, осветил камни. Грек дважды ударил рукояткой ножа о валун. Солдат круто обернулся и кинулся назад, путаясь в полах шинели. При свете фонаря Мэллори разглядел бледное, искаженное страхом лицо, расширенные глаза. Зрелище это не увязывалось с воинственным обликом гладиатора, который придавал солдату его стальной шлем. Какие мысли пронеслись в голове часового, услышавшего какой-то шум у обрыва, звон металла то в одном, то в другом конце каменной гряды на этом враждебном острове в эту жуткую ночь? Сердце у Мэллори сжалось. Ведь немец такой же человек; он чей-то муж, брат или сын, любимый близкими. Он лишь добросовестно делает свое грязное и опасное дело, подчиняясь приказу. Его терзает чувство тревоги и страха. Но жить ему осталось несколько секунд... Рассчитав время и расстояние, Мэллори поднял голову. — На помощь! — закричал он. — Падаю! Солдат круто повернулся, остановившись ближе чем в полутора метрах от валуна, за которым спрятался Андреа. Пошарив по земле, луч фонаря осветил голову Мэллори. Застыв на месте, немец вскинул карабин. Несмотря на свист ветра, капитан услышал стон, судорожный вдох и удар ножа, угодившего в ребра. Мэллори посмотрел на убитого, потом на бесстрастное лицо Андреа. Тот вытер лезвие о полу шинели, медленно выпрямился и вложил нож в ножны. — Так-то, Кейт, — произнес Андреа, обращавшийся к капитану по-уставному лишь при постороннем. — Зря наш юный лейтенант тогда вмешался. — Да, теперь все встало на свои места, — согласился Мэллори. — Недаром я опасался такого поворота дела. Да и ты тоже. Слишком уж много совпадений: немецкий сторожевик, дозор, высланный навстречу нам с поста, нынче часовой, — Мэллори выругался. — Теперь нашему старому приятелю, капитану Бриггсу из Кастельроссо, не поздоровится. В этом же месяце его разжалуют. Уж Дженсен об этом позаботится. Андреа кивнул: — Думаешь, он отпустил Николаи?.. — Кто, кроме него, мог знать, куда мы направляемся, и предупредить всех по цепочке? — Помолчав, Мэллори схватил грека за рукав. — Немцы народ основательный. Даже предполагая, что в такую ночь высадиться невозможно, они выставят у скал с полдесятка часовых. — Невольно понизив голос, капитан продолжал: — Не такие это люди, чтобы послать одного против пятерых. Следовательно... — ...Они разработали систему оповещения, — закончил за него грек. — Возможно, с помощью сигнальных ракет... — Вряд ли, — мотнул головой Мэллори. — Зачем им выдавать свою позицию? Телефонная связь. Не иначе. Вспомни Кипр. Весь остров опутан проводами полевой связи. Кивнув, Андреа взял фонарь из рук убитого и отправился на поиски, прикрыв луч ладонью. Не прошло и минуты, как он вернулся. — Так оно и есть, — негромко произнес он. — Аппарат спрятан в камнях. — Что делать, — отозвался Мэллори. — Если он зазвонит, мне придется ответить. Иначе живо прибегут Только бы не надо было сообщать пароль. От них можно ожидать и такого. Мэллори отвернулся и умолк. — Все равно кто-нибудь должен сюда прийти. Смена, разводящий или кто-нибудь другой. Возможно, полагается каждый час докладывать об обстановке. Кто-нибудь непременно здесь появится, причем скоро. Нам надо спешить, Андреа! — Как быть с этим беднягой? — показал на скрюченную у его ног фигуру грек. — Надо его сбросить вниз, — поморщился Мэллори. — Ему все равно. Здесь оставлять его нельзя. Немцы решат, что он сорвался с обрыва. Край-то вон какой ненадежный... Взгляни, нет ли при нем документов. Как знать, может, они нам понадобятся. — Не больше, чем ботинки. — Протянув руку в сторону щебенистой осыпи, Андреа объяснил: — По таким камням в носках далеко не уйдешь. Пять минут спустя Мэллори трижды дернул за бечевку. Те, кто находился внизу, трижды подергали в ответ. Мэллори потравил прочную веревку со стальным сердечником. Первым следовало поднять ящик с взрывчаткой. Привязав небольшой груз к концу веревки, капитан спустил ее на выступ. Хотя ящик и был обложен со всех сторон рюкзаками и спальными мешками, под порывами ветра он с размаху ударялся об утес. Но ждать, когда амплитуда колебаний уменьшится, было некогда. Надежно застрахованный веревкой, обмотанной вокруг огромного валуна, наклонясь далеко над краем утеса, Андреа легко, словно спиннингист — форель, тащил вверх двухпудовый груз. Меньше чем три минуты спустя ящик с взрывчаткой был наверху; минут пять спустя рядом с ним лежали взрывная машинка, автоматы и пистолеты, завернутые в спальные мешки, а также палатка: белая с одной стороны, коричнево-зеленая с другой. В третий раз исчезла в темноте, заливаемой дождем, веревка. В третий раз тянул ее вверх Андреа, перехватывая ее руками. Мэллори стоял сзади, сматывая веревку в бухту. Неожиданно грек издал восклицание. В два прыжка новозеландец очутился рядом. — В чем дело, Андреа? Почему ты перестал... Он осекся, заметив, что тот держит веревку всего двумя пальцами. Раза два Андреа поднимал веревку на фут-другой, потом опускал. Конец веревки мотало из стороны в сторону. — Груз сорвался? — спокойно произнес Мэллори. Андреа молча кивнул. — Веревка не выдержала? — удивился новозеландец. — Это со стальным-то сердечником? — Не думаю. — Грек поспешно поднял вверх кусок веревки длиной двенадцать метров. Сигнальный шнур был на месте, в сажени от конца. Веревка цела. — Кто-то узел плохо затянул, — устало проговорил Андреа. — Вот он и развязался. Мэллори открыл было рот, но тут же инстинктивно вскинул к глазам руку. Из туч в землю ударила ветвистая молния. Возник едкий запах гари, почти над самой головой у них прогрохотал адской силы раскат грома, который эхом отозвался в горах, а затем исчез где-то в лощинах. — Господи Иисусе! — пробормотал Мэллори. — Чуть в нас не угодило. Надо поторапливаться. В любую минуту скалу может осветить, как ярмарочную площадь... Что ты поднимал, Андреа? Вопрос был праздным. Капитан сам разделил снаряжение на три части еще там, на карнизе, и знал, что именно находится в каждом узле. Вряд ли он мог ошибиться, хотя и устал. Он просто цеплялся за соломинку, хотя и знал, что никакой соломинки нет. — Продовольствие, — негромко проговорил грек. — Все продовольствие, керосинка, горючее, компасы. Несколько мгновений Мэллори стоял в растерянности. С одной стороны, нельзя терять ни минуты, с другой — они не могут остаться на этом голом, незнакомом острове без еды и топлива. Положив свою большую руку на плечо товарища, Андреа проговорил: — Тем лучше, Кейт, — усмехнулся грек. — Наш усталый друг капрал Миллер только обрадуется... Пустяки. — Конечно, — ответил Мэллори. — Конечно. Сущие пустяки. — Отвернувшись, он дернул за шнур и проследил, как скользнула веревка через край утеса. Спустя четверть часа из мрака, ежесекундно освещаемого вспышками разлапистых молний, возникла мокрая, всклокоченная голова Кейси Брауна. Несмотря на почти непрерывные раскаты грома, послышался отчетливый голос шотландца, выражавшегося на англосаксонской фене. Поднимался он с помощью двух веревок. Одна была пропущена сквозь крючья, вторая использовалась им для подъема поклажи. За эту-то веревку и тянул Андреа. Обмотав веревку вокруг себя, Кейси решил завязать ее беседочным узлом. Но вместо беседочного у него получился скользящий узел, и в результате Брауна едва не перерезало веревкой пополам. Он все еще сидел, устало опустив голову, не в силах снять со спины рацию. Дважды дернулась в руках Андреа веревка: это поднимался Дасти Миллер. Прошло еще пятнадцать минут, тянувшихся как вечность. Каждый звук, возникавший в промежутках между раскатами грома, воспринимался капитаном как признак приближения немецкого дозора. Тут появился Дасти Миллер. Поднимался он медленно, но верно. Достигнув вершины, он замер, пошарил рукой по поверхности утеса. Мэллори наклонился к лицу янки и отшатнулся, пораженный: у капрала были плотно сжаты веки. — Передохни, капрал, — ласково проговорил новозеландец. — Приехали. Медленно открыв глаза, Дасти Миллер с содроганием посмотрел вниз и в ту же секунду на четвереньках кинулся к каменной гряде. Подойдя к нему, Мэллори полюбопытствовал: — А зачем ты закрыл глаза, когда очутился наверху? — Не закрывал я глаза наверху, — запротестовал Миллер. Мэллори промолчал. — Я зажмурился внизу, — устало объяснил капрал. — И только на вершине открыл глаза. — Как? — недоверчиво посмотрел на него капитан. — И ни разу не оглянулся? — Я же объяснил, шеф, — укоризненно произнес Миллер. Еще в Кастельроссо. Если я перехожу улицу и мне надо подняться на тротуар, то я должен ухватиться за ближайший фонарный столб. Вот оно как. — Американец умолк, посмотрев на Андреа, наклонившегося над пропастью, и передернул плечами. — И натерпелся же я страху, братишка! Страх, ужас, отчаяние. «Делай то, чего страшишься, и страх отступит!» Фразу эту Энди Стивенс мысленно повторял не раз и не два, а сотни раз, словно заклинание. Так однажды ему посоветовал психиатр. О том же говорилось и в добром десятке книг, которые Энди потом проштудировал. Делай, чего страшишься, и страх отступит. Ум ограничен. Он способен удержать лишь одну мысль в каждый данный момент, дать команду, осуществить лишь одно действие. Внуши себе, что ты смел, что преодолеваешь боязнь, это глупое, беспричинное чувство страха, которое существует лишь у тебя в сознании. И, поскольку ум способен удержать лишь одну мысль, поскольку мыслить и чувствовать это одно и то же, ты будешь смел, ты преодолеешь страх, и он исчезнет, как исчезает ночью тень. Так твердил себе Энди, но тень становилась все длиннее и чернее; холодными, как лед, когтями страх все глубже впивался в его утомленный мозг, куда-то в желудок, под ложечку. Желудок. Комок нервов ниже солнечного сплетения. Ощущение это знакомо лишь тем, кто окончательно теряет власть над собственными мыслями. Волны тошнотворного страха, чувство беспомощности охватывают человеческое сознание, судорожно цепляющееся ватными пальцами за край пропасти. Сознание это еще управляет телом, отчаянно сопротивляется, не желая подчиниться нервной системе, заставляющей разжать израненные пальцы, схватившие веревку. Ведь это так просто. «Досуг после трудов и гавань после бури». Так, кажется, сказал Спенсер. Рыдая, Стивенс выдернул еще один крюк и швырнул его с тридцатиметровой высоты в море. Прижался к утесу и, преодолевая отчаяние, продолжал дюйм за дюймом подъем. Страх. Всю жизнь он преследовал Стивенса, стал его alter ego, вторым «я». Он находился рядом, готовый вернуться в любую минуту. Энди привык к страху, даже смирился с ним, но мучения нынешней ночи переполнили чашу его терпения и выносливости. Такого с ним еще никогда не бывало. И все же юноша смутно сознавал: причина страха — не восхождение само по себе. Действительно, крутой, почти отвесный склон, вспышки молний в кромешной тьме и раскаты грома кого угодно привели бы в отчаяние. Но технически подъем был несложен. Веревка натянута до самого верха. Надо лишь подниматься, держась за нее, да вынимать крючья. К горлу подступает тошнота, все тело в ушибах, голова раскалывается от боли, потеряно много крови; но ведь именно тогда, когда человек испил полную чашу страданий и обессилел, факел духа горит особенно ярко. Энди Стивенс испытывал страх оттого, что перестал себя уважать. Самоуважение всегда было для него спасительным якорем, оно было важнее того, что о нем думают другие. И теперь якоря этого у него не осталось. Все знают, что он трус, что он подвел товарищей. И во время стычки с экипажем немецкого судна, и когда каик стоял на якоре в устье реки, он понимал, что Мэллори и Андреа видят его страх. Таких людей ему еще не приходилось встречать. Таких не проведешь, он сразу понял. Это он должен был подниматься вместе с Мэллори, но тот взял Андреа. Капитан понял, что он трусит. И в Кастельроссо, и при подходе немецкого катера он чуть не подвел их. А сегодня подвел по-настоящему. Ему не доверили подниматься первым вместе с Мэллори. Именно он, морской офицер, так небрежно завязал последний узел. Едва оторвавшись от карниза, на котором стоял он, Стивенс, мешок с продуктами и топливом рухнул в море... Судьба тысячи человек на острове Керос в руках такого презренного труса, как он. Физические и душевные силы оставили юношу, от мучительного чувства страха и отвращения к себе он застонал, но продолжал подниматься как заведенный. В ночной тишине раздался пронзительный звук телефона. Похолодев, Мэллори оглянулся. Пальцы невольно сжались в кулаки. Вновь настойчивая трель, заглушающая рокот грома. Телефон замолчал, но скоро ожил, звоня не переставая. Пройдя полпути, Мэллори остановился и вернулся назад. — Передумал? — с любопытством посмотрел на него грек. Капитан молча кивнул. — Будут трезвонить, пока не надоест, — буркнул Андреа. — А когда надоест, сюда заявятся. Причем очень быстро. — Знаю, — пожал плечами напитан. — Ничего не поделаешь. Вопрос лишь в том, когда они сюда придут. — Мэллори машинально посмотрел в обе стороны вершины, где на расстоянии метров пятидесяти друг от друга расположились Миллер и Кейси, невидимые в темноте. — Не стоит рисковать. Чем больше я думаю, тем меньше вижу шансов провести немцев. Фрицы народ аккуратный. Наверняка разработана определенная система переговоров по телефону. Часовой должен назвать свою фамилию или произнести пароль. Да и голос может меня выдать. Но, с другой стороны, часового мы убрали, не оставив никаких следов, снаряжение наше наверху, все, кроме Стивенса, поднялись. Короче, мы добились того, чего хотели. Высадились, и ни одна душа об этом не догадывается. — Верно, — кивнул Андреа. — Ты прав. Минуты через две-три появится и Стивенс. Глупо, если все, чего мы добились, пойдет насмарку. — Помолчав, Андреа спокойно прибавил: Немцы не придут, а примчатся. — Телефон умолк так же внезапно, как зазвонил. — Теперь жди гостей. — Знаю. Только бы Стивенс... — Мэллори прервал себя на полуслове и, повернувшись на каблуках, кинул через плечо: Присмотри за ним, хорошо? А я предупрежу остальных, что скоро гости пожалуют. Держась в стороне от края обрыва, новозеландец заспешил. Он не шел, а ковылял. Ботинки немца были тесны и сдавливали пальцы. Страшно представить, что станет с его ногами после многочасовой ходьбы по пересеченной местности. Не стоит заглядывать в будущее, и в настоящем забот хватает, подумал он мрачно. ...Капитан застыл на месте. В затылок ему уперся какой-то твердый холодный предмет. — Сдавайся, а то убью, — жизнерадостно воскликнул гнусавый голос. После всего, что испытал на море и во время подъема Миллер, оказаться на твердой земле было для него уже счастьем. — Ну и шуточки, — проворчал Мэллори. — Умнее ничего не мог придумать? — Капитан с любопытством посмотрел на янки. Тот успел снять дождевое платье: ливень кончился. Куртка и вышитый жилет промокли больше, чем штаны. Но выяснять, в чем дело, было некогда. — Слышал, телефон недавно звонил? — Телефон? Ага, слышал. — Это часового вызывали. Ждали от него доклада или что-то вроде. Наверно, ему давно следовало бы позвонить. Отвечать мы не стали. С минуты на минуту прибегут немцы, заподозрив неладное. Могут появиться или с твоей стороны, или со стороны Брауна. Другого пути нет. Не станут же они ломать себе шею, карабкаясь по этой груде валунов. — Мэллори ткнул в сторону нагромождения камней. — Так что гляди в оба. — Будет сделано, шеф. Огонь не открывать? — Не открывать. Подойди к нам потихоньку и дай знать. Минут через пять я приду. Мэллори поспешно вернулся назад. Растянувшись во весь рост на земле, Андреа вглядывался вниз и при появлении капитана оглянулся. — Судя по звуку, он у самого карниза. — Отлично, — на ходу обронил новозеландец. — Скажи ему, пусть поторопится. — Пройдя с десяток метров, Мэллори остановился, всматриваясь вдаль. Кто-то бежал, спотыкаясь и скользя по гравийной почве. — Браун? — вполголоса спросил капитан. — Я, сэр. — Тяжело дыша, Кейси показывал в ту сторону, откуда прибежал. — Там какие-то люди. Огни фонарей прыгают у них в руках, видно, сюда бегут. — Сколько их? — тотчас спросил Мэллори. — Четверо или пятеро. — Браун все еще не мог отдышаться. — Может, больше. Фонарей было не то четыре, не то пять. Сейчас сами увидите. — Он снова ткнул назад, но тут же удивленно повернулся к капитану. — Что за чертовщина! Исчезли. Могу поклясться... — Не надо, — мрачно отозвался Мэллори. — Вы не ошиблись. Я ждал гостей. Приближаясь, они не хотят рисковать... Далеко ли они? — Метров сто-полтораста, не больше. — Найдите Миллера и живо назад. Подбежав к Андреа, капитан опустился на колени. — Они идут, Андреа, — произнес он торопливо. — Слева. Человек пять, а то и больше. Минуты через две будут здесь. Где Стивенс? Видишь его? — Вижу, — с олимпийским спокойствием произнес грек. Перелез через карниз... — Остальные слова заглушил оглушительный раскат грома. Но Мэллори увидел Стивенса. Находясь посередине между карнизом и началом похожей на раструб расселины, тот, словно ветхий старик, с трудом перебирал руками. — Что это с ним? — выругался Мэллори. — Так ему и суток не хватит... — Осекшись, капитан сложил ладони рупором. — Стивенс! Стивенс! — Но юноша, казалось, не слышал его и продолжал двигаться размеренно, словно робот. — Из сил выбился, — спокойно произнес Андреа. — Даже головы не поднимает. Если альпинист не смотрит вверх, его песенка спета. — Пожав плечами, грек прибавил: — Спущусь, помогу. — Не надо. — Мэллори положил ему руку на плечо. Оставайся здесь. Я не могу рисковать вами обоими... В чем дело? — спросил он Брауна, наклонившегося над ним. — Скорее, сэр, — произнес тот, тяжело дыша. — Скорее, ради Бога! — глотнув воздуха, добавил. — Они в двух шагах отсюда! — Ступайте с Миллером к валунам, — скомандовал Мэллори. — Прикройте нас... Стивенс! Стивенс! — Но ветром, поднимавшимся вверх по скале, слова его отнесло. — Стивенс! Ради Бога, старина! Стивенс! — громким шепотом повторил капитан. Видно, в голосе Мэллори прозвучало нечто такое, что проникло сквозь оцепенение, объявшее усталый мозг юноши: Энди остановился и, подняв голову, приложил к уху ладонь. — Немцы приближаются! — произнес Мэллори, сложив руки рупором. — Доберись до раструба и спрячься. И ни одного звука. Ты меня понял? Усталым движением Стивенс вскинул руку, опустил голову и стал подниматься. Двигался он еще медленнее, движения его были неуверенными и неуклюжими. — Как думаешь, он понял? — озабоченно спросил Андреа. — Наверно. Точно не могу сказать, — Мэллори замер и схватил друга за руку. Заморосим дождь, сквозь редкую его пелену капитан заметил прикрытый ладонью луч света. Огонек прыгал по камням метрах в тридцати слева от них. — Скинь веревку с краю обрыва, — прошептал новозеландец. — В нижней части раструба вбит крюк. Он выдержит Стивенса. Скорей. Надо убираться! Стараясь не задеть даже камешка, Мэллори с Андреа отодвинулись от края обрыва и, круто повернувшись, поползли на четвереньках к груде валунов, находившихся в нескольких метрах. Не имея в руках хотя бы пистолета, Мэллори чувствовал себя совершенно беззащитным, хотя и понимал, что опасность грозит не им, а солдатам. Первый же немец, направивший на них луч фонаря, будет тотчас убит. Браун и Миллер не подведут... Но самое главное — чтобы их не обнаружили. Дважды, шаря по земле, луч света направлялся в их сторону, последний раз скользнув мимо ближе чем в метре. И всякий раз оба прижимались лицами к промокшей почве, чтобы отсвет луча не упал на них. Наконец, они добрались до валунов и оказались в безопасности. Мгновение спустя словно тень рядом возник Миллер. — Не очень-то вы торопились, — насмешливо заметил капрал. — Подождали бы еще с полчасика. — Он показал в сторону, где мелькали огни фонарей и слышались гортанные голоса. — Отойдем подальше. Они ищут его среди камней. — Ты прав. Его или телефон, — согласился Мэллори. — Не заденьте автоматами о камни. Захватите с собой поклажу... Если немцы посмотрят вниз и увидят Стивенса, придется идти ва-банк. Хитрые планы разрабатывать некогда. Пускайте в ход автоматы. Энди Стивенс услышал Мэллори, но не понял, что тот сказал. Не потому, что испугался или был чересчур подавлен, ибо страх прошел. Страх — порождение сознания, а сознание его под воздействием крайней степени усталости, сковавшей все его тело свинцовым панцирем, перестало функционировать. Юноша этого не понимал, но пятнадцатью метрами ниже он ударился головой об острый выступ, до кости разбередив рану на виске. С потерей крови Стивенс все больше обессилевал. Он слышал, как Мэллори что-то говорит о раструбе, до которого он теперь добрался, но до сознания его смысл сказанного не дошел. Он знал лишь одно: однажды начав подниматься, надо продолжать, пока не доберешься до вершины. Так внушали ему отец и старшие братья. Добраться до вершины. Чтобы добраться до вершины, предстояло преодолеть половину раструба. Стивенс опирался о крюк, вбитый Кейтом Мэллори в трещину. Вцепившись пальцами в расщелину, Энди посмотрел вверх, на устье раструба. Осталось метра три. Ни удивления, ни восторга не было. Он знал одно: надо идти до конца. Он слышал доносившиеся сверху голоса. Непонятно, почему товарищи его не предпринимают никаких попыток помочь ему, сбросили вниз веревку, с помощью которой было бы легче преодолеть последние метры. Но горечи он не испытывал. Возможно, друзья хотят его испытать. Да и какое это имеет значение? В любом случае ему нужно добраться до вершины. И он добрался. Старательно, как до него — Мэллори, отгреб землю и галечник, впился пальцами в край скалы и, встав на тот же выступ, о который опирался ногой Мэллори, приподнялся. Он увидел, как мелькают лучи фонарей, услышал возбужденные голоса. Вновь вернулся страх. Энди понял, что это голоса врагов, что друзья его убиты. Понял, что остался один, что это конец, что все было напрасно. И вновь туман обволок его сознание, остались лишь пустота и отчаяние. Медленно, как у тонущего, который выпускает из рук брусок дерева, пальцы Стивенса разжались. Страх исчез, осталось безграничное равнодушие. Юноша соскользнул со склона н, камнем полетев вниз, застрял на шести метровой высоте в сужении раструба. Ни звука не сорвалось с его губ: от боли он потерял сознание, но до настороженного слуха товарищей его, укрывшихся среди валунов, донесся глухой жуткий треск: словно гнилой сук, сломалась правая нога Энди.

CHAPTER 6 Monday Night 0200--0600 The German patrol was everything that Mallory had feared--efficient, thorough and very, very painstaking. It even had imagination, in the person of its young and competent sergeant, and that was more dangerous still. There were only four of them, in high boots, helmets and green, grey and brown mottled capes. First of all they located the telephone and reported to base. Then the young sergeant sent two men to search another hundred yards or so along the cliff, while he and the fourth soldier probed among the rocks that paralleled the cliff. The search was slow and careful, but the two men did not penetrate very far into the rocks. To Mallory, the sergeant's, reasoning was obvious and logical. If the sentry had gone to sleep or taken ill, it was unlikely that he would have gone far in among that confused jumble of boulders. Mallory and the others were safely back beyond their reach. And then came what Mallory had feared--an organised, methodical inspection of the cliff-top itself: worse stifi, it began with a search along the very edge. Securely held by his three men with interlinked arms--the last with a hand hooked round his belt--the sergeant walked slowly along the rim, probing every inch with the spotlit beam of a powerful torch. Suddenly he stopped short, exclaimed suddenly and stooped, torch and face only inches from the ground. There was no question as to what he had found--the deep gouge made in the soft, crumbling soil by the climbing rope that had been belayed round the boulder and gone over to the edge of the cliff. . . . Softly, silently, Mallory and his three companions straightened to their knees or to their feet, gun barrels lining along the tops of boulders or peering out between cracks in the rocks. There was no doubt in any of their minds that Stevens was lying there helplessly in the crutch of the chimney, seriously injured or dead. It needed only one German carbine to point down that cliff face, however carelessly, and these four men would die. They would have to die. The sergeant was stretched out his length now, two men holding his legs. His head and shoulders were over the edge of the cliff, the beam from his torch stabbing down the chimney. For ten, perhaps fifteen seconds, there was no sound on the cliff-top, no sound at all, only the high, keening moan of the wind and the swish of the rain in the stunted grass. And then the sergeant had wriggled back and risen to his feet, slowly shaking his head. Mallory gestured to the others to sink down behind the boulders again, but even so the sergeant's soft Bavarian voice carried clearly in the wind. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "It's Ehrich all right, poor fellow." Compassion and anger blended curiously in the voice. "I warned him often enough about his carelessness, about going too near the edge of that cliff. It is very treacherous." Instinctively the sergeant stepped back a couple of feet and looked again at the gouge in the soft earth. "That's where his heel slipped--or 'maybe the butt of his carbine. Not that it matters now." "Is he dead, do you think, Sergeant?" The speaker was only a boy, nervous and unhappy. "It's hard to say.. . . Look for yourself." Gingerly the youth lay down on the cliff-top, peering cautiously over the lip of the rock. The other soldiers were talking among themselves, in short staccato sentences, when Mallory turned to Miller, cupped his hands to his mouth and the American's ear. He could contain his puzzlement no longer. "Was Stevens wearing his dark suit when you left him?" he whispered. "Yeah," Miller whispered back. "Yeah, I think he was." A pause. "No, thmmit, I'm wrong. We both put on our rubber camouflage capes about the same time." Mallory nodded. The waterproofs of the Germans were almost identical with their own: and the sentry's hair, Mallory remembered, had been jet black--the same colour as Stevens's dyed hair. Probably all that was visible from above was a crumpled, cape-shrouded figure and a dark head. The sergeant's mistake in identity was more than understandable: it was inevitable. The young soldier eased himself back from the edge of the cliff and hoisted himself carefully to his feet. "You're right, Sergeant. It _is_ Ebrich." The boy's voice was unsteady. "He's alive, I think. I saw his cape move, just a little. It wasn't the wind, I'm sure of that." Mallory felt Andrea's massive hand squeezing his arm, felt the quick surge of relief, then elation, wash through him. So Stevens was alive! Thank God for that! They'd save the boy yet. He heard Andrea whispering the news to the others, then grinned wryly to himself, ironic at his own gladness. Jensen definitely would not have approved of this jubilation. Stevens had already done his part, navigated the boat to Navarone and climbed the cliff: and now he was only a crippled liability, would be a drag on the whole party, reduce what pitiful chances of success remained to them. For a High Command who pushed the counters around crippled pawns slowed up the whole game, made the board so damnably untidy. It was most inconsiderate of Stevens not to have killed himself so that they could have disposed of him neatly and without trace in the deep and hungry waters that boomed around the foot of the cliff. . . . Mallory clenched his hands in the darkness and swore to himself that the boy would live, come home again, and to hell with total war and all its inhuman demands. . . . Just a kid, that was all, a scared and broken kid and the bravest of them all. The young sergeant was issuing a string of orders to his men, his voice quick, crisp and confident. A doctor, splints, rescue stretcher, anchored sheer-legs, ropes, spikes--the trained, well-ordered mind missing nothing. Mallory waited tensely, wondering how many men, if any, would be left on guard, for the guards would have to go and that would inevitably betray them. The question of their quick and silent disposal never entered his mind--a whisper in Andrea's ear and the guards would have no more chance than penned lambs against a marauding wolf. Less chance even than that--the lambs could always run and cry out before the darkness closed over them. The sergeant solved the problem for them. The assured competence, the tough, unsentimental Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html ruthlessness that made the German N.C.O. the best in the world gave Mallory the chance he never expected to have. He bad just finished giving his orders when the young soldier touched him on the arm, then pointed over the edge. "How about poor Ehrich, Sergeant?" he asked uncertainly. "Shouldn't--don't you think one of us ought to stay with him?" "And what could you do if you did stay--hold his hand?" the sergeant asked acidly. "If he stirs and falls, then he falls, that's all, and it doesn't matter then if a hundred of us are standing up here watching him. Off you go, and don't forget the mallets and pegs to stay the sheer-legs." The three men turned and went off quickly to the east without another word. The sergeant walked over to the phone, reported briefly to someone, then set off in the opposite direction--to check the next guard post, Mallory guessed. He was stifi in sight, a dwindling blur in the darkness, when Mallory whispered to Brown and Miller to post themselves on guard again: and they could still hear the measured crunch of his firm footfalls on a patch of distant gravel as their belayed rope went snaking over the edge of the cliff, Andrea and Mallory sliding swiftly down even before it had stopped quivering. Stevens, a huddled, twisted heap with a gashed and bleeding cheek lying cruelly along a razor-sharp spur of rock, was still unconscious, breathing stertorously through his open mouth. Below the knee his right leg twisted upwards and outwards against the rock at an hapossible angle. As gently as he could, braced against either side of the chimney and supported by Andrea, Mallory lifted and straightened the twisted limb. Twice, from the depths of the dark stupor of his unconsciousness, Stevens moaned in agony, but Mallory had no option but to carry on, his teeth clenched tight until his jaws ached. Then slowly, with infinite care, he rolled up the trouser leg, winced and screwed his eyes shut in momentary horror and nausea as he saw the dim whiteness of the shattered tibia sticking out through the torn and purply swollen flesh. "Compound fracture, Andrea." Gently his exploring fingers slid down the mangled leg, beneath the lip of the jack-boot, stopped suddenly as something gave way beneath his feather touch. "Oh, my God!" he murmured. "Another break, just above the ankle. This boy is in a bad way, Andrea." "He is indeed," Andrea said gravely. "We can do nothing for him here?" "Nothing. Just nothing. We'll have to get him up first." Mallory straightened, gazed up bleakly at the perpendicular face of the chimney. "Although how in the name of heaven--" "I will take him up." There was no suggestion in Andrea's voice either of desperate resolve or consciousness of the almost incredible effort involved. It was simply a statement of. intention, the voice of a man who never questioned his abifity to do what he said he would. "If you will help me to raise him, to tie him to my back. . . ." "With his broken leg loose, dangling from a piece of skin and torn muscle?" Mallory protested. "Stevens can't take much more. He'll die if we do this." "He'll die if we don't," Andrea murmured. Mallory stared down at Stevens for a long moment, then nodded heavily in the darkness. "He'll die if we don't," he echoed tiredly. "Yes, we have to do this." He pushed outwards from the rock, slid half a dozen feet down the rope and jammed a foot in the crutch of the chimney just below Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Stevens's body. He took a couple of turns of rope round his waist and looked up. "Ready, Andrea?" he called softly. "Ready." Andrea stooped, hooked his great hands under Stevens's armpits and lifted slowly, powerfully, as Mallory pushed from below. Twice, three times before they had him up, the boy moaned deep down in his tortured throat, the long, quavering "Aabs" of agony setting Mallory's teeth on edge: and then his dangling, twisted leg had passed from Mallory's reach and he was held close and cradled in Andrea's encircling arm, the rain-lashed, bleeding mask of a face lolling grotesquely backwards, forlorn and lifeless with the dead pathos of a broken doll. Seconds later Mallory was up beside them, expertly lashing Stevens's wrists together. He was swearing softly as his numbed hands looped and tightened the rope, softly, bitterly, continuously, but he was quite unaware of this: he was aware only of the broken head that lolled stupidly against his shoulder, of the welling, rain-thinned blood that filmed the upturned face, of the hair above the gashed temple emerging darkly fair as the dye washed slowly out. Inferior bloody boot-blacking, Mallory thought savagely: Jensen shall know of this--it could cost a man's life. And then he became aware of his own thoughts and swore again, stifi more savagely and at 'himself this time, for the utter triviality of what he was thinking. With both hands free--Stevens's bound arms were looped round his neck, his body lashed to his own--Andrea took less than thirty seconds to reach the top: if the dragging, one hundred and sixty pound deadweight on his back made any difference to Andrea's climbing speed and power, Mallory couldn't detect it. The man's endurance was fantastic. Once, just once, as Andrea scrambled over the edge of the cliff, the broken leg caught on the rock, and the crucifying torture of it seared through the merciful shell of insensibility, forced a brief shriek of pain from his lips, a hoarse, bubbling whisper of sound all the more horrible for its muted agony. And then Andrea was standing upright and Mallory was behind him, cutting swiftly at the ropes that bound the two together. "Straight into the rocks with him, Andrea, will you?" Mallory whispered. "Wait for us at the first open space you come to." Andrea nodded slowly and without raising his head, his hooded eyes bent over the boy in his arms, like a man sunk in thought. Sunk in thought or listening, and all unawares Mallory, too, found himself looking and listening into the thin, lost moaning of the wind, and there was nothing there, only the lifting, dying threnody and the chill of the rain hardening to an ice-cold sleet. He shivered, without knowing why, and listened again; then he shook himself angrily, turned abruptly towards the cliff face and started reeling in the rope. He had it all up, lying round his feet in a limp and rain-sodden tangle when he remembered about the spike still secured to the foot of the chimney, the hundreds of feet of rope suspended from it. He was too tired and cold and depressed even to feel exasperated with himself. The sight of Stevens and the knowledge of how it was with the boy had affected him more than he knew. Moodily, almost, he kicked the rope over the side again, slid down the chimney, untied the second rope and sent the spike spinning out into the darkness. Less than ten minutes later, the wetly-coiled ropes over his shoulder, he led Miller and Brown into the dark confusion of the rocks. They found Stevens lying under the lee of a huge boulder, less than a hundred yards inland, in a tiny, cleared space barely the size of a billiard table. An oilskin was spread beneath him on the sodden, gravelly earth, a camouflage cape covered most of his body: it was bitterly cold now, but the rock broke the force of the wind, sheltered the boy from the driving sleet. Andrea looked up as the three men Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html dropped into the hollow and lowered their gear to the ground; already, Mallory could see, Andrea had rolled the trouser up beyond the knee and cut the heavy jack-boot away from the mangled leg. "Sufferin' Christ!" The words, half-oath, half-prayer, were torn involuntarily from Miller: even in the deep gloom the shattered leg looked ghastly. Now he dropped on one knee and stooped low over it. "What a mess!" he murmured slowly. He looked up ovór his shoulder. "We've gotta do something about that leg, boss, and we've no damned time to lose. This kid's a good candidate for the mortuary." "I know. We've got to save him, Dusty, we've just got to." All at once this had become terribly important to Mallory. He dropped down on his knees. "Let's have a look at him." Impatiently Miller waved him away. "Leave this to me, boss." There was a sureness, a sudden authority in his voice that held Mallory silent. "The medicine pack, quick--and undo that tent." "You sure you can handle this?" God knew, Mallory thought, he didn't really doubt him--he was conscious only of gratitude, of a profound relief, but he felt he had to say something. "How are you going--" "Look, boss," Miller said quietly. "All my life I've worked with just three things--mines, tunnels and explosives. They're kinda tricky things, boss. I've seen hundreds of busted arms and legs--and fixed most of them myself." He grinned wryly in the darkness. "I was boss myself, then--just one of my privileges, I reckon." "Good enough!" Mallory clapped him on the shoulder. "He's all yours, Dusty. But the tent!" Involuntarily he looked over his shoulder in the direction of the cliff. "I mean--" "You got me wrong, boss." Miller's hands, steady and precise with the delicate certainty of a man who has spent a lifetime with high explosives, were busy with a swab and disinfectant. "I wasn't fixin' on settin' up a base hospital. But we need tent-poles--splints for his legs." "Of course, of course. The poles. Never occurred to me for splints--and rye been thinking of nothing else for--" "They're not too important, boss." Miller had the medicine pack open now, rapidly selecting the items he wanted with the aid of a hooded torch. "Morphine-- that's the first thing, or this kid's goin' to die of shock. And then shelter, warmth, dry clothin'--" "Warmth! Dry clothing!" Mallory interrupted incredulously. He looked down at the unconscious boy, remembering how Stevens had lost them the stove and all the fuel, and his mouth twisted in bitterness. His own executioner. . . . "Where in God's name are we going to find thorn?" "I don't know, boss," Miller said simply. "But we gotta find them. And not just to lessen shock. With a leg like this and soaked to the skin, he's bound to get pneumonia. And then as much sulfa as that bloody great hole in his leg will take--one touch of sepsis in the state this kid's in. . ." His voice trailed away into silence. Mallory rose to his feet. "I reckon you're the boss." It was a very creditable imitation of the American's drawl, and Miller Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html looked up quickly, surprise melting into a tired smile, then looked away again. Mallory could hear the chatter of his teeth as he bent over Stevens, and sensed rather than saw that he was shivering violently, continuously, but oblivious to it all in his complete concentration on the job in hand. Miller's clothes, Mallory remembered again, were completely saturated: not for the first time, Mallory wondered how he had managed to get himself into such a state with a waterproof covering him. "You fix him up. I'll find a place." Mallory wasn't as confident as he felt: still, on the scree-strewn, volcanic slopes of these hills behind, there ought to be a fair chance of finding a rock shelter, if not a cave. Or there would have been in daylight: as it was they would just have to trust to luck to stumble on one. . . . He saw that Casey Brown, grey-faced with exhaustion and illness--the after-effects of carbon monoxide poisoning are slow to disappear--had risen unsteadily to his feet and was making for a gap between the rocks. "Where are you going, Chief?" "Back for the rest of the stuff, sir." "Are you sure you can manage?" Mallory peered at him closely. "You don't look any too fit to me." "I don't feel it either," Brown said frankly. He looked at Mallory. "But with all respects, sir, I don't think you've seen yourself recently." "You have a point," Mallory acknowledged. "All right then, come on. I'll go with you." For the next ten minutes there was silence in the tiny clearing, a silence broken only by the murmurs of Miller and Andrea working over the shattered leg, and the moans of the injured man as he twisted and struggled feebly in his dark abyss of pain: then gradually the morphine took effect and the struggling lessened and died away altogether, and Miller was able to work rapidly, without fear of interruption. Andrea had an oilskin outstretched above them. It served a double purpose--it curtained off the sleet that swept rOund them from time to time and blanketed the pin-point light of the rubber torch he held in his free hand. And then the leg was set and bandaged and as heavily splinted as possible and Miller was on his feet, straightening his aching back. "Thank Gawd that's done," he said, wearily. He gastured at Stevens. "I feel just the way that kid looks." Suddenly he stiffened, stretched out a warning arm. "I can hear something, Andrea," he whispered. Andrea laughed. "It's only Brown coming back, my friend. He's been coming this way for over a minute now." "How do you know it's Brown?" Miller challenged. He felt vaguely annoyed with himself and unobtrusively shoved his ready automatic back into his pocket. "Brown is a good man among rocks," Andrea said gently; "but he is tired. But Captain Mallory. . ." He shrugged. "People call me 'the big cat,' I know, but among the mountains and rocks the captain is more than a cat. He is a ghost, and that was how men called him in Crete. You will know he is here when he touches you on the shoulder." Miller shivered in a sudden icy gust of sleet. "I wish you people wouldn't creep around so much," he complained. He looked up as Brown came Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html round the corner of a boulder, slow with the shambling, stumbling gait of an exhausted man. "Hi, there, Casey. How are things goin'?" "Not too bad." Brown murmured his thanks as Andrea took the box of explosives off his shoulder and lowered it easily to the ground. "This is the last of the gear. Captain sent me back with it. We heard voices some way along the cliff. He's staying behindto see what they say when they find Stevens gone." Wearily he sat down on top of the box. "Maybe he'll get some idea of what they're going to do next, if anything." "Seems to me he could have left you there and carried that damned box back himself," Miller growled. Disappointment in Mallory made him more outspoken than he'd meant to be. "He's much better off than you are right now, and I think it's a bit bloody much. . ." He broke off and gasped in pain as Andrea's fingers caught his arm like giant steel pincers. "It is not fair to talk like that, my friend," Andrea said reproachfully. "You forget, perhaps, that Brown here cannot talk or understand a word of German?" Miller rubbed his bruised arm tenderly, shaking his head in slow self-anger and condemnation. "Me and my big mouth," he said ruefully. "Always talkin' outa turn Miller, they call me. Your pardon, one and all.. . . And what is next on the agenda, gentlemen?" "Captain says we're to go straight on into the rocks and up the right shoulder of this bill here." Brown jerked a thumb in the direction of the vague mass, dark and strangely foreboding, that towered above and beyond them. "He'll catch us up within fifteen minutes or so." He grinned tiredly at Miller. "And we're to leave this box and a rucksack for him to carry." "Spare me," Miller pleaded. "I feel only six inches tall as it is." He looked down at Stevens lying quietly under the darkly gleaming wetness of the oilskins, then up at Andrea. "I'm afraid, Andrea--" "Of course, of course!" Andrea stooped quickly, wrapped the oilskins round the unconscious boy and rose to his feet, as effortlessly as if the oilskins had been empty. "I'll lead the way," Miller volunteered. "Mebbe I can pick an easy path for you and young Stevens." He swung generator and rucksacks on to his shoulder, staggering under the sudden weight; he hadn't realised he was so weak. "At first, that is," he amended. "Later on, you'll have to carry us both." Mallory had badly miscalculated the time it would require to overtake the others; over an hour had elapsed since Brown had left him, and still there were no signs of the others. And with seventy pounds on his back, he wasn't making such good time himself. It wasn't all his fault. The returning German patrol, after the first shock of discovery, had searched the clifftop again, methodically and with exasperating slowness. Mallory had waited tensely for someone to suggest descending and expmining the chimney--the gouge-marks of the spikes on the rock would have been a dead giveaway--but nobody even mentioned it. With the guard obviously fallen to his death, it would have been a pointless thing to do anyway. After an unrewarding search, they had debated for an unconscionable time as to what they should do next. Finally they had done nothing. A replacement guard was left, and the rest made off along the cliff, carrying their rescue equipment with them. The three men ahead had made surprisingly good time, although the conditions, admittedly, were now much easier. The heavy fall of boulders at the foot of the slope had petered out after another fifty yards, Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html giving way to broken scree and rain-washed rubble. Possibly he had passed them, but it seemed unlikely: in the intervals between these driving sleet showers--it was more like hail now--he was able to scan the bare shoulder of the hill, and nothing moved. Besides, he knew that Andrea wouldn't stop until he reached what promised at least a bare minimum of shelter, and as yet these exposed, windswept slopes had offered nothing that even remotely approached that. In the end, Mallory almost literally stumbled upon both men and shelter. He was negotiating a narrow, longitudinal spine of rock, had just crossed its razor-back, when he heard the murmur of voices beneath him and saw a tiny glimmer of light behind the canvas stretching down from the overhang of the far wall of the tiny ravine at his feet. Miller started violently and swung round as he felt the hand on his shoulder: the automatic was half-way out of his pocket before he saw who it was and sunk back heavily on the rock behind him. "Come, come, now! Trigger-happy." Thankfully Mallory slid his burden from his aching shoulders and looked across at the softly laughing Andrea. "What's so funny?" "Our friend here." Andrea grinned again. "I told him that the first thing he would know of your arrival would be when you touched him on the shoulder. I don't think he believed me." "You might have coughed or somethin'," Miller said defensively. "It's my nerves, boss," he added plaintively. "They're not what they were forty-eight hours ago." Mallory looked at him disbelievingly, made to speak, then stopped short as he caught sight of the pale blur of a face propped up against a rucksack. Beneath the white swathe of a bandaged forehead the eyes were open, looking steadily at him. Mallory took a step forward, sank down on one knee. "So you've come round at last!" He smiled into the sunken parchment face and Stevens smiled back, the bloodless lips whiter than the face itself. He looked ghastly. "How do you feel, Andy?" "Not too bad, sir. Really. I'm not." The bloodshot eyes were dark and filled with pain. His gaze fell and he looked down vacantly at his bandaged leg, looked up again, smiled uncertainly at Mallory. "I'm terribly sorry about all this, sir. What a bloody stupid thing to do." "It wasn't a stupid thing." Mallory spoke with slow, heavy emphasis. "It was criminal folly." He knew everyone was watching them, but knew, also, that Stevens had eyes for him alone. "Criminal, unforgiveable folly," he went on quietly, "--and I'm the man in the dock. I'd suspected you'd lost a lot of blood on the boat, but I didn't know you had these big gashes on your forehead. I should have made it my business to find out." He smiled wryly. "You should have heard what these two insubordinate characters had to say to me about it when they got to the top. . . . And they were right. You should never have been asked to bring up the rear in the state you were in. It was madness." He grinned again. "You should have been hauled up like a sack of coals like the intrepid mountaineering team of Miller and Brown. . . . God knows how you ever made it--I'm sure you'll never know." He leaned forward, touched Stevens's sound knee. "Forgive me, Andy. I honestly didn't realise how far through you were." Stevens stirred uncomfortably, but the dead pallor of the high-boned cheeks was stained with embarrassed pleasure. "Please, sir," he pleaded. "Don't talk like that. It was just one of these things." He paused, eyes screwed shut and indrawn breath hissing sharply through his teeth as a wave of pain washed up from his shattered leg. Then he looked at Mallory again. "And there's no credit due to me for the climb," he went Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html on quietly. "I hardly remember a thing about it." Mallory looked at him without speaking, eyebrows arched in mild interrogation. "I was scared to death every step of the way up," Stevens said simply. He was conscious of no surprise, no wonder that he was saying the thing he would have died rather than say. "I've never been so scared in all my life." Mallory shook his head slowly from side to side, stubbled chin rasping in his cupped palm. He seemed genninely puzzled. Then he looked down at Stevens and smiled quizzically. "Now I know you _are_ new to this game, Andy." He smiled again. "Maybe you think I was laughing and singing all the way up that cliff? Maybe you think I wasn't scared?" He lit a cigarette and gazed at Stevens through a cloud of drifting smoke. "Well, I wasn't. 'Scared' isn't the word--I was bloody well terrified. So was Andrea here. We know too much not to be scared." "Andrea!" Stevens laughed, then cried out as the movement triggered off a crepitant agony in his boneshattered leg. For a moment Mallory thought he had lost consciousness, but almost at once he spoke again, his voice husky with pain. "Andrea!" he whispered. "Scared! I don't believe it!" "Andrea _was_ afraid." The big Greek's voice was very gentle. "Andrea _is_ afraid. Andrea is always afraid. That is why I have lived so long." He stared down at his great hands. "And why so many have died. They were not so afraid as L They were not afraid of everything a man could be afraid of, there was always something they forgot to fear, to guard against. But Andrea was afraid of everything--and he forgot nothing. It is as simple as that." He looked across at Stevens and smiled. "There are no brave men and cowardly men in the world, my son. There are only brave men. To be born, to live, to die--that takes courage enough in itself, and more than enough. We are all brave men and we are all afraid, and what the world calls a brave man, he, too, is brave and afraid like all the rest of us. Only he is brave for five minutes longer. Or sometimes ten minutes, or twenty minutes--or the time it takes a man sick and bleeding and afraid to climb a cliff." Stevens said nothing. His head was sunk on his chest, and his face was hidden. He had seldom felt so happy, seldom so at peace with himself, He had known that he could not hide things from men like Andrea and Mallory, but he had not known that it would not matter. He felt he should say something, but he could not think what and he was deathly tired. He knew, deep down, that Andrea was speaking the truth, but not the whole truth; but he was too tired to care, to try to work things out. Miller cleared his throat noisily. "No more talkin', Lieutenant," he said firmly. "You gotta lie down, get yourself some sleep." Stevens looked at him, then at Mallory in puzzled inquiry. "Better do what you're told, Andy," Mallory smiled. "Your surgeon and medical adviser talking. He fixed your leg." "Oh! I didn't know. Thanks, Dusty. Was it very--difficult?" Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Miller waved a deprecatory hand. "Not for a man of my experience. Just a simple break," he lied easily. "Almost let one of the others do it. . . . Give him a hand to lie down, will you, Andrea?" He jerked his head towards Mallory. "Boss?" The two men moved outside, turning their backs to the icy wind. "We gotta get a fire, dry clothing, for that kid," Miller said urgently. "His pulse is about 140, temperature 103. He's rnnnin' a fever, and he's losin' ground all the thne." "I know, I know," Mallory said worriedly. "And there's not a hope of getting any fuel on this damned mountain. Let's go in and see how much dried clothing we can muster between us." He lifted the edge of the canvas and stepped inside. Stevens was still awake, Brown and Andrea on either side of him. Miller was on his heels. "We're going to stay here for the night," Mallory announced, "so let's make things as snug as possible. Mind you," he admitted, "we're a bit too near the cliff for comfort, but old Jerry hasn't a clue we're on the island, and we're out of sight of the coast. Might as well make ourselves comfortable." "Boss . . ." Miller made to speak, then fell silent again. Mallory looked at him in surprise, saw that he, Brown and Stevens were looking at one another, uncertainty, then doubt and a dawning, sick comprehension in their eyes. A sudden anxiety, the sure knowledge that something was far wrong, struck at Mallory like a blow. "What's up?" he demanded sharply. "What is it?" "We have bad news for you, boss," Miller said carefully. "We should have told you right away. Guess we all thought that one of the others would have told you. . . . Remember that sentry you and Andrea shoved over the side?" Mallory nodded, somberly. He knew what was coming. "He fell on top of that reef twenty-thirty feet or so from the cliff," Miller went on. "Wasn't much of him left, I guess, but what was was jammed between two rocks. He was really stuck good and fast." "I see," Mallory murmured. "I've been wondering all night how you managed to get so wet under your rubber cape." "I tried four times, boss," Miller said quietly. "The others had a rope round me." He shrugged his shoulders. "Not a chance. Them gawddamned waves just flung me back against the cliff every time." "It will be light in three or four hours," Mallory murmured. "In four hours they will know we are on the island. They will see him as soon as it's dawn and send a boat to investigate." "Does it really matter, sir," Stevens suggested. "He could still have fallen." Mallory eased the canvas aside and looked out into the night. It was bitterly cold and the snow was beginning to fall all around them. He dropped the canvas again. "Five minutes," he said absently. "We will leave in five minutes." He looked at Stevens and smiled Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html faintly. "We are forgetful, too. We should have told you. Andrea stabbed the sentry through the heart." The hours that followed were hours plucked from the darkest nightmare, endless, numbing hours of stumbling and tripping and falling and getting up again, of racked bodies and aching, tortured muscles, of dropped loads and frantic pawing around in the deepening snow, of hunger and thirst and all-encompassing exhaustion. They had retraced their steps now, were heading W.N.W. back across the shoulder of the mountain--almost certainly the Germans would think they had gone due north, heading for the centre of the island. Without compass, stars or moon to guide, Mallory had nothing to orientate them but the feel of the slope of the mountain and the map Viachos had given them in Alexandria. But by and by he was reasonably certain that they had rounded the mountain and were pushing up some narrow gorge into the interior. The snow was the deadly enemy. Heavy, wet and feathery, it swirled all around them in a blanketing curtain of grey, sifted down their necks and jackboots, worked its insidious way under their clothes and up their sleeves, blocked their eyes and ears and mouths, pierced and then anaesthetised exposed faces, and turned gloveless hands into leaden lumps of ice, benumbed and all but powerless. All suffered, and suffered badly, but Stevens most of all. He had lost consciousness again within minutes of leaving the cave and clad in clinging, sodden clothes as he was, he now lacked even the saving warmth generated by physical activity. Twice Andrea had stopped and felt for the beating of the heart, for he thought that the boy had died: but he could feel nothing for there was no feeling left in his bands, and could only wonder and stumble on again. About five in the morning, as they were climbing up the steep valley head above the gorge, a treacherous, slippery slope with only a few stunted carob trees for anchor in the sliding scree, Mallory decided that they must rope up for safety's sake. In single file they scrambled and struggled up the ever-steepening slope for the next twenty minutes: Mallory, in the lead, did not even dare to think how Andrea was getting on behind him. Suddenly the slope eased, flattened out completely, and almost before they realised what was happening they bad crossed the high divide, still roped together and in driving, blinding snow with zero visibility, and were sliding down the valley on the other side. They came to the cave at dawn, just as the first grey stirrings of a bleak and cheerless day struggled palely through the lowering, snow-filled sky to the east. Monsieur Vlachos had told them that the south of Navarone was honeycombed with caves, but this was the first they had seen, and even then it was no cave but a dark, narrow tunnel in a great heap of piled volcanic slabs, huge, twisted layers of rock precariously poised in a gulley that threaded down the slope towards some broad and unknown valley a thousand, two thousand feet beneath them, a valley still shrouded in the gloom of night. It was no cave, but it was enough. For frozen, exhausted, sleep-haunted men, it was more than enough, it was more than they had ever hoped for. There was room for them all, the few cracks were quickly blocked against the drifting snow, the entrance curtained off by the boulder-weighted tent. Somehow, impossibly almost in the cramped darkness, they stripped Stevens of his sea- and rain-soaked clothes, eased him into a providentially zipped sleeping-bag, forced some brandy down his throat and cushioned the blood-stained head on some dry clothing. And then the four men, even the tireless Andrea, slumped down to the sodden, snow-chilled floor of the cave and slept like men already dead, oblivious alike of the rocks on the floor, the cold, their hunger and their clammy, saturated clothing, oblivious even of the agony of returning circulation in their frozen hands and faces.

Глава 6 В понедельник ночью. 02:00-06:00 Произошло именно то, чего опасался Мэллори: немецкий дозор действовал энергично, быстро и чрезвычайно старательно. Хуже того, молодой и толковый унтер-офицер обладал воображением. Немцев было всего четверо — сапоги, шлемы, дождевики маскировочной расцветки — в зеленых, черных и коричневых пятнах. Отыскав телефонный аппарат и связавшись со штабом, унтер-офицер отправил двух солдат осмотреть участок длиной в двести метров вдоль края обрыва. Сам же с третьим солдатом принялся осматривать каменную гряду, идущую параллельно обрыву. Поиски были неторопливыми и доскональными. Унтер-офицер, вполне разумно, рассудил так. Если часовой уснул или заболел, то вряд ли он стал бы забираться в глубь нагромождения камней. Поэтому Мэллори и его товарищам не угрожала никакая опасность. Потом был предпринят тщательный методический осмотр поверхности скалы. Хуже того, осмотр начали от кромки обрыва. Надежно поддерживаемый за ремень солдатом, которого, в свою очередь, держали, сцепясь руками, двое его товарищей, унтер-офицер медленно двигался по краю скалы, обшаривая узким лучом фонаря каждый дюйм почвы. Внезапно остановившись, он издал возглас и наклонился к самой земле. Несомненно, он заметил глубокую выемку от веревки, которую Андреа закрепил за основание валуна... Мэллори и трое его товарищей, выпрямившись, вскинули автоматы, высунув стволы в отверстия между камнями или положив их на валуны. Стоит кому-нибудь из солдат направить хотя бы случайно карабин вниз, где лежит тяжелораненый или мертвый Энди Стивенс, всем четверым немцам уготована смерть. Удерживаемый за ноги двумя солдатами, унтер-офицер лег на живот и принялся осматривать раструб, освещая его фонарем. Секунд десять, а то и все пятнадцать не было слышно ничего, кроме завывания ветра да шума дождя, хлеставшего по чахлой траве; затем немец отполз от края обрыва и поднялся на ноги, качая головой. Жестом Мэллори приказал своим товарищам спрятаться. Отчетливо слышался баварский говорок унтер-офицера. — Бедняга Эрлих. — В голосе немца звучало странное сочетание сочувствия и гнева. — Сколько раз я его предупреждал, чтобы не подходил близко к краю. Почва здесь очень рыхлая. — Невольно отступив от кромки обрыва, унтер-офицер снова посмотрел на выемку в почве. — Вот след от его каблука, а может, от приклада. Теперь это неважно. — Как вы полагаете, господин унтер-офицер, он погиб? спросил солдат, совсем мальчишка, с испуганным, несчастным лицом. — Трудно сказать... Взгляни сам. Молодой солдат неуклюже лег на край и осторожна заглянул вниз. Остальные переговаривались, обмениваясь короткими фразами. Повернувшись к Миллеру, капитан спросил его на ухо, не в силах сдержать обуревавшие его чувства: — Стивенс был в черной одежде? — Да, — ответил шепотом янки. — Кажется, в черной. Помолчав, поправился: — Да нет, что же это я. Мы ж потом оба надели прорезиненные плащи с маскировочной расцветкой. Мэллори кивнул. Плащи у немцев мало чем отличаются от их плащей, а волосы у часового были черны, как смоль, такого же цвета, как и крашеные волосы Стивенса. Неудивительно, что унтер-офицер, увидев плащ и темноволосую голову, решил, что это часовой. Ошибка его была закономерна. Юный солдат отполз от края и осторожно поднялся на ноги. — Вы правы, господин унтер-офицер. Это действительно Эрлих, — дрожащим голосом проговорил солдат. — Мне кажется, он жив, я заметил, как шевельнулся плащ. Это не ветер, я уверен. Мэллори почувствовал, как лапа Андреа стиснула ему руку. Его охватило чувство облегчения и радости. Слава Богу, Стивенс жив! Они спасут мальчишку. Андреа сообщил новость и остальным. В следующую минуту Мэллори опомнился. Вряд ли Дженсен разделит их радость. Ведь Стивенс выполнил свою задачу: привел судно по назначению, поднялся на утес. Теперь же, став калекой, он будет обузой. Шансы на успех, и без того небольшие, будут из-за него сведены почти к нулю. Начальству, которое ведет игру, битые пешки только мешают, загромождая шахматную доску. Как было неосмотрительно со стороны Стивенса не разбиться насмерть! Сбросили бы его тогда с обрыва вниз, и концы в воду... Стиснув кулаки, Мэллори поклялся, что Энди будет жить и вернется домой. К черту тотальную войну и ее людоедские принципы!.. Ведь это ребенок, испуганный, затравленный ребенок, оказавшийся самым смелым из всей их группы. Молодой унтер уверенным и решительным голосом отдавал своим подчиненным одно распоряжение за другим. Нужен врач, шины, специальные носилки, стрела с оттяжками, веревки, крючья. Знающий свое дело аккуратист не упустил из виду ничего. Мэллори заботил вопрос, сколько солдат останется караулить раненого, ведь их придется убрать, и тем самым группа выдаст свое присутствие. Проблемы же, как это сделать тихо и незаметно, не существовало. Стоит шепнуть Андреа на ухо, и у часовых останется не больше шансов уцелеть, чем у ягнят, в загон к которым ворвался голодный волк. Пожалуй, даже меньше, ведь ягнята могут метаться и блеять, пока не настанет их черед. Вопрос был решен без участия Мэллори. Решительность, знание своего дела и грубая бесцеремонность, благодаря которым среднее командное звено немецкой армии по праву считают лучшим в мире, предоставили новозеландцу возможность, о которой он не смел и мечтать. Не успел унтер отдать последний приказ, как к нему подошел молоденький солдат и, тронув его за рукав, показал вниз. — Как быть с беднягой Эрлихом, господин унтер-офицер? спросил он неуверенно. — Может, кому-нибудь из нас остаться с ним? — А какой будет прок, если ты останешься? — насмешливо спросил унтер. — Руку ему протянешь? Если он зашевелится и упадет, то упадет и без тебя. Тут и сто зевак ему не помогут. А ну, шагом марш! Да не забудь прихватить кувалду и костыли, чтоб треногу закрепить. Все трое повернулись и, ни слова не говоря, быстрым шагом пошли в восточном направлении. Подойдя к аппарату, унтер-офицер доложил кому-то о происшествии, потом отправился в противоположную сторону. Видно, проверить соседний пост. Не успел он раствориться во мраке, как Мэллори приказал Миллеру и Брауну занять прежние свои позиции. Еще слышно было, как хрустит гравий под сапогами немца, а капитан и Андреа уже спускались по веревке, едва успев закрепить ее. Упав на острый, как бритва, край скалы, Стивенс лежал без сознания, похожий на бесформенную груду. Щека кровоточила, из раскрытого рта вырывалось хриплое дыхание. Нога неестественно загнута. Упершись в обе стенки раструба и поддерживаемый греком, Мэллори осторожно выпрямил ногу юноши. Тот дважды застонал от боли. Стиснув зубы, Мэллори осторожно засучил штанину на раненой ноге лейтенанта и в ужасе зажмурил глаза. Из рваной багровой раны торчала большеберцовая кость. — У него сложный перелом, Андреа. — Мэллори аккуратно ощупал ногу, потрогал щиколотку. — Господи! — пробормотал он. — Еще один, над самой лодыжкой. Плохи у парня дела. — Это правда, — мрачно произнес Андреа. — И ему нельзя ничем помочь? — Невозможно. Но сначала надо поднять его наверх. Выпрямясь, новозеландец посмотрел на отвесную стену. — Только как это сделать, скажи на милость? — Я вытащу парня. — В голосе Андреа не было и тени сомнения. — Если поможешь привязать его к моей спине. — Это со сломанной-то ногой, которая болтается на клочке кожи и поврежденной мышце? — возмутился Мэллори. — Стивенс не выдержит. Он умрет, если мы это сделаем. — Он умрет, если мы этого не сделаем, — буркнул грек. Посмотрев долгим взглядом на раненого, капитан кивнул: — Ты прав. Иного выхода нет... Оттолкнувшись от скалы, он соскользнул по веревке и очутился чуть ниже того места, где лежал Стивенс. Дважды обмотав веревку вокруг пояса юноши, он посмотрел вверх. — Готов, Андреа? — спросил он вполголоса. — Готов, — Андреа нагнулся, подхватил раненого под мышки и с помощью Мэллори стал его поднимать. Пока Энди поднимали, у него раза два вырвался мучительный стон. С бледным, запрокинутым назад лицом, по которому струились, смешиваясь с кровью, потоки дождя, юноша походил на сломанную куклу. Несколько мгновений спустя Мэллори уже умело связывал Стивенсу руки. Он не заметил, что бранится, видя лишь одно — как беспомощно болтается из стороны в сторону голова юноши. Под дождем краска на волосах почти смылась. «Подсунули второсортную ваксу вместо краски для волос, — возмутился Мэллори. — Пусть Дженсен об этом знает. Такой прокол может стоить человеку жизни». Он снова выругался, на этот раз досадуя на себя за то, какие пустяки лезут ему в голову. Теперь руки у Андреа оказались свободными — голову он продел в связанные в кистях руки Стивенса, а тело юноши капитан привязал ему к спине. Спустя полминуты — выносливость Андреа, казалось, не имеет границ, — он был на вершине скалы. Лишь однажды, когда сломанная нога задела о край утеса, из уст юноши вырвался приглушенный крик боли. Капитан вовсю орудовал ножом, разрезая веревку, которой Стивенс был привязан к спине грека. — Скорей тащи его к валунам, Андреа, — прошептал новозеландец. — Жди нас на ближайшем участке, свободном от камней. Андреа кивнул и, посмотрев на юношу, которого он держал на руках, словно бы насторожился. Мэллори тоже прислушался к жалобному вою ветра, который то усиливался, то ослабевал, к шуму дождя со снежной крупой, и зябко повел плечами. Спохватясь, он повернулся к обрыву и начал сматывать веревку, укладывая ее кольцами у ног. Тут он вспомнил, что у основания раструба остался крюк, к которому привязана веревка длиной в несколько десятков метров. Мэллори настолько устал и озяб, что не в силах был даже разозлиться на себя, однако, взглянув на Стивенса, представил, как тот страдает, сразу встрепенулся. С угрюмым выражением лица пинком ноги новозеландец снова сбросил веревку вниз, спустился по раструбу, отвязал вторую веревку и швырнул крюк в темноту. Не прошло и десяти минут, как Мэллори, надев на плечо мокрую связку, зашагал вместе с Миллером и Брауном к хаотическому нагромождению камней. Стивенса обнаружили у громадного валуна метрах в ста от берега на расчищенном от камней пятачке размером не больше бильярдного стола. Он лежал на мокрой от дождя гравийной почве, на которую постлали дождевое платье, закрытый плащом из маскировочной ткани. Холод был собачий, но каменная глыба защищала юношу от ветра и дождя, смешанного со снегом. Все трое спрыгнули в углубление и опустили поклажу на землю. Засучив штанину выше колена, Андреа разрезал ботинок и снял его с изувеченной ноги Стивенса. — Раны господни! — вырвалось у Миллера при виде кошмарного зрелища. Опустившись на колено, капрал наклонился, чтобы получше разглядеть, что произошло. — Ну и дела! пробормотал он и, оглянувшись, добавил: — Надо что-то делать, шеф. Нельзя терять ни минуты, а то мальчишке конец. — Понимаю. Мы должны спасти парня, Дасти. Просто обязаны, — ответил озабоченный Мэллори, опускаясь на колени. — Надо взглянуть, что с ним. — Я сам им займусь, командир. — Голос Миллера прозвучал уверенно и властно, и Мэллори промолчал. — Медицинскую сумку скорей. И палатку распакуйте. — А ты справишься? — с облегчением спросил капитан. Мэллори не сомневался в капрале, он был ему благодарен, но решил все-таки что-то сказать. — И что ты собираешься предпринять? — Слушай, командир, — спокойно ответил американец. Сколько я себя помню, у меня было три занятия: шахты, туннели и взрывчатка. Занятия довольно опасные. На своем веку я видел сотни ребят с изувеченными руками и ногами. И лечил их чаще всего я. — Криво усмехнувшись, Миллер добавил: — Ведь я сам был начальником. Лечить своих рабочих было для меня что-то вроде привилегии. — Вот и отлично, — похлопал его по плечу капитан. Займись парнем. Но как быть с палаткой? — Он невольно посмотрел в сторону утеса. — Я хочу сказать... — Ты не так меня понял, командир. — Своими уверенными, сильными руками, руками человека, привыкшего к точной и опасной работе, Миллер ловко обрабатывал раны тампоном, пропитанным дезинфицирующим раствором. — Я вовсе не собираюсь развертывать полевой госпиталь. Мне нужны шесты от палатки. Чтобы шину ему на ногу наложить. — Ах, вот что. Шесты. Мне и в голову это не пришло. Я думал совсем о другом... — Но есть кое-что поважнее, чем шина. — Прикрыв ладонью фонарь, американец достал из сумки все необходимое. — Нужен морфий, чтобы избежать шока. Нужно какое-то укрытие, тепло, сухая одежда... — Тепло! Сухая одежда! Скажешь, тоже, — прервал Миллера капитан. — Посмотрев на Стивенса, Мэллори подумал, что именно по его вине они остались без керосинки и горючего. Губы его скривились в горькой усмешке: Энди сам себя наказал, и как жестоко наказал. — Где мы все это достанем? — Не знаю, командир, — проронил янки. — Но достать надо. И не только затем, чтобы облегчить ему страдания. С таким переломом, промокший до нитки, он непременно схватит воспаление легких. Сколько ни сыпь на рану дезинфицирующего состава, но малейшее загрязнение, и парню... — Не закончив фразу, Миллер умолк. — Делай, как знаешь, командир, — подражая тягучей речи янки, проговорил, поднимаясь с земли, Мэллори. Капрал поднял глаза, удивление сменилось весельем, затем снова склонился над раненым. Занятый делом, янки не замечал, что его бьет дрожь. Мэллори вспомнил, что, несмотря на плащ, Миллер, странное дало, насквозь мокрый. — Занимайся им, а я поищу укрытие, — сказал капитан, решив, что в горе с щебенистой осыпью у подножия наверняка отыщется какое-то убежище, если не пещера. Правда, в дневное время. А сейчас можно рассчитывать лишь на счастливый случай... Кейси Браун с посеревшим от усталости и угарного газа лицом, покачиваясь, поднялся на ноги и направился к проходу в камнях. — Куда вы, глав-старшина? — Принесу остальное барахло, сэр. — Один справитесь? — пристально посмотрел на Брауна капитан. — Вид ваш мне не очень-то по душе. — Мне тоже, — ответил Браун. Посмотрев на капитана, он добавил: — Не обижайтесь, сэр, но и вы давно не видели себя в зеркале. — В ваших словах есть смысл, — согласился Мэллори. Ну, пошли. Я с вами. Минут десять на пятачке у каменной глыбы стояла тишина, иногда нарушаемая негромкими голосами Миллера и Андреа, которые накладывали шину, да стонами раненого, испытывавшего адскую боль и тщетно пытавшегося вырваться у них из рук. Наконец, морфий подействовал, и Миллер смог работать без помех после того, как Андреа натянул над ними плащ-палатку. Она служила двум целям: защищала от мокрого снега и экранировала узкий пучок фонаря, который держал в свободной руке Андреа. Вправив, забинтовав сломанную ногу и наложив на нее надежную шину, Миллер поднялся на ноги, выпрямляя занемевший позвоночник. — Слава Богу, закончили, — произнес он устало и кивнул на Стивенса. — Я и сам чувствую себя не лучше его. — И замер, предостерегающе подняв руку. — Слышу какой-то звук, прошептал он Андреа на ухо. — Это Браун возвращается, дружище, — засмеялся грек. Я уже с минуту слышу его шаги. — Почему ты думаешь, что это именно Браун? — удивился американец, досадуя на себя самого, и убрал пистолет в карман. — Браун знает, как следует передвигаться в горах, объяснил Андреа, — но он устал. Что же касается капитана Мэллори... — Грек пожал плечами. — Мне дали кличку Большая кошка, но среди гор и скал капитан ступает легче кошки. Он движется как призрак. На Кипре его так и звали. Лишь когда Мэллори коснется твоего плеча, ты узнаешь, что он рядом. — Вы бы, ребята, не очень-то тут ползали, — зябко поежился Миллер. Подняв глаза, он увидел Брауна, который появился из-за валуна. Тот двигался неверной походкой выбившегося из сил человека. — Привет, Кейси. Как дела? — Ничего. Бывает хуже, — ответил Браун, поблагодарив грека, который снял у него с плеча и легко опустил на землю ящик с взрывчаткой. — Это последний. Капитан меня с ним отправил. Неподалеку от обрыва мы услышали голоса. Он остался, чтобы послушать, что скажут немцы, заметив исчезновение Стивенса. — Кейси тяжело опустился на ящик. — Может, узнает, что они намерены предпринять. — Лучше в тебя там оставил, а сам пер этот треклятый ящик, — проворчал янки, разочарованный в Мэллори. — Сил-то сохранил побольше. Черт бы его побрал, он... — Миллер умолк и болезненно поморщился. Пальцы Андреа клещами впились ему в локоть. — Напрасно ты так о нем отзываешься, приятель, укоризненно проговорил грек. — Похоже, ты забыл, что Браун не понимает по-немецки? Сердясь на себя, Миллер потер локоть и покачал головой. — Вечно я со своим длинным языком, — сокрушенно произнес капрал. — Не зря меня прозвали: «Миллер-Который-Любит-Высовываться». Прошу прощения... Что у нас теперь на повестке дня, джентльмены? — Капитан велел уходить в скалы по правому отрогу горы. — Большим пальцем Кейси ткнул в сторону темного пятна, грозно нависшего над ними. — Минут через пятнадцать он нас догонит. — Браун устало улыбнулся, посмотрев на капрала. — Сказал, чтоб мы оставили ему ящик и рюкзак. — Помилуй, — взмолился Миллер. — Я и сам себе кажусь ростом с гномика. — Посмотрев на Стивенса, лежащего без сознания под тентом, перевел взгляд на грека. — Пожалуй, Андреа... — Конечно, конечно, — тот быстро нагнулся, закутал в дождевик юного лейтенанта и без труда выпрямился. — Пойду впереди, — вызвался Миллер. — Может, поровней дорогу вам со Стивенсом выберу. — Закинув через плечо взрывную машинку и рюкзаки, капрал даже присел: он и не подозревал, что настолько сдал. — Для начала, — поправился он. — А потом ты нас обоих потащишь. При расчете времени, необходимого для того, чтобы догнать Брауна и остальную группу, Мэллори намного ошибся. Прошло больше часа, а он все не мог напасть на след своих товарищей. С двумя пудами на спине не очень-то поспешишь. Не только он был повинен в задержке. Оправившись от неожиданного открытия, немцы снова принялись осматривать поверхность утеса, действуя дотошно и медленно. Мэллори опасался, что кто-нибудь из солдат вздумает спуститься по раструбу вниз. Отверстия от крючьев тотчас бы выдали присутствие диверсионного отряда. Но никому из немцев мысль эта и в голову не пришла. Они, видно, решили, что часовой сорвался и разбился насмерть. После бесплодных поисков солдаты о чем-то долго совещались, но тем дело и закончилось. Поставив нового дозорного, немцы собрали свою поклажу и двинулись вдоль утеса. Что-то уж очень быстро оторвались от него друзья. Правда, рельеф местности улучшился. Метров через пятьдесят рассыпанные у подножия склона валуны стали попадаться гораздо реже, сменившись щебенистой осыпью и влажно блестевшей галькой. Может, он с ними разминулся? Вряд ли. Сквозь пелену смешанного с градом дождя заметен был голый склон, но никого на нем не было видно. Кроме того, Андреа не станет останавливаться, пока не отыщет хотя бы сносное укрытие, а здесь, на каменистых отрогах, нет ничего, и отдаленно похожего на убежище. На друзей и их укрытие Мэллори наткнулся совершенно случайно. Он перелезал через узкую длинную гряду, как вдруг откуда-то снизу услышал гул голосов и заметил тусклое пятно фонаря, пробивавшегося сквозь ткань брезента, который свешивался с карниза над нишей у его ног. Почувствовав на своем плече чью-то руку, Миллер вздрогнул всем телом и круто обернулся. Увидев капитана, он сунул пистолет снова в карман и оперся спиной о скалу. — Полегче с оружием! — произнес Мэллори, снимая с натруженных плеч лямки, и удивленно посмотрел на улыбающегося грека. — Что за веселье? — Сию минуту я объяснял одному нашему другу, — снова усмехнулся Андреа, — что он узнает, что ты рядом, лишь когда коснешься его плеча. А он, по-моему, не поверил. — Хотя бы кашлянул или как-то еще предупредил, оправдывался Миллер. — Нервы у меня ни к черту, шеф. Совсем не то, что двое суток назад. Недоверчиво посмотрев на капрала, Мэллори хотел ему ответить, но осекся, увидев бледное как пергамент лицо Стивенса с рюкзаком под головой, обмотанной бинтом. Юноша пристально смотрел на капитана. — Наконец-то оклемался, — улыбнулся Мэллори, глядя в бескровное, как у мертвеца, лицо. Стивенс в ответ раздвинул в улыбке бледные губы. — Как себя чувствуешь, Энди? — Ничего, сэр. Нет, правда. — В темных глазах юноши застыло страдание. Скользнув рассеянным взглядом по забинтованной ноге, лейтенант вновь поднял глаза. — Очень виноват, что так вышло, сэр, — растерянно произнес юноша. Как глупо получилось, черт побери. — Это была не глупость, — медленно, с расстановкой произнес капитан. — Преступная халатность. — Мэллори понимал, что на него смотрят все, но его заботил один Стивенс. Преступная и непростительная халатность, — продолжал он ровным голосом. — И преступник этот — я. Я предполагал, что ты потерял много крови еще в лодке, но не знал, что у тебя на лбу такая рана. А знать следовало. — Криво усмехнувшись, новозеландец продолжал: — Послушал бы ты, что мне наговорили эти два недисциплинированных типа, когда мы поднялись на скалу... И они были правы. В таком состоянии тебя нельзя было оставлять внизу одного. Я, видно, рехнулся. — Мэллори вновь усмехнулся. — Надо было поднять тебя, как куль с углем, по примеру Миллера и Брауна, этого неустрашимого дуэта альпинистов... Не могу понять, как ты сумел подняться. Да ты и сам не знаешь, я в этом уверен. — Подавшись вперед, Мэллори коснулся здорового колена юноши. — Прости, Энди, честное слово, я не представлял себе, что тебе так досталось. Стивенс смутился и в то же время обрадовался, бледные щеки его окрасились румянцем. — Не надо, сэр, — умоляюще произнес .он. — Так уж получилось. — Он умолк, пронизанный нестерпимой болью в изувеченной ноге. — Похвалы я не заслуживаю, — продолжал он спокойно. — Вряд ли я помню, как поднимался. Удивленно выгнув брови, Мэллори смотрел на юношу, не перебивая его. — Я перепугался до смерти, — признался Стивенс, не удивляясь своим словам, которые прежде ни за что не осмелился бы произнести. — Никогда еще за всю свою жизнь я не испытывал такого страха. Качая головой, Мэллори поскреб щетинистый подбородок. По-видимому, он был действительно изумлен. Посмотрев на Стивенса, он лукаво улыбнулся. — Оказывается, ты еще новичок в этих играх, Энди. Капитан снова улыбнулся. — Ты думаешь, я смеялся и распевал песни, поднимаясь по скале? Думаешь, я не испытывал страха? Закурив сигарету, новозеландец посмотрел сквозь клубы дыма на юношу. — Страх — это не то слово. Я цепенел от ужаса. Да и Андреа тоже. Мы повидали всякого, поэтому не могли не бояться. — Андреа? — засмеялся Стивенс, ко тут же вскрикнул от боли в ноге. Мэллори решил было, что тот потерял сознание, но юноша продолжал хриплым голосом. — Андреа! — прошептал он. — Не может быть. — Андреа действительно испытывал страх, — ласково проговорил рослый грек. — Андреа и сейчас испытывает страх. Андреа всегда испытывает чувство страха. Потому-то я и цел. Он посмотрел на свои большие руки. — Потому-то столько людей погибло. Они не испытывали чувства страха. Не боялись того, чего следует постоянно бояться, забывали, что следует остерегаться, быть начеку. Андреа же боялся всего и ничего не упускал из виду. Вот и вся разгадка. Посмотрев на юношу, грек улыбнулся. — На свете не бывает ни храбрецов, ни трусов, сынок. Храбрецы все. Для того чтобы родиться, прожить жизнь и умереть, нужно быть храбрецом. Мы все храбрецы, и все мы боимся. Человек, который слывет смельчаком, тоже храбр и испытывает страх, как и любой из нас. Только он храбр на пять минут больше. Иногда на десять или двадцать или столько, сколько требуется больному, истекающему кровью, испуганному мальчишке, чтобы совершить восхождение на скалу. Стивенс молчал, потупив взор. Никогда еще он не был так счастлив, не испытывал такого внутреннего удовлетворения. Он давно понял, что таких людей, как Андреа и Мэллори, не проведешь, однако он не знал, что друзья не придадут никакого значения тому, что он боится. Стивенс хотел что-то ответить, но не находил слов. Ко всему, он смертельно устал. В глубине души он верил, что Андреа говорит правду, но не всю правду. Юноша был слишком измучен, чтобы разобраться, в чем же дело. Миллер громко прокашлялся. — Хватит трепаться, лейтенант, — произнес он решительно. — Ложись, тебе надо поспать. Стивенс изумленно посмотрел на американца, потом перевел взгляд на Мэллори. — Делай, что велено, — улыбнулся тот. — Слушай своего хирурга и врача-консультанта. Это он наложил тебе на ногу шину. — Неужели? Я и не знал. Спасибо, Дасти. Пришлось вам... нелегко со мной? — Для такого спеца, как я? — небрежно взмахнул рукой Миллер. — Обычный перелом, — соврал он с легким сердцем. Любой бы справился... Помоги-ка ему лечь, Андреа. — Кивнув головой капитану, янки произнес: — На минуту, шеф. Выйдя из пещеры, оба отвернулись .от ледяного ветра. — Нужен огонь и сухая одежда для парня, — озабоченно проговорил Миллер. — Пульс у него около ста сорока, температура под сорок. Началась лихорадка. Он слабеет с каждой минутой. — Знаю, — ответил Мэллори с тревогой в голосе. — Но где найдешь топливо на этой треклятой горе? Зайдем в пещеру, соберем сухую одежду, какая найдется. Приподняв полог, капитан вошел. Стивенс не спал. Браун и Андреа лежали по бокам. Миллер присел на корточки. — На ночевку останемся здесь, — объявил Мэллори. Поэтому устроимся поудобнее. Правда, мы слишком близко от утеса, но фрицы не знают, что мы на острове, да и с побережья нас не видно. Так что мы вправе позволить себе некоторый комфорт. — Шеф... — начал было Миллер, но замолчал. Капитан удивленно посмотрел на него и заметил, что капрал, Браун и Стивенс смущенно переглядываются. Поняв, что стряслась беда, Мэллори требовательным голосом спросил: — В чем дело? Что случилось? — Неважные новости, шеф, — издалека начал американец. Надо было сразу сказать. Но каждый понадеялся на другого... Помнишь часового, которого вы с Андреа сбросили со скалы? Мэллори мрачно кивнул, поняв, что дальше скажет янки. — Он упал на риф метрах в шести или девяти от подножия утеса, — продолжал капрал. — Останки его застряли между двух каменных обломков. Причем прочно. — Понятно, — пробормотал Мэллори. — А я-то все ломал голову, как ты умудрился так промокнуть под прорезиненным плащом. — Четыре раза пробовал снять его с камней, шеф, спокойно ответил капрал. — Ребята меня держали за веревку. Пожав плечами, он добавил: — Ни черта не вышло. Все время волны отбрасывали меня к скале. — Часа через три-четыре рассветет, — проговорил Мэллори. — Четыре часа спустя немцы узнают, что мы на острове. Как только развиднеется, они заметят убитого и отправят лодку, чтобы выяснить, в чем дело. — Ну и что? — возразил Стивенс. — Разве часовой не мог упасть? Отодвинув в сторону брезент, Мэллори выглянул наружу. Похолодало, шел снег. Капитан опустил полог. — У нас пять минут, — произнес он рассеянно. — Через пять минут уходим. — Посмотрев на Стивенса, новозеландец слабо улыбнулся. — Мы не сказали тебе. Дело в том, что Андреа убил часового ударом ножа в сердце. Следующие несколько часов были сплошным кошмаром. Казалось, их путешествию не будет конца. Люди спотыкались, скользили, падали и вновь поднимались. Тело болело, мышцы сводило судорогой, поклажа падала. Приходилось отыскивать ее на ощупь в снегу. Людей мучил голод, жажда. Все вконец изнемогли. Теперь группа возвращалась в ту же сторону, откуда отправилась в путь, двигаясь на вест-норд-вест по отрогу горы. Наверняка немцы решат, что диверсанты ушли на север, к центру острова. Без компаса, не видя звезд и луны, которые послужили бы ориентирами, Мэллори шел по склону, руководствуясь инстинктом и запечатленной в памяти картой, которую показал ему в Александрии месье Влакос. Капитан был твердо уверен, что они обогнули гору и продвигаются тесной лощиной в глубь острова. Главным их врагом был снег. Тяжелый и влажный, он кружил вокруг плотной серой массой, проникал за ворот, в ботинки, попадал под одежду, в рукава, лез в глаза, уши, рот. От него стыло лицо, руин немели, превращаясь в ледышки. Доставалось всем, на больше других страдал Стивенс. Спустя несколько минут после того, как отряд покинул пещеру, он вновь потерял сознание. В мокрой одежде, прилипшей к телу, он был лишен даже того тепла, которое вырабатывает человек при движении. Дважды Андреа останавливался и наклонялся к юноше убедиться, что у него бьется сердце. Но жив ли он, узнать было невозможно: руки грека потеряли чувствительность, он выпрямлялся и, спотыкаясь, шел дальше. Часов в пять утра, когда группа карабкалась вдоль ущелья по предательски скользкому склону к гребню горы, на которой росло несколько низкорослых рожковых деревьев, Мэллори решил, что в целях безопасности им следует связаться вместе. Минут двадцать группа гуськом поднималась по склону, становившемуся все круче. Идя впереди, Мэллори боялся оглянуться и посмотреть, каково приходится Андреа. Неожиданно подъем окончился, они очутились на ровной площадке, обозначавшей перевал, и, по-прежнему связанные друг с другом, стали пробиваться при нулевой видимости сквозь слепящую пелену снега, спускаясь, словно на лыжах, вниз. До пещеры добрались на рассвете, когда в восточной части неба на фоне снежной круговерти стали возникать серые полосы приметы унылого, безрадостного утра. По словам мосье Влакоса, вся южная часть острова Навароне изрыта сотами пещер. Пещера, которую они обнаружили, была пока единственной. Точнее говоря, то был темный, узкий проход среди хаотически разбросанных глыб вулканического происхождения, засыпавших ущелье, спускающееся к обширной долине, которая осталась в трехстах или шестистах метрах от них, — долине, все еще скрытой в ночной мгле. Какое-никакое, но для замерзших, измученных людей, мечтающих о том, чтобы уснуть, это было укрытие. Места хватало всем, немногие щели, через которые проникал снег, быстро заткнули, вход завесили пологом, прижав его булыжниками. В тесноте и темноте со Стивенса сняли мокрую одежду и, засунув его в спальный мешок, снабженный сбоку молнией, влили в рот юноше бренди, а под голову, обмотанную бинтами в пятнах крови, сунули груду сухого тряпья. Потом все четверо, даже неутомимый Андреа, рухнули на покрытую сырым снегом землю и уснули мертвецким сном, не чувствуя ни острых камней под собой, ни холода, забыв про голод. Уснули, не сняв мокрой, липнущей к телу одежды и не ощущая боли, когда начали отходить закоченевшие руки и лица.

CHAPTER 7 Tuesday 1500--1900 The sun, rime-ringed and palely luminous behind the drifting cloud-wrack, was far beyond its zenith and dipping swiftly westwards to the snow-limned shoulder of the mountain when Andrea lifted the edge of the tent, pushed it gently aside and peered out warily down the smooth sweep of the mountain side. For a few moments he remained almost motionless behind the canvas, automatically easing cramped and aching leg muscles, narrowed, roving eyes gradually accustoming themselves to the white glare of the glistening, crystalline snow. And then he had flitted noiselessly out of the mouth of the tunnel and reached far up the bank of the gully in half a dozen steps; stretched full length against the snow, he eased himself smoothly up the slope, lifted a cautious eye over the top. Far below him stretched the great, cpxved sweep of an almost perfectly symmetrical valley--a valley born abruptly in the cradling embrace of steep-walled mountains and falling away gently to the north. That towering, buttressed giant on his right that brooded darkly over the head of the valley, its peak hidden in the snow clouds--there could be no doubt about that, Andrea thought, Mt. Kostos, the highest mountain in Navarone: they had crossed its western flank during the darkness of the night. Due east and facing his own at perhaps five miles' distance, the third mountain was barely less high: but its northern, flank fell away more quickly, debouchbig on to the plains that lay in the northeast of Navarone. And about four miles away to the north-northeast, far beneath the snowline and the isolated shep herds' huts, a tiny, flat-roofed township lay in a fold in the hills, along the bank of the little stream that wound its way through the valley. That could only be the village of Margaritha. Even as he absorbed the topography of the valley, his eyes probing every dip and cranny in the hills for a possible source of danger, Andrea's mind was racing back over the last two minutes of time, trying to isolate, to remember the nature of the alien sound that had cut through the cocoon of sleep and brought him instantly to his feet, alert and completely awake, even before his conscious mind had time to register the memory of the sound. And then he heard it again, three times in as many seconds, the high-pitched, lonely wheep of a whistle, shrill peremptory blasts that echoed briefly and died along the lower slopes of Mt. Kostos: the final echo still hung faintly on the air as Andrea pushed himself backwards and slid down to the floor of the gully. He was back on the bank within thirty seconds, cheek muscles contracting involuntarily as the ice-chill eyepieces of Mallory's Zeiss-Ikon binoculars screwed into his face. There was no mistaking them now, he thought grimly, his first fleeting impression had been all too accurate. Twenty-five, perhaps Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html thirty soldiers in all, strung out in a long, irregular line, they were advancing slowly across the flank of Kostos, combing every gully, each jumbled confusion of boulders that lay in their path. Every man was clad in a snow-suit, but even at a distance of two miles they were easy to locate: the arrow-heads of their strapped skis angled up above shoulders and hooded heads: startlingly black against the sheer whiteness of the snow, the skis bobbed and weaved in disembodied drunkenness as the men slipped and stumbled along the scree-strewn slopes of the mountain. From time to time a man near the centre of the line pointed and gestured with an alpenstock, as if co-ordinating the efforts of the search party. The man with the whistle, Andrea guessed. "Andrea!" The call from the cave mouth was very soft. "Anything wrong?" Finger to his lips, Andrea twisted round in the snow. Mallory was stinding by the canvas screen. Dark-jowled and crumple-clothed, he held up one hand against the glare of the snow while the other rubbed the sleep from his bloodshot eyes. And then he was limping forward in obedience to the crooking of Andrea's finger, wincing in pain at every step he took. His toes were swollen and skinned, gummed together with congealed blood. He had not had his boots off since he had taken them from the feet of the dead German sentry: and now he was almost afraid to remove them, afraid of what he would find.. . . He clambered slowly up the bank of the gully and sank down in the snow beside Andrea. "Company?" "The very worst of company," Andrea murmured. "Take a look, my Keith." He handed over the binoculars, pointed down to the lower slopes of Mt. Kostos. "Your friend Jensen never told us that they were here." Slowly, Maliory quartered the slopes with the binoculars. Suddenly the line of searchers moved into his field of vision. He raised his head, adjusted the focus impatiently, looked briefly once more, then lowered the binoculars with a restrained deliberation of gesture that held a wealth of bitter comment. "The W.G.B.," be said softly. "A Jaeger battalion," Andrea conceded. "Alpine Corps--their finest mountain troops. This is most inconvenient, my Keith." Mallory nodded, rubbed his stubbled chin. "If anyone can find us, they can. And they'll find us." He lifted the glasses to look again at the line of advancing men. The painstaking thoroughness of the search was disturbing enough: but even more threatening, more frightening, was the snail-like relentlessness, the inevitability of the approach of these tiny figures. "God knows what the Alpenkorps is doing here," Mallory went on. "It's enough that they are here. They must know that we've landed and spent the morning searching the eastern saddle of Kostos--that was the obvious route for us to break into the interior. They've drawn a blank there, so now they're working their way over to the other saddle. They must be pretty nearly certain that we're carrying a wounded man with us and that we can't have got very far. It's only going to be a matter of time, Andrea" "A matter of time," Andrea echoed. He glanced up at the sun, a sun all but invisible in a darkening sky. "An hour, an hour and a half at the most. They'll be here before the sun goes down. And we'll still be here." He glanced quizzically at Mallory. "We cannot leave the boy. And we cannot get away if we take the boy--and then he would die anyway." Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "We will not be here," Mallory said flatly. "If we stay we all die. Or finish up in one of those nice little dungeons that Monsieur Viachos told us about." "The greatest good of the greatest number," Andrea nodded slowly. "That's how it has to be, has it not, my Keith? The greatest number. That is what Captain Jensen would say." Mallory stirred uncomfortably, but his voice was steady enough when he spoke. "That's how I see it, too, Andrea. Simple proportion--twelve hundred to one. You know it has to be this way." Mallory sounded tired. "Yes, I know. But you are worrying about nothing." Andrea smiled. "Come, my friend. Let us tell the others the good news." Miller looked up as the two men came in, letting the canvas screen fall shut behind them. He had unzipped the side of Stevens's sleeping-bag and was working on the mangled leg. A pencil flashlight was propped on a rucksack beside him. "When are we goin' to do somethin' about this kid, boss?" The voice was abrupt, angry, like his gesture towards the sleep-drugged boy beside him. "This damned waterproof sleeping-bag is soaked right through. So's the kid--and he's about frozen stiff: his leg feels like a side of chilled beef. He's gotta have heat, boss, a warm room and hot drinks--or he's finished. Twenty-four hours." Miller shivered and looked slowly round the broken walls of the rock-shelter. "I reckon he'd have less than an even chance in a first-class general hospital. .. . He's just wastin' his time keepin' on breathin' in this gawddamned icebox." Miller hardly exaggerated. Water from the melting snow above trickled continuously down the clammy, green-lichened walls of the cave or dripped directly on to the half-frozen gravelly slush on the floor of the cave. With no through ventilation and no escape for the water accumulating at the sides of the shelter, the whole place was dank and airless and terribly chill. "Maybe he'll be hospitalised sooner than you think," Mallory said dryly. "How's his leg?" "Worse." Miller was blunt. "A helluva sight worse. I've just chucked in another handful of suipha and tied things up again. That's all I can do, boss, and it's just a waste of time anyway. . . . What was that crack about a hospital?" he added suspiciously. "That was no crack," Mallory said soberly, "but one of the more unpleasant facts of life. There's a German search party heading this way. They mean business. They'll find us, all right." Miller swore. "That's handy, that's just wonderful," he said bitterly. "How far away, boss?" "An hour, maybe a little more." "And what are we goin' to do with Junior, here? Leave him? It's his only chance, I reckon." "Stevens comes with us." There was a flat finality in Mallory's voice. Miller looked at him for a long time in silence: his face was very cold. "Stevens comes with us," Miller repeated. "We drag him along with us until he's dead--that won't take long--and then we leave him in the snow. Just like that, Huh?" Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "Just like that, Dusty." Absently Mallory brushed some snow off his clothes, and looked up again at Miller. "Stevens knows too much. The Germans will have guessed why we're on the island, but they don't know how we propose to get inside the fortress--and they don't know when the Navy's coming through. But Stevens does. They'll make him talk. Scopolamine will make anyone taik." "Scopolamine! On a dying man?" Miller was openly incredulous. "Why not? I'd do the same myself. If you were the German commandant and you knew that your big guns and half the men in your fortress were liable to be blown to hell any moment, you'd do the same." Miller looked at him, grinned wryly, shook his head. "Me and my--" "I know. You and your big mouth." Mallory smiled and clapped him on the shoulder. "I don't like it one little bit more than you do, Dusty." He turned away and crossed to the other side of the cave. "How are you feeling, Chief?" "Not too bad, sir." Casey Brown was only just awake, numbed and shivering in sodden clothes. "Anything wrong?" "Plenty," Mallory assured him. "Search party moving this way. We'll have to pull out inside half an hour." He looked at his watch. "Just on four o'clock. Do you think you could raise Cairo on the set?" "Lord only knows," Brown said frankly. He rose stiffly to his feet. "The radio didn't get just the best of treatment yesterday. I'll have a go." "Thanks, Chief. See that your aerial doesn't stick up above the sides of the gully." Mallory turned to leave the cave, but halted abruptly at the sight of Andrea squatting on a boulder just beside the entrance. His head bent in concentration, the big Greek had just finished screwing telescopic sights on to the barrel of his 7.92 mm. Mauser and was now deftly wrapping a sleeping-bag lining round its barrel and butt until the entire rifle was wrapped in a white cocoon. Mallory watched him in silence. Andrea glanced up at him, smiled, rose to his feet and reached out for his rucksack. Within thirty seconds he was clad from head to toe in his mountain camouflage suit, was drawing tight the purse-strings of his snowhood and easing his feet into the rucked elastic anklets of his canvas boots. Then he picked up the Mauser and smiled slightly. "I thought I might be taking a little walk, Captain," he said apologetically. "With your permission, of course." Mallory nodded his head several times in slow recollection. "You said I was worrying about nothing," he murmured. "I should have known. You might have told me, Andrea." But the protest was automatic, without significance. Mallory felt neither anger nor even annoyance at this tacit arrogation of his authority. The habit of command died hard in Andrea: on such occasions as he ostensibly sought approval for or consulted about a proposed course of action it was generally as a matter of courtesy and to give information as to his intentions. Instead of resentment, Mallory could feel only an overwhelming relief and gratitude to the smiling giant who towered above him: he had talked casually to Miller about driving Stevens till he died and then abandoning him, talked with an indifference that masked a mind sombre with bitterness at what he must do, but even so he had not Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html known how depressed, bow sick at heart this decision had left him until he knew it was no longer necessary. "I am sorry." Andrea was half-contrite, half-smiling. "I should have told you. I thought you understood. . . . It is the best thing to do, yes?" "It is the only thing to do," Mallory said frankly: "You're going to draw them off up the saddle?" "There is no other way. With their skis they would overtake me in minutes if I went down into the valley. I cannot come back, of course, until it is dark. You will be here?" "Some of us will." Mallory glanced across the shelter where a waking Stevens was trying to sit up, heels of his palms screwing into his exhausted eyes. "We must have food and fuel, Andrea," he said softly. "I am going down into the valley to-night." "Of course, of course. We must do what we can." Andrea's face was grave, his voice only a murmur. "As long as we can. He is only a boy, a child almost. . . . Perhaps it will not be long." He pulled back the curtain, looked out at the evening sky. "I will be back by seven o'clock." "Seven o'clock," Mallory repeated. The sky, he could see, was darkening already, darkening with the gloom of coming snow, and the lifting wind was beginning to puff little clouds of air-spun, flossy white into the little gully. Mallory shivered and caught hold of the massive arm. "For God's sake, Andrea," he urged quietly, "look after yourself!" "Myself?" Andrea smiled gently, no mirth in his eyes, and as gently he disengaged his arm. "Do not think about me." The voice was very quiet, with an utter lack of arrogance. "If you must speak to God, speak to Him about these poor devils who are looking for us." The canvas dropped behind him and he was gone. For some moments Mallory stood irresolutely at the mouth of the cave, gazing out sightlessly through the gap in the curtain. Then he wheeled abruptly, crossed the floor of the shelter and knelt in front of Stevens. The boy was propped up against Miller's anxious arm, the eyes lack-lustre and expressionless, bloodless cheeks deep-sunken in a grey and parchment face. Mallory smiled at him: he hoped the shock didn't show in his face. "Well, well, well. The sleeper awakes at last. Better late than never." He opened his waterproof cigarette case, profferred it to Stevens. "How are you feeling now, Andy?" "Frozen, sir." Stevens shook his head at the case and tried to grin back at Mallory, a feeble travesty of a smile that made Mallory wince. "And the leg?" "I think it must be frozen, too." Stevens looked down incuriously at the sheathed whiteness of his shattered leg. "Anyway, I can't feel a thing." "Frozen!" Miller's sniff was a masterpiece of injured pride. "Frozen, he says! Gawddanined ingratitude. It's the first-class medical care, if I do say so myself!" Stevens smiled, a fleeting, absent smile that flickered over his face and was gone. For long moments he kept staring down at his leg, then suddenly lifted his head and looked directly at Mallory. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "Look, sir, there's no good kidding ourselves." The voice was soft, quite toneless. "I don't want to seem ungrateful and I hate even the idea of cheap heroics, but--well, I'm just a damned great millstone round your necks and--" "Leave you, eh?" Mallory interrupted. "Leave you to die of the cold or be captured by the Germans. Forget it, laddie. We can look after you--and these ruddy guns--at the same time." "But, sir--" "You insult us, Lootenant." Miller sniffed again. "Our feelings are hurt. Besides, as a professional man I gotta see my case through to convalescence, and if you think I'm goin' to do that in any gawddamned dripping German dungeon, you can--" "Enough!" Mallory held up his hand. "The subject is closed." He saw the stain high up on the thin cheeks, the glad light that touched the dulled eyes, and felt the self-loathing and the shame well up inside him, shame for the gratitude of a sick man who did not know that their concern stemmed not from solicitude but from fear that he might betray them. . . . Mallory bent forward and began to unlace his high jack-boots. He spoke without looking up. "Dusty." "Yeah?" "When you're finished boasting about your medical prowess, maybe you'd care to use some of it. Come and have a look at these feet of mine, will you? I'm afraid the sentry's boots haven't done them a great deal of good." Fifteen painful minutes later Miller snipped off the rough edges of the adhesive bandage that bound Mallory's right foot, straightened up stiffly and contemplated his handiwork with pride. "Beautiful, Miller, beautiful," he murmured complacently. "Not even in John Hopkins in the city of Baltimore . . ." He broke off suddenly, frowned down at the thickly bandaged feet and coughed apologetically. "A small point has just occurred to me, boss." "I thought it might eventually," Mallory said grimly. "Just how do you propose to get my feet into these damned boots again?" He shivered involuntarily as he pulled on a pair of thick woollen socks, matted and sodden with melted snow, picked up the German sentry's boots, held them at arm's length and examined them in disgust. "Sevens, at the most--and a darned small sevens at that!" "Nines," Stevens said laconically. He handed over--his own jack-boots, one of them slit neatly down the side where Andrea had cut it open. "You can fix that tear easily enough, and they're no damned good to me now. No arguments, sir, please." He began to laugh softly, broke off in a sharply indrawn hiss of pain as the movement jarred the broken bones, took a couple of deep, quivering breaths, then smiled whitely. "My first--and probably my last--contribution to the expedition. What sort of medal do you reckon they'll give me for that, sir?" Mallory took the boots, looked at Stevens a long moment in silence, then turned as the tarpaulin was pushed aside. Brown stumbled in, lowered the transmitter and telescopic aerial to the floor of the cave and pulled out a tin of cigarettes. They slipped from his frozen fingers, fell into the icy mud at his feet, became brown and sodden on the instant. He swore, briefly, and without- enthusiasm, beat his numbed Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html hands across his chest, gave it up and. sat down heavily on a convenient boulder. He looked tired and cold and thoroughly miserable. Mallory lit a cigarette and passed it across to him. "How did it go, Casey? Manage to raise them at all?" "They managed to raise me--more or less. Reception was lousy." Brown drew the grateful tobacco smoke deep down into his lungs. "And I couldn't get through at all. Must be that damned great hill to the south there." "Probably," Mallory nodded. "And what news from our friends in Cairo. Exhorting us to greater efforts? Telling us to get on with the job?" "No news at all. Too damn' worried about the silence at this end. Said that from now on they were going to come through every four hours, acknowledgment or no. Repeated that about ten times, then signed off." "That'll be a great help," Miller said acidly. "Nice to know they're on our side. Nothin' like moral support." He jerked his thumb towards the mouth of the cave. "Reckon them bloodhounds would be scared to death if they knew. . . . Did you take a gander at them before you came in?" "I didn't have to," Brown said morosely. "I could hear them--sounded like the officer in charge shouting directions." Mechanically, almost, he picked up his automatic rifle, eased the clip in the magazine. "Must be less than a mile away now." The search party, more closely bunched by this time, was less than a mile, was barely half a mile distant from the cave when the Oberleutnant in charge saw that the right wing of his line, on the steeper slopes to the south, was lagging behind once more. Impatiently he lifted his whistle to his mouth for the three sharp, peremptory blasts that would bring his weary men stumbling into line again. Twice the whistle shrilled out its imperative urgency, the piercing notes echoing flatly along the snowbound slopes and dying away in the valley below: but the third wheep died at birth, caught up again and tailed off in a wailing, eldritch diminuendo that merged with dreadful harmony into a long, bubbling scream of agony. For two or three seconds the Oberleutnant stood motionless in his tracks, his face shocked and contorted: then he jack-knifed violently forward and pitched down into the crusted snow. The burly sergeant beside him stared down at the fallen officer, looked up in sudden horrified understanding, opened his mouth to shout, sighed and toppled wearily over the body at his feet, the evil, whip-lash crack of the Mauser in his ears as he died. - High up on the western slopes of Mount Kostos, wedged in the V between two great boulders, Andrea gazed down the darkening mountainside over the depressed telescopic sights of his rifle and pumped another three rounds into the wavering, disorganised line of searchers. His face was quite still, as immobile as the eyelids that never flickered to the regular crashing of his Mauser, and drained of all feeling. Even his eyes reflected the face, eyes neither hard nor pitiless, but simply empty and almost frighteningly remote, a remoteness that mirrored his mind, a mind armoured for the moment against all thought and sensation, for Andrea knew that he must not think about this thing. To kill, to take the life of his fellows, that was the supreme evil, for life was a gift that it was not his to take away. Not even in fair Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html fight. And this was murder. - Slowly Andrea lowered the Mauser, peered through the drifting gun-smoke that hung heavily in the frosty evening air. The enemy had vanished, completely, rolled behind scattered boulders or burrowed frantically into the blanketing anonymity of the snow. But they were still there, still potentially as dangerous as ever. Andrea knew that they would recover fast from the death of their officer--there were no finer, no more tenacious fighters in Europe than the ski-troops of the Jaeger mountain battalion--and would come after him, catch and kill him if humanly possible. That was why Andrea's first care had been to kill their officer--he might not have come after him, might have stopped to puzzle out the reason for this unprovoked flank attack. Andrea ducked low in reflex instinct as a sudden burst of automatic fire whined in murderous ricochet off the boulders before him. He had expected this. It was the old classic infantry attack pattern--advance under covering fire, drop, cover your mate and come again. Swiftly Andrea rammed home another charge into the magazine of his Mauser, dropped flat on his face and inched his way along behind the low line of broken rock that extended fifteen or twenty yards to his right--he had chosen his ambush point with care--and then petered out. At the far end he pulled his snow hood down to the level of his brows and edged a wary eye round the corner of the rock. Another heavy burst of automatic fire smashed into the boulders he had just left, and half a dozen men-- three from either end of the line--broke cover, scurried along the slope in a stumbling, crouching run, then pitched forward into the snow again. Along the slope-- the two parties had run in opposite directions. Andrea lowered his head and rubbed the back of a massive hand across the stubbled grizzle of his chin. Awkward, damned awkward. No frontal attack for the foxes of the W.G.B. They were extending their lines on either side, the points hooking round in a great, encircling halfmoon. Bad enough for himself, but he could have coped with that--a carefully reconnoitred escape gully wound up the slope behind him. But he hadn't foreseen what was obviously going to happen: the curving crescent of line to the west was going to- sweep across the rock-shelter where the others lay hidden. Andrea twisted over on his back and looked up at the evening sky. It was darkening by the moment, darkening with the gloom of coming snow, and daylight was beginning to fail. He twisted again and looked across the great swelling shoulder of Mount Kostos, looked at the few scattered rocks and shallow depressions that barely dimpled the smooth convexity of the slope. He took a second quick look round the rock as the rifles of the W.G.B. opened up once more, saw the same encircling manoeuvre being executed again, and waited no longer. Firing blindly downhill, he half-rose to his feet and flung himself out into the open, finger squeezing on the trigger, feet driving desperately into the frozen snow as he launched himself towards the nearest -rock-cover, forty yards away if an inch. Thirty-five yards to go, thirty, twenty and still not a shot fired, a slip, a stumble on the sliding scree, a catlike recovery, ten yards, still miraculously immune, and then he had dived into shelter to land on chest and stomach with a sickening impact that struck cruelly into his ribs and emptied his lungs with an explosive gasp. Fighting for breath, he struck the magazine cover, rammed home another charge, risked a quick peep over the top of the rock and catapulted himself to his feet again, all inside ten seconds. The Mauser held across his body opened up again, firing downhill at vicious random, for Andrea had eyes only for the smoothly-treacherous ground at his feet, for the scree-lined depression so impossibly far ahead. And then the Mauser was empty, useless in his hand, and every gun far below had opened up, the shells whistling above his head or blinding him with spurting gouts of snow as they ricochetted off the solid rock. But twilight was touching the hills, Andrea was only a blur, a swiftly-flitting blur against a ghostly background, and uphill accuracy was notoriously difficult at any time. Even so, the massed fire from below was steadying and converging, and Andrea waited no longer. Unseen hands plucking wickedly at the flying tails of his snow-smock, he flung himself almost horizontally forward and slid the last ten feet face down Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html into the waiting depression. Stretched full length on his back in the hollow, Andrea fished out a steel mirror from his breast pocket and held it gingerly above his head. At first he could see nothing, for the darkness was deeper below and the mirror misted from the warmth of his body. And then the film vanished in the chill mountain air and he could see two, three and then half a dozen men breaking cover, heading at a clumsy run straight up the face of the hill--and two of them had come from the extreme right of the line. Andrea lowered the mirror and relaxed with a long sigh of relief, eyes crinkling in a smile. He looked up at the sky, blinked as the first feathery flakes of falling snow melted on his eyelids and smiled again. Almost lazily he brought out another charger for the Mauser, fed more shells into the magazine. "Boss?" Miller's voice was plaintive. "Yes? What is it?" Mallory brushed some snow off his face and the collar of his smock and peered into the white darkness ahead. "Boss, when you were in school did you ever read any stories about folks gettin' lost in a snowstorm and wanderin' round and round in circles for days?" "We had exactly the same book in Queenstown," Mallory conceded. "Wanderin' round and round until they died?" Miller persisted. "Oh, for heaven's sake!" Mallory said impatiently. His feet, even in Stevens's roomy boots, hurt abominably. "How can we be wandering in circles if we're going downhill all the time? What do you think we're on--a bloody spiral staircase?" Miller walked on in hurt silence, Mallory beside him, both men ankle-deep in the wet, clinging snow that had been falling so silently, so persistently, for the past three hours since Andrea had drawn off the Jaeger search party. Even in mid-winter in the White Mountains in Crete Mallory could recall no snowfall so heavy and continuous. So much for the Isles of Greece and the eternal sunshine that gilds them yet, he thought bitterly. He hadn't reckoned on this when he'd planned on going down to Margaritha for food and fuel, but even so it wouldn't have made any difference in his decision. Although in less pain now, Stevens was becoming steadily weaker, and the need was desperate. With moon and stars blanketed by the heavy snowclouds--visibility, indeed, was hardly more than ten feet in any direction--the loss of their compasses had assumed a crippling importance. He didn't doubt his ability to find the vifiage--it was simply a matter of walking downhill till they came to the stream that ran through the valley, then following that north till they came to Margaritha--but if the snow didn't let up their chances of locating that tiny cave again in the vast sweep of the hillsides . . . Mallory smothered an exclamation as Miller's hand closed round his upper arm, dragged him down to his knees in the snow. Even in that moment of unknown danger he could feel a slow stirring of anger against himself, for his attention had been wandering along with his thoughts. . . . He lifted his hand as vizor against the snow, peered out narrowly through the wet, velvety curtain of white that swirled and eddied out of the darkness before him. Suddenly he had it--a - dark, squat shape only feet away. They had all but walked straight into it. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "It's the hut," he said softly in Miller's ear. He had seen it early in the afternoon, half-way between their cave and Margaritha, and almost in a line with both. He was conscious of relief, an increase in confidence: they would be in the vifiage in less than half an hour. "Elementary navigation, my dear Corporal," he murmured. "Lost and wandering in circles, my foot! Just put your faith . . ." He broke off as Miller's fingers dug viciously into his arm, as Miller's head came close to his own. - "I heard voices, boss." The words wer.e a mere breath of sound. "Are you sure?" Miller's silenced gun, Mallory noticed, was still in his pocket. Miller hesitated. "Dammit to hell, boss, I'm sure of nothin'," he whispered irritably. "I've been imaginin' every damn' thing possible in the past hour!" He pulled the snow hood off his head, the better to listen, bent forward for a few seconds, then sank back again. "Anyway, I'm sure I _thought_ I heard somethin'." "Come on. Let's take a look-see." Mallory was on his feet again. "I think you're mistaken. Can't be the Jaeger boys--they were half-way back across Mount Kostos when we saw them last. And the shepherds only use these places in the summer months." He slipped the safety catch of his Colt .455, walked slowly, at a halfcrouch, towards the nearest wall of the hut, Miller at his shoulder. - They reached the hut, put their ears against the frail, tarpaper walls. Then seconds passed, twenty, half a minute, then Mallory relaxed. "Nobody at home. Or if they are, they're keeping mighty quiet. But no chances, Dusty. You go that way. I'll go this. Meet at the door--that'll be on the opposite side, facing into the valley. . . . Walk wide at the corners--never fails to baffle the unwary." A minute later both men were inside the hut, the door shut behind them. The hooded beam of Mallory's torch probed into every corner of the ramshackle cabin. It was quite empty--an earthen floor, a rough wooden bunk, a dilapidated stove with a rusty lantern standing on it, and that was all. No table, no chair, no chimney, not even a window. Mallory walked over to the stove, picked up the lamp and sniffed it. "Hasn't been used for weeks. Still full of kerosene, though. Very useful in that damn' dungeon up there--if we can ever find the place. . . ." He froze into a sudden listening Immobility, eyes unfocused and head cocked slightly to one side. Gently, ever so gently, he set the lamp down, walked leisurely across to Miller. "Remind me to apologise at some future date," he murmured. "We have company. Give me your gun and keep talking." "Castelrosso again," Miller complained loudly. He hadn't even raised an eyebrow. "This is downright monotonous. A Chinaman--I'll bet it's a Chinaman this time." But he was already talking to himself. The silenced automatic balanced at his waist, Mallory walked noiselessly round the hut, four feet out from the walls. He had passed two corners, was just rounding the third when, out of the corner of his Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html eye, he saw a vague figure behind him rising up swiftly from the ground and lunging out with upraised arm. Mallory stepped back quickly under the blow, spun round, swung his balled fist viciously and backwards into the stomach of his attacker. There was a sudden explosive gasp of agony as the man doubled up, moaned and crumpled silently to the ground. Barely in time Mallory arrested the downward clubbing swipe of his reversed automatic. Gun reversed again, the butt settled securely in his palm, Mallory stared down unblinkingly at the huddled figure, at the primitive wooden baton still clutched in the gloved right hand, at the unmilitary looking knapsack strapped to his back. He kept his gun lined up on the fallen body, waiting: this had been just too easy, too suspicious. Thirty seconds passed and still the figure on the ground hadn't stirred. Mallory took a short step forward and carefully, deliberately and none too gently kicked the man on the outside of the right knee. It was an old trick, and he'd never known it to fail--the pain was brief, but agonisung. But there was no movement, no sound at all. Quickly Mallory stooped, hooked his free hand round the knapsack shoulder straps, straightened and made for the door, half-carrying, half-dragging his captive. The man was no weight at all. With a proportionately much heavier garrison than even in Crete, there would be that much less food for the islanders, Mallory mused compassionately. There would be very little indeed. He wished he hadn't hit him so hard. Miller met him at the open door, stooped wordlessly, caught the unconscious man by the ankles and helped Mallory dump him unceremoniously on the bunk in the far corner of the hut. "Nice goin,' boss," he complimented. "Never heard a thing. Who's the heavyweight champ?" "No idea." Mallory shook his head in the darkness. "Just skin and bones, that's all, just skin and bones. Shut the door, Dusty, and let's have a look at what we've got."

Глава 7 Вторник. 15:00-19:00 Тусклое, в ореоле лучей, солнце, пробивавшееся сквозь снеговые тучи, давно пройдя точку зенита, катилось на запад к заснеженному, словно нарисованному отрогу горы. Приподняв край полога, Андреа чуть отодвинул его в сторону и с опаской посмотрел вниз, куда сбегала лощина. Постоял неподвижно несколько мгновений, растирая затекшие мышцы ног и щурясь от ослепительного блеска снега. Потом выбрался из убежища, в несколько шагов достигнув края впадины, лег у края и осторожно выглянул. Книзу открывалась панорама почти симметричной долины, словно вырвавшейся из тесных объятий крутых горных склонов и плавным изгибом уходившей на север. Андреа узнал похожую на крепость, возвышавшуюся справа над головой долины темную громаду. Вершина ее была покрыта шапкой снеговых туч. Это Костос, самая высокая на острове Навароне гора. Ночью они преодолели ее западный склон. На востоке, милях в пяти, уходила ввысь третья гора, лишь немногим ниже Костоса. Северный ее склон круто обрывался, переходя внизу в равнину, расположенную в северо-восточной части острова. А милях в четырех, на северо-северо-востоке, много ниже снеговой линии и редких пастушьих хижин, в лощине, вдоль берега черной извилистой речки выстроились дома с плоскими крышами. Не иначе, как селение Маргарита. Запечатлевая в памяти топографию долины, вглядываясь в каждую западину и расселину в скалах, Андреа пытался определить, какой именно посторонний звук две минуты назад прорвал оболочку сна, заставив его мгновенно очнуться и вскочить на ноги. И вот он снова возник, этот звук, трижды раздавшийся в течение трех секунд. Пронзительная трель свистка прозвучала повелительно и, отразившись от склонов горы Костос, умолкла, покатилась эхом вниз. Отпрянув назад, Андреа спустился на дно овражка. Полминуты спустя он вновь очутился у кромки овражка, прижимая к глазам окуляры бинокля системы Цейс-Икон. Нет, он не ошибся. По склону Костоса растянутой неровной цепочкой медленно поднимались двадцать пять — тридцать солдат, осматривая каждую впадину, каждую груду камней. На каждом солдате белый маскировочный халат с капюшоном, но даже с расстояния двух миль обнаружить их было несложно: у каждого из-за спины торчали лыжи; заостренные их концы, черневшие на фоне снежного покрова, качались, когда солдаты, словно пьяные, спотыкались и падали на скользком склоне. Время от времени немец, находившийся у середины цепочки, взмахивал альпенштоком, видно, давая какие-то указания. Он-то и свистел, догадался Андреа. — Андреа! — послышалось из пещеры. — Что-нибудь случилось? Обернувшись, грек прижал палец к губам. Заросший щетиной, в мятой одежде, Мэллори тер ладонью налитые кровью глаза, пытаясь окончательно прогнать сон. Повинуясь жесту Андреа, капитан захромал в его сторону. Каждый шаг причинял боль. Стертые в кровь пальцы распухли и слиплись. С тех пор, как он снял ботинки с часового, новозеландец не разувался, а теперь и вовсе не решался взглянуть, что у него с ногами... С трудом вскарабкавшись по склону овражка, он опустился на снег рядом с Андреа. — Гости пожаловали? — Глаза бы мои не видели таких гостей, — буркнул Андреа. — Взгляни-ка, Кейт. — Протянув капитану бинокль, грек показал в сторону подножия горы Костос. — Твой друг Дженсен не предупредил, что они на острове. Мэллори методично осматривал склон; внезапно в поле зрения бинокля возникла цепочка солдат. Приподняв голову, он нетерпеливо повернул фокусировочное кольцо и, бегло взглянув на солдат, медленно опустил бинокль, о чем-то задумавшись. — Горно-пехотная часть. — Да, это егеря, — согласился Андреа. — Из корпуса альпийских стрелков. Очень они не вовремя появились. Мэллори кивнул, скребя заросший щетиной подбородок. — Уж они-то нас непременно отыщут. — С этими словами капитан снова вскинул бинокль. Дотошность, с какой действовали немцы, настораживала. Но еще больше настораживала и пугала неотвратимость встречи с медленно приближающимися крохотными фигурками. — Непонятно, что тут делают альпийские стрелки, продолжал Мэллори. — Но факт тот, что они здесь. Должно быть, им известно, что мы высадились. Видно, все утро прочесывали седловину к востоку от Костоса — самый короткий маршрут к центру острова. Ничего там не обнаружив, принимаются за другой склон. Вероятно, они догадались, что с нами раненый и далеко уйти мы не могли. Рано или поздно они нас обнаружат, Андреа. — Рано или поздно, — эхом отозвался грек. Взглянув на заходящее солнце на потемневшем небе, он заметил: — Через час, самое позднее, полтора. Не успеет зайти солнце, как немцы нагрянут. Нам не уйти. — Андреа пристально взглянул на капитана. — Парня мы оставить не сможем. А если возьмем его с собой, то не сможем уйти от преследования, а он погибнет. — Здесь нам оставаться нельзя, — решительно проговорил Мэллори. — Если останемся, то все погибнем. Или очутимся в одной из тех темниц, о которых рассказывал месье Влакос. — Иллюстрация преимущества больших чисел, — кивнул головой Андреа. — Так и должно быть, не так ли, Кейт? Цель оправдывает средства, как сказал бы каперанг Дженсен. Мэллори пожал плечами, но ответил довольно твердым голосом: — Я тоже так считаю, Андреа. Арифметика простая; там тысяча двести, здесь один. Тут уж ничего не поделаешь, устало закончил новозеландец. — Понимаю. Но ты напрасно расстраиваешься, — улыбнулся Андреа. — Пошли, старина. Сообщим нашим друзьям приятное известие. При появлении Андреа и Мэллори, которые вошли, запахнув за собой полог, капрал поднял глаза. Миллер расстегнул спальный мешок, в котором лежал Стивенс, и при свете карманного фонарика, лежавшего на спальном мешке, обрабатывал ему изувеченную ногу. — Когда мы позаботимся о мальчишке, командир? — сердито произнес американец, ткнув пальцем в сторону спящего. — Этот водонепроницаемый спальник, будь он неладен, насквозь промок. И малый тоже. Совсем закоченел. Я потрогал его ногу, она словно кусок мороженой говядины. Ему нужно согреться, шеф. Нужно теплое помещение и горячее питье, иначе ему крышка. В ближайшие же сутки. — Зябко передернув плечами, Миллер медленно обвел взглядом неровные стены каменного их гнезда. — Попади он даже в первоклассный госпиталь, шансы у него были бы невелики... В этом окаянном леднике он лишь силы последние теряет. Миллер был недалек от истины. Снег на валунах таял, и вода стекала сверху по липким замшелым стенам или капала на пол пещеры, покрытый снежной жижей, смешанной с полузамерзшим гравием. Без вентиляции и стока воды воздух в убежище был сырым, спертым и холодным. — Как знать, может, он попадет в госпиталь раньше, чем ты думаешь, — сухо заметил Мэллори. — Как у него с ногой? — С ногой хуже, — признался капрал. — Много хуже. Я положил на рану еще горсть лекарства и снова ее перевязал. Это все, что в моих силах, командир. Мы напрасно тратим время... А что это за треп ты подпустил насчет госпиталя? — спросил он недоверчиво. — Это не треп, — откровенно ответил Мэллори, — а суровая действительность. Сюда идет отряд егерей. С ними шутки плохи. Эти непременно нас найдут. — Этого еще не хватало, — злобно выругался американец. — И далеко они, командир? — Через час или чуть позже будут здесь. — А что делать с парнем? Может, оставить? Это для него единственная возможность уцелеть. — Стивенса возьмем с собой, — решительно заявил капитан. Миллер посмотрел на него с осуждением. — Стивенса возьмем с собой, — повторил янки. — Будем таскать, пока не помрет — а произойдет это скоро, — тогда бросим его на снегу. Так, да? — Да, так, Дасти. — Рассеянным жестом Мэллори стряхнул с себя снег и вновь посмотрел на американца. — Стивенс слишком много знает. Немцам известно, что мы на острове, но неизвестно, как мы намерены проникнуть в крепость и когда начнется эвакуация гарнизона Кероса. А Стивенсу это известно. Они заставят его говорить. Скополамин любому язык развяжет. — Скополамин? Умирающему? — недоверчиво произнес Миллер. — А что тут особенного? Я сам бы прибегнул к этому средству. Если в ты был комендантом крепости и знал, что в любую минуту твои орудия и полгарнизона могут взлететь на воздух, то сделал бы то же самое. Посмотрев на капитана, Миллер покачал головой. — Опять я... — Знаю, знаю. Со своим длинным языком, — засмеялся Мэллори и хлопнул американца по плечу. — Мне это тоже не по душе, Дасти. — Повернувшись, он направился в другой конец пещеры. — Как себя чувствуете, глав-старшина? — Ничего, сэр. — Только что проснувшись, Браун дрожал от холода в своей мокрой одежде. — Какие-нибудь неприятности? — Уйма, — заверил его Мэллори. — Сюда направляется поисковая группа. В течение получаса нам надо смотаться. Взглянув на часы, капитан произнес: — Сейчас ровно четыре. Как думаете, сумеете связаться с Каиром? — Бог его знает, — признался Браун, вставая на затекшие ноги. — Вчера с рацией не слишком бережно обращались. Попытаюсь. — Спасибо, главный. Смотрите, чтобы антенна не высовывалась выше кромки оврага. — Мэллори собрался было выйти из пещеры, но тут взгляд его упал на Андреа, который сидел на камне возле самого входа в укрытие. Склонившись к автоматическому карабину системы «маузер» калибра 9,2 мм к прикрутив к его стволу оптический прицел, грек старательно заворачивал оружие в белый вкладыш от спальника. Мэллори молча наблюдал. Вскинув на капитана глаза, Андреа улыбнулся и, поднявшись, протянул руку к рюкзаку. Через полминуты, надев белый маскировочный костюм и завязав под подбородком тесемки капюшона, он всунул ноги в эластичные голенища брезентовых сапог. Затем поднял карабин и с виноватой улыбкой произнес: — Схожу прогуляюсь, капитан. Конечно, с твоего разрешения. Вспомнив недавно произнесенную Андреа фразу, Мэллори медленно кивнул. — Вот что ты имел в виду, говоря, чтобы я зря не расстраивался. Так бы сразу и сказал. — Но в голосе Мэллори не было ни возмущения, ни досады за своеволие Андреа. Этому греку не очень-то прикажешь. Когда он ждет одобрения своих действий по тому или иному поводу или при каких-то обстоятельствах, то делает это лишь из вежливости, как бы предупреждая, что именно намерен предпринять. На этот же раз капитан испытывал не возмущение, а чувство облегчения и признательности. Капитан толковал с Миллером о том, что Стивенса придется нести с собой, а затем бросить. Говорил с деланным равнодушием, пряча свою боль и горечь. И лишь теперь, когда стало известно, что принимать такое решение нет нужды, Мэллори понял, как трудно было бы ему это сделать. — Прошу прощения, — произнес Андреа со смущенной улыбкам. — Конечно, следовало сказать. Но я думал, ты меня понял... Ведь это лучшее решение, верно? — Лучшее, — согласился капитан. — Хочешь отвлечь их, увести вверх? — Другого выхода нет. Если спускаться в долину, на лыжах они меня в два счета догонят. Разумеется, вернуться я смогу лишь, когда стемнеет. Вы останетесь здесь? — Кто-нибудь да останется. — Мэллори посмотрел на Стивенса. Проснувшись, тот тер глаза и пытался сесть. — Нам необходимы продовольствие и топливо, Андреа, — продолжал вполголоса капитан. — Ночью я хочу спуститься в долину. — Конечно. Надо сделать все, что в наших силах, — едва слышно, с серьезным лицом ответил грек. — Пока это возможно. Он еще так молод, почти мальчик... Может, не так и долго придется стараться. — Отогнув полог, Андреа взглянул на вечернее небо. — К семи вернусь. — К семи, — повторил капитан. Небо темнело, как темнеет оно перед снегопадом. Поднялся ветер, гнавший пушистые белые облачка, которые забивались в лощину. Мэллори поежился и сжал крепкую руку товарища. — Ради Бога, Андреа, — негромко, но настойчиво произнес новозеландец. — Побереги себя! — Поберечься? Мне? — безрадостно улыбнулся Андреа и осторожно высвободил свою руку из руки капитана. — Обо мне не тревожься, — спокойно проговорил он. — Если хочешь помолиться, то моли Бога о спасении этих несчастных, которые нас разыскивают. — С этими словами грек опустил полог и исчез. Постояв в нерешительности в устье пещеры, Мэллори смотрел невидящим взглядом сквозь щель между брезентом и скалой. Затем круто повернулся и, подойдя к Стивенсу, опустился на колени. Миллер бережно поддерживал голову юноши. В тусклых глазах лейтенанта застыло безразличие, пергаментные щеки ввалились. Новозеландец улыбнулся, чтобы скрыть, насколько он потрясен увиденным зрелищем. — Так, так, так. Проснулась спящая красавица. Лучше поздно, чем никогда. — Открыв водонепроницаемый портсигар, протянул его раненому. — Как себя чувствуешь, Энди? — Закоченел, сэр. — Стивенс мотнул головой, отказываясь от сигареты. От жалкой его улыбки у капитана заныло сердце. — Как нога? — Тоже, думаю, закоченела. — Лейтенант скользнул равнодушным взглядом по забинтованной ноге. — Совсем ее не чувствую. — Закоченела, скажет тоже! — фыркнул Миллер, мастерски изображая уязвленную гордость. — Какая неблагодарность, черт возьми! Где еще ты встретишь такое медицинское обслуживание? На лице Стивенса мелькнула тень улыбки и тотчас исчезла. Он долго разглядывал свою ногу, потом в упор посмотрел на Мэллори. — К чему ломать комедию, сэр? — негромким и монотонным голосом спросил лейтенант. — Не хочу, чтоб вы сочли меня неблагодарным. И этакого героя не хочу изображать. Но ведь я такая вам обуза, и поэтому... — Поэтому мы должны бросить тебя? — прервал его Мэллори. — Чтоб ты замерз или угодил в плен? Выбрось это из головы, приятель. Мы сумеем о тебе позаботиться... И эти проклятые пушки взорвем. — Но послушайте, сэр... — Обижаешь, лейтенант, — снова скривился янки. — Мы задеты в своих лучших чувствах. Кроме того, как специалист, я должен долечить своего пациента. Я не собираюсь это делать в вонючей немецкой камере... — Достаточно! — поднял руку Мэллори. — Вопрос решен. Увидев пятно румянца на худых скулах юноши, заметив благодарность, которая засветилась в потухших его глазах, капитан почувствовал отвращение к самому себе и стыд. Ведь раненый не понимал, что ими движет не забота о товарище, а опасение, что тот может их выдать... Наклонясь, Мэллори принялся расшнуровывать свои высокие штиблеты. — Дасти, — проговорил он, не поднимая головы. — Чего? — Когда тебе надоест распространяться о своем лекарском искусстве, может, испробуешь его и на мне? Взгляни, что у меня сталось с ногами, ладно? Боюсь, от трофейных ботинок прок невелик. Спустя пятнадцать минут, причинивших новозеландцу немало страданий, капрал обрезал неровные края липкого пластыря, обмотанного вокруг правой ступни Мэллори, и, выпрямившись, с удовлетворением посмотрел на дело своих рук. — Отличная работа, Миллер, — похвалил он самого себя. Такой и в балтиморском госпитале Джона Гопкинса не увидишь... — Янки внезапно умолк, задумчиво уставясь на потолстевшие ступни Мэллори, и виновато кашлянул. — Мне тут пришла в голову одна мыслишка, шеф. — Давно пора, — хмуро ответил капитан. — Как я теперь всуну ноги в эти проклятые башмаки? — Он зябко повел плечами, натягивая толстые шерстяные носки, к которым прилип мокрый снег, и с отвращением посмотрел на немецкие штиблеты, которые держал в вытянутой руке. — Седьмой размер, самое большое, да еще и узкие, будь они неладны! — Девятый, — проронил Стивенс, протягивая капитану свои ботинки. Один из них сбоку был аккуратно разрезан. — Залатать башмак пара пустяков. На кой бес они мне теперь. Прошу вас, сэр, не возражайте. — Юноша была засмеялся, но тотчас скривился от адской боли в ноге и побелевшими губами прибавил: — В первый и, видно, последний раз поспособствую успеху операции. Интересно, какую медаль мне дадут за это, сэр? Взяв ботинки, Мэллори внимательно посмотрел на Стивенса, но в эту минуту распахнулся брезентовый полог. Неуверенной походкой вошел Кейси Браун. Опустил на землю рацию и телескопическую антенну, достал портсигар. Окоченевшие пальцы не повиновались, и сигареты упали в грязь. Браун беззлобно выругался, ощупал нагрудные карманы и, не найдя того, что искал, махнул рукой, садясь на камень. Вид у Кейси был измученный и несчастный. Закурив сигарету, капитан протянул ее шотландцу. — Как дела, Кейси? Удалось поймать Каир? — Меня самого поймали. Прием, правда, был отвратительный. — Браун с наслаждением затянулся. — Они меня не слышали. Наверно, гора, что к югу от нас, мешает, будь она неладна. — Возможно, — кивнул головой Мэллори. — Что новенького сообщили наши каирские друзья? Призывают удвоить усилия? Подгоняют? — Ничего нового. Страшно обеспокоены нашим молчанием. Заявили, что будут выходить в эфир каждые четыре часа вне зависимости от того, получат от нас подтверждение или нет. Раз десять повторили, на этом передача закончилась. — Очень нам помогут, — саркастически заметил Мэллори. Приятно знать, что они на нашей стороне. Самое главное — это моральная поддержка. — Ткнув большим пальцем в сторону устья пещеры, он присовокупил: — Эти немецкие ищейки наложат полные штаны, узнав, кто за нами стоит... Ты хоть посмотрел на них, прежде чем прийти сюда? — А чего на них смотреть? — хмуро отозвался Браун. — Я слышал их голоса. Вернее, слышал, как кричал офицер, отдавая распоряжения. — Машинально подняв автомат, Кейси загнал в магазин обойму. — Они меньше чем в миле отсюда. Цепь альпийских стрелков, сомкнувшись теснее, находилась меньше чем в полумиле от пещеры. Заметив, что правый фланг, поднимавшийся по более крутому южному склону, снова отстает, обер-лейтенант трижды свистнул, подтягивая солдат. Пронзительные трели дважды отразились от заснеженных склонов, а третий сигнал замер, перейдя в долгий заливчатый вопль. Постояв несколько мгновений с искаженным мукой лицом, обер-лейтенант, словно подкошенный, ничком рухнул в наст. Находившийся рядом здоровяк унтер-офицер изумленно посмотрел на убитого; поняв, что произошло, открыл в ужасе рот, но успел лишь вздохнуть и упал нехотя на командира. Последнее, что он услышал, был резкий, как удар бича, хлопок карабина. Укрывшись между двумя валунами, усыпавшими западный склон горы Костос, Андреа смотрел в оптический прицел на суетливые фигурки, двигавшиеся в надвигающейся темноте. Он зарядил уже третью обойму. Лицо его было бесстрастно и неподвижно, как и веки, которые ни разу не вздрогнули от выстрелов. В глазах грека не было ни жестокости, ни безжалостности. Они ничего не выражали. Ум его был словно закован броней: Андреа понимал, что задумываться нельзя. Убить. человека — смертный грех. Человек не вправе лишить ближнего дара жизни. Даже в честном бою. Сейчас же шел не бой, а преднамеренное убийство. Всматриваясь сквозь клубы дыма, повисшие в морозном воздухе, Андреа медленно опустил карабин. Немцев не видно: одни спрятались за камни, другие закопались в снег. Но они никуда не исчезли и по-прежнему представляют собой опасность. Скоро немцы опомнятся: горно-пехотные части отличаются решительностью и стойкостью, это лучшие в Европе войска, подумал Андреа. И тогда они догонят его, схватят и убьют, если это в человеческих силах. Вот почему первым грек сразил офицера. Тот, возможно, и не стал бы его преследовать, разгадав причину неспровоцированного обстрела отряда с фланга. Андреа инстинктивно пригнулся: по груде камней впереди ударила автоматная очередь; отскочив, пули с диким воем пронеслись над головой. Этого следовало ожидать. Испытанный прием. Ринуться вперед под прикрытием огня, залечь, прикрыть товарища и снова бросок. Андреа поспешно вставил новую обойму в магазин карабина и, припав к земле, дюйм за дюймом пополз, прячась за грядой камней, тянувшейся на пятнадцать-двадцать метров вправо от него, заранее наметив новую позицию для засады. Укрывшись за крайним камнем, грек надвинул на глаза капюшон и с опаской выглянул из-за валуна. По камням, среди которых он перед этим скрывался, хлестнула еще одна автоматная очередь, и человек шесть, по трое с каждого фланга цепи, пригнувшись, бросились вперед и снова залегли в снегу. Бросились они в разные стороны. Наклонив голову, Андреа потер щетину тыльной стороной ладони. Вот досада. Егеря вовсе не собираются атаковать в лоб. Они растягивают цепь, загибая фланги в виде полумесяца. Неприятно, но выход из положения есть: сзади Андреа вьется вверх по склону ложбинка, которую он успел обследовать. Но одного он не предусмотрел: западным своим флангом цепь наткнется на пещеру, в которой укрылись его товарищи. Перевернувшись на спину, Андреа посмотрел на вечернее небо. Оно темнело с каждой минутой, как темнеет перед снегопадом, видимость ухудшалась. Повернувшись обратно, он посмотрел на крутой склон Костоса с кое-где разбросанными по нему валунами, неглубокими, похожими на ямочки на гладких щеках, впадинами. Снова выглянул из-за валуна, когда егеря вновь открыли огонь, и, увидев, что кольцо смыкается, не стал больше ждать. Стреляя напропалую, Андреа привстал и, не снимая пальца со спускового крючка, побежал по затвердевшему насту к ближайшему укрытию, находившемуся самое малое в сорока метрах. Впереди еще тридцать пять, тридцать, двадцать метров, но не слышно ни единого выстрела. Он поскользнулся на осыпи, тут же ловко вскочил. Осталось десять метров, а он все еще цел и невредим. В следующее мгновение он упал навзничь и так ударился грудью и животом, что не сразу смог вздохнуть. Придя в себя, Андреа вставил в магазин еще одну обойму и, рискнув, приподняв голову над валуном, снова вскочил на ноги. На все ушло секунд десять. Держа наперевес автоматический карабин, грек, не целясь, открыл огонь по карабкающимся вверх по склону егерям, занятый тем, чтобы не поскользнуться на уходящей вниз осыпи. В то мгновение, когда магазин у него опустел и от винтовки не было никакого прока, немцы разом открыли огонь. Пули свистели над головой, ударяясь о камень, поднимали ввысь слепящие облачка снега. Но на горы уже опускались сумерки, и на темном склоне Андреа казался быстро движущимся расплывчатым силуэтом. Попасть же в цель, находящуюся наверху, задача и в более благоприятных условиях непростая. Однако огонь немцев становился все ожесточеннее, медлить было нельзя ни секунды. Полы маскировочного халата взвились, точно крылья птицы, он нырнул вперед, пролетев последние три метра, и очутился в спасительной ложбинке. Вытянувшись во весь рост, Андреа лег на спину, достал из нагрудного кармана стальное зеркало и приподнял над головой. Сначала он ничего не увидел: тьма на склоне сгущалась, да и зеркальце запотело. Но на морозном воздухе пленка пропала, и Андреа разглядел сначала двух, потом трех, потом еще шестерых солдат, которые, оставив укрытие, неуклюже карабкались по склону. Двое из преследователей приближались, оторвавшись от правого фланга цепи. Опустив зеркало, грек облегченно вздохнул, сощурился в улыбке. Посмотрел на небо, заморгал глазами; на веки падали первые хлопья снега. И снова улыбнулся. Неторопливо достал обойму, вставил ее в магазин. — Командир! — Голос Миллера прозвучал невесело. — Да. В чем дело? — Стряхнув снег с лица и ворота, Мэллори вглядывался в снежную мглу. — Когда ты учился в школе, ты читал про то, как люди во время бурана сбивались с пути и целыми днями кружили вокруг одного и того же места? — В Куинстауне у нас была такая книга, — признался новозеландец. — Кружили до тех пор, пока не гибли? — продолжал капрал. — Брось болтать чепуху! — нетерпеливо произнес Мэллори. Даже в просторных ботинках Стивенса у него нестерпимо болели ноги. — Как можем мы кружить, если мы все время спускаемся вниз? Мы что, черт побери, спускаемся по винтовой лестнице? Обидевшись, Миллер шел, не говоря ни слова, рядом с капитаном. Три часа, прошедшие с того момента, как Андреа отвлек отряд егерей, шел сырой снег, прилипавший к ногам. Даже в середине зимы, насколько помнил Мэдлорн, в Белых горах на Крите не бывало такого снегопада. А еще твердят о вечно залитых солнцем островах Греции, подумал он с досадой. Капитан не ожидал такой гримасы природы, когда решил отправиться в Маргариту за продовольствием и топливом, и все равно он не переменил бы своего решения. Хотя Стивенс не так страдал теперь, он слабел с каждым часом, поэтому вылазка эта была крайне необходима. Поскольку небо было затянуто снеговыми тучами, из-за чего видимость не превышала трех метров, ни луны, ни звезд наблюдать было нельзя, так что без компаса Мэллори был как без рук. Он не сомневался, что отыщет селение: надо лишь спускаться по склону, пока не наткнешься на ручей, сбегающий по долине. А потом идти вдоль него на север до самой Маргариты. Другое дело — как в такой снегопад отыскать на обширном склоне крохотное убежище... Мэллори с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть; схватив его за руку, капрал заставил новозеландца опуститься на колени в снег. Даже в эту минуту неведомой опасности капитан почувствовал досаду на самого себя за то, что витал мыслями в облаках... Прикрыв ладонью глаза от снега, он стал вглядываться в темноту сквозь влажную снежную кисею. Внезапно метрах в двух-трех от себя он заметил очертания приземистого строения. Они с Миллером едва не наткнулись на него. — Та самая хижина, — шепнул на ухо капралу Мэллори. Капитан заметил ее еще днем. Хижина находилась на полпути и почти в створе между пещерой и селением. Новозеландец почувствовал облегчение и уверенность: не пройдет и получаса, как они достигнут селения. — Надо уметь ориентироваться, дорогой капрал, — пробормотал он. — Вот тебе и кружили на одном месте, пока шли! Не надо падать духом... Мэллори умолк на полуслове: пальцы американца впились ему в руку. — Я слышал чьи-то голоса, шеф, — прошелестел голос Миллера. — Ты уверен? — спросил Мэллори, заметив, что капрал не стал доставать из кармана свой пистолет с глушителем. После некоторого раздумья янки раздраженно ответил: — Ни в чем я не уверен, командир. Что мне только не мерещится теперь! — С этими словами он снял капюшон и, прислушавшись, прошептал: — И все же мне что-то послышалось. — Давай-ка выясним, в чем там дело. — Мэллори снова вскочил на ноги. — По-моему, ты ошибся. Вряд ли это ребята из горно-пехотного батальона. В последний раз, когда мы их видели, они были на полпути к вершине склона. А пастухи живут в таких хижинах лишь в летние месяцы. — Сняв с предохранителя кольт калибром 0,455 дюйма, Мэллори, сопровождаемый капралом, согнувшись, с опаской подошел к хижине. Оба прижались к тонкой, обитой толем стене. Прошло десять, двадцать, тридцать секунд. Мэллори облегченно вздохнул: — Там никого нет. А если и есть, то ведет себя тихо, как мышь. Но рисковать не стоит. Ты иди в ту сторону, я — в эту. Встретимся у двери. Она на противоположной стороне, обращена к долине... От углов подальше держись, чтоб врасплох не застали. Минуту спустя оба оказались внутри. Закрыв за собой дверь, Мэллори включил фонарь и, прикрыв его ладонью, осмотрел все углы жалкой хибары. Земляной пол, грубо сколоченные нары, полуразвалившийся камелек, на нем — ржавый фонарь, и больше ничего. Ни стола, ни стула, ни дымохода, ни даже окна. Капитан подошел к камельку, поднял керосиновый фонарь, понюхал... — Им не пользовались несколько недель. Правда, полностью заправлен. Пригодится для нашего каземата. Если только отыщем его, будь он неладен... Капитан застыл на месте, наклонил голову, весь превратясь в слух. Осторожно опустил лампу, неслышными шагами подошел к Миллеру. — Напомни мне, чтоб я потом извинился, — проронил он. Действительно, тут кто-то есть. Дай мне твой пугач и продолжай разговаривать. — Снова дает о себе знать Кастельроссо, — посетовал вслух капрал, не поведя и бровью. — Это мне начинает надоедать. Китаец. Ей-богу, на сей раз китаец... — разговаривал он сам с собой. С пистолетом наготове, ступая, как кошка, Мэллори обходил хижину, держась в метре с небольшим от ее стен. Он уже огибал третий угол, когда краешком глаза заметил, как от земли отделилась какая-то фигура и, замахнувшись, кинулась на него. Капитан сделал шаг, уклоняясь от удара, и, резко повернувшись, нанес нападающему сильный удар под ложечку. Со стоном, ловя ртом воздух, незнакомец согнулся пополам и рухнул наземь. В последнюю долю секунды Мэллори удержался от того, чтобы не опустить на него тяжелый кольт. Снова взяв пистолет за рукоятку, капитан немигающим взглядом смотрел на лежащего грудой человека. Самодельная дубинка в правой руке, за спиной — примитивная котомка. Нацелившись в злоумышленника, он стоял, раздумывая. Слишком все просто, слишком подозрительно. Прошло с полминуты, но упавший не шевелился. Шагнув поближе, Мэллори точным и сильным движением пнул лежащего по наружной части правого колена. Старый, но испытанный прием. Боль непродолжительна, но знать о себе дает. Однако незнакомец не подавал никаких признаков жизни. Наклонясь, свободной рукой Мэллори ухватился за лямки вещмешка и поволок незнакомца к двери. Тот был легок как пушинка. Немцев на острове гораздо больше на душу населения, чем на Крите, так что здешним жителям приходится затягивать пояса, с сочувствием подумал новозеландец. Как же иначе. Зря он так врезал бедняге. Ни слова не говоря, Миллер взял незнакомца за ноги и вместе с капитаном бесцеремонно швырнул на нары, стоявшие в дальнем углу. — Ловко ты его, шеф, — одобрительно произнес американец. — Я даже не услышал звука. Кто этот тяжеловес? — Представления не имею, — покачал головой Мэллори. Кожа да кости, одна кожа да кости. Закрой-ка дверь, Дасти, посмотрим, что это за птица.

CHAPTER 8 Tuesday 1900--0015 A minute passed, two, then the little man stirred, moaned and pushed himself to a sitting position. Mallory held his arm to steady him, while he shook his bent head, eyes screwed tightly shut as he concentrated on clearing the muzziness away. Finally he looked up slowly, glanced from Mallory to Miller and back at Mallory again in the feeble light of the newly-lit, shuttered lantern. Even as the men watched, they could see the colour returning to the swarthy cheeks, the indignant bristling of the heavy, Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html dark moustache, the darkening anger in the eyes. Suddenly the man reached up, tore Mallory's hand away from his arm. "Who are you?" He spoke in English, clear, precise, with hardly a trace of accent. "Sorry, but the less you know the better." Mallory smiled, deliberately to rob the words of offence. "I mean that for your own sake. How are you feeling now?" Tenderly the little man massaged his midriff, flexed his leg with a grimace of pain. "You hit me very hard." "I had to." Mallory reached behind him and picked up the cudgel the man had been carrying. "You tried to hit me with this. What did you expect me to do--take my hat off so you could have a better swipe at me?" "You are very amusing." Again he bent his leg, experimentally, looked up at Mallory in hostile suspicion. "My knee hurts me," he said accusingly. "First things first. Why the club?" "I meant to knock you down and have a look at you," he explained impatiently. "It was the only safe way. You might have been one of the W.G.B.. . . Why is my knee--?" "You had an awkward fall," Mallory said shamelessly. "What are you doing here?" "Who are you?" the little man countered. Miller coughed, looked ostentatiously at his watch. "This is all very entertainin', boss--" "True for you, Dusty. We haven't all night." Quickly Mallory reached behind him, picked up the man's rucksack, tossed it across to Miller. "See what's in there, will you?" Strangely, the little man made no move to protest. "Food?" Miller said reverently. "Wonderful, wonderful food. Cooked meat, bread, cheese--and wine." Reluctantly Miller closed the bag and looked curiously at their prisoner. "Helluva funny time for a picnic." "So! An American, a Yankee." The little man smiled to himself. "Better and better!" - "What do you mean?" Miller asked suspiciously. "See for yourself," the man said pleasantly. He nodded casually to the far corner of the room. "Look there." Mallory spun round, realised in a moment that he had been tricked, jerked back again. Carefully he leaned forward and touched Miller's arm. "Don't look round too quickly, Dusty. And don't touch your gun. It seems our friend was not alone." Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html Mallory tightened his lips, mentally cursed himself for his obtuseness. Voices--Dusty had said there had been voices. Must be even more tired than he had thought. . . . A tall, lean man blocked the entrance to the doorway. His face was shadowed under an enveloping snow-hood, but there was no mistaking the gun in his hand. A short Lee Enfleld rifle, Mallory noted dispassionately. "Do not shoot!" The little man spoke rapidly in Greek. "I am almost sure that they are those whom we seek, Panayis." Panayis! Mallory felt the wave of relief wash over him. That was one of the names Eugene Viachos had given him,. back in Alexandria. "The tables turned, are they not?" The little man smiled at Mallory, the tired eyes crinkling, the heavy black moustache lifting engagingly at one corner. "I ask you again, who are you?" - "S.O.E.," Mallory answered unhesitatingly. The man nodded in satisfaction. "Captain Jensen sent you?" Mallory sank back on the bunk and sighed in long relief. "We are among friends, Dusty." He looked at the little man before him. "You must be Louki--the first plane tree in the square in Margaritha?" The little man beamed. He bowed, stretched out his hand. "Louki. At your service, sir." "And this, of course, is Panayis?" The tall man in the doorway, dark, saturnine, unsmiling, inclined his head briefly but said nothing. "You have us right!" The little man was beaming with delight. "Louki and Panayis. They know about us in Alexandria and Cairo, then?" he asked proudly. "Of course!" Mallory smothered a smile. "They spoke highly of you. You have been of great help to the Allies before." "And we will again," Louki said briskly. "Come, we are wasting time. The Germans are on the hills. What help can we give you?" "Food, Louki. We need food--we need it badly." "We have it!" Proudly, Louki gestured at the rucksacks. "We were on our way up with it." "You were on your way. . . ." Mallory was astonished. "How did you know where we were--or even that we were on the island?" Louki waved a deprecating hand. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "It was easy. Since first light German troops have been moving south through Margaritha up into the hills. All morning they combed the east col of Kostos. We knew someone must have landed, and that the Germans had blocked the cliff path on the south coast, at both ends. So you must have come over the west col. They would not expect that--you fooled them. So we came to find you." - "But you would never have found us----" "We would have found you." There was complete certainty in the voice. "Panayis and I--we know every stone, every blade of grass in Navarone." Louki shivered suddenly, stared out bleakly through the swirling snow. "You couldn't have picked worse weather." "We couldn't have picked better," Mallory said grimly. "Last night, yes," Lould agreed. "No one would expect you in that wind and rain. No one would hear the aircraft or even dream that you would try to jump--" "We came by sea," Miller interrupted. He waved a negligent hand. "We climbed the south cliff." "What? The south cliff!" Louki was frankly disbelieving. "No one could climb the south cliff. It is impossible!" "That's the way we felt when we were about half-way up," Mallory said candidly. "But Dusty, here, is right. That's how it was." Louki had taken a step back: his face was expressionless. "I say it is impossible," he repeated flatly. "He is telling the truth, Louki," Miller cut in quietly. "Do you never read newspapers?" "Of course I read newspapers!" Louki bristled with indignation. "Do you think I am--how you say--illiterate?" "Then think back to just before the war," Miller advised. "Think of mountaineerin'--and the Himalayas. You must have seen his picture in the papers--once, twice, a hundred times." He- looked at Mallory consideringly. "Only he was a little prettier in those days. You must remember. This is Mallory, Keith Mallory of New Zealand." Mallory said nothing. He was watching Louki, the puzzlement, the ãomical screwing up of the eyes, head cocked to one side: then, all at once, something clicked in the little man's memory and his face lit up in a great, crinkling smile that swamped every last trace of suspicion. He stepped forward, hand outstretched in we!come. "By heaven, you are- right! Mallory! Of course I know Mallory!" He grabbed Mallory's hand, pumped it up and down with great enthusiasm. "It is indeed as the American says. You need a shave. . . . And you look older." "I feel older," Mallory said gloomily. He nodded at Miller. "This is Corporal Miller, an American citizen." "Another famous climber?" Louki asked eagerly. "Another tiger of the hills, yes?" Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "He climbed the south cliff as it has never been climbed before," Mallory answered truthfully. He glanced at his watch, then looked directly at Louki. "There are others up in the hifis. We need help, Louki. We need it badly and we need it at once. You know the danger if you are caught helping us?" "Danger?" Louki waved a contemptuous hand. "Danger to Louki and Panayis, the foxes of Navarone? Impossible! We are the ghosts of the night." He hitched his pack higher up on his shoulders. "Come. Let us take this food to your friends." "Just a minute." Mallory's restraining hand was on his arm. "There are two other things. We need heat--a stove and fuel, and we need--" "Heat! A stove!" Louki was incredulous. "Your friends in the hifis--what are they? A band of old women?" "And we also need bandages and medicine," Mallory went on patiently. "One of our friends has been terribly injured. We are not sure, but we do not think that he will live." "Panayis!" Louki barked. "Back to the village." Louki was speaking in Greek now. Rapidly he issued his orders, had Mallory describe where the rock-shelter was, made sure that Panayis understood, then stood a moment in indecision, puffing at an end of his moustache. At length he looked up at Mallory. "Could you find this cave again by yourself?" "Lord only knows," Mallory said franidy. "I honestly don't think so." "Then I must come with you. I had hoped--you see, it will be a heavy load for Panayis--I have told him to bring bedding as well--and I don't think--" "I'll go along with him," Miller volunteered. He thought of his back-breaking labours on the caique, the climb up the cliff, their forced march through the mountains. "The exercise will do me good." Louki translated his offer to Panayis--taciturn, apparently, only because of his complete lack of English--and was met by what appeared to be a torrent of protest. Miller looked at him in astonishment. "What's the matter with old sunshine here?" he asked Mallory. "Doesn't seem any too happy to me." "Says he can manage O.K. and wants to go by himself," Mallory interpreted. "Thinks you'll slow him up on the hills." He shook his bead in mock wonder. "As if any man could slow Dusty Miller up!" "Exactly!" Louki was bristling with anger. Again he turned to Panayis, fingers stabbing the empty air to emphasise his words. Miller turned, looked apprehensively at Mallory. "What's he tellin' him now, boss?" "Only the truth," Mallory said solemnly. "Saying he ought to be honoured at being given the opportunity of marching with Monsieur Miller, the world-famous American climber." Mallory grinned. "Panayis will be on his mettle to-night--determined to prove that a Navaronian can climb as well and as fast as any man." "Oh, my Gawd!" Miller moaned. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "And on the way back, don't forget to give Panayis a hand up the steeper bits." Miller's reply was luckily lost in a sudden flurry of snow-laden wind. That wind was rising steadily now, a bitter wind that whipped the heavy snow into their bent faces and stung the tears from their blinking eyes. A heavy, wet snow that melted as it touched, and trickled down through every gap and chink in their clothing until they were wet and chilled and thoroughly miserable. A clammy, sticky snow that built up layer after energy-sapping layer under their leaden-footed boots, until they stumbled along inches above the - ground, leg muscles aching from the sheer accumulated weight of snow. There was no visibility worthy of the name, not even of a matter of feet, they were blanketed, swallowed up by an impenetrable cocoon of swirling grey and white, unchanging, featureless: Louki strode on diagonally upwards across the slope with the untroubled certainty of a man walking up his own garden path. Louki seemed as agile as a mountain goat, and as tireless. Nor was his tongue less nimble, less unwearied than his legs. He talked incessantly, a man overjoyed to be in action again, no matter what action so long, as it was against the enemy. He told Mallory of the last three attacks on the island and how they had so bloodily failed--the Germans had been somehow forewarned of the seaborne assault, had been waiting for the Special Boat Service and the Commandos with everything they had and had cut them to pieces, while the two airborne groups had had the most evil luck, been delivered up to the enemy by misjudgment, by a series of unforeseeable coincidences; or how Panayis and himself had on both occasions narrowly escaped with their lives--Panayis had actually been captured the last time, had killed both his guards and escaped unrecognised; of the disposition of the German troops and check-points throughout the island, the location of the road blocks on the only two roads; and, finally, of what little he himself knew of the layout of the fortress of Navarone itself. Panayis, the dark one, could tell him more of that, Louki said: twice Panayis had been inside the fortress, once for an entire night: the guns, the control rooms, the barracks, the officers' quarters, the magazine, the turbo rooms, the sentry points--he knew where each one lay, to the inch. Mallory whistled softly to himself. This was more than he had ever dared hope for. They had still to escape the net of searchers, still to reach the fortress, still to get inside it. But once inside--and Panayis must know how to get inside. . . . Unconsciously Mallory lengthened his stride, bent his back to the slope. "Your friend Panayis must be quite something," he said slowly. "Tell me more about him, Louki." "What can I tell 'you?" Louki shook his head in a little flurry of snowflakes. "What do I know of Panayis? What does anyone know of Panayis? That he has the luck of the devil, the courage of a madman and that sooner the lion will lie down with the lamb, the starving wolf spare the flock, than Panayis breathe the same air as the Germans? We all know that, and we know nothing of Panayis. All I know is that I thank God I am no German, with Panayis on the island. He strikes by stealth, by night, by knife and in the back." Louki crossed himself. "His hands are full of blood." Mallory shivered involuntarily. The dark, sombre figure of Panayis, the memory of the expressionless face, the hooded eyes, were beginning to fascinate him. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "There's more to him- than that, surely," Mallory argued. "After all, you are both Navaronians--" "Yes, yes, that is so." "This is a small island, you've lived together all your lives--" "Ah, but that is where the Major is wrong!" Mallory's promotion in rank was entirely Louki's own idea: despite Mallory's protests and explanations he seemed determined to stick to it. "I, Louki, was for many years in foreign lands, helping Monsieur Viachos. Monsieur Viachos," Louki said with pride, - "is a very important Government official." "I know," Mallory nodded. "A consul. I've met him. He is a very fine man." "You have met him! Monsieur Vlachos?" There was no mistaking the gladness, the delight in Louki's voice. "That is good! That is wonderful! Later you must tell me more. He is a great man. Did I ever tell you--" "We were speaking about Panayis," Mallory reminded him gently. "Ah, yes, Panayis. As I was saying, I was away for a long time. When I came back, Panayis was gone. His father had died, his mother had married again and Panayis had gone to live with his stepfather and two little stepsisters in Crete. His stepfather, half-fisherman, halffarmer, was killed in fighting the Germans near, Candia--this was in the beginning. Panayis took over the boat of his father, helped many of the Allies to escape until he was caught by the Germans, strung up by his wrists in the village square--where his family lived--not far from Casteli. He was flogged till the white of his ribs, of his backbone, was there for all to see, and left for dead. Then they burnt the village and Panayis's family--disappeared. You understand, Major?" "I understand," Mallory said grimly. "But Panayis--" "He should have died. But he is tough, that one, tougher than a knot in an old carob tree. Friends cut him down during the night, took him away into the hifis till he was well again. And then he arrived back in Navarone, God knows how. I think he came from island to island in a small rowing-boat. He never says why he came back--I think it gives him greater pleasure to kill on his own native island. I do not know, Major. All I know is that food and sleep, the sunshine, women and wine--all these are nothing and less than nothing to the dark one." Again Louki crossed himself. "He obeys me, for I am the steward of the Vlachos family, but even I am afraid of him. To kill, to keep on killing, then kill again--that is the very breath of his being." Louki stopped momentarily, sniffed the air like a hound seeking some fugitive scent, then kicked the snow off his boots and struck off up the hill at a tangent. The little man's unhesitating sureness of direction was uncanny. "How far to go now, Louki?" "Two hundred yards, Major. No more." Louki blew some snow off his heavy, dark moustache and swore. "I shall not be sorry to arrive." "Nor I." Mallory thought of the miserable, draughty shelter in the dripping rocks almost with affection. It was becoming steadily colder as they climbed out of the valley, and the wind was rising, climbing up the register with a steady, moaning whine: they had to lean into it now, push hard against it, to make any progress. Suddenly both men stopped, listened, looked at each other, heads bent against the driving snow. Around them there was only the white emptiness and the silence: there was no sign of what had Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html caused the sudden sound. "You heard something, too?" Mallory murmured. "It is only I." Mallory spun round as the deep voice boomed out behind him and the bulky, white-smocked figure loomed out of the snow. "A milk wagon on a cobbled street is as nothing compared to yourself and your friend here. But the snow muffled your voices and I could not be sure." Mallory looked at him curiously. "How come you're here, Andrea?" "Wood," Andrea explained. "I was looking for firewood. I was high up on Kostos at sunset when the snow lifted for a moment. I could have sworn I saw an old hut in a gully not far from here--it was dark and square against the snow. So I left--" "You are right," Louki interrupted. "The hut of old Leri, the mad one. Leri was a goatherd. We all warned him, but Len would listen and speak to no man, only to his goats. He died in his hut, in a landslide." "It is an ill wind. . ." Andrea murmured. "Old Leri will keep us warm to-night." He checked abruptly as the gully opened up at his feet, then dropped quickly to the bottom, surefooted as a mountain sheep. He whistled twice, a double high-pitched note, listened intently into the snow for the answering whistle, walked swiftly up the gully. Casey Brown, gun lowered, met them at the entrance to the cave and held back the canvas screen to let them pass inside. The smoking tallow candle, guttering heavily to one side in the icy draught, filled every corner of the cave with dark and flickering shadows from its erratic flame. The candle itself was almost gone, the dripping wick bending over tiredly till it touched the rock, and Louki, snow-suit cast aside, was lighting another stump of candle from the dying flame. For a moment, both candles flared up together, and Mallory saw Louki clearly for the first time--a small, compact figure in a dark-blue jacket black-braided at the seams and flamboyantly frogged at the breast, the jacket tightly bound to his body by the crimson _tsanta_ or cummerbund, and, above, the swarthy, smiling face, the magnificent moustache that he flaunted like a banner. A Laughing Cavalier of a man, a miniature d'Artagnan splendidly behung with weapons. And then Mallory's gaze travelled up to the lined, liquid eyes, eyes dark and sad and permanent ly tired, and his shock, a slow, uncomprehending shock, had barely time to register before the stub of the candle had flared up and died and Louki had sunk back into the shadows. Stevens was stretched in a sleeping-bag, his breathing harsh and shallow and quick. He had been awake when they had arrived but had refused all food and drink, and turned away and drifted off into an uneasy jerky sleep. He seemed to be suffering no pain at all now: a bad sign, Mallory thought bleakly, the worst possible. He wished Miller would return. . . . Casey Brown washed down the last few crumbs of bread with a mouthful of wine, rose stiffly to his feet, pulled the screen aside and peered out mournfully at the falling snow. He shuddered, let the canvas fall, lifted up his transmitter and shrugged into the shoulder straps, gathered up a coil of nope, a torch and a groundsheet. Mallory looked at his watch: it was fifteen minutes to midnight. The routine call from Cairo was ahnost due. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "Going to have another go, Casey? I wouldn't send a dog out on a night like this." "Neither would I," Brown said morosely. "But I think I'd better, sir. Reception is far better at night and I'm going to climb uphill a bit to get a clearance from that damned mountain there; I'd be spotted right away if I tried to do that in daylight." "Right you are, Casey. You know best." Mallory looked at him curiously. "What's all the extra gear for?" "Putting the set under the groundsheet, then getting below it myself with the torch," Brown explained. "And I'm pegging the rope here, going to pay it out on my way up. I'd like to be able to get back some time." "Good enough," Mallory approved. "Just watch it a bit higher up. This gully narrows and deepens into a regular ravine." "Don't you worry about me, sir." Brown said firmly. "Nothing's going to happen to Casey BrOwn." A snow-laden gust of wind, the flap of the canvas and Brown was gone. "Well, if Brown can do it . . ." Mallory was on his feet now, pulling his snow-smock over his head. "Fuel, gentlemen--old Leri's hut. Who's for a midnight stroll?" Andrea and Louki were on their feet together, but Mallory shook his head. "One's enough. I think someone should stay to look after Stevens." "He's sound asleep," Andrea murmured. "He can come to no harm in the short time we are away." "I wasn't thinking of that. It's just that we can't take the chance of him falling into German hands. They'd make him talk, one way or another. It would be no fault of his--but they'd make him talk. It's too much of a risk." "Pouf!" Louki snapped his fingers. "You worry about nothing, Major. There isn't a German within miles of here. You have my word." Mallory hesitated, then grinned. "You're right. I'm getting the jumps." He bent over Stevens, shook him gently. The boy stirred and moaned, opened his eyes slowly. "We're going out for some firewood," Mallory said. "Back in a few minutes. You be O.K.?" "Of course, sir. What can happen? Just leave a gun by my side--and blow out the candle." He smiled. "Be sure to call out before you come in!" Mallory stooped, blew out the candle. For an instant the flame flared then died and every feature, every per-V son in the cave was swallowed up in the thick darkness of a winter midnight. Abruptly Mallory turned on his heel and pushed out through the canvas into the drifting, wind-blown snow already filling up the floor of the gully, Andrea and Louki close behind. It took them ten minutes to find the ruined hut of the old goatherd, another five for Andrea to wrench the door off its shattered hinges and smash it up to manageable lengths, along with the wood from the bunk and table, another ten to carry back with them to the rockshelter as much wood as they could Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html conveniently rope together and carry. The wind, blowing straight north off Kostos, was in their faces now--faces numbed with the chill, wet lash of the driving snow, and blowing almost at gale force: they were not sorry to reach the gully again, drop down gratefully between the sheltering walls. Mallory called softly at the mouth of the cave. There was no reply, no movement from inside. He called again, listened intently as the silent seconds went by, turned his head and looked briefly at Andrea and Louki. Carefully, he laid his bundle of wood in the snow, pulled out his Colt and torch, eased aside the curtain, lamp switch and Colt safety-catch clicking as one. The spotlight beam lit up the floor at the mouth of the cave, passed on, settled, wavered, probed into the farthest corner of the shelter, returned again to the middle of the cave and steadied there as if the torch were clamped in a vise. On the floor there was only a crumpled, empty sleeping-bag. Andy Stevens was gone.

Глава 8 Вторник. 19:00-00:15 Прошла минута, другая. Человечек зашевелился и со стоном сел, поддерживаемый капитаном под локоть. Щурясь, встряхнул головой, в которой еще стоял туман. Подняв глаза, при тусклом свете керосинового фонаря перевел взгляд с Мэллори на капрала, потом обратно. На смуглых щеках появился румянец, густые темные усы сердито ощетинились, в глазах вспыхнул гнев. Человечек оторвал от себя руку капитана. — Кто такие? — произнес он по-английски почти без акцента. — Прошу прощения, но чем меньше будете знать, тем лучше. — Мэллори улыбнулся, чтобы фраза прозвучала не так обидно. Для вас же самих. Как себя чувствуете? Потирая солнечное сплетение, коротышка согнул ногу и скривился от боли: — Здорово вы меня шарахнули. — Что поделать? — Протянув назад руку, капитан поднял с пола дубинку. — Вы же сами меня этой палкой намеревались огреть. Что же, мне следовало шляпу снять, чтобы удар был покрепче? — А вы шутник, — ответил человечек, снова попробовав согнуть ногу. — Колено болит, — укоризненно посмотрел он на Мэллори. — Сначала о главном. Зачем вам эта дубина? — Хотел сбить вас с ног и посмотреть, кто таков, нетерпеливо ответил коротышка. — Это самый надежный способ. Вдруг вы из горно-пехотного батальона... Почему у меня колено так болит? — Упали неудачно, — без тени смущения солгал новозеландец. — Что вы тут делаете? — А кто вы такой? — спросил в свою очередь человечек. — Интересный у вас разговор, шеф, — кашлянул Миллер, нарочно посмотрев на часы. — Ты прав, Дасти. Не ночевать же нам здесь. — Протянув назад руку, капитан поднял котомку незнакомца и швырнул американцу. — Загляни-ка, что там у него. Странное дело, незнакомец даже не пытался протестовать. — Харч! — благоговейно произнес капрал. — И какой харч! Жаркое, хлеб, сыр и еще — вино. — Неохотно завязав котомку, Миллер окинул пленника любопытным взглядом. — Ну и выбрал времечко для пикника! — Так вы американец, янки! — улыбнулся человечек. — Уже хорошо! — Что ты хочешь этим сказать? — подозрительно спросил капрал. — Убедись сам, — благодушно ответил незнакомец, небрежно кивнув в дальний угол. — Взгляни туда. Мэллори оглянулся. Поняв, что его обвели вокруг пальца, повернулся назад. Подавшись вперед, осторожно коснулся руки американца. — Не делай резких движений, Дасти. И не трогай свою пушку. Похоже на то, что наш приятель пришел не один. — Сжав губы, Мэллори молча обругал себя за свое легкомыслие. Ведь Дасти говорил, что слышит голоса. Видно, из-за усталости он не придал этому значения... В дверях встал высокий худой мужчина. Липа его из-под белого капюшона не разглядеть, но в руках карабин. Системы «ли энфилд», механически отметил Мэллори. — Не стреляй! — торопливо произнес по-гречески низенький. — Я почти уверен, это те, кого мы ждем, Панаис. Панаис! Мэллори облегченно вздохнул. Одно из имен, которые назвал месье Влакос во время их встречи в Александрии. — Теперь мы поменялись ролями, не так ли? — улыбнулся низенький, глядя на капитана прищуренными глазами. Усы его задиристо встопорщились. — Еще раз спрашиваю, кто вы такие? — Мы из диверсионной группы, — ответил не мешкая Мэллори. — Вас каперанг Дженсен прислал? Новозеландец с чувством облегчения опустился на нары. — Мы среди друзей, Дасти. — Посмотрев на низенького грека, он проговорил: — Вы, должно быть, Лука. Первый платан на площади в Маргарите? Человек просиял и с поклоном протянул руку. — Лука. К вашим услугам, сэр. — А это, конечно, Панаис? Стоявший в дверном проеме темноволосый мрачный верзила коротко кивнул, но не сказал ни слова. — Мы те самые, кто вам нужен! — радостно улыбался маленький грек. — Лука и Панаис. Выходит, о нас знают в Александрии! — произнес он с гордостью. — Разумеется! — спрятал улыбку Мэллори. — О вас очень высокого мнения. Вы и прежде оказывали союзникам неоценимые услуги. — И снова окажем, — живо отозвался Лука. — Что же мы время-то теряем? Немцы уже по горам рыщут. Чем можем мы вам помочь? — Продовольствием, Лука. Нам позарез нужна еда. — Еды сколько угодно, — с гордым видом указал на котомки маленький грек. — Мы вам ее в горы несли. — Нам, в горы?.. — воскликнул пораженный Мэллори. — А как вы узнали, где мы находимся? И вообще, что мы высадились на остров? — Дело нехитрое, — небрежно махнул рукой грек. — Едва рассвело, в южном направлении по улицам деревни прошел отряд немецких солдат. Они направились в горы. Все утро прочесывали восточный склон Костоса. Мы сообразили: высадилась какая-то группа, ее-то солдаты и ищут. Кроме того, мы узнали, что немцы поставили посты с обоих концов дороги вдоль южного берега острова. Выходит, вы пришли сюда со стороны западного перевала. Фрицы этого не ожидали, вы их одурачили. Вот мы и отправились вас искать. — Вам бы ни за что не удалось нас найти. — Мы бы непременно вас отыскали, — уверенно заявил Лука. — Мы с Панаисом изучили на острове каждый камень, каждую травинку. — Передернув плечами, грек невесело посмотрел на снежную круговерть. — Хуже не могли выбрать погоду. — Лучше не могли выбрать, — угрюмо отозвался Мэллори. — Да, вчера ночью погода была подходящей, — согласился Лука. — Кому пришло бы в голову, что вы полетите при таком ветре, под таким ливнем. Кто бы услышал шум самолета или допустил мысль, что вы станете прыгать с парашютом... — Мы прибыли морем, — прервал его новозеландец, небрежно махнув в сторону побережья. — Поднимались по южному утесу. — Что? По южному утесу! — недоверчиво воскликнул Лука. — Никому не удавалось преодолеть этот утес. Это невозможно! — Добравшись примерно до половины скалы, мы тоже так подумали, — признался Мэллори. — Дасти может подтвердить. Так все и было. Отступив на шаг, грек категорически заявил: — А я утверждаю, это невозможно. — Лицо его было непроницаемо. — Он правду говорит, Лука, — спокойно произнес Миллер. — Ты что, газет не читаешь? — Как это — не читаю! — ощетинился маленький грек. Что же я — как это называется — неуч? — Тогда вспомни, о чем писали в газетах перед самой войной, — посоветовал янки. — Вспомни, что писали про Гималаи, про альпинистов. Ты наверняка видел его фотографии не раз и не два, а все сто. — Капрал изучающим взглядом посмотрел на Мэллори. — Только тогда он выглядел посимпатичней. Ты должен помнить. Это же Мэллори, Кейт Мэллори из Новой Зеландии. Капитан молчал, наблюдая за Лукой. Лицо грека выражало изумление. Смешно сощурив глаза, человечек наклонил голову набок. Видно, внутри ее сработало какое-то реле, лицо засияло радостными морщинами. Недоверчивости как не бывало. Протянув в приветствии руку. Лука шагнул навстречу капитану. — Ей-богу, ты прав! Мэллори! Ну, конечно же, это Мэллори! — восторженно воскликнул грек и, вцепившись новозеландцу в руку, принялся трясти ее. — Американец действительно правду говорит. Заросли вы щетиной... Да и выглядите старше своих лет. — Я и чувствую себя старше, — угрюмо произнес Мэллори. Кивнув в сторону янки, прибавил: — Это капрал Миллер, гражданин Соединенных Штатов. — Тоже знаменитый альпинист? — обрадованно спросил Лука. — Тоже горный тигр, да? — Он совершил такое восхождение на вершину южной скалы, какого свет не видывал, — признался капитан. Посмотрев на часы, в упор взглянул на маленького грека. — В горах нас ждут товарищи. Нам нужна помощь, Лука. Очень нужна, причем сию же минуту. Вы знаете, какая вам грозит опасность, если выяснится, что вы нам помогали? — Опасность? — пренебрежительно махнул рукой грек. Чтобы Луке и Панаису, лисам острова Навароне, могла угрожать какая-то опасность? Это невозможно! Мы ночные призраки. Накинув на плечи лямки вещмешка. Лука произнес: — Пошли. Отнесем еду вашим товарищам. — Одну минуту! — положил ему на плечо свою руку Мэллори. — Это еще не все. Нам нужно тепло — печку и горючее, и еще нам нужны... — Тепло! Печку! — в изумлении воскликнул Лука. — Что там у вас за вояки? Сборище старых баб, что ли? — И еще нам нужны бинты и лекарства, — терпеливо объяснил капитан. — Один из наших друзей получил тяжелое увечье. Точно не знаем, но опасаемся, что он умирает. — Панаис! — скомандовал Лука. — Живо в селение! — Лука говорил по-гречески. Отдав нужные распоряжения, он заставил капитана описать место, где находится их убежище, и, убедившись, что Панаис все понял, постоял в нерешительности, накручивая кончики усов. Наконец, поднял взгляд на Мэллори. — Сами сумеете отыскать пещеру? — А Бог его знает, — простодушно ответил новозеландец. — Вряд ли. — Тогда я должен вас проводить. Видите ли, Панаису будет тяжело. Я велел ему захватить постель. Так что не знаю... — Я с ним пойду, — предложил свои услуги капрал. Он тотчас вспомнил адский труд на каике, восхождение на утес, вынужденный марш-бросок через горы. — Разминка мне не повредит. Лука перевел слова Миллера Панаису, глядевшему исподлобья, — видно, тот не понимал ни бельмеса по-английски. К удивлению капрала, его предложение вызвало бурю протеста со стороны мрачного грека. — Что с этим голубком? — спросил Миллер капитана. Видно, не очень-то рад моему обществу. — Он заявляет, будто превосходно справится один, перевел слова Панаиса новозеландец. — Считает, что ты будешь задерживать его при подъеме. — Шутливо покачав головой, Мэллори прибавил: — Как будто есть на свете сила, которая может помешать Дасти Миллеру во время восхождения! — Вот именно! — воскликнул Лука. Ощетинившись, как ежик, он набросился на своего товарища, тыча в воздух пальцем для пущей убедительности. Миллер с опаской посмотрел на капитана. — Что это он ему втолковывает, шеф? — Чистую правду, — торжественно заявил Мэллори. Говорит, что тот, дескать, должен быть польщен оказанной ему честью идти рядом с мосье Миллером, всемирно известным американским скалолазом. — Мэллори с улыбкой добавил; Панаис теперь в лепешку разобьется, доказывая, что житель острова Навароне не уступит никому в искусстве карабкаться по горам. — О Господи! — простонал американец. — Когда будете возвращаться, не забудь протянуть ему руку на особенно крутых участках. К счастью для Мэллори, ответ американца унесло снежным зарядом. Ветер, принесший тот заряд, с каждой минутой усиливался. Снежные хлопья хлестали в лицо, выбивали слезы из-под часто моргающих век, проникали в малейшую прореху в одежде и таяли. Промокнув до нитки, люди окоченели и чувствовали себя несчастными. Мокрый снег прилипал к горным ботинкам, тяжелым, как гири, от их веса болели мышцы ног. То и дело спотыкаясь, ползли, как черепахи. Видимость ничтожная: люди не видели даже собственных ног. Мутно-белая пелена превращала путешественников в бесформенные пятна. Лука поднимался наискось по склону с олимпийским спокойствием, словно гуляя по дорожке своего сада. Маленький грек оказался ловким и неутомимым, как горный козел. Языком он работал столь же проворно, сколь и ногами. Донельзя обрадованный возможностью заняться хоть каким-то делом, лишь бы навредить врагу, он болтал без умолку. Он рассказал Мэллори о трех последних попытках союзников высадиться на остров и о том, какой жестокий урон был нанесен им. О том, что кто-то заранее оповестил немцев о предстоящей высадке с моря; как противник готовился к подходу отряда кораблей особого назначения и десантно-диверсионных групп. Как две группы воздушных десантников вследствие ошибки и серии непредвиденных и неблагоприятных обстоятельств были заброшены в расположение частей противника. Как они с Панаисом дважды едва не поплатились жизнью. В последний раз Панаис даже был схвачен, но ему удалось убить обоих часовых и уйти неопознанным. Рассказал о дислокации немецких частей и застав на территории Навароне, о местонахождении контрольных пунктов на обеих дорогах острова. Наконец, сообщил капитану те скудные сведения о крепости, которыми располагал сам. Панаис же, по словам Луки, побывал в крепости дважды, оставшись в ней один раз на всю ночь, и с точностью до дюйма запомнил, что где находится: орудия, командные пункты, солдатские казармы, помещения для офицеров, склад боеприпасов, турбогенераторные, сторожевые посты. Мэллори аж присвистнул. Узнал он гораздо больше, чем мог рассчитывать. Предстоит, правда, оторваться от преследователей, добраться до крепости, проникнуть в нее, — а Панаис знает, как это сделать, — и тогда... Наклонясь пониже, Мэллори бессознательно ускорил шаг. — Ваш друг Панаис, должно быть, замечательная личность, — проговорил он задумчиво. — Расскажите мне о нем поподробнее, Лука. — Что мне вам рассказать? — ответил грек, стряхнув снег с капюшона. — Что я знаю о Панаисе? Кто вообще что-то знает о нем? Что он удачлив, как бес; смел, как безумец, и что скорее лев ляжет мирно рядом с ягненком, скорее голодный волк пощадит стадо, чем Панаис станет дышать с немцами одним воздухом? Знаю одно. Слава Богу, что я не родился немцем. Панаис нападает исподтишка, под покровом ночи, и наносит противнику удар ножом в спину. — Лука перекрестился. — У него руки по локоть в крови. Мэллори невольно поежился. И все же в личности этого темноволосого, угрюмого грека с бесстрастным лицом и глазами, скрытыми под капюшоном, было что-то таинственное. — Наверняка, это неполный портрет Панаиса, — упорствовал Мэллори. — Вы же оба жители Навароне. — Это верно. — Остров невелик, вы всю жизнь прожили бок о бок. — Вот тут-то, майор, вы и ошибаетесь! — Несмотря на протесты и объяснения Мэллори, Лука по собственному почину повысил новозеландца в звании и упорно продолжал так к нему обращаться. — Я, Лука, много лет прожил за рубежом, находясь на службе у месье Влакоса. Месье Влакос, — заметил с гордостью маленький грек, — очень важный государственный чиновник. — Знаю, — кивнул головой Мэллори. — Консул. Мы с ним встречались. Очень славный господин. — Как! Вы встречались с месье Влакосом? — восторженно воскликнул Лука. — Это хорошо! Это великолепно! Вы должны мне все рассказать. Он великий человек. Я вам рассказывал... — Мы говорили о Панаисе, — напомнил маленькому греку капитан. — Ах, да, Панаис. Я уже сообщал вам, что долгое время жил за границей. Когда я вернулся на остров, то Панаиса на нем не застал. Отец его умер, мать снова вышла замуж, и Панаис переехал на Крит, где жил вместе с отчимом и двумя сводными сестричками. Отчим, занимавшийся рыбным промыслом и хлебопашеством, погиб, сражаясь с немцами близ Кандии в начале войны. Панаис, унаследовав от отчима судно, помог спастись многим союзникам. В конце концов немцы его поймали и подвесили за кисти рук на площади в деревне, где жили его родные, это недалеко от Кастелли. В назидание его землякам Панаиса пороли до тех пор, пока не обнажились ребра и позвоночник. Сочтя его мертвым, беднягу в таком виде и бросили. Потом деревню немцы сожгли. Семья Панаиса исчезла. Поняли, каким образом, майор? — Понял, — мрачно ответил Мэллори. — Ну, а Панаис? — Он должен был умереть. Но этого парня не так-то просто сломать. Он крепче нароста на стволе рожкового дерева. Ночью друзья его перерезали веревки и унесли его в горы, где он скрывался, пока не поправился. А потом вернулся на остров Навароне. Каким образом, одному Богу известно. Наверно, перебирался с острова на остров на тузике. Зачем он вернулся, он мне не сказал. Может, убивать немцев на его родном острове Панаису доставляет больше удовольствия? Я этого не знаю, майор. Знаю одно: ни еда, ни сон, ни сияние солнца, ни женщины или вино — ничто не радует эту черную душу. — Лука снова осенил себя крестным знамением. — Он слушается меня, потому что я управляющий имения Влакосов. Но даже я его побаиваюсь. Убивать, убивать и снова убивать — единственная цель его жизни. На мгновение маленький грек остановился, принюхиваясь, словно охотничья собака, напавшая на след, сбил с подошв налипший снег и уверенно пошел вверх по склону. Умение его безошибочно ориентироваться казалось сверхъестественным. — Еще далеко, Лука? — Метров двести, майор. Не больше. — Сдув с густых усов снег. Лука выругался. — Я не очень-то расстроюсь, если доберусь до пещеры. — Я тоже, — произнес Мэллори, чуть ли не с любовью вспомнив жалкое, продуваемое ветром убежище, где со стен течет вода. Когда они оба выбрались из седловины, стало заметно холоднее. Ветер усиливался, с завыванием повышаемой ноту за нотой. Чтобы преодолеть сопротивление ветра, приходилось сгибаться чуть ли не надвое. Вдруг оба застыли на месте. Прислушиваясь, переглянулись, наклонив головы, но вокруг была снежная круговерть. Оба так и не поняли, что заставило их насторожиться. — Вы тоже слышали какой-то звук? — спросил грека Мэллори. — Это всего лишь я. — Резко повернувшись при звуках густого баса, Мэллори увидел, как из снега выросла дородная фигура в белом маскхалате. — Повозка, груженная молочными бидонами, которая едет по булыжной мостовой, производит меньше шума, чем ты и твой приятель. Снег заглушал ваши голоса, и я не сразу разобрал, кто это. — Как ты здесь очутился, Андреа? — с любопытством посмотрел капитан на товарища. — Пошел за дровами, — принялся тот объяснять. — На закате, когда снегопад чуть поутих, на склоне Костоса я заметил небольшую хибару. Она пряталась в лощине неподалеку отсюда. Ее темный силуэт четко выделялся на фоне снега. Вот я и пошел... — Совершенно верно, — оборвал его Лука. — Это хижина полоумного старика Лери. Он пас коз. Мы все его предупреждали, но он никого, кроме коз, и знать не желал. Вот его хибарку и накрыло оползнем. — Нет худа без добра... — пробормотал Андреа. — Старый Лери нас сегодня согреет. — Внезапно остановившись у края разверзшегося перед ним оврага, плечистый грек ловко, словно горный баран, соскользнул на дно. Дважды пронзительно свистнув, прислушался и, дождавшись ответного сигнала, стал торопливо карабкаться вверх. Опустив автомат, Кейси Браун, встретивший их возле устья пещеры, отодвинул в сторону брезентовый полог. Оплывая с одного боку из-за ледяного сквозняка, сальная свеча чадила, освещая своим неровным пламенем пещеру. От свечи почти ничего не осталось. Капающий фитиль беспомощно сник, касаясь камня, и Лука, сняв маскировочный халат, зажигал от умирающего пламени новый огарок. На мгновение вспыхнули обе свечи, и при их свете Мэллори впервые разглядел своего спутника. Невысокого роста, коренастый, темно-синяя куртка, отделанная черной тесьмой по швам и вышитая цветистыми узорами на груди, перетянута малиновым кушаком. Смуглое улыбающееся лицо, украшенное великолепными усами, развевавшимися как знамя. Веселый шевалье, миниатюрная копия вооруженного до зубов д'Артаньяна. Тут взгляд Мэллори упал на глаза маленького грека, окруженные мелкими морщинками, темные и прозрачные. В них застыли печаль и усталость. Новозеландец был поражен, еще не понимая причины, но огарок вспыхнул и погас, и лицо Луки снова оказалось в тени. Вытянувшись во весь рост в своем спальном мешке, Стивенc дышал с хрипом, часто. При возвращении товарищей он проснулся, но ни есть, ни пить не стал, а, отвернувшись к стене, снова забылся нездоровым, тревожным сном. Со стороны казалось, он совсем не испытывает никаких страданий. Опасный симптом, подумал Мэллори. Самое худшее, что может быть. Скорее бы возвращался Миллер... Запив глотком вина последние крошки хлеба, Кейси Браун неуклюже поднялся на ноги. Отодвинув полог, мрачным взглядом впился в снежную пелену. Зябко повел плечами, опустил полог. Закинув за плечи рацию, захватил моток веревки, фонарь и кусок брезента. Мэллори взглянул на часы. До полуночи пятнадцать минут. Скоро сеанс связи с Каиром. — Хотите снова попытать счастья, Кейси? В такую ночь хороший хозяин и собаку из дома не выгонит. — Я бы тоже не выгнал, — с мрачным видом произнес Браун. — Но попробовать стоит, сэр. Прохождение сигнала ночью гораздо лучше. Хочу подняться повыше, чтобы эта окаянная гора не экранировала. А днем меня сразу бы приметили. — Вы правы, Кейси. Вам лучше знать. — Мэллори с любопытством взглянул на Брауна. — А эти причиндалы зачем? — Спрячу рацию под брезент, а потом и сам заберусь с фонариком, — объяснил радист. — А веревку прикреплю к колышку и буду вытравливать по дороге. Хочется когда-нибудь вернуться назад. — Молодчина, — похвалил его капитан. — Будьте осторожны. Эта лощина вверху сужается, превращаясь в настоящее ущелье. — Обо мне не беспокойтесь, сэр, — решительно произнес Браун. — Что может случиться с Кейси Брауном? Ворвался снежный заряд, хлопнул полог, и Браун исчез. — Что ж, если Кейси не боится метели... — произнес Мэллори, поднявшись на ноги и натягивая маскировочный костюм. — Прогуляюсь-ка я за дровами, джентльмены. К хижине старика Лери. Кто хочет составить компанию? Андреа и Лука вскочили одновременно, но капитан отрицательно покачал головой. — Хватит одного. Кому-то надо остаться со Стивенсом. — Он спит крепким сном, — возразил Андреа. — Пока ходим, с ним ничего не случится. — Я не об этом. Просто нельзя допустить, чтобы Энди попал в руки к немцам. Они ему развяжут язык. И в том не будет его вины. Но рисковать мы не вправе. — Фи! — прищелкнул пальцами Лука. — Напрасно беспокоитесь, майор. На несколько миль вокруг нет ни одного немца. Можете на меня положиться. Помолчав, Мэллори наконец усмехнулся. — Вы правы. Мне черт-то что лезет в голову. — Наклонясь к Стивенсу, капитан легонько потряс его. Юноша застонал, с трудом открывая глаза. — Мы пошли за дровами, — объяснил ему Мэллори. — Через несколько минут вернемся. Не возражаешь? — Конечно, нет, сэр. Что может за это время произойти? Оставьте рядом автомат и свечку погасите. — С улыбкой добавил: — Не забудьте назваться, когда вернетесь, Нагнувшись, Мэллори дунул на свечу. Полночный мрак поглотил и людей, и предметы, находившиеся в пещере. Мэллори повернулся на каблуках, приоткрыв полог, выбрался наружу, за ним Андреа и Лука. Мела поземка, занося слоем снега дно оврага. На то, чтобы отыскать хижину старого пастуха, ушло минут десять. Еще пять — на то, чтобы Андреа смог сорвать с расшатанных петель дверь и разбить ее на удобные для переноски обломки. То же произошло с нарами и топчаном. Еще десяток минут понадобилось на то, чтобы стянуть веревкой дрова в вязанки и доставить их в пещеру. Северный ветер швырял в лицо пригоршни мокрого снега, достигая штормовой силы. Добравшись до лощины, путешественники оказались под защитой крутых ее откосов. Возле устья пещеры Мэллори негромко подал голос. Не услышав ни единого звука, он снова позвал Стивенса и напряженно прислушался. Спустя несколько секунд повернулся и взглянул на Андреа и Луку. Аккуратно опустив вязанку на снег, достал кольт и фонарь, отодвинув полог, вошел. Переводчик-предохранитель и выключатель на фонаре щелкнули одновременно. Луч фонаря упал на пол пещеры у самого входа, переместился дальше, задержавшись на одном месте, затем устремился в дальний угол пещеры, вернулся назад и застыл, упершись в середину. На полу валялся скомканный спальник. Энди Стивенса не было.

CHAPTER 9 Tuesday Night 0015--0200 "So I was wrong," Andrea murmured. "He wasn't asleep." "He certainly wasn't," Mallory agreed grimly. "He fooled me too--_and_ he heard what I said." His mouth twisted. "He knows now why we're so anxious to look after him. He knows now that he was right when he spOke about a mill-stone. I should hate to feel the way he must be feeling right now." Andrea nodded. "It is not difficult to guess why he has gone." Mallory looked quickly at his watch, pushed his way out of the cave. "Twenty minutes--he can't have been gone more than twenty minutes. Probably a bit less to make sure we were well clear. He can only drag himself--fifty yards at the most. We'll find him in four minutes. Use your torches and take the hoods off--nobody will see us in this damn' blizzard. Fan out uphill--I'll take the gully in the middle." "Uphill?" Louki's hand was on his arm, his voice puzzled. "But his leg--" "Uphill, I said," Mallory broke in impatiently. "Stevens has brains--and a damn' sight more guts than he thinks we credit him with. He'll figure we'll think he's taken the easy way." Mallory paused a moment, Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html then went on sombrely: "Any dying man who drags himself out in this lot is going to do nothing the easy way. Come on!" They found him in exactly three minutes. He must have suspected that Mallory wouldn't fall for the obvious, or he had heard them stumbling up the slope, for he had managed to burrow his way in behind the overhanging snowdrift that sealed off the space beneath a projecting ledge just above the rim of the gully. An almost perfect place of concealment, but his leg betrayed him: in the probing light of his torch Andrea's sharp eyes caught the tiny trickle of blood seeping darkly through the surface of the snow. He was already unconscious when they uncovered him, from cold or exhaustion or the agony of his shattered leg: probably from all three. Back in the cave again, Mallory tried to pour some ouzo--the fiery, breath-catching local spirit--down Ste vens's throat. He had a vague suspicion that this might be dangerous--or perhaps it was only dangerous in cases of shock, his memory was confused on that point--but it seemed better than nothing. Stevens gagged, spluttered and coughed most of it back up again, but some at least stayed down. With Andrea's help Mallory tightened the loosened splints on the leg, staunched the oozing blood, and spread below and above the boy every dry covering he could find in the cave. Then he sat back tiredly and fished out a cigarette from his waterproof case. There was nothing more he could do until Dusty Miller returned with Panayis from the village. He was pretty sure that there was nothing that Dusty could do for Stevens either. There was nothing anybody could do for him. Already Louki had a fire burning near the mouth of the cave, the old, tinder-dry wood blazing up in a fierce, crackling blaze with hardly a wisp of smoke. Almost at once its warmth began to spread throughout the cave, and the three men edged gratefully nearer. From half a dozen points in the roof thin, steadily-increasing streams of water from the melting snows above began to splash down on the gravelly floor beneath: with these, and with the heat of the blaze, the ground was soon a quagmire. But, especially to Mallory and Andrea, these discomforts were a small price to pay for the privilege of being warm for the first time in over thirty hours. Mallory felt the glow seep through him like a benison, felt his entire body relax, his eyelids grow heavy and drowsy. Back propped against the wall, he was just drifting off to sleep, still smoking that first cigarette, when there was a gust of wind, a sudden chilling flurry of snow and Brown was inside the cave, wearily slipping the transmitter straps from his shoulders. Lugubrious as ever, his tired eyes lit up momentarily at the sight of the fire. Blue-faced and shuddering with cold--no joke, Mallory thought grimly, squatting motionless for half an hour on that bleak and frozen hillside--he hunched down silently by the fire, dragged out the inevitable cigarette and gazed moodily into the flames, oblivious alike of the clouds of steam that almost immediately enveloped him, of the acrid smell of his singeing clothes. He looked utterly despondent. Mallory reached for a bottle, poured out some of the heated retsimo--mainland wine heavily reinforced with resin--and passed it across to Brown. "Chuck it straight down the hatch," Mallory advised. "That way you won't taste it." He prodded the transmitter with his foot and looked up at Brown again. "No dice this time either?" "Raised them no bother, sir." Brown grimaced at the sticky sweetness of the wine. "Reception was first class--both here and in Cairo." "You got through!" Mallory sat up, leaned forward eagerly. "And were they pleased to hear from their wandering boys to-night?" "They didn't say. The first thing they told me was to shut up and stay that way." Brown poked moodily at the fire with a steaming boot. "Don't ask me how, sir, but they've been tipped off that enough Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html equipment for two or three small monitoring stations has been sent here in the past fortnight." Mallory swore. "Monitoring stations! That's damned handy, that is!" He thought briefly of the fugitive, nomad existence these same monitoring stations had compelled Andrea and himself to lead in the White Mountains of Crete. "Dammit, Casey, on an island like this, the size of a soup plate, they can pin-point us with their eyes shut!" "Aye, they can that, sir," Brown nodded heavily. "Have you heard anything of these stations, Louki?' Mallory asked. "Nothing, Major; nothing." Louki shrugged. "I am afraid I do not even know what you are talking about." "I don't suppose so. Not that it matters--it's too late now. Let's have the rest of the good news, Casey." "That's about it, sir. No sending for me--by order. Restricted to code abbreviations--affirmative, negative, repetitive, wilco and such-like. Continuous sending only in emergency or when concealment's impossible anyway." "Like from the condemned cell in these ducky little dungeons in Navarone," Mallory murmured. "I died with my boots on, ma." "With all respects, sir, that's not funny," Brown said morosely. "Their invasion fleet--mainly caiques and Eboats--sailed this morning from the Piraeus," he went on. "About four o'clock this morning. Cairo expects they'll be holing up in the Cyclades somewhere tonight." "That's very clever of Cairo. Where the hell else could they hole up?" Mallory lit a fresh cigarette and looked bleakly into the fire. "Anyway, it's nice to know they're on the way. That the lot, Casey?" Brown nodded silently. "Good enough, then. Thanks a lot for going out. Better turn in, catch up with some sleep while you can. . . . Louki reckons we should be down in Margaritha before dawn, hole up there for the day--he's got some sort of abandoned well all lined up for us--and push on to the town of Navarone tomorrow night." "My God!" Brown moaned. "To-night a leaking cave. To-morrow night an abandoned well--half-full of water, probably. Where are we staying in Navarone, sir. The crypt in the local cemetery?" "A singularly apt lodging, the way things are going," Mallory said dryly. "We'll hope for the best. We're leaving before five." He watched Brown lie down beside Stevens and transferred his attention to Louki. The little man was seated on a box on the opposite side of the fire, occasionally turning a heavy stone to be wrapped in cloth and put to Stevens's numbed feet, and blissfully hugging the flames. By and by he became aware of Mallory's close scrutiny and looked up. "You look worried, Major." Louki seemed vexed. "You look--what is the word?--concerned. You do not like my plan, no? I thought we had agreed--" Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "I'm not worried about your plan," Mallory said frankly. "I'm not even worried about you. It's that box you're sitting on. Enough H.E. in it to blow up a battleship--and you're only three feet from that fire. It's not just too healthy, Louki." Louki shifted uneasily on his seat, tugged at one end of his moustache. "I have heard that you can throw this T.N.T. into- a fire and that it just burns up nicely, like a pine full of sap." "True enough," Mallory acquiesced. "You can also bend it, break it, file it, saw it, jump on it and hit it with a sledgehammer, and all you'll get is the benefit of the exercise. But if it starts to sweat in a hot, humid atmosphere--and then the exudation crystallises. Oh, brother! And it's getting far too hot and sticky in this hole." "Outside with it!" Louki was on his feet, backing farther into the cave. "Outside with it!" He hesitated. "Unless the snow, the moisture--" "You can also leave it immersed in salt water for ten years' without doing it any harm," Mallory interrupted didactically. "But there are some primers there that might come to grief--not to mention that box of detonators beside Andrea. We'll just stick the lot outside, under a cape." "Pouf! Louki has a far better idea!" The little man was already slipping into his cloak. "Old Leri's hut! The very place! Exactly! We can pick it up, there whenever we want--and if you have to leave here in a hurry you do not have to worry about it." Before Mallory could protest, Louki had bent over the box, lifted it with an effort, half-walked, half-staggered round the fire, making for the screen. He had hardly taken three steps when Andrea was by his side, had relieved him firmly of the box and tucked it under one arm. "If you will permit me--" "No, no!" Louki was affronted. "I can manage easily. It is nothing." "I know, I know," Andrea said pacifically. "But these explosives--they must be carried a certain way. I have been trained," he explained. "So? I did not realise. Of course it must be as you say! I, then, will bring the detonators." Honour satisfied, Louki thankfully gave up the argument, lifted the little box and scuffled out of the cave close on Andrea's heels. Mallory looked at his watch. One o'clock exactly. Miller and Panayis should be back soon, he thought. The wind had passed its peak and the snow was almost gone: the going would be all that easier, but there would be tracks in the snow. Awkward, these tracks, but not fatal--they themselves would be gone before light, cutting straight downhill for the foot of the valley. The snow wouldn't lie there--and even if there were patches they could take to the stream that wound through the valley, leaving no trace behind. Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html The fire was sinking and the cold creeping in on them again. Mallory shivered in his still wet clothes, threw some more wood on the fire, watched it blaze up, and flood the cave with light. Brown, huddled on a groundsheet, was already asleep. Stevens, his back to him, was lying motionless, his breathing short and quick. God only knew how long the boy would stay alive: he was dying, Miller said, but "dying" was a very indefinite term: when a man, a terribly injured, dying man, made up his mind not to die he became the toughest, most enduring creature on earth. Mallory had seen it happen before. But maybe Stevens didn't want to live. To live, to overcome these desperate injuries--that would be to prove himself to himself, and to others, and he was young enough, and sensitive enough and had been hurt and had suffered so much in the past that that could easily be the most important thing in the world to him: on the other hand, he knew what an appalling handicap he had become--he had heard Mallory say so; he knew, too, that Mallory's primary concern was not for his welfare but the fear that he would be captured, crack under pressure and tell everything--he bad heard Mallory say so; and he knew that he had failed his Mends. It was all very difficult, impossible to say how the balance of contending forces would work out eventually. Mallory shook his head, sighed, lit a fresh cigarette and moved closer to the fire. Andrea and Louki returned less than five minutes later, and Miller and Panayis were almost at their heels. They could hear Miller coming some distance away, slipping, falling and swearing almost continuously as he struggled up the gully under a large and awkward load. He practically fell across the threshold of the cave and collapsed wearily by the fire. He gave the impression of a man who had been through a very great deal indeed. Mallory grinned sympathetically at him. "Well, Dusty, how did it go? Hope Panayis here didn't slow you up too much." Miller didn't seem to hear him. He was gazing incredulously at the fire, lantern jaw dropping open as its significance slowly dawned on him. "Hell's teeth! Would you look at that!" He swore bitterly. "Here I spend half the gawddamned night climbing up a gawddamned mountain with a stove and enough kerosene to bath a bloody elephant. And what do I find?" He took a deep breath to tell them what he found, then subsided into a strangled, seething silence. "A man your age should watch his blood pressure," Mallory advised. "How did the rest of it go?" "Okay, I guess." Miller had a mug of ouzo in his hand and was beginning to brighten up again. "We got the beddin', the medicine kit--" "If you'll give me the bedding I will get our young friend into it now," Andrea interrupted. "And food?" Mallory asked. "Yeah. We got the grub, boss. Stacks of it. This guy Panayis is a Wonder. Bread, wine, goat-cheese, garlic sausages, rice--everything." "Rice?" It was Mallory's turn to be incredulous. "But you can't get the stuff in the islands nowadays, Dusty." "Panayis can." Miller was enjoying himself hugely now. "He got it from the German commandant's Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html kitchen. Guy by the name of Skoda." "The German commandant's--you're joking!" "So help me, boss, that's Gospel truth." Miller drained half the ouzo at a gulp and expelled his breath in a long, gusty sigh of satisfaction. "Little ol' Miller hangs around the back door, knees knockin' like Carmen Miranda's castanets, ready for a smart take off in any direction while Junior here goes in and cracks the joint. Back home in the States he'd make a fortune as a cat-burglar. Comes back in about ten minutes, luggin' that damned suitcase there." Miller indicated it with a casual wave of his hand. "Not only cleans out the commandant's pantry, but also borrows his satchel to carry the stuff in. I tell you, boss, associatin' with this character gives me heart attacks." "But--but how about guards, about sentries?" "Taken the night off, I guess, boss. Old Panayis is like a clam--never says a word, and even then I can't understand him. My guess is that everybody's out lookin' for us." "There and back and you didn't meet a soul." Mallory filled him a mug of wine. "Nice going, Dusty." "Panayis's doin', not mine. I just tagged along. Besides, we did run into a couple of Panayis's pals--he hunted them up, rather. Musta given him the tip-off about somethin'. He was hoppin' with excitement just afterwards, tried to tell me all about it." Miller shrugged his shoulders sadly. "We weren't operatin' on the same wave-length, boss." Mallory nodded across the cave. Louki and Panayis were close together, Louki doing all the listening, while Panayis talked rapidly in a low voice, gesticulating with both hands. "He's still pretty worked up about something," Mallory said thoughtfully. He raised his voice. "What's the matter, Louki?" "Matter enough, Major." Louki tugged ferociously at the end of his moustache. 'We will have to be leaving soon--Panayis wants to go right away. He has heard that the German garrison is going to make a house-tohouse check in our village during the night--about four o'clock, Panayis was told." "Not a routine check, I take it?" Mallory asked. "This has not happened for many months. They must think that you have slipped their patrols and are hiding in the village." Louki chuckled. "If you ask me, I don't think they know _what_ to think. It is nothing to you, of course. You will not be there--and even if you were they would not find you: and it will make it all the safer for you to come to Margaritha afterwards. But Panayis and I--we must not be found out of our beds. Things would go hard with us." "Of course, of course. We must take no risks. But there is plenty of time. You will go down in an hour. But first, the fortress." He dug into his breast pocket, brought out the map Eugene Vlachos had drawn for him, turned to Panayis and slipped easily into the island Greek. "Come, Panayis. I hear you know the fortress as Louki here knows his own vegetable patch. I already know much, but I want you to tell me everything about it--the layout, guns, magazines, power rooms, barracks, sentries, guard routine, exits, alarm systems, even where the shadows are deep and the others less deep--just everything. No matter how tiny and insignificant the dotails may seem to you, nevertheless you must tell me. If a door opens outwards instead of inwards, you must tell me: that could savea thousand lives." Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html "And how does the Major mean to get inside?" Louki asked. "I don't know yet. I cannot decide until I have seen the fortress." Mallory was aware of Andrea looking sharply at him, then looking away. They had made their plans on the M.T.B. for entering the fortress. But it was the keystone upon which everything depended, and Mallory felt that this knowledge should be confined to the fewest number possible. For almost half an hour Mallory and the three Greeks huddled over the chart in the light of the flames, Mallory checking on what he had been told, meticulously pencilling in all the fresh information that Panayis had to give him--and Panayis had a very great deal to tell. It seemed almost impossible that a man could have assimilated so much in two brief visits to the fortress-- and clandestine visits in the darkness, at that. He had an incredible eye and capacity for detail; and it was a burning hatred of the Germans, Mallory felt certain, that bad imprinted these details on an all but photographic memory. Mallory could feel his hopes rising with every second that passed. Casey Brown was awake again. Tired though he was, the babble of voices had cut through an uneasy sleep. He crossed over to where Andy Stevens, half-awake now, lay propped against the wall, talking rationally at times, incoherently at others. There was nothing for him to do there, Brown saw: Miller, cleaning, dusting and rebandaging the wounds had had all the help he needed--and very efficient help at that--from Andrea. He moved over to the mouth of the cave, listened blankly to the four men talking in Greek, moved out past the screen for a breath of the cold, clean night air. With seven people inside the cave and the fire burning continuously, the lack of almost all ventilation had made it uncomfortably warm. He was back in the cave in thirty seconds, drawing the screen tightly shut behind him. "Quiet, everybody!" he whispered softly. He gestured behind him. "There's something moving out there, down the slope a bit. I heard it twice, sir." Panayis swore softly, twisted to his feet like a wild cat. A foot-long, two-edged throwing knife gleamed evilly in his hand and he had vanished through the canvas screen before anyone could speak. Andrea made to follow him, but Mallory stretched out his hand. "Stay where you are, Andrea. Our friend Panayis is just that little bit too precipitate," he said softly. "There may be nothing--or it might be some diversionary move. . . . Oh, damn!" Stevens had just started babbling to himself in a loud voice. "He would start talking now. Can't you do something . . ." But Andrea was already bent over the sick boy, holding his hand in his own, smoothing the hot forehead and hair with his free hand and talking to him soothingly, softly, conthuously. At first he paid no attention, kept on talking in a rambling, inconsequential fashion about nothing in particular; gradually, however, the hypnotic effect of the stroking hand, the gentle caressing murmur took effect, and the babbling died away to a barely audible muttering, ceased altogether. Suddenly his eyes opened and he was awake and quite rationaL "What is it, Andrea? Why are you--?" "Shh!" Mallory held up his hand. "I can hear someone--" "It's Panayis, sir." Brown had his eye at a crack in the curtain. "Just moving up the gully." Seconds later, Panayis was inside the cave, squatting down by the fire. He looked thoroughly Generatedby ABC Amber LIT Converter, http://www.processtext.com/abclit.html disgusted. "There is no one there," he reported. "Some goats I saw, down the bill, but that was all." Mallory translated to the others. "Didn't sound like goats to me," Brown said doggedly. "Different kind of sound altogether." "I will take a look," Andrea volunteered. "Just to make sure. But I do not think the dark one would make a mistake." Before Mallory could say anything he was gone, as quickly and silently as Panayis. He was back in three minutes, shaking his head. "Panayis is right. There is no one. I did not even see the goats." "And that's what it must have been, Casey," Mallory said. "Still, I don't like it. Snow almost stopped, wind dropping and the valley probably swarming with German patrols--I think it's time you two were away. For God's sake, be careful. If anyone tries to stop you, shoot to kill. They'll blame it On us anyway." "Shoot to kill!" Louki laughed dryly. "Unnecessary advice, Major, when the dark one is with us. He never shoots any other way." "Right, away you go. Damned sorry you've got yourselves mixed up in all this--but now that you are, a thousand thanks for all you've done. See you at halfpast six." "Half-past six," Louki echoed. "The olive grove on the bank of the stream, south of the village. We will be waiting there." Two minutes later they were lost to sight and sound and all was still inside the cave again, except for the faint crackling of the embers of the dying fire. Brown had moved out on guard, and Stevens had already fallen into a restless, pain-filled sleep. Miller bent over him for a moment or two, then moved softly across the cave to Mallory. His right hand held a crumpled heap of blood-stained bandages. He held them out towards Mallory. "Take a sniff at that, boss," he asked quietly. "Easy does it." Mallory bent forward, drew away sharply, his nose wrinkled in immediate disgust. "Good lord, Dusty! That's vile!" He paused, paused in sure, sick certainty. He knew the answer before he spoke. "What on earth is it?" "Gangrene." Miller sat down heavily by his side, threw the bandages into the fire. All at once he sounded tired, defeated. "Gas gangrene. Spreadin' like a forest fire--and he would have died anyway. I'm just wastin' my time."

Глава 9 Во вторник ночью. 00:15-02:00 — Выходит, я ошибся, — растерянно проговорил Андреа. Он тогда не спал. — Конечно, нет, — угрюмо отозвался Мэллори. — Он и меня провел. Ко всему, он слышал мои слова. — Губы капитана скривились в горькой усмешке. — Мальчишка понял, почему мы так о нем печемся. Понял, что был прав, заявив, что тянет нас ко дну. Не хотел бы я испытать те чувства, которые он сейчас испытывает. — Нетрудно понять, почему он ушел, — кивнул Андреа. Бросив взгляд на часы, Мэллори выбрался из пещеры. — Прошло всего двадцать минут. Далеко он уйти не мог. Может, даже меньше двадцати. Он хотел убедиться, что мы ушли. Прополз он не больше полуста метров. Через четыре минуты найдем. Включите фонари и капюшоны снимите. В такую пургу, будь она неладна, нас никто не увидит. Поднимайтесь веером вверх по склону. Я пойду посередине лощины. — Вверх по склону? — удивленно спросил Лука, положив ладонь на предплечье новозеландца. — Но ведь у него нога... — Я сказал: вверх, — нетерпеливо оборвал его Мэллори. Стивенc парень сообразительный. И смелее, чем мы думаем. Он решил, что мы пойдем в том направлении, где ему будет легче двигаться. — Помолчав, капитан угрюмо продолжал: — Умирающий, который не хочет быть обузой, выбирает самый трудный вариант. Пошли! Лейтенанта нашли спустя ровно три минуты. Он, видно, сообразил, что Мэллори на удочку не попадется, а возможно, слышал, как карабкаются по склону его преследователи, и поэтому ухитрился выкопать себе нору в сугробе, нависшем над верхней кромкой лощины. Лучше укрытия не сыщешь. Но Стивенса выдала раненая нога. В свете фонаря наметанный глаз Андреа заметил темневшую на снегу струйку крови. Юноша потерял сознание — не то закоченев от холода, не то выбившись из сил, не то от боли в изувеченной ноге, а наиболее вероятно, от всего вместе. Доставив раненого в пещеру, Мэллори попытался влить юноше в рот немного «узо» — жгучего, как огонь, напитка местного изготовления, от которого перехватывает дыхание. Он не был твердо уверен, что средство это безопасно в данных обстоятельствах. Но лучше такое средство, чем ничего. Стивенc поперхнулся и почти все выплюнул обратно, но хоть какая-то часть «узо» попала по назначению. С помощью Андреа Мэллори потуже затянул шину, остановив кровотечение, и обложил раненого сухой одеждой, какую удалось найти в пещере. Закончив работу, устало откинулся на спину, достал из герметичного портсигара сигарету. До возвращения Миллера вместе с Панаисом из селения предпринять что-то еще было невозможно. Да и Дасти Миллер вряд ли сумеет сделать большее. Помочь Стивенсу уже не сможет никто. У самого устья пещеры Лука успел развести костер. Сухое, как трут, дерево горело жарким пламенем с яростным треском и почти без дыма. В пещере тотчас стало тепло, все трое придвинулись поближе к огню. На каменистое, усыпанное гравием дно пещеры потекли сверху струйки воды, и вскоре пол напоминал вязкое болото. Но для обитателей пещеры, особенно Мэллори и Андреа, такие неудобства были сущими пустяками по сравнению с возможностью впервые за тридцать часов согреться. Мэллори ощутил, как по нему разливается благодатное тепло, как тело наливается истомой, а веки слипаются. Опершись спиной о стену убежища, Мэллори дремал, не выпуская изо рта дымящуюся сигарету, когда в пещеру ворвался снежный вихрь. С усталым видом Браун снял с плеч ремни рации. Угрюмое лицо его осветилось при виде огня. Он весь посинел и дрожал от холода. Шутка ли — полчаса проторчать без движения, согнувшись в три погибели, на обледенелой вершине. Ни слова не говоря, Кейси присел на корточки, по привычке достал сигарету и уставился, о чем-то задумавшись, на огонь, не обращая внимания ни на облака пара, которые тотчас окутали его, ни на вонь тлеющей одежды. Вид у него был какой-то пришибленный. Протянув руку, Мэллори достал бутылку, налил в кружку тепловатого «ретсимо» — изготовленного на материке вина с сильным смолистым привкусом — и передал ее Брауну. — Опрокиньте залпом, — посоветовал он. — Тогда не почувствуете привкуса. — Ткнув носком в приемопередатчик, капитан поинтересовался: — Снова неудача? — Станцию поймал без труда, сэр, — поморщился Браун, ощутив во рту липкую приторную жидкость. — Слышимость была отличная. И здесь, и в Каире. — Вы-таки связались со штабом? — оживился Мэллори. Подавшись вперед, добавил: — Ну как, в штабе обрадовались, получив весточку от своих блудных сыновей? — Не знаю. Первым делом велели немедленно прекратить передачу и помалкивать в тряпочку, — ответил Браун, задумчиво поправляя дрова ботинком, от которого поднимался пар. — Не знаю, каким образом, сэр, но в штабе стало известно, что в течение последних двух недель на остров доставлено оборудование для монтажа двух или трех станций радиоперехвата. — Станции радиоперехвата! выругался Мэллори. — Этого еще недоставало! — Он вспомнил, сколько им с Андреа пришлось помучишься, скрываясь в Белых горах на Крите, из-за таких вот станций. — Черт подери, Кейси. На этом островке, размером не больше суповой тарелки, они засекут нас в два счета! — Вполне, сэр, — угрюмо кивнул Браун. — Вы ничего не слышали про эти станции, Лука? — спросил новозеландец. — Ничего, майор, — пожал плечами маленький грек. — Я даже не знаю, про что вы тут толкуете. — Я так и понял. Но это не имеет значения. Выяснять слишком поздно. Что еще хорошего сообщите, Кейси? — Это почти все. Мне строго-настрого запрещено работать в режиме передачи. Разрешено применять лишь кодовые сигналы, утверждение, отрицание, повтор, подтверждение и тому подобное. Длительная передача разрешена лишь в экстренных случаях или если скрываться более невозможно. — Например, очутившись в камере смертников, — буркнул Мэллори. — Не ждите меня, мама, я на посту погиб. — Простите, сэр, но смешного мало, — угрюмо заметил Браун. — Десантные суда немцев — в основном каики и торпедные катера, — вышли сегодня из Пирея, — продолжал он. — Около четырех часов утра. Каир предполагает, что этой ночью они направятся к Цикладским островам. — До чего проницательный народ в Каире. Куда же еще им направляться, черт побери? — закурив очередную сигарету, Мэллори уныло смотрел в костер. — Что ж, приятно узнать, что немецкие суда в пути. Это все, Кейси? Тот молча кивнул. — Вот и отлично. Большое спасибо за работу. А теперь прилягте, сосните, пока есть возможность... По мнению Луки, до рассвета нам надо добраться до Маргариты и день переждать в этом селении. Он подыскал нам заброшенный колодец. А завтра ночью отправимся в город Навароне. — Господи! — простонал Браун. — Сегодня ночуем в пещере, где нас заливает сверху. Завтра — отсиживаемся в заброшенном колодце, видно, наполовину заполненном водой. А в городе где остановимся, сэр? В склепе на местном кладбище? — При нынешних обстоятельствах это было бы самое надежное жилье, — сухо заметил капитан. — Будем надеяться на лучшее. Снимаемся где-то около пяти. — Увидев, что Браун лег рядом со Стивенсом, Мэллори переключил свое внимание на маленького грека. Сидя на ящике у огня, тот время от времени выкатывал нагретый пламенем булыжник, заворачивал его в тряпку, а затем прикладывал к закоченевшим ногам юноши, после чего с блаженным видом протягивал руки к костру. Заметив, что за ним наблюдают, он посмотрел на Мэллори. — У вас озабоченный вид, майор, — с раздражением заметил грек. — Похоже, вы чем-то... как это называется?.. Обеспокоены. Вам что, мой план не по душе? А я-то думал, мы обо всем договорились. — Меня беспокоит не ваш план, — признался новозеландец. — Ни даже вы сами. Беспокоит ящик, на котором вы пристроились. В нем такое количество взрывчатки, что на воздух взлетит и линейный корабль. А вы на нем сидите меньше чем в метре от огня. Такое занятие не очень-то полезно для здоровья. Лука поежился, дергая себя за кончики усов. — А я слышал, будто тол можно бросить в огонь, он сгорит, как смолистое полено, только и всего. — Совершенно верно, — согласился новозеландец. — Тол можно деформировать, крошить, пилить напильником, резать ножовкой, прыгать по нему, дробить кувалдой. И ничего не произойдет, разве только разомнете свои мышцы. Но если он начинает отпотевать, очутясь в жарком, сыром помещении, то начинается кристаллизация этой испарины. Что тогда будет, братец ты мой! А в нашей норе становится слишком жарко и сыро. — Убрать его отсюда! — воскликнул Лука, пятясь в самый дальний угол. — Убрать! — Помолчав, он прибавил. — Если только от снега и от влаги... — Тол можно погрузить в морскую воду хоть на десять лет, и ничего с ним не случится, — назидательно проговорил Мэллори. — Но вот запалы могут отсыреть. Не говоря о детонаторах в ящике, который стоит около Андреа. Все это добро надо вынести из пещеры и закрыть плащом. — Фу! Лука придумал кое-что получше! — Низенький грек уже надевал свой маскировочный халат. — Отнесем ящики в хижину старого Лери. Лучше места о не найти. А когда понадобится, можно будет в любое время забрать. Так что, если потребуется срочно оставить пещеру, возиться с взрывчаткой не придется. Прежде чем Мэллори успел возразить. Лука наклонился, с трудом поднял ящик и, пошатываясь под его тяжестью, обошел вокруг костра. Не дав ему сделать и трех шагов, Андреа с решительным видом отобрал у островитянина взрывчатку и взял ящик под мышку. — Позвольте... — Ни в коем случае! — воскликнул обиженно Лука. — Я сам справлюсь. Это для меня сущий пустяк. — Знаю, — успокоил его Андреа. — Но это взрывчатка. Ее нужно нести особенным способом. Меня этому специально обучали, — объяснил он. — Ах, вот как! Я и не знал. Пусть будет по-вашему. А я тогда понесу детонаторы, — согласился Лука, самолюбие которого осталось не задетым, и, подхватив зеленый ящичек, торопливой походкой пошагал за своим земляком. Мэллори взглянул на циферблат. Ровно час ночи. С минуты на минуту должны вернуться Миллер и Панаис. Ветер дул не столь свирепо, снегопад почти прекратился. Идти будет легче, но на снегу останутся следы. Неприятно, но не смертельно. Когда рассветет, их группы здесь уже не будет. Они кратчайшим путем спустятся к подножию склона. Там снег сойдет. А если где-то он и останется лежать, можно будет пройти по ручью, вьющемуся по долине, и не оставить следов... Пламя угасало, в пещеру вновь вползала стужа. Одежда у Мэллори не успела высохнуть, и его била дрожь. Бросив в костер еще несколько обломков досок, капитан смотрел, как огонь вспыхнул и осветил пещеру. Кейси Браун спал, свернувшись калачиком на куске брезента. Спиной к нему неподвижно лежал Стивенc. Дышал он прерывисто и часто. Кто знает, много ли ему осталось жить. Юноша умирал. Но умирать — понятие растяжимое. Если изувеченный, казалось бы, стоящий одной ногой в могиле человек решит не умирать, он становится самым стойким, самым выносливым на земле существом. Мэллори доводилось встречать таких людей. Но, может быть, Стивенc не хочет жить? Жить, переносить эти невероятные страдания означает утвердить себя в собственных глазах и в глазах своих товарищей. Он еще достаточно молод, хотя и успел хлебнуть горя, и это самоутверждение может оказаться самым главным в жизни юноши. Но, с другой стороны, Энди сознает, какой он стал обузой. От него, Мэллори, он это и узнал. Стивенc также понимает, что командир группы беспокоится не о его, лейтенанта, здоровье, а опасается, как бы Энди не попал в плен к неприятелю и под пытками не «раскололся». Он слышал, как капитан говорил об этом, и решил, что подвел товарищей. И чем кончится этот спор с самим собой, предсказать очень сложно. Покачав головой, Мэллори вздохнул, закурил еще одну сигарету и поближе придвинулся к огню. Не прошло и пяти минут, как вернулись Андреа и Лука. Почти тотчас же пришли Миллер и Панаис. О своем возвращении янки оповестил издалека: скользя, падая и снова поднимаясь на ноги, он, не переставая, бранился, когда карабкался вверх по лощине с громоздким тяжелым грузом на плечах. Ввалившись в пещеру, капрал устало опустился у костра. Судя по его виду, американцу досталось на орехи. Мэллори сочувственно улыбнулся товарищу. — Как дела, Дасти? Надеюсь, Панаис не очень от тебя отставал? Миллер, видно, не слышал слов капитана. Он бессмысленно уставился на огонь. И без того худое лицо его еще больше вытянулось. Наконец, до него дошло, в чем дело. — Тысяча чертей! Вы только посмотрите! — выругался он сердито. — Я, как дурак, целую ночь лезу по этой идиотской горе, пру на собственном горбу камелек и столько керосина, что впору слона в нем купать! И что же я вижу? — Набрав полную грудь воздуха, капрал в соответствующих выражениях сообщил, что именно он увидел. И умолк, все еще кипя от негодования. — В твоем возрасте нужно следить за кровяным давлением, — посоветовал Мэллори. — А как с остальным получилось? — По-моему, все в порядке. — В руках капрала появилась кружка «узо», и лицо его немного прояснилось. — Притащили постельные принадлежности, аптечку... — Если дашь мне постель, я уложу в нее парнишку, оборвал его Андреа. — А как с продовольствием? — В порядке, шеф. Харч тоже притащили. Харча навалом. Панаис — не человек, а золото. Достал хлеба, вина, брынзы, чесночной колбасы, риса... Словом, всего. — Риса? — На этот раз удивился Мэллори. — Но риса на островах теперь днем с огнем не сыщешь, Дасти. — Панаис сыщет, — не скрывая восторга, произнес Миллер. — Достал его на кухне немецкого коменданта. Одного малого по фамилии Шкода. — Немецкого коменданта? Ты шутишь! — Истинная правда, шеф! — опрокинув полкружки «узо» одним залпом, капрал удовлетворенно крякнул. — Бедный старый Миллер стоит у черного хода ни жив ни мертв. Коленки стучат, как кастаньеты у Кармен. Готов драпануть при малейшем шорохе. А этот малыш спокойно подходит и взламывает дверь. С такими способностями у нас в Штатах он стал бы миллионером. Минут через десять возвращается, прет этот стебучий чемодан. Миллер небрежно махнул в сторону. — Малый не только выгреб начисто комендантскую кладовку, но еще и продуктовую сумку у него одолжил. Нет, шеф, если я еще пообщаюсь с этим чудаком, то меня инфаркт хватит. — Но разве не было охраны, часовых? — На ночь охрану, видно, сняли. Из Панаиса клещами слова не вытянешь. А если что и скажет, так я все равно не пойму. Думаю, теперь там все с ног сбились, нас разыскивают... — Добрались до деревни и вернулись обратно, не встретив ни души? — Мэллори налил капралу кружку вина. — Молодчина, Дасти. — Это Панаис молодчина. А я только погулять вышел. Кроме того, нам-таки попались два его приятеля. Верно, он сам их отыскал. Похоже, те его о чем-то предупредили. Панаис прыгал от возбуждения, пытался мне что-то втолковать. — Миллер грустно пожал плечами. — Но мы ж в разных диапазонах работаем, шеф. Мэллори мотнул головой в другой конец пещеры. Лука и Панаис стояли рядом. Низенький грек только слушал, а товарищ его вполголоса что-то торопливо объяснял, размахивая при этом руками. — Чем-то очень взволнован, — задумчиво произнес капитан. Повысив голос, спросил: — Стряслось что-нибудь, Лука? — Беда стряслась, майор, — сердито дернул себя за усы маленький грек. — Придется уходить. Панаис хочет исчезнуть сию же минуту. Он узнал, что немцы часа в четыре утра начнут прочесывать дом за домом. — Это не обычная проверка? — поинтересовался Мэллори. — Уже много месяцев такого не бывало. Видно, они решили, что ваша группа ускользнула от дозорных и прячется в деревне, — хмыкнул Лука. — Думаю, немцы в полной растерянности. Вам-то облава не страшна. Вы там не будете. А если б и были, фрицы вас бы не нашли. Вам облава даже на руку. Меньше риска появиться в Маргарите после проверки. Но нам с Панаисом непременно надо быть дома. Иначе несдобровать. — Конечно. Рисковать нельзя. Времени у вас достаточно. Через час будете дома. Но прежде всего поговорим о крепости. Мэллори извлек из нагрудного кармана карту, составленную Эженом Влакосом, и, обратясь к Панаису, заговорил с ним на диалекте островитян. — Послушайте, Панаис. Я слышал, вы изучили крепость не хуже, чем Лука свой огород. Мне и самому многое известно, но хотелось бы, чтоб вы рассказали все, что знаете, — о ее планировке, орудийных позициях, артиллерийских складах, энергетических установках, казармах, системе охраны, выходах, сигнализации. Нас интересуют даже мелочи; где тени более и где менее густы, словом, все. Хотя какие-то подробности могут показаться вам несущественными, сообщите и о них. Скажем, где-то дверь открывается внутрь, а не наружу. Такая деталь может спасти тысячу жизней. — А сам майор как намерен попасть в крепость? полюбопытствовал Лука. — Сам не знаю. Надо сначала взглянуть на нее. — Заметив пристальный взгляд Андреа, новозеландец отвернулся. Согласно плану, им следовало проникнуть в крепость на борту торпедного катера. В этом изюминка всей операции, о ней должно знать как можно меньше людей. Почти полчаса Мэллори вместе с тремя греками изучали карту при свете костра. Капитан проверял данные, добросовестно наносил карандашом новую информацию, полученную от Панаиса, а знал тот очень много. Просто немыслимо, как человек сумел столько запомнить, всего два раза, да еще ночью, побывав в крепости. Он обладал фотографической зрительной памятью. Мэллори считал, что виной тому — неистребимая ненависть Панаиса к немцам. Уверенность в успехе операции крепла в нем с каждой секундой. Неясный гул голосов нарушил тревожный сон Кейси Брауна. Он подошел к Энди Стивенсу. Тот сидел, прислонясь к стене и что-то говорил. Временами он рассуждал здраво, временами нес ахинею. Кейси понял, что тут ему делать нечего; раненым уже занимался Миллер. Тот обрабатывал раны, менял повязки. Помогал ему Андреа, и помогал умело. Приблизясь к устью пещеры, Кейси рассеянно послушал разговор по-гречески, затем вышел из укрытия, чтобы глотнуть свежего ночного воздуха. Из-за того, что в пещере, где не было вентиляции, собралось сразу семь человек и постоянно горел костер, там стало невыносимо душно. Полминуты спустя Браун вернулся и плотно задернул полог. — Тихо, все! — прошептал он. — Неподалеку от пещеры я слышал какой-то звук. Дважды, сэр. Выругавшись вполголоса, Панаис вскочил, словно дикая кошка. В руке его сверкнул длинный обоюдоострый нож. Никто не успел и слова произнести, как грек выскользнул из пещеры. Андреа хотел было последовать его примеру, но Мэллори жестом остановил его. — Оставайся на месте. Наш друг Панаис чересчур опрометчив, — негромко произнес капитан. — Возможно, там никого и нет. А может, это уловка... Проклятье! В эту минуту Стивенc громко забормотал. — Началось. Сделай что-нибудь... Но Андреа уже наклонился над больным. Взяв его руку в свою, принялся второй рукой гладить горячий лоб больного, его волосы, что-то твердя негромким, успокаивающим голосом. Сначала Стивенc не обращал на него внимания, продолжая говорить несвязные, бессмысленные слова. Но затем, под гипнотическим воздействием рук, ласкового голоса бормотание стало стихать и смолкло. Внезапно юноша очнулся и, открыв глаза, произнес здраво: — В чем дело, Андреа? Почему вы... — Тсс! — прижал к губам палец Мэллори. — Кто-то идет... — Это Панаис, сэр, — проронил Браун, посмотрев в щель. — Поднимается по лощине. Минуту спустя, вернувшись в пещеру. Панаис сел на корточки у огня. — Никого там нет, — сказал он сердито. — Одни козы. В нижней части склона. И все. Мэллори перевел его слова товарищам. — На коз не похоже, — упрямился Браун. — Звук был не такой. — Пойду взгляну, — проговорил Андреа. — Выясню, что там такое. Не думаю, чтоб Угрюмый ошибся. — Прежде чем Мэллори успел возразить, рослый грек скрылся во тьме. Минуты через три он вернулся. — Панаис прав. Никого там нет. Я и коз-то не увидел. — Наверно, это были козы, Кейси, — сказал Мэллори. — И все-таки что-то тут неладно. Снег почти перестал, ветер ослаб, а по долине бродят немецкие дозоры. Думаю, вам обоим пора уходить. Только будьте начеку. Если кто-то попытается вас задержать, бейте наповал. Все равно на нас подумают. — Наповал! — презрительно усмехнулся Лука. — Излишне об этом напоминать, майор, если с нами Угрюмый. Иначе он и не умеет стрелять. — Вот и отлично. Ну, ступайте. Чертовски жаль, что вы влипли в эту историю. Но раз уж так получилось, низкий вам поклон за все, что вы для нас сделали. В половине седьмого увидимся. — В половине седьмого, — эхом отозвался Лука. Оливковая роща на берегу ручья, к югу от селения. Будем вас там ждать. Спустя две минуты обоих греков не было ни видно, ни слышно. Лишь легкое потрескивание угольков в догорающем костре нарушало тишину, воцарившуюся в пещере. Браун занял наружный пост. Энди забылся тревожным горячечным сном. Склонившись над раненым, капрал посмотрел на него долгим взглядом, затем неслышным шагом подошел к Мэллори. В правой руке он держал ком окровавленных бинтов. — Понюхай-ка, шеф! — проронил янки. — Да не очень спеши. Подавшись вперед, капитан тотчас же отшатнулся. — Ну и вонь, Дасти! — брезгливо поморщился он. Помолчав, спросил, заранее зная ответ. — Что это, черт побери? — Гангрена. — С усилием опустившись рядом с Мэллори, американец швырнул бинты в огонь. Усталым, подавленным голосом добавил: — Газовая гангрена. Распространяется со скоростью лесного пожара. А парень и без того-то одной ногой в могиле. Зря я только старался.